***
— Если бы диск был хотя бы целый, ещё можно было бы как-то восстановить что-то. Я, конечно же, поковырялся, попытался вытащить информацию, но повреждение на уровне носителя. Это всё, что есть по видео и по звуку, — его друг, с которым он был в спарринге по боксу, махнул на экран, показывая полностью неразборчивое изображение. — А других способов нет? — Боюсь, что нет. Извини, — тот поджал губы, отрицательно кивая. — Ладно. Спасибо, — Щербаков потянулся забрать диск. — Раздобудь камеру, на ней может быть запись, — предположил парень. Лёша лишь кивнул, запоминая, что должен сделать. Его взгляд нельзя было назвать расстроенным, скорей увядшим. Ему не составляло труда развидеть смысл своих усилий, но он продолжал мечтать снова услышать голос Нурлана и потрогать ту же вещь, что он когда-то. Алексей решил заглянуть на почту, надеясь хоть здесь узнать какие-то подробности о письмах. Последнее время они доставляли крайне редко что-то ему, но всё же получалось у них это с завидной пунктуальностью. — Здравствуйте, чем могу помочь? — мужчина лет тридцати-сорока с беспорядком на голове был одет в оранжевую спецовку. Он обратился к блондину, который бегал глазами по залу, не зная, как начать разговор. Он явно работал на доставке, иначе зачем ему такая яркая форма. — Здравствуйте, я по поводу посылок, что вы мне доставляли последние месяцы. Не подскажите, когда Вы их получали? Мужчина начал что-то искать в своём компьютере, а затем смерил взглядом парня, который тут же вскинул удивлённо брови, не понимая, что тот хочет. — Вы — Алексей Сергеевич, верно? — Да, — Лёша кивнул. — Щербаков. Так, — он задумался. — Нашёл. Получили всё сразу десятого ноября. — А как узнали, когда доставлять каждое письмо? — Э-э-э, просто отправитель, Нурлан Алибекович, оставил указания по датам, и мы по ним доставляли. А что, проблемы? — Нет-нет, спасибо большое, — Щербаков собирался уходить, как его позвала женщина за соседним компьютером. На голове у неё была завивка, но Алексей никогда не понимал, зачем девушки с и без того короткими волосами старались подобрать их кудрями. Одета была довольно по простому, если судить только по верху: белая тёплая кофта, прибранная частыми складками на запястьях, дешевые и явно ненастоящие бусы украшали в меру толстую шею, чёрная жилетка без рукавов с прикреплённой по левую сторону от нагрудного кармашка к ней маленькой брошью в виде корзинки с цветами. Обычный набор пожилой женщины-секретаря, которая трудится на производстве кофе своему беспардонному боссу чуть больше полувека. — Алексей, подождите. У нас тут оставляли ещё три посылки и шесть конвертов, но на той неделе пришёл запрос на возврат. — Какой запрос? От кого? — Ну, от Нурлана Сабурова.***
Парень замерзал от декабрьской вьюги, но продолжал сидеть на ледяной скамье, зная, что заслужил такие муки за свой пылкий нрав. Сейчас бы он сидел и писал дипломную под голос любимого с новоприбывшего видео в алом конверте, но лишь сильнее поёжился. Мимо проходил пожилой мужчина, скрепя свежим снегом, который беспричинно налип на подошву. Вслед за ним раздались знакомые скребки по обледеневшему тротуару, словно кто-то бил плитку засохшими прутьями, хлёстко рассекая собой воздух. Лёша повернул голову вправо, чтобы понять откуда исходил звук, и заметил знакомого добермана, который сразу же кинулся к нему. Пёс начал лосниться к его холодным уже покрасневшим от мороза ладоням согревая своим телом, припадая своей тёмной мордочкой изредка к груди и облизывая худощавые пальцы, по которым тут же побежали миллионы иголок. Светлые брови надломились от пронизывающего грудь сладкого и скорбного чувства, и парень склонился над псом, точно собираясь украсть. Благодаря непрерывным поискам и занятиям саморазвитием он был уже близок к принятию совершенной истины. Лёша не мог перестать гладить, касаться чёрной короткой шерсти во всех ему доступных местах, одномоментно понимая, кто перед ним. — Нурик… — прошептал парень, от чего животное подпрыгнуло, сталкиваясь со лбом человека, и завыло так жалобно, так тоскливо и тяжело, что у самого Лёши больно защипало в носу, вся боль, которая копилась эти месяцы резко выплеснулась, и на глаза стали наворачиваться слёзы. — Любимый, — обрывисто прошептал блондин, теряясь в чувствах. Намереваясь сказать сразу всё и в тот же момент ничего, он просто молчал, понимая, что не может дать сейчас его душе ничего, кроме касаний и нежных поглаживаний по чёрной короткой шерсти. А Нурлану никогда много и не надо было. Главное, чтобы его мальчик был счастлив, и Лёша был. Щербаков падает на колени, обнимая худощавое тело добермана. Голова ложится на человеческое плечо, не прекращая скулить. — Я скучаю, — парень начал хныкал, радуясь маленькой возможности поговорить, радуясь, что его понимают и слышат, радуясь их второй, но уже осознанной, встречи. — Очень скучаю, — Алексей чувствовал, как колола увлажнённые щёки минусовая температура, и постарался наскоро вытереть их красными ладонями, чтобы не стало хуже, но он не мог остановить эту бурю внутри себя и прекратить всхлипывать. В ответ на это пёс снова стал упираться лапами в тело парня и тыкаться мордочкой в его лицо, будто успокаивая. — Космос, ко мне! Идём, родной! Щербаков испуганно жадно сжал в объятиях животное, не желая отдавать, не желая делиться им с каким-то человеком, который даже не представляет, насколько важная и невероятная внутри него живёт и теплится душа. Когда послышался очередной клич, пёс послушно отпрял от человека, заставляя Лёшу расцепить руки, и направился к хозяину, прощаясь с парнем кивком. Блондин так и остался сидеть на снегу возле лавочки, изумлённо распахнув губы и понимая, что произошло минуту назад. Ещё какое-то время он терпеливо стоит на коленях в надежде, что тот вернётся, и они продолжат ласкаться, пока не чувствует, как ноги начинает сковывать неприятное чувство холода. Его сотовый зазвенел громче, когда до него доходит, что до него пытаются дозвониться. Это снова была мама. Блондин морщится, но всё же решается ответить, поднимаясь на скамью. — Привет, мама, — шмыгнув носом, Лёша вдыхает обветренными губами морозный воздух. — Лёша, ты не берёшь трубку. Ну что я должна думать? — Опять что-то снилось? — он начинает чаще моргать, помогая привыкнуть мокрым глазам к студёному ветру. — Да, но рассказывать больше не буду, потому что ты меня избегаешь и так ни разу и не перезвонил. — То есть, мы что, поменялись ролями? — В смысле?***
Мутным взглядом, уставший от постоянных в последнее время перелётов, он снова пересматривает откровения. Алёша собирался зацепиться за жизнь, за реальность любыми способами, но после последней встречи, он всё больше и больше чувствовал, как силы покидают его. Он отказывался верить в произошедшее, но по-другому никак. Даже в самых бредовых снах Щербаков не сталкивался ни с чем подобным, а тут животное откликается на совершенно незнакомое при нормальных обстоятельствах ему имя, стараясь вникнуть в его слова и почти что отвечать на каждое. Его ещё никогда не настигала карма, но похоже, он сделал что-то ужасное в прошлой жизни, раз вынужден так мучаться в этой. С другой стороны, он не видит в этом абсолютно ничего плохого, за исключением своего разбитого состояния и отнюдь непрезентабельного внешнего вида. Лёша не первый раз смотрит это видео, поэтому знает, как он выглядит, и на этот раз решается просто полюбоваться красивым видом под собственную речь.«Я скучаю по твоим подаркам, скучаю по тем временам, когда хранил от тебя тайны, чтобы потом одну за другой их открывать тебе, зная, что ты выслушаешь, что всегда поймёшь и поможешь. Я скучаю по этому. Знаю, звучит абсурдно, но я попробую рассказать то, что не рассказывал ещё никому.»
Приземлившись в Степногорске в очередной раз, Алексей спешит на приём к адвокату. Мужчина любезно оставил ему свою визитку в прошлый раз на случай чего, и это самое «чего» недавно натворило достаточно делов, чтобы его можно было прибить прямо там, и оформить, как несчастный случай. — Честно говоря, меня удивил Ваш вопрос, — признался мужчина средних лет. Он был всё также одет с иголочки. Явно дорогой костюм в тонкую полоску смотрелся на нём просто невероятно, подчеркивая фигуру и рост. Русые в темноту волосы были аккуратно зачёсаны в бок и покрыты лаком вперемешку с одеколоном, которым была пропитана если не вся контора, то точно забрызган целый кабинет. Красное дерево дорого смотрелось в сочетании с его золотыми часами и статуэткой Фемиды. — Тогда объясните, что Вас смущает? Лёша нервно сцепил руки перед собой, сжимая ярко-розовые губы. — Я был знаком с Нурланом ещё со школы, и когда он попросил меня отправлять конверты в указанные даты, я не задавал вопросов. — От Вас я получил всего один конверт, почему Вы говорите, что их было много? — Ох, Алексей, я полагаю, что за последнее время Вы получили, скажем так, от Нурлана очень много всего: и сообщений, и писем, и видео, и посылок — я даже не представляю сколько. Вы должны знать, что все они были отправлены отсюда, но повторюсь, — его указательный палец опустился перпендикулярно крышке стола, — я не спрашивал о содержании этих посланий. Нурлан был моим другом, и я не нарушу обещаний, поймите, — адвокат отражательно покачал головой. — Я не могу сказать больше. — Вы не скажите даже, всё ли отправили? — голубые глаза стали затягиваться полупрозрачной пеленой надежды, но адвокат снова увильнул от разговора. — Я получил письмо с указанием прекратить отправку, — он выставил руки перед собой. — От кого?! — тут же прилетело от Алексея. — От Нурлана! Точнее, от системы, созданной им, чтобы исполнять его волю, но очевидно что-то пошло не так, как планировалось. — И всё же, — блондин прищурился, стараясь деликатнее намекнуть, — у вас что-то осталось для меня? — Да, но я не могу отдать это Вам пока Нурлан Сабуров сам не попросит. — Он может попросить? — Лёша удивленно вскинул брови, выпрямляясь в спине. — Не сомневайтесь, — мужчина расплылся в улыбке. — Если бы я знал, сказал бы. Адвокат аккуратно поднялся со своего места, провожая посетителя. Алексей понял, что их разговор подошёл к концу, поэтому взял с соседнего стула свой коричневый кожаный портфель и второпях накинул на себя пальто. Неожиданно тот снова заговорил. — И могу Вас кое в чём уверить, — мужчина не хотел показаться бестактным, — я не видел более влюблённого человека, чем он.***
Алексей стоял напротив того же дома цвета кофе с молоком, покрытого от времени серыми крапинками, что были заметно различимы на фоне светлой плитки. Его лицо подсвечивалось экраном телефона с открытой почтой. — Раз, два, три…НурланНурланНурлан
— Четыре, пять, шесть, семь, восемь…НурланНурланНурланНурланНурланНурланНурланНурлан
— Девять, десять, одиннадцать…НурланНурланНурланНурланНурланНурланНурланНурланНурланНурланНурлан
— Отправить… Его глаза поднялись на завешанные окна, в которых тускло горел свет, но его хватило, чтобы понять, что шторами внутри кто-то распоряжался, наскоро сдвигая слой тюли и тяжелой ткани. Лёша отвернулся, подумав, что его видели, и поспешил зайти в здание напротив, оказываясь в том самом магазине для дома и наблюдая сквозь витрину за изменениями в доме профессора. Неожиданно запиликал знакомой трелью телефон, Лёша радостно потянулся в карман, облегченно вздыхая, осознав, что достучался до системы Нурлана. За его спиной раздался мужской голос, экран его собственно телефона был тёмным. — Алло! О, а я всё думаю, куда же ты делся! Лёша понял, что это звучал не его сотовый. Просто получилось так, что два человека с одинаковой мелодией неожиданно оказались в одном магазине в центре Степногорска. Не более, чем простое совпадение.Мне едва исполнилось двадцать, мы поехали с папой к бабушке и дедушке. За рулём был я. Папа сказал, что я уже неплохо вожу. Он любил скорость, и я тоже. И вдруг, не знаю как, на прямой дороге, по которой мы тысячу раз ездили, я потерял управление. Может, было скользко после дождя, а может быть потому что я слишком быстро гнал. Нас вынесло с дороги, закрутило, и мы полетели прямо в кювет. Я не знаю, как, но я смог открыть дверь. Меня выбросило из машины. Кусты смягчили падение, и я выжил. Но мой папа, — Алексей рассыпался на части, — но папу зажало внутри, и я ничего не смог сделать. Папа… Я ничего не смог сделать! — он уже задыхался от того кома, что давил прямо на кадык.
Отлёживаясь поздним вечером в мотеле, что находился в квартале от дома Нурлана, Щербаков заметил, как телефон загорелся вместе с входящим звонком. «Нурик» — гласила подпись. Он не раздумывая смахнул вправо, поднося сотовый к уху. — Алло! Молчание сопровождалось фоновым шуршанием и каким-то треском, словно от фольги. — Алло! Алло! — Это… — женский, немного стервозный голос достаточно неуверенно донёсся до Щербакова. — Алло! — настаивал Алексей, но слышал лишь тишину, а затем возню, за которой последовали гудки. Видео выключилось, доводя до логического конца историю блондина. Щербаков понял, кто ему звонил, но до последнего старался отрицать это, потому что очень не хотел сталкиваться, общаться и вообще как-то контактировать с этим человеком. На следующий день, Алексей стоял возле школы, в которой учился Тагир, чтобы проверить одну из своих догадок. Увидев, как брата Нурлана целует та самая брюнетка, Алексей распалился кучей вопросов внутри себя, но кричать об этом не стал. Он догадывался, что телефон профессора остался у неё, иначе она бы не позвонила, но нежный нрав до последнего надеялся, что это был его мужчина. Отрыв в иной раз сотовый Нурлана среди других контактов и, не отрывая взгляда от девушки, набрал. Алексей, заметил, как та потянулась к сумке, замирая на месте. Её губы недовольно изогнулись, увидя имя на входящем звонке, что лишь подтвердило догадки Лёши о том, что ему не рады. Она механически ткнула в телефон, и Алексей понял, что ему ответили. — Алло? — с прежним напором, надменностью и какой-то скрытой агрессией спросила брюнетка. Лёша испуганно наблюдал за ней по ту сторону железного забора, теперь пришёл его черёд молчать. В его случае, он просто не знал, что ответить этой женщине, поэтому повесил трубку, но если сравнивать с вечером ранее, то он звонил не с тем же чувством, что и испугавшаяся казашка, а лишь с целью убедиться в своей правоте. Та гневно оторвала телефон от уха, а потом снова приложила. Телефон в руках блондин звучно завибрировал, и брюнетка поняла, что парень где-то рядом. — Алло? — ответил Лёша. — Я знаю, кто Вы такой, а Вы знаете, кто я такая. Объясните, что за игру Вы здесь устроили? — Простите, я всего-лишь… Алексей было подумал признаться, что хотел просто понять, кому теперь принадлежит номер Нурлана, но его резко осадили. — Что «всего-лишь»? Лёша сам не понимает как, но сейчас он бредёт на встречу с брюнеткой в какую-то забегаловку, адрес которой она в порыве беспричинного гнева оставила на повестке. Оказавшись в тёплом здании, Алексей увидел единственную, сидящую к нему спиной, темноволосую девушку в заведении. В помещении по-новогоднему пахло мандариновой коркой, солёной рыбкой для салата, майонезом, сладкими печеньями. Всё это подавалось посетителям под красивой обёрткой в виде праздничных украшений фасада и стен забегаловки. Каждый магазин старался сделать побольше выручки после праздников, чтобы покрыть траты сотрудников на подарки родным. Брюнетка что-то рассматривала в своём телефоне, когда перед ней оказалась высокая фигура светловолосого мужчины. — Здравствуйте, я Алексей. Та подняла на него глаза, побледнела и с глупым выражением лица уставилась на парня. Лёша в свою очередь разглядывал девушку, которая была очень похожа на Нурлана: у неё были такие же узкие глаза, аспидно-чёрные волосы и тонкая шея. На плечах располагался пиджак невесть какого размера, который, не смотря на худое телосложение, очень сильно утяжелял девушку в его глазах. — Да, я в курсе, — пулемётной очередью оттараторила она, боясь запнуться. — Видела на фотографиях, и узнала в ноябре возле нашего дома. Щербаков протянул ей руку в знак знакомства, но девушка не сдвинулась с места, высокомерным взглядом скользя по запястью мужчины. — Рад знакомству, — пояснил блондин, но поспешил спрятать ладонь за спиной, неловко оборачиваясь. — Да, в ноябре. Я… Я был в смятении. Она махнула рукой, проводя по поверхности стола ребром. — Спасибо, — Лёша любезно принял приглашение присесть, поднимая полы чёрного пальто. — Я ждал возле дома, а я ещё надеялся, что это не правда. Я не хотел Вас беспокоить, — после жеста доброй воли, он на миг забыл, что она не такая уж и приветливая, как её приглашение составить компанию. — И что Вам от нас нужно? Понимание? — выпалила раздражительно казашка. — Нет-нет, — опешил Лёша, отстраняясь. — Или сочувствие? Диана сжигала его ненавистью, которая с каждом новым словом убивала его, как несчастного птенца, выдирая из его крыльев всё новые перья. — Нам, наверно, не стоило встречаться, — он взволнованно стал растирать руки, рассматривая природные узоры на коже. — Я была уверена, что мне не хватит смелости встретиться. Привыкла ненавидеть Вас на расстоянии, — она на миг одарила его фальшивой улыбкой, оголяя неровный ряд зубов на верхней челюсти. Лёша нервно сглотнул, побольше втягивая сладкий запах имбирного печенья. Ему явно была не по душе компания этой особы, хоть он и понимал, что позвали его явно не поговорить, а казнить за каждый неверный шаг и движение, отчитывать, как маленького мальчишку, носившийся шпаной с футбольным мячом по двору, а затем и вовсе выбивший окно на кухне своей игрушкой вредной тётеньке. — Имеете полное право. — Давай без церемоний, — выкрикнула брюнетка, прищуриваясь. — Мы почти ровесники. — Ты младше меня, — слегка огрызнулся Лёша. — Старше. На десять месяцев, — поправила она, стискивая зубы. Ей было мерзко признавать, что её променяли на какого-то русского мальчишку. Щербаков молча согласился с ней. — Тагир — единственная причина, почему мы общались, — она ещё раз пропускала, через себя весь смысл сказанных ею слов, продолжая не верить своим ушам. — Он меня, конечно, любил, — нарочито изогнула губы, прикусывая нижнюю, — но жизненных сил ему этого не придавало, — злая ухмылка граничащая с ненавистью к этому милому, с невинным личиком, парню. Её бесило, что тот строил из себя ангела, пресмыкаясь перед ней и стараясь подкупить жалостью. — Нечего сказать? — девушка снова крикнула, едва ли не набрасываясь на блондина, который ошарашено начал бегать глазами по столу, стараясь придумать, что должен сказать. — Что бы я ни сказал, это ничего не изменит, — признался он. — Но я могу поклясться, что всегда уважал его выбор и не подталкивал его менять жизнь, — его брови снова изогнулись в надежде на то, что барышня смягчится. — Довольствовался тем временем, которое он уделял. Было непросто, — оценил он, но тут же добавил, — но я даже не знал о тебе. — Хорошо, — самодовольно произнесла она, немного ухмыляясь. — А теперь исчезни, и оставь нас в покое! Нурлана больше нет, ты это понимаешь? Так что хватит его искать, и не надо больше слать идиотские сообщения. Нурлан Сабуров умер! Это звучало, как приговор. Никогда ещё правда не было так неумолимо противна, чужда и отвратительна. Лёша был слишком сентиментален для такой прошибающей манеры общения, способа подачи информации, это было не в его стиле, хоть он и любил поспорить разок другой, грубо унижая других, но сейчас на его месте была казашка, которая брызгала злостью и обидой. Молча поднявшись со своего места, парень взял в руки портфель и направился к выходу, оставляя женщину одну. Он не знал, стоило ли продолжать ни к чему не приведший диалог, поэтому просто принял её слова, как должное, опуская глаза себе под ноги. На следующий день, Лёша направился в обсерваторию, о которой ему часто рассказывал Нурлан. Сам лично он никогда не был в этом величественном месте Казахстана, поэтому с любопытством озирался потрясающему дизайну здания при входе. — Это взрыв сверхновой 1987А, она сначала расширяется и в итоге рассеивается в небытие, — руки мужчины следовали за движениями голограммы разлетающихся частиц. — Профессор Сабуров радовался, обнаружив такую, — один из учёных, кто узнал Алексея на входе, решил пригласить его внутрь, и теперь показывал Щербакову всё, что могло зацепить его и врезаться в сознание, оставляя в памяти красивый, как туманность Бумеранг, след. — А чем он занимался в последнее время? Вопрос словно и предшествовал его появлению в здании обсерватории, поэтому мужчина любезно пригласил его в соседнюю комнату. Алексей видел, как огромные створки купола с помощью электрического привода медленно разъезжались в стороны, разрешая огромному телескопу окунуться в пучину множества галактик. Алексей поднялся по металлической стремянке и прижался глазом к окуляру. — Нужды в телескопе давно нет, но он любил наблюдать на небо. Смотрите внимательно, — прокомментировал учёный, складывая руки на груди. Лёша ахнул, увидев сквозь оптическую систему жёлто-зелёную с лазоревым отливом и неоднородным сгустком газа в сети ярких золотистых прожилок невероятно красивую туманность. — Крабовидная туманность, — восхищённо, но едва слышно, словно боясь спугнуть, проговорил Алексей. — Совершенно верно. — Умерла в одиннадцатом веке, но ещё видна, — не унимался блондин, сильнее обхватывая ладонью кронштейн искателя. — В последнее время профессор часто наблюдал её. — Была какая-то причина? — юноша, наконец, оторвался от аппарата, хмурясь. — Говорил, что по форме она напоминает его астроцитому, — он пожал плечами и снова посмотрел на Щербакова. Лёша ещё раз посмотрел в телескоп, чтобы запомнить своего врага в лицо. Сначала он не обратил внимание на форму, но зная, как устроен телескоп, смог настроить чёткость, чтобы лучше разглядеть рассеянные и условно названные «границами» пределы, за которые не выходила туманность. Телефон зазвенел, заставляя оторваться от игры в гляделки с небесным объектом, которую он считал заранее проигранной. Он сомневался, что сможет смотреть не моргая ещё несколько миллиардов лет. Бесспорно, Лёша был тем ещё упёртым бараном, но сейчас у него были более важные дела. Имя им «Диана», выдающая себя за «Нурик». Через несколько часов Лёша уже сидел в том же заведении, но уже в другом месте рядом с Дианой. Было похоже, что девушка пересилила себя и нашла где-то в запасах немного терпения и воспитанности. На её лице уже не было прежнего раздражения и неприязни, морщинок на лбу как таковых не было, говорящие своим отсутствием о спокойствии дамы. — Нур много говорил о тебе в его последние дни, — она медленно размешивала сахар в своём зелёном чае. — Да уж, представляю, как это подпитало твою ненависть. Казашка улыбнулась, кивая. — Изрядно, но я тебя удивлю. Эти его откровения, сбивчивые и путанные из-за болезни превращали мою враждебность к тебе в зависть, — на этих словах она обиженно поджала губы, вспоминая, как сильно плакала ночами. — Зависть? — Да, чем больше мы о тебе говорили, тем яснее я понимала, что меня никто так не полюбит. Да, признаюсь, я тебе завидую и готова помочь, хотя не знаю, как. Лёша был однозначно удивлён, как и предсказала девушка ранее. Он больше не видел в ней той озлобленной женщины, что так рьяно готова бить себя кулаком в грудь, доказывая всем, что заслужила своё место под солнцем рядом с таким очаровательным мужчиной. — Почему Нурлан ничего не рассказал мне о болезни? — От своей семьи он тоже старался всё скрывать, но последнее время это было всё тяжелее делать. Его родители догадались, и я вместе с ними. С тобой на расстоянии было проще. Он хотел предугадать все твои действия в ближайшие три месяца, чтобы поддерживать тебя. Хотел знать всё. Абсолютно, однозначно и наверняка. Нурлан хотел стать для тебя бессмертным. Блондин, опять прикрыв глаза, словно сквозь дрёму, лишь благодушно улыбался. Нурлан очень сильно его любил, но он даже и предположить никогда бы не смог масштабы его чувств. В душе рассвистелась обида из-за своего бессовестного поведения по отношению к Сабурову, принимая любой знак внимания, как должное. — Ему почти удалось, — Лёша улыбнулся сквозь боль, — но я сам всё испортил. — Я знаю, — кивнула девушка, делая глоток. — Может быть, он оставил какую-то возможность восстановить эту его систему? — Я не знаю, он всё придумывал сам, — брюнетка повернулась к своей сумке, что-то ища. — Могу отдать тебе это, — в его руки оказалась протянула небольшая камера. — Это же его камера! — Доктор Ким, который был рядом последние несколько дней передал мне её. Я её даже не включала. Они просидели так ещё небольшое количество времени, но в душе у блондина всё равно колыхался осадок от первой встречи, марая образ добродушной девицы во вторую. Дома Алексей проверил память камеры, но там было пусто. Он раздраженно со всей силой поставил её на полку выше, наказывая за бесполезность. — Я не верю, что ты не оставил мне ни единого шанса все исправить, позволить снова слышать твой голос, и читать твои сообщения. Какой же я дурак, — он положил голову на руки, стараясь силой придумать способ всё вернуть. На следующий день, Алексей ждал встречи с тем самым доктором возле поликлиники. Было солнечно, но удивительно холодно. Ветер ни на минуту не унимался, казалось, что он проникал всюду. Возможно, Ким что-то знает и готов поделиться информацией, но Алексей уже терял надежды, прозябая на улице. Наконец, из большого здания показалась первая солидная фигура мужчины примерно нурлановского возраста. Он был одет не по сезону, но очень модно для обычного врача. В его предоставлениях те безвылазно ходили в белых халатах и перчатках, а этот был больше похож на Темиргалиева со всей своей дорогой амуницией. — Извините, Вы доктор Айдар Даниярович? — Лёша бестактно подлетел к нему, случайно задевая рукой того за плечо. — Да, но я ужасно спешу. Запишитесь в регистратуре, — Ким проигнорировал парня, торопливо спускаясь по лестнице. — Меня зовут Алексей Щербаков, — блондин попытался последний раз, и на удивление обоих, врач остановился, принимая его просьбу поговорить. Они прогуливались по одной из главных улиц города, неторопливо знакомясь, но, конечно, в большей мере, диалог строился на сплошных вопросах парня, на которые тот терпеливо и лаконично отвечал. — Здесь я его навещал каждый день, но в Мастрюки мог приезжать только по выходным. — Зачем он туда уехал, там же ему могло стать плохо в любой момент? — Я отговаривал его как мог, но напрасно. «Я должен распланировать свою дальнейшую жизнь, не хочу, чтобы мне мешали» и смеялся, — рассказывал доктор. — Он с Вами говорил обо мне? — Крайне редко. Вскользь. Иногда. Но, поверьте, Алексей, он строчил письма, набирал километры сообщений, записывал видео, писал программу для почтового агента, и всё это ради Вас, — Лёша снова улыбнулся на этих словах врача, и тот недовольно вскинул бровь, хмыкая. — Он использовал в игре всех, кто был вокруг, словно пешек. Каждый должен был переслать что-то кому-то в определённый день и час, а тот другому, третьему и, наконец, Вам. Содержание послания никто не знал, письма были зашифрованы, — он снова укоризненно усмехнулся, — шпионский роман. — И когда я нарушил алгоритм, что произошло? — Все получили телеграмму от Нурлана с просьбой переслать всё, что ещё не отправлено его адвокату, Темиргалиеву, как Вы уже знаете. — Вы тоже получили? — Нет. Я единственный человек, который отказался в этом участвовать, — доктор остановился, поворачиваясь лицом к Алексею, и увидел на его лице вопрос. — Он обиделся, но я дал понять, что не стоит на меня расчитывать. Он был в курсе, что я не одобряю подобного между мужчинами. — Надеюсь, это не разрушило вашу дружбу. — Как врач, я смотрю на это иначе. Если могу вылечить человека — лечу. Облегчаю страдания другу или пациенту — не важно. Нурлан был другом, но я осуждаю его. Это эгоистично. Он умудрился причинить боль всем: и невесте, и младшему брату, и родителям, и в итоге, как мне кажется, даже Вам, Алексей. Щербаков опустил глаза. Нурлан действительно первые недели изнурял его неизвестностью, отнимающей желание делать что-либо, но не смотря на это, Алексей понимал, что Нурлан любил его и старался уберечь даже от самых мелких проблем. Самое обидное, что он назвал Диану, которая по сути была ему никем, невестой. Это окончательно создало образ врача в его глазах металическим и черствым, как забытая на полках буханка хлеба. — Вы правы, что всё прекратили. Его план был безумен и уместен только для второсортного научно-популярного романа. Лёша молча слушал доктора, но в голове он точно знал, что намерен восстановить эту связь во что бы то ни стало. — А что станет с теми сообщениями? — Окажутся там же, где и его завещание. Если оно, конечно, есть в силу его столь молодого возраста. — Мне очень нужны эти письма, прошу, помогите уговорить адвоката Темиргалиева отдать их. — Я его знаю, он абсолютно непреклонен. Он отдаст то, что Вы хотите, только получив разрешение от Нурлана.***
— Все стёрто, видимо чтобы освободить память, — его друг небрежно вертел в руках камеру. — Но ты же творишь с техникой чудеса, — положив руку на плечо мужчины, Лёша жалобно посмотрел на него. — Помоги. — Обещаю, что попробую, но нужно будет привлечь посторонних. — Кого именно? — Спеца из разведки. Присутствовать нельзя. И если что-то найдём, то неизбежно это увидим, — предупредил парень, а Алексей искренне надеялся, что они ничего там не найдут, хоть и хотел обратного результата.***
Щербаков переворачивал исписанные листы на рабочем столе, стараясь найти тот, который последний раз был в его руках. Их было так много, что парень в какой-то момент бросил эту затею и взял чистый лист. — Неужели ты всерьёз воспринял мою истерику? Даже не верится, — он задумался. — Или ты сам дал мне возможность всё отключить? Как ты вообще мог! — Лёша отодвинулся, уперевшись руками в крышку стола. — И уж если ты знал меня, то должен был понимать, что я передумаю. Щербаков принялся перечитывать ранее отправленные сообщения с непонятными шифрами из одинаковых слов на почту Нурлана. — Ты должен был придумать какой-то код, чтобы всё вернуть. Одиннадцать раз Нурлан, — он загнул первый палец, — одиннадцать раз Алексей, — второй опустился следом, — одиннадцать раз ты, одиннадцать раз я, одиннадцать раз мы с тобой, прописными, строчными, заглавными. Я всё перепробовал! — Лёша чувствовал, как силы покидают его, с каждым логичным рассуждением улетая всё дальше за пределы квартиры. — Не смей меня бросать в этом лабиринте, — блондин ударил кулаком по столу, понимая безвыходность ситуации, глаза заблестели, а щеки немного порозовели. — Потому что я с ума сойду, милый. К глазам подступают непрошеные слёзы, и он мысленно себя ругает — неужели нельзя сдержаться? Он ведь не плакса. По крайней мере, раньше ею не был.***
Леша снова летит в Мастрюки, в поисках какого-то знака, предмета, быть может, очередного письма, жестянки с кодом из непонятных каракулей — что-то, что может дать подсказку, как ему всё исправить. Он обыскивает дом практически за день, перевернув спальню вверх дном. Алексей оставил после себя выдвинутые шкафчики, свалял чистые покрывала и наволочки, которые лежали в тумбочке рядом с кроватью и ждали своего часа, чтобы сменить те, что давно уже обнимали собой пуховую мягкую подушку, свалил стулья, осматривая обратную сторону сидушки. Даже большие деревянные коробки, которые обошлись Нурлану в своё время под сорок тысяч каждая, не остались без внимания. Лёша тогда сильно ругался, убиваясь из-за спокойствия и выдержки казаха, что легко так прощался с крупной суммой денег, видите ли «они идеально впишутся в интерьер». Когда Алексей находит в одном из них старый блокнот, то по его листам и толстой бахроме, что осталась от многочисленно вырванных страниц, понимает, что Нурлан писал письма именно в нём, а затем, чтобы избежать неаккуратных краёв, обрезал и укладывал ждать своей очереди. Находит несколько пустых красных конвертов и аккуратно убирает в сторону, на стол. В его беспорядок, ужасаясь, врывается кудрявая мадам. — Что ты потерял, Лёшенька? — Кроме того конверта, что ты отдала мне, профессор оставлял тебе что-то ещё? — Да, большой конверт на имя адвоката из Казахстана со штампов, но открытый. Боже правый, Алексей! Что ты натворил, это же сколько мне убирать! Мало того, что вы вечно с Нурланом устраивали погром в доме, так ты тут потрудился и в одиночку на славу! — Анджела, не зуди. Продолжай! — А внутри было много маленьких конвертов. — Конвертов? — Письма для тебя, пронумерованные. Мне было велено приносить их в дом по одному, каждый раз, как ты сюда приедешь. — Они у тебя? — Профессор сказал, что возможно пришлёт телеграмму с последующими инструкциями, но говорил он это очень неуверенно. Она достала из-за пазухи и протянула белую, аккуратно сложённую бумажку, Алексей забрал из её рук и принялся негромко читать.«Дорогая Анджела, запечатай конверт и отправь по этому адресу. Всегда благодарный, Нурлан Сабуров.»
— Ты уехал, а на следующий день она пришла, — добавила женщина, забирая из его рук телеграмму. А Алексей стоял, бегая глазами по небольшим, где-то лежащим с зимы пятнам белым пятнам сугробов.***
Гаврюша мыл руки в ещё холодной воде, как что-то подчерпнул и понёс в ладонях Алексею. Блондин сидел на чёрном камне, расписывая что-то в своей тетрадке. — Смотри, какой красивый! — мужчина наклонил чашу из ладоней ближе к парню, показывая, как внутри плескался маленький краб. Он чуть подался руками вперёд, доверяя малыша Алексею. Тот подставил, также складывая, руки, чувствуя, как немного воды попадает на его пальцы, пока краб перебирал ножками по его запястью. — Профессору они нравились, — Гаврюша не умел улыбаться, поэтому подарил мальчику ехидную ухмылку и пошёл в обратном направлении. — Он их изучал, и изучал, изучал и изучал… — Гаврил, — неожиданно произнёс Алексей. — Профессор тебе что-нибудь оставил? — Нет, — соврал он, — правда, когда он уехал, это я нашёл на берегу. В его руках появилась поясная сумка, которую он сразу же передал в руки юноши. Лёша погладил тёмно-синюю искусственную кожу и расстегнул её. Внутри была какая-то помятая чёрно-белая путеводная карта, хвастаясь своими потёкшими в некоторых местах цифрами и линиями. Отодвинув её, Алексей нашёл несколько карт памяти, собирая одну за другой в кулак. — Я высушил на солнце. Сильно помялось, но я для него храню, — похвалился мужчина, всё также криво улыбаясь, оголяя больные передние зубы. — Гаврил, профессор… — Когда он вернётся, я ему отдам, — перебил лодочник. Внутри лежали карты памяти, которые Алексей первым делом привёз своему другу в салон. Тот разрешил ему прийти вечером, когда лично оцифрует изображение и убедится в его целостности. На улице всё ещё было прохладно, но не смотря на это солнце не спешило угасать, наслаждаясь своим часом. Лёша не знал, чем себя занять, поэтому изредка надоедал ему, подгоняя завершить процесс как можно быстрее. Ближе к семи часам, когда закрылся видеосалон, он набрал Щербакова, разрешая прийти. Студент отирался неподалёку, чтобы можно было быстрей прийти. Ему включили записи одну за другой, оставляя за стеклянной дверью наедине с компьютером. Изображение загорается, но оно не такое чёткое, как хотелось бы. — Привет, Лёш, — Нурлан улыбается, но в следующую секунду хватается за лоб, и сильно морщится. Он начинает слегка постукивать себя по лбу, якобы чтобы начать лучше соображать. — Прости, о чём это я? У Алексея на лице застыл мёртвый испуг, а в сердце снова начала ныть старая рана. — Привет, Лёшенька, — на этот раз кто-то отвлекает его, и он уводит взгляд с объектива, прикрывая рукой камеру. Лёша прижимает кулак ко рту, хватая зубами ткань кофты, чтобы хоть как-то сдержать рвущееся волнение. Видео переключается, а на ней Нурлану всё также нехорошо. — Привет, любимый, — казах снова делает попытку, но его боли не унимаются. Кадр сменяется, Нурлан уже сидит в своей квартире, в родном городе и, запрокинув голову, со всей силой прижимает белый платок к лицу. Когда Сабуров убирает его, то по небольшим кусочкам Лёша видит кровь. — Привет, мой мальчик! Как дела? На лице Нурлана неподдельная, но очень напряженная улыбка, которой он старается прикрыть мучительные головные боли. Изображение раздваивается и начинает рябить, повторяя вопрос. — Привет, Лёша, как дела? Лёша видит его улыбку, размытую в пикселях, видит как взгляд устремлён прямо на него, видит, как эта же улыбка медленно исчезает с его красивого лица. Алексей внутри давно уже убит той болью, что смиренно гнетёт его каждый день по утрам, горем, которое не унимается даже когда он спит. Алексей продолжает оставаться на своём месте, смотря на любимого сквозь призму слёз. — Как дела? Он начинает хныкать, не способный смириться, не готовый видеть Нурлана таким. Человек с огромным, постоянно кровоточащим сердцем, заботливый, добрый и сильный — всё это о нём, и Лёша совершенно не верит тому, что транслирует экран. — Лёш? Ты как? Скажи и я выключу. Скажи, и я замолчу. Да, так лучше. Лицо брюнета заметно дрожит, заставляя того чаще моргать, чтобы скрыть видимые признаки своего недомогания. Он тяжело дышал, его руки всё ещё дрожали. Он надавил ладонями на глаза, и тихо что-то прошептал себе под нос. Голос в голове твердил Лёше, что нужно плакать, кричать, дать выход бушующим эмоциям. Но он не мог позволить себе больше, чем уже было. Он попытался глубоко вздохнуть, но не получалось, словно на горло что-то давило. — Всё хорошо! Правда, — обещает он, прося не беспокоиться о нём. Нурлан не хотел, чтобы Алексей каким-то неведомым образом нашёл эти «неудачные моменты», он бы не простил себе, если бы Лёша разрушал себя из-за бестолковой, совершенно неуместной тревоги. Если бы довёл до слёз эти светящиеся глаза или испортил эту добрую улыбку, но сейчас его мальчик, сжимаясь в районе солнечного сплетения, готов был исчезнуть, понимая, насколько плохо тот себя чувствовал. — Как дела? — Нурлан спрашивает это снова с милой улыбкой, а затем, словно что-то забыв, хмурится и произносит. — Дела… О чём это я? Лёша не верит, что всё было именно так. Копна непокорных чёрных волос находилась в ещё большем беспорядке, чем обычно. Он всегда использовал две дорогие пасты, чтобы укладывать волосы. С виду они делали волосы жирными, но потом, напитав собой структуру, делали их невероятно пушистыми и гладкими. Лёша очень сильно любил, как всё очень гармонично сочетается в этом статном мужчине, и достаточно часто завидовал самому себе. Всхлип в пустой комнате звучит особенно отчаянно. — Странная погода, да? — Нурлан уже стоит облачённый в свитер. — Надеюсь, у тебя погода лучше. Надеюсь, что… Надеюсь. Я надеюсь, — он старается говорить увереннее, но получается ужасно, поэтому брюнет просто выключает камеру. Глаза Алексея нашли глаза Нурлана. Яркие, немного застекленевшие, они тонули в тени его лица, и, как прежде, выделялись на фоне бледной кожи. — Не званный гость всегда не кстати, но твой гость надеется, что ему рады. Да, не знаю что ты сейчас делаешь, — он снова задумчиво отводит взгляд. — Не знаю… Нет, знаю. А может и нет, — Нурлан гадает, это выглядит одновременно забавно и нет. Лёша увидел, как его рука задрожала, и Нурлан, исчерпав свои силы, снова опустил её на подлокотник. Щербаков услышал, как тот шумно вздохнул, а его губы образовали подобие улыбки, хотя было заметно, как он не справлялся. — Надеюсь, я смог сделать тебя счастливым, — снова начинает он, но тут же отрицательно кивает головой и нервничает. — Нельзя такое говорить! Ты совсем с ума сошёл, Нурик. Он же не поймёт, — затем в его монолог врывается что-то, что Алексей объяснить не может. На него поднимают бесконечно грустный взгляд, и Лёша понимает — Нурлан резко меняется в лице, силясь, но продолжает улыбаться. — Не-е-ет, он поймёт. Лёша умный мальчик, самый лучший на свете. О, господи, — астрофизик снова хватается двумя руками за лицо, стараясь спрятать в ладонях невыносимую боль, скрыть своё лицо, чтобы не сделать больно своему мальчику. — Нельзя его расстраивать, — говорит он чуть тише, а затем разгорается на крик. — Нельзя! Нельзя! Он должен быть счастлив! Нельзя! Алексей уже не пытается сдерживаться, поэтому ложится на сложенные, как в первом классе, руки и начинает кричать, задыхаясь слезами. — Я был бы так рад, если бы сейчас ты был здесь, — Нурлан уже не такой бледный, как на видео до этого. Он спокоен, как и прежде, и очень напоминает того самого парня, в которого однажды втюрился до беспамятства. Кожа на ладони была практически прозрачной, можно было разглядеть голубые вены на запястье. Нурлан сжал пальцы, и Лёша понял, что рука всё такая же тёплая. Из его глаз скатились слёзы. — Я так рад… — тихо сказал Нурлан, его голос был не громче вздоха. — Так рад… так рад, если бы ты приехал. Лёша моргнул, но слёзы никуда не девались. Он не знал, он просто не знал. Ведь никто не сказал ему. — Я должен был приехать раньше, — сказал Щербаков дрожащим голосом. Неожиданно Нурлан расчесывает в своей манере волосы пальцами, на которых заметны крупные гематомы, некоторые места на тыльной стороне руки залеплены пластырем. Затем включается другое видео, там Нурлан немного счастлив, и совсем не выглядит потрёпанно. Он всегда старался выглядеть для Лёши идеально, особенно последние месяцы, когда не прекращал записывать видео. Не всегда получалось с первого раза, но самые удачные, он считал своей личной победой на болезнью. — Привет, родной мой. Видео не получилось, поэтому я поговорю на камеру. Родители уехали, Тагир в школе, — на этих словах он засомневался, добавляя смешное, — наверное. А как ты? Я сегодня, — он задумчиво моргнул, — весь день думал о тебе, о нас, потом снова о тебе. Он тряхнул головой, но тело предавало его. Лёша уже давно сидел красный, с мокрыми ресницами, предательски слипшихся между собой, мешая нормально смотреть. Нурлан долго смотрел в окно. Лёша думал, что он пытался найти ответ. Брюнет снова обратился взглядом к камере. Свет, падающий из окна, окружал его каким-то неземным ореолом. — Мы… ты вырос, — вдохнул он, слабо пожимая плечами, будто извиняясь. — Мы были… очень неплóхи, согласись? И мир требовал от нас, — он снова запнулся, тут же исправляясь, — от меня много. Слишком много. Лёша прикусил изнутри щёку. — Мне было очень тяжело, когда я вернулся домой, — начал он. — Я понимал, что причиняю тебе боль своим отсутствием, но это было… На это было бы невозможно смотреть. И я подумал, я решил, что тебе будет лучше без меня. Тебе было очень тяжело. Если б я только не знал тебя, никогда бы не стал делать ничего подобного. Я бы, в принципе не стал бы делать такого ни для кого другого. Лёша вздохнул так, будто волны обрушились на берег. Он задыхался, казалось, будто что-то задрожало внутри, какое-то узнавание, которое помогало не потеряться в себе окончательно, было потеряно уже часы назад. Он снова потряс головой, стараясь смахнуть слезы, но они не останавливались, и тогда он увидел сквозь них, как чёрные глаза с экрана заблестели. Обрамленные картинки на стене размылись, вышли за свои границы и смешались с тусклыми обоями, в акварельный беспорядок. Нурлан не двигался, а затем повернул камеру, улыбаясь. Нурлан хотел ещё одну Лёшину улыбку, он хотел ещё один мечтательный взгляд, поэтому он начал напевать какую-то мелодию, слегка покачивая головой. Он хотел, чтобы Лёша ещё больше влюбился в него, потому что ничего не смогло бы причинить боль, если бы это случилось. Было бы не больно почувствовать себя ещё на миг счастливым. Щербаков уже не знал, куда спрятать себя, он не мог и без того долго сдерживать натиск бушующих в его голове трагических картин, сцен, когда Нурлан корчился от нестерпимой боли и момент прощания с миром, который оказался слишком дорогим, чтобы видеть собственными глазами. Лёша срывается на крик, запрокидывая голову, и чувствует, как по его шее текут солёный ручьи, противно касаясь ключиц. — Я люблю тебя, — шепчет он, уже сорвав несколько связок, ощущая режущее чувство в глубине горла. В комнату забегает его друг и выключает компьютер. Александр опустился на пол вместе с ним, Щербаков рыдал в его плечо, сжимая руки так сильно, что чувствовал, как его собственные пальцы трещат. Он кричал в его желтую жилетку, ещё сильнее раздражающую его рецепторы, и тот обвил руками его спину, одной рукой гладя по затылку. Его кепка отцепилась и упала на пол. — Лёх, ты должен взять себя в руки, — продолжил он, и Лёша снова зарыдал, пропитывая белую майку товарища. Он поднялся и сделал глоток воздуха, когда рядом уже никого не было. Вокруг было преступно тихо. Лёша понял, что остался один в здании, и, потушив за собой свет в кабинете, покинул видеосалон.***
Алексей Щербаков не любил вокзалы. Вокзалы пахли разлукой с близкими сердцу людьми, они пахли слезами расстающихся любимых и последними объятиями отпускающих своих детей матерей. Один их вид, серый и мрачный, напоминал о неизбежной каждодневной рутине, ждавшей его в Москве. Не вдохновляли Лёшу и поезда — в них он видел отражение своей скоротечной жизни. Только вот, в отличие от окрашенных в тошнотворный цвет мелькающих вагонов. Слегка кряхтя, поезд остановился у платформы, знакомой Щербакову с самого раннего детства. Для пятилетнего Лёши, в первый раз отправляющегося в Москву с отцом за ручку с этой самой платформы, незнакомый город казался раем на земле. Теперь же, когда ему было двадцать четыре, город, в котором он вырос, ассоциировался только с ненавистными ему людьми и смертью близкого человека, воспоминаниями о которых был завалена вся голова. Лёша не понимал, что он делал на этом факультете, пока не встретил его. Он помнил свою панику перед выпускными экзаменами в старшей школе и слова отца о том, что «это твоя мечта, делай, что любишь». Не то чтобы Лёша не был с этим согласен, но мечта и любовь к космосу не избавляли его от рвотного рефлекса при виде очередной статьи из непонятных слов. Когда в его Вселенной яркой кометой поселилась одна блестящая лазорево-белыми тонами, как те светлячки под открытыми окнами летом, звезда, которая изменила его видение на космос и жизнь в целом, он понял, что нашёл своё место под солнцем, с ним. Они делили свои интересы и постель на двоих, взгляды на жизнь, а планы на будущее — он позаимствовал у Нурлана, один раз и навсегда решив, что не отпустит казахского донжуана ни под каким предлогом. Застегивая теплую толстовку и закидывая сумку на плечо, Лёша пребывал в полной уверенности, что сегодняшний вечер ничем не будет отличаться от других, однако, едва забравшись в вагон, он окончательно убедился, что ошибался. Билет с конечным пунктом был не вымышленным, и его ждал долгий путь домой. Лёша решается приехать к маме, когда уже немного теплеет за окном, находя её за неженской работой. Она рубила дрова, но увидев сына, бросает топор и бросается в объятия к Лёше.***
— Ты как всегда оказался прав. Если бы не ты, то я бы ни за что не поехал к ней. Она была рада. И я тоже. Гостил у неё три дня. Мы много разговаривали, и всё было хорошо. Наконец, я рассказал о нас с тобой, ничего не утаивая. Мне сразу стало легче. Пока, любимый. Скоро поболтаем, — блондин тянется вперёд и выключает камеру. Он идёт на кухню, ставит чайник, как слышит, что что-то упало в его комнате. Прибегая, он замечает старый блокнот Нурлана. Зная, что он чистый, Лёша просто хочет открыть его. На пустых листах остались следы от недавних нажимов, по которым Щербаков аккуратно, словно чтобы ничего не повредить, проводит пальцами. В его голову приходит мысль и он оглядывается в поиске карандаша. Он начинает водить грифелем под наклоном так, как это делают обычно профессиональные художники. Увеличивая грязную площадь, в его голове всплывают слова Нурлана в их последний созвон по видео. — А также искажение пространства времени, из-за которых у нас есть десяток двойников во всей мультивселенной. — То есть нас одиннадцать? — Одиннадцать Нурланов и одиннадцать Алексеев. — Как же я сразу не догадался, — парень хватает телефон, лежащий справа от него свободной левой рукой и быстро начинает считать. — Раз, два, три…НурланНурланНурлан
— Четыре, пять, шесть…НурланНурланНурланНурланНурланНурлан
— Семь, восемь, девять, десять…НурланНурланНурланНурланНурланНурланНурланНурланНурланНурлан
***
Алексей сидит на очередном шоу теней в университете, рассматривая, как марионетке открывает голову большая тень руки. Его телефон неожиданно начинает звонко напевать давно забытую мелодию, и тогда парню приходится покинуть зал под возмущённые перешептывания других студентов, смешанные с собственными извинениями. Он не верит, что видит входящее сообщение от него.Нурлан 10:45: «Я не вовремя?»
Он расплывается в глупой, но счастливой, улыбке, и замечает, что к сообщению прилагается видео. Алексей прячется в дальний коридор, чтобы включить его. «Здравствуй, Лёшенька! Мы не болтали целую вечность. Я рад, что мы наконец-то помирили. Я торжественно клянусь, никогда больше не докучать тебе своими наставлениями. Хотя надеюсь, что последнее тебе помогло. Ну, а если нет — неважно. Но, имей ввиду, что я не прекращу свою работу в качестве научного руководителя. Потому что я в этом хорош, — Нурлан засовывается руки в карманы и улыбается, и вместе с ним улыбается парень. — К тому же я подозреваю, что ты начал отставать по учёбе. Я прав?» Его медовые глаза нежно с ноткой строгости посмотрели в камеру, и тогда Алексей часто закивал, улыбаясь, и его слёзы мелко капнули на экран. «Всё, всё, всё! Умолкаю! Не сейчас, я тебя понял. Мы об этом ещё поговорим. Сам решишь, когда. Я кстати, ещё вижу камеру, и отлично различаю нитку от ушка», — Нурлан засмеялся. — «Я скучаю», — брюнет наклонился и поцеловал камеру. Оказавшись дома, Алексей достаёт из сумки камеру Нурлана и нажимает на кнопку, чтобы начать запись. — Я тоже скучаю, но уже чуть поменьше, потому что решил отвечать на все твои сообщения. Не волнуйся, постараюсь не увлекаться. К тому же, я уверен, что ты так или иначе их получишь. Ты рад? До скорого, — Лёша улыбнулся, помахав камере. В дверь просунули очередное письмо, которое заставляет непреднамеренно запечатлеть живые эмоции Алексея. — Ты не исправим, — он снова повернулся к камере и улыбнулся.***
— Другими словами, не сомневаясь в верности данного вывода, можно утверждать, что на протяжении всей истории астрофизики основным источником наших знаний о вселенной служили мертвые звезды. Катастрофа, которая знаменует смерть звезды, будь то вспышка или коллапс сверхновой, гиперновой или бинарной звёздной системы, позволяет учёным открывать тайны вселенной, учитывая гипотезу о бессмертии звёзд, могут оказаться ещё более невообразимыми, чем казалось прежде. Благодаря скорости света и расстояниям, которые отделяют нас от миллиардов других солнечных систем, мы продолжаем наблюдать сияние звёзд в действительности давно погасших. Более того, именно вспышка, сопровождавшая их гибель, позволяет нам их разглядеть. Это откровение длиной в столетие, месяцы или доли секунды, но оно являет собой ничто иное, как смерть, наступившую миллиарды лет назад, а значит ученые ведут диалог с тем, что давно уже не существует. Лёша заканчивает читать последний абзац своей дипломной работы, удовлетворительно направляя взгляд на Нурлана, который всё это время смотрел на него с экрана ноутбука, и как только Лёша закончил, его одаривают прекрасной казахской улыбкой. — Тебе понравилось? — он спрашивает брюнета, который не может перестать глядеть на него. Сабуров улыбается, и теперь очередь Лёши гореть счастьем. Он вспоминает с добротой, что теплится в душе слезами на глазах, как когда-то потерянный слонялся по коридорам университета в надежде, что его исключат в первую же сессию за постоянные прогулы, плохие оценки, что лишь подкреплялось его ужасным поведением и вечными стычками во дворе университета, но потом он встретил Нурлана, замер до дрожащих пальцев на ногах, и его жизнь закрутилась по-новому, сметая всех вокруг своим сумасшедшим вихрем. Ощущение подобно падению в любовь другого, это оно и есть, но люди в восторге называют это «влюблённостью», очень сильно приуменьшая это невероятное трепетное чувство. Когда Нурлан забрал его сердце, блондин ничего ровным счётом не почувствовал за исключением распирающего его удовольствия, соприкасаясь своей грудью о чужую. Алексею казалось, что это случилось вчера, а между тем они были вместе чуть больше шести лет. Любовь с непреодолимой силой бросила их в объятия друг друга. Для Нурлана красивый славянский парень с древним именем и огромными турмалиновыми на свету и сапфировыми при свете Луны глазами таил в себе обаяние, в котором он по началу не решался признаться даже самому себе. Магия, витавшая над ними в их первый зрительный контакт, сгущалась всё сильнее, становясь аквамариновой. С ним Алексей дышал полной грудью, вникая в счастье, граничащее с остановкой пульса, тугим узлом, который завязывался мелкими частыми мурашками по коже низу живота и поднимался до горла, заставляя сглатывать слюну так, будто перед ним был самый сладкий на свете мармелад, и яркими пятнами на упругой коже. Лёше нравилось слушать его рассказы о моделях Фридмана и уравнениях общей теории относительности, описывающие эволюцию Вселенной, о постулате о том, что Земля имеет форму шара, и теории о расширении Вселенной, о параллельных мирах и теории струн. Всё это казалось Щербакову таким возвышенным, стоящим настолько выше жалкого существования тех, кто жил вокруг него. Находясь рядом с таким умным человеком, невольно начинаешь заимствовать его привычки и манеры, как и случилось с Алексеем. Ещё вчера он был раздолбаем, отлынивающим от учёбы, а сегодня бакалавр с красным дипломом и кучей разных заслуг в области астрономии.***
— Алексей Сергеевич Щербаков. Его работа «От Звёзд-гостей до сверхновых. Разговор с мёртвыми звёздами» была высоко оценена комиссией университета. Мы вручаем ему диплом с отличием в области астрофизики и космологии. Лёша стоял на сцене, понимая, какой неоценимый вклад для их отношений сделал профессор, и нежно погладил кольцо отца Нурлана на безымянном пальце. В голове были самые нежные, самые воздушные и самые дорогие мысли, такие нежные, что, когда они приходят, становится так хорошо и сладко на душе, что кажется — всё зло в мире растает от одной улыбки, и к глазам подступали слёзы. — Сынок, я так тобой горжусь! — Спасибо, мама, — Лёша обнял её, целуя в щёку. К ним подошёл Тагир, протягивая большой букет цветов и красный конверт. — Это тебе, Лёша. Он настолько вырос за этот год, словно прошло несколько таких, что не доставал пару сантиметров до самого Алексея. — Спасибо большое, — Лёша наклонился, целуя того в щёку. Тагир крепко обнял его в ответ. Отстранившись, Лёша развернул конверт и прочитал знакомым почерком короткое послание.«Поздравляю, любимый. Твой Нурлан.»
Его сотовый в очередной раз начал пиликать. Достав его, он обнаружил очередное письмо от Сабурова.Нурлан 10:32: «Надеюсь, цветы тебе понравились. Извини, я не должен был их отправлять, но женщина в цветочном настояла. А вот за подарком тебе придётся побегать. Приходи завтра на пр.Петровский, д.123. Скоро выйду на связь. Твой Нурлан.»
***
— Простите, я не понимаю. — Профессор Нурлан Алибекович Сабуров завещал Вам всю свою собственность на острове Мастрюки. — Но я… — Будьте так любезны, подпишите в местах с галочками, и начнём процедуру передачи. — Извините, а семья профессора в курсе? — Разумеется в курсе, он обговорил все детали. Подписывайте.***
Лёша снова приехал в Самарскую область, но теперь как хозяин. На столе уже ждал красный конверт с новым видео. Он решил посмотреть его, сидя на чёрном камне, напротив голубой глади озёра. Алексей решил представить для себя, что сейчас тот вместе с ним, начав загружать диск в дисковод. — Привет, Лёша. Не представляешь, как я счастлив, что ты здесь. Сам не знаю, почему, но я представляю, что ты не в доме, у камина, а берегу озера или на террасе. Прости, что спиной. Это не от намерения обидеть, просто со временем я стал очень тщеславным, поэтому хочу показать себя с лучшей стороны. В конце концов, даже сверхновая вращается вокруг своей оси. Хотя, рано или поздно, через столетия или секунды, она вернётся в небытие, которая её породила. Никто не свободен от этого. И я в том числе. Так что, боюсь, мой дорогой, я исчерпал все идеи, помогавшие мне оставаться рядом с тобой. Но понимаешь, не справедливо будет считать небытие чём-то мучительным и страшным. Человеческий разум никогда не сможет постичь бесконечность, как впрочем и истинную любовь. Поэтому, я не хочу чтобы ты плакал. Во всем есть свой смысл, не исключено, что рождаясь вместе с жизнью мы приобретаем и дар бессмертия. Ты спросишь, почему мы умираем? Потому что по ходу нашей жизни мы совершаем одну ошибку. Всего одну, но именно она лишает нас шанса на вечную жизнь. Я уже слышу твой вопрос: «Нурлан, что за ошибка?» Мы не знаем этого заранее. Но, совершив её однажды, мы становимся смертны. Конечно, ты сразу же прибегнешь к аргументу, что никто ещё не прожил достаточно долго, чтобы подтвердить состоятельность моей теории, и будешь прав. Но правда в том, что ещё никто не стал исключением из правил. Логика, логика, логика… Я понял, в чём была моя ошибка. Это не каждому дано, но я понял. Моя ошибка в том, что я не встретил тебя раньше, не смог прожить с тобой дольше. Мне кажется, ты был весомым поводом лишить меня дара бессмертия, и я благодарен тебе. Последние три месяца были просто чудесны, — он задумался, опираясь головой на пальцы правой руки. — Я хотел завершить умной, глубокомысленной фразой, но на ум приходит только «я тебя люблю». — Я люблю тебя, — шепчет одними губами Алексей.