Ускорение свободного падения

Отключился на минуту, не больше, и за это время прошла ночь. Лежать в отрубе было противно. Неестественное состояние, в котором ты - никто, можешь ничего, знаешь ничего. Потолок - первое, что он видит. Потом - Гаутера, сидящего на койке, у него скрещены ноги и абсолютно бессмысленный взгляд. Прошло не больше месяца после того, как они его сюда перетащили, и с тех пор ни разу пацан не изменил себе в деле утреннего тупежа, всегда просыпался тяжело, шевелился вяло, на перекличку успевал в последние секунды. Однажды они привязали его к кровати. Ему влетело, им - нет, это его всё равно ничему не научило. То, что в комнате только они двое, колет неприятно и тревожно. В один день можно самому очнуться привязанным к кровати. Будет дико смешно, если Гаутером. - Шевелись, - Пох грубо бросает сначала слово, потом - ботинок, целясь в голову. Как раз в этот момент Гаутер решает наклониться к своим ботинкам, и снаряд пролетает мимо, как будто цель увернулась. Досадные мелочи продолжают кусаться, но игнорировать их всё ещё просто, как забрать ботинок обратно. Никакой реакции не дожидаясь, он выходит и спускается с этажа. Действительно подтягивается одним из последних, почти все уже по местам. Всем похуй, но у него возникает ощущение, что сегодняшний день будет долгим и безрадостным.

***

Он видел что-то серое. Стены, лица, пятна тени и света - всё выкрашено одной краской, как будто неудачные кадры подгребли под один чб-фильтр. Плюсом к этому дали отопление, комната излишне нагрелась, и в сумме впечатления оставили липкий мутный осадок, словно он нырнул в дождевое облако. В реальности предстояло похожее: на улице моросило, мелко и густо, почти по-питерски, поверх толстовки пришлось натянуть непромокайку, довольно условную, зато яркую, и некстати вспомнить, что желтые дождевики притягивают проблемы. Что же, пускай ему отъедят руку и пришьют вместо глаз пуговицы, а вернее - пусть попробуют. Ему этими руками еще набирать текст, а этими глазами смотреть сопернику в душу, и ничто не лишит его такой радости. Кроме, может быть, понимания, что все это когда-нибудь кончится, как кончилась на седьмом сезоне Фабрика, как перестали вывозить русскую эстраду на дикие острова, как Поле чудес, хотя вот этот пример и не совсем удачный... Но пока что игра продолжалась. Она преследовала его всюду, декорации были убедительными, и всё же намертво шкура не прирастает ни к одному актеру. Он вставал по утрам, работал днём, решал вопросы, отправлял имейлы, звонил и принимал звонки, использовал "как дела?" и "потихоньку", но за всем этим стоял и дёргал ниточки кто-то другой. Ничего, кроме благодарности, Серёжа к нему не испытывал. Во второй половине дня, когда появилось время на соцсети, в личке внезапно обнаружился Паша, и вспышкой накрыло ощущение неполного дежавю. Они сегодня уже встречались, но... Нет. "Если у тебя ко мне какие-то претензии, почему бы не высказать их прямо?". За те секунды, пока Серёжа соображал, какие претензии к Паше он успел криво выразить и когда, вторым сообщением пришло пояснение: "Это Артём". Стало ещё хуже. "Тирепс?". "Да. Убери меня из ЧС, и поговорим нормально". Артём был редким случаем в плане пунктуации. Он ставил все знаки препинания в переписке, и даже точки, не потому что зол, а потому что нормы языка. Но сейчас было очень легко представить, как он зло прищуривается в одолженный телефон и к мирному решению готов ровно настолько же, насколько и к конфликту. Второе было объяснимо, а первое делало ему честь, он пытался разобраться, несмотря на обиду, и это было так адекватно и круто, что Серёжа чуть было не почувствовал себя неотёсанным дикарём, который из дипломатии умеет только треснуть банхаммером по башке, но тут же вспомнил, что он никого в ЧС вообще-то не кидал. Бесчувственная программа говорила обратное. Из друзей Тёма действительно пропал, потребовалось потратить ещё пару минут, чтобы найти его страницу, и она, что уже и не удивило, оказалась заблокированной. Херня какая-то, подумал Серёжа, тыкнув в разблокировать, и перешёл в личку. Надежда на то, что можно будет перечитать последние сообщения и это как-то поможет въехать, рухнула тут же: переписка была чистой. "Извини. Глюк какой-то". Где-то за кадром Артём отдавал Паше телефон и брал в руки свой, чтобы сделать ситуацию бредом окончательно. "Это тоже глюк?". К этому было прикреплено пересланное сообщение. От того самого Сергея Голикова тому же самому, и значилось в нём вот что: "Убирайся из моей жизни".