***
— Это моя комната. Светло-серая дверь с резными узорами вдоль ручки открылась, открывая обзор на просторную — даже чересчур для такой маленькой хозяйки — комнату. В дальнем левом углу расположена уютная и с виду воздушная кровать в светло-розовых тонах. Прямо напротив двери, вплотную к окну и подоконнику разместился широкий стол, на который, как ни странно, ничего, кроме лампы так и не поставили. В другом углу высилась невзрачная, но стильная этажерка с альбомами и ледяными фигурками, а возле нее — пуфик. Пушистый лиловый коврик у кровати; стены, украшенные декоративными гирляндами, видимо, чтобы скрасить пустоту; и огромный белый шкаф, в котором, казалось, может поместиться десять человек. Еще на стене у кровати висела школьная форма хозяйки, так аккуратно, будто бы она ей и в самом деле дорожила. Будто бы любила ходить в школу. По одной входной двери было понятно, в чьём доме Даби находился. Каждый уголок жилища напоминал о статусе хозяина, так что он бы не удивился, если бы его комната была полностью отлита из платины. В отличие от многих героев, Спектр хотя бы обладал вкусом, который он — сложно отрицать — вложил в постройку дома, не поскупившись. Даби, честно говоря, таких домов никогда не видел и не думал, что они взаправду существуют. И Юдзуна спокойно променяла это на скрипучий матрас в полуразрушенном продуваемом сыром здании? — Никогда не приводила сюда никого из ровесников. Волнуюсь, — девушка чуть поежилась, неловко улыбаясь. — Было бы из-за чего, — усмехнулся Даби, подходя к деревянной этажерке с творениями подруги. — Ох, что это… — он взял с полочки тяжелую ледяную фигуру, с удивлением рассматривая ее. — Это только образец, не смотри! — Юдзуна бросилась на гостя и отобрала у него свой «проект», который он, не сопротивляясь, отпустил. Обхватив статуэтку, она обняла ее и прижала к себе так, что это выглядело уж больно комично. Фигуркой была ледяная человеческая кисть. — Не смотрю, — Даби насмешливо отвернулся. — Как тебе в голову пришло создать руку? — Скучно было. Я выбирала между рукой и кошкой, поэтому… Ладно, лучше не ищи в этом логики. Да, логики абсолютно никакой. Зато кисть от настоящей отличается только ледяной структурой, что слегка пугало. Причем, образцом послужила явно не рука самой создательницы. — О, — похоже, Юдзуне в голову пришла очередная идея, она хлопнула в ладоши. — Хочешь в ванну? — Даби как-то неоднозначно и подозрительно посмотрел на нее, но ответить не успел. — Конечно, хочешь. Справа в конце коридора. Я все чистенькое принесу. — Стой, я… — Топай-топай, пользуйся, пока можно, — девушка подтолкнула друга к коридору и, довольная своей придумкой, убежала в соседнюю комнату. Она дождалась, когда услышит хлопок двери ванной, после чего, глубоко вздохнув и убедившись, что теперь ее не услышат, снова запищала от радости. День потихоньку подходил к концу. Слишком быстро. Неужели так быстро пройдут и следующие три? В очередной раз порывшись в шкафу брата, Юдзуна тут же отыскала чистую и удобную одежду для Даби, стараясь опираться на его вкусы, и сложила ее аккуратным конвертиком возле входа в ванную. Сама же она попыталась воспользоваться ванной на первом этаже, но, только коснувшись дверной ручки, поняла, что духа на то, чтобы ее открыть, у нее не хватит. И убежала в свою комнату, ждать очереди. Что ж, две ванные комнаты в доме не всегда означают удобство. Особенно если в одной из них брат пытался себя убить. Эта измазанная в крови плитка, темно-красная вода и синее холодное тело ей до сих пор мерещились при одном взгляде на ту дверь. И это еще при том, что ее поменяли. Правильно ли она поступила в тот раз?..***
Выключатель издал характерный клацающий звук, и свет в комнате погас, оставляя непривыкшие глаза в абсолютном мраке. Юдзуна неловко поправила края шелковой пижамки и на ощупь проследовала к кровати, аккуратно ложась на нее, такую непривычно теплую. Накрыв воздушным одеялом себя и Даби до самого носа, она подвинулась к нему поближе. Так вот, каково лежать рядышком на настоящей кровати. Так уютно… Шурша покрывалом и бережно укладывая его на себе как можно удобнее, гость с тихим довольным вздохом, даже каким-то мурчанием, перевернулся на бок. И хозяйка комнаты замерла, уставившись на умиротворенное сонное лицо на неприлично близком расстоянии, как она зачастила делать в последнее время. Этим открывшимся и до неприличия белым, особенно по сравнению с чёрными корнями и пурпурными ожоговыми следами на лице, лбом любуешься вот уже где-то минут пятнадцать, час, а может даже сутки. Она не знает. И что уж там, вовсе не любуется. Нет. Она откровенно смотрела. Пялилась, если уж быть совсем с собой честной. Но кому тут нужна вообще правда? Хах, если так подумать, то уж точно не ему — не тому, кто даже толком говорить с ней не хочет. Видать, и слушать его незачем. Всё равно всё… А впрочем, пусть это он слушает ее. Она знает, он умеет, причём очень хорошо наредкость. — А какого цвета они у тебя были до покраски? Юдзуне думается, что прежде чем на ее почти что лобный вопрос поступит идущий мимо всякой точности и однозначности ответ, пролетит ещё такая же вечность. Пока ее бездомный гость проверит, казалось бы, простые слова на острые углы и подводные камни, пока найдёт способ плавно их обогнуть, балансируя на волнах отговорок. Однако… — Такими же, как и у тебя. И кстати, что с твоими волосами? Кажется, Даби к ней успел приноровиться настолько безукоризненно, что хотелось бы его за такое и укорить. Ей же на вред. Ей же и на пользу. — Врунишка, — маленькие пальцы, как частый гребешок, проходят сквозь жесткие от искусственного пигмента пряди. Она наклоняет над ним голову, сверху смотря на лицо с проблескивающей озадаченностью (но только не в его глаза). — Подстригла кончики. Да какие там кончики — исчезло сантиметров десять, если не больше. Но интересно было немного не это. — Я думала, ты заметишь раньше. — Я заметил сразу, — тут же отзывается он. — А они… так и останутся? — «Так»?.. — Тёмными. — Нет. Потихоньку побелеют снова. Так всегда происходит. Юдзуне не так интересна тема её волос. Она прицеливается. Зажмуривается и клюет этот белоснежный манящий лоб своими губами. Касается чувствительной кожей кожи до нельзя гладкой. Чуть смыкает губы, будто щупая ими и запоминая в секундный миг все то, что позволяют уловить, отпечатать и запечатать глубоко на подкорке памяти. А затем резко отдёргивается, точно ошпарившись. Проказница губами ощутила то, как медленно у Даби поднимаются брови, образуя волны едва заметных морщинок с отголоском эмоций. Их попутный бессмысленный диалог разбавлял обстановку, в которой Юдзуна, боялась, может нечаянно позволить себе чуть больше, а наутро умереть со стыда. Такими домиками поднимаются его брови с чёрными тоненькими крышами-дужками. Вдруг у одного из домиков крыша спускается, вновь становясь плоской, а другая стремится все выше и круче, к более покатой форме. Потом брови выравниваются в идеальную симметрию, резко опустившись, а затем снова вздымаются, будто пытаясь отыскать в памяти нужную реакцию и жесты. Что не могло Юдзуну не рассмешить. Не сдержалась. — Аха-ха-ха! Неужели тебе никогда-никогда не делали так? Юноша отрицательно качает головой, сбрасывая тонкие прядки обратно на безупречный лоб. — Мне тоже! — …можно это и исправить. Что он сейчас сказал? Она же правильно поняла, да? Да? — А… как? — Ниже опустись. Насколько ниже?.. Шуршащими ползущими движениями Юдзуна спускается на сантиметры ниже, покидая пределы подушки. — Так? И ей. Тоже. Ставят. Губную печать. Прямо. Между. Глаз. — Ну, все, после такого не выживают, — будто прочитав ее мысли, отшучивается Тойя, саркастично шурша пушистым стогом из пледов, на которых он сейчас и лениво лежал. — Ты. кстати. горячий, — невпопад бросила девчонка первое, что прилетело в голову и успешно там загнездилось. — А? Это из-за погоды. — А, ой! Тебя остудить, наверное, на- — Не нужно, — Даби сворачивается на постели клубочком, занимая как можно меньше пространства и смакуя мягкость матраса, отзывчивость подушек и запах чистоты наволочек. — Давненько я так, конечно, не ночевал. Эхх, — и пытается скрыть зевок, — ложись спи. Пора уже. — А я не хочу, — хозяйка дома дует губу и что-то тихо про себя пыхтит, как капризный и готовый вот-вот запищать чайник. — И как давно ты так не ночевал? — Я такими темпами и не поночую, Юдзуна. Ложись спи. — Ты мне, что ли, мама? — Хах, что-то вроде того. — А можно… Поджимая и закусывая от волнения губы, девушка опять ерзает и шуршит чистым скрипучим одеялом, перебивая хрумкающие звуки только своим гулким биением сердца. Ах, оно же в груди. Так почему стучит повсюду да ещё и так оглушительно? И в руках, и в висках, и даже, кажется, в глазах, не давая сосредоточиться на нем. — ...можно тебя ещё раз?.. — Спо-кой-ной но-чи, — не оборачиваясь, повторяет Даби, уже действительно походя интонацией на недовольную маму. Юдзуна громко-громко вздыхает. Специально так, чтобы он слышал. Быстрым и лёгким движением, словно закапываясь в песок, пристраивается к горячей спине, устроив холодные ручки на ней, как кошка лапки, и все-таки послушно закрывает глаза. — Доброй ночи.***
Утром Юдзуна, что ей совсем несвойственно, встает не только с легкостью, но еще и с улыбкой. Она спешит в ванную, а потом, меняясь с Даби, на кухню — готовить самый вкусный в мире завтрак. К её удивлению, бродяга-друг предлагает свою помощь, поэтому они долго экспериментируют с тем, что есть в холодильнике. Тратят время на уборку места происшествия, а затем, уже слегка уставшие, но довольные, садятся завтракать. Юдзуна снова замечает, что Даби больше знаком с традиционной японской кухней и, как ни странно, что-то да умеет готовить. Причём очень и очень неплохо. — Я тут подумал, — отводя взгляд куда-то в сторону, интригует гость. — Разве тебе сегодня не надо в школу? — Нашёл о чем подумать! — Юдзуна как-то обиженно вскинула бровки. — Я туда стараюсь не ходить. — И проблем у тебя не будет? — Это вряд ли. Только если с успеваемостью. А мне на это все равно, — она равнодушно пожала плечами. — Забудь про школу. Там одни и-ди-о-ты. Даби лишь коротко посмеялся в ответ. Да-а, неудивительно слышать такое высказывание от Юдзуны. Все-таки она не просто нагло прогуливает, она ещё и учится из рук вон плохо. Что ж, хотя бы не пытается это скрыть. До самого вечера они совершенно ничего не делали. А местом для такого замечательного занятия стал уже повидавший многое диван на первом этаже. В какой-то момент Юдзуна включила неизвестный английский сериал, и они даже, с интересом вникая в сюжет, посмотрели целый сезон и уже приготовились смотреть следующий, пока не поняли, что он ещё даже не анонсирован. Хозяйка дома больше следила не за фантастическими существами в высоком качестве, а за реакцией Даби. Все-таки она была рада, что он может немного отдохнуть и побыть… как все? Диван же был удобен для всех случаев жизни. На нем можно было спать, сидеть, лежать, причем, хоть головой вниз, есть, читать, прыгать и даже… Девчушка аккуратно, даже с какой-то опаской, но не без затаенного азарта приземляется на чужие, нет-нет, успевшие стать своими за это время, кажется, родные колени. Сейчас кожей отчего-то чувствуется даже то, как под маленьким весом бедер сминаются клинья габардиновой юбки, как их ткань прижимается о ткань другую на других, уже не ее, бедрах. Странно, ведь им уже не впервой, но почему-то каждый раз, этот раз, как в первый. Она ведь уже это проделывала, правда? Что ж. Фух. Проделает и снова — Даби… — Юдзуна ведет ручкой по потертой, особенно в плечах, толстовке, гладит и совсем немножко сдавливает, стараясь собрать в худенькую ладошку как можно больше ощущений. Даже от толстовки и сборок, скучивавшихся из-за ее неугомонных пальцев, на ней, даже от прощупываемых плеч и ключиц под ней. — Да? — в безучастных до ее обращения глазах сверкнула ледяная искорка того самого заветного участия. Ледяная и серая. То ли из-за тусклого освещения, то ли из-за того, что в искре отразилась и мелькнула серость комнаты. Знакомая и одновременно новая, какая-то не такая, особенная серость. Даби накрывает руку на своём плече не рукой, а воздушным касанием пальцев. Сухим жаром от них. Как бы… как бы в знак чего? — Даби, — все-таки как приятно ложится его лжеимя, придуманное и данное им самим. Короткое, отрывистое звонкое и в то же время вроде бы мягкое. Вот и Юдзуна целует, хотя нет, чмокает его сейчас точно так же. Мягко, звонко отрывисто и коротко. Мх. И так всегда. В самом начале. Интересно, настоящее имя Даби тоже такое же? Или оно более тягучее, долгое и еще, еще более мягкое? Юдзуне хочется за что-то ухватиться, дабы не захлебнуться и не утонуть — плавать она только учится. Пальцы свободной, не лежащей на плече руки, тянутся сами по себе, честное слово. Нащупывают сначала холодную кожу дивана, — главное — не открывать глаз — поскрипывающего и совсем немного, но страшно похрустывающего от давления, а затем скользят к горячей и шершавой руке, забираются меж ее пальцев, входят в лунки между указательным, средним, безымянным и мизинцем, будто специально выточенные под сами тоненькие пальцы ледяной девочки. А потом эти тоненькие пальцы чуть зажимают, и замок плавно закрывается. Девушка тянет теплеющий замок на себя, прислоняет к груди, к самому сердцу, и их руки утопают в толщах свитера, что больше ее самой размера на три. — Жарко, — выдыхает дочка экс-героя своему бесприютному незнакомцу прямо в распаленные губы. — А?.. Понял тебя. Я постараюсь, чтобы оно не так… — У-у, нет-нет, — она качает головой, не отрываясь от лица, и, кажется, задевает белыми кисточками такие же белые верхушки высоких скул. Даже у него на щеках рдеет бледный румянец, и никаким ожогам это скрыть не под силу. Не так жарко. Совсем не так. Жарко по-другому. — Давай вот, — она как-то приглашающе оттягивает пряжу из многочисленных мягких и податливых узелков свитера. Даби, наверное, сначала молчаливо предполагает, что хозяйка дома собирается снять свитер, но почему же она медлит? Ох, зря он это понял. Очень зря. — Ты мне сауну без горячих источников устроить хочешь, и тем самым убить меня, я угадал? — Ха-ха, ну, — она потупляет глазки, готовая утонуть в вязаных глубинах, — если только чуть-чуть. Полезай. — Ты только… — видимо, он подбирает достаточно обтекаемые слова, чтобы и не сказать напрямую, и одновременно дать понять. — Да! — хозяйка дома аж слегка подпрыгивает на коленях, из-за чего диван, по инерции от колен Даби, идет скрипучей волной. — Кгхм, — Даби не разнимает и даже сам не ослабляет хватку, а лишь беглым взглядом намекает на то, что скреплёнными магических махинаций им не проделать. — А. Да. Точно, — Юдзуна быстро, но нервно нехотя отпускает на время руку. — И я надеюсь, что ты не носишь вязаные вещи на обнаженную кожу, верно? — Даби чуть приподнимает бровь, видать, для немного более уверенного вида. — Нет-нет, — она снова мотает головой, только на этот раз ещё усерднее и дерганее, из-за чего кисточки задевают уже ее алеющие щеки, — у меня там футболка. — Значит, ты так задумала убить не меня, а себя. Хах, все с тобой ясно. — М-м-м, ну, может быть, чуть-чуть, — Юдзуна рассеяно пожимает плечами, а Даби игнорирует ее заявление, с кошачьей ловкостью ныряет под свитер и выныривает головой через ворот. Он точно потом растянется, но это того стоит. Стоит того, чтобы Даби был так. Так близко. Кончиком носа к кончику носа. Так близко, что не устоять, хоть она уже и давно сидит. Она целует этот острый, словно кем-то старательно вылепленный для нее, нос, прохладой целует крылья и переносицу, целует ямочку над губой и уголки возле них — и ее сердце откликается на ее же прикосновения, заходясь. Целует складки-морщинки, которые от частых улыбок могли бы стать более явными — и на подушечках пальцев искрится иней, который не хочется да и не нужно держать. Она обхватывает инеющими пальчиками теплеющие ей наперекор щеки, чтобы наверняка, чтобы тепло не ушло и не отвернулось, заточенное в камин из ледяных кольев-сосулек, как ему и полагается. Холод приятным укалыванием кожи с едва слышным, но с резким эхом потрескивает, встречаясь с жаром щек, и стекает с них талой влагой. Так красиво. Можно ли заставить его ее не просто растаять, а испариться? Довести до точки кипения. Девушка осыпает эти щеки, точно снегопад, снежинками-поцелуями. Такими похожими и такими неповторимыми. Каждый раз — первый. Каждый раз — незыблемый незабываемый раз. Если нравится ей, то точно нравится и ему. Метель из поцелуев обдумывает уже не лицо, а мочки ушей и за ними — а в теле в ответ взвивается очередной вихрь. Его бы подгонять и подгонять, подбрасывая уголки в топку. Мороз стекает на шею, все так же не разнимая оков и крепко, настолько, насколько это возможно для ледяных цепей, держа, довольствуясь тем, что эту шею можно целовать и трогать вечно, ей ничего не будет. Она не поддастся натиску холодов и будет вечно давать ей своё тепло, как она сама — свой холод. Как же она мечтала о таком отношении, Боже. Как же она мечтала о том, чтобы к ней относились так же, как она — к другим. И тогда бы ее сердце билось и стучало, совсем как сейчас, не давая корке-насту обрастать на нем. И тогда бы, тогда бы, тогда бы. Хотя, почему «тогда бы»? Тогда бы — это сейчас, это этот момент. Юдзуна теряется в лабиринте из пряжи, вихрях холода, жара и непривычной близости, в себе и собственном безмыслии. Вьюга выдыхает все сбивчивее и сбивчивее, как будто бы у неё, оказывается, был предел. Эх, знал бы папа, что происходит на его любимом диване в его отсутствие… Хотя нет. Боже, о таком он никогда не должен узнать. Ни. За. Что. Даби резко останавливается, цепляется взглядом за маленькую ладошку, отмеченную свежим красно-фиолетовым пятном, в его руке, и мрачнеет прямо на глазах, хмурится. — Что это? — спрашивает он таким тоном, словно сейчас начнет ее отчитывать. Догадки о том, что произошло с рукой подруги, сразу атаковывают мысли, но он ждет ее ответа. Юдзуна не сразу понимает, о чем речь, долго думает, прежде чем, вспомнив, одернуть руку к груди. — Обожглась, — коротко отвечает она, пряча взгляд. — Ожог и я, очевидно, могу распознать, — хмыкнул Даби. — Откуда он? Конечно, холодная подруга хоть и отличалась своей хрупкостью и неуклюжестью, но получить такую отметину она могла, только схватившись ладонью за раскаленную чугунную сковороду, чего, само собой, делать бы не стала. Обо что еще можно так обжечься? Отмалчиваться долго не получилось бы. Особенно сидя лицом к лицу к допрашивающему. — Когда тебе снились кошмары, помнишь? Я хотела тебя разбудить, дотронулась… и вот. — Значит, это я? — Нет, это я. Просто не подумала. Но, знаешь, ты… Договорить она не успевает, ее обрывают на полуслове. Счастливые и теплые — во всех смыслах — моменты юной открывательницы нарушает пугающий и резкий, заставивший ее подпрыгнуть на чужих коленях, а сердце — удариться с запозданием, звонок в дверь. Кто? Кто посмел? Папа? Нет, он бы предупредил, если бы приехал раньше. Или нашел Юкио и вернулся? Или узнал о том, что она прогуливает школу? Хотя зачем хозяину дома звонить в дверной звонок? А, может, это Гото? Или еще хуже… Хару-сан? Юдзуна мечется взглядом от решившей посвоевольничать со своими звонками двери на дрогнувший взгляд Даби и, засуетившись, вскакивает с дивана на пол, сбивчиво дыша от нарастающей паники. Судя по лицу гостя, испугался он не меньше. Уже не такой спокойный. Совсем не спокойный. — Кто это? — задает логичный вопрос он с заметной дрожью в голосе. — Я… Я не знаю… — Юдзуна вертит головой туда-сюда, пытаясь понять, что ей делать. Проигнорировать? — Проверь. От страшных мыслей бедная голова уже готова отвалиться. Но Юдзуна вдруг замечает, что Даби уже стоит в другом углу. Кто же мог все испортить?! Она крадучись подходит к двери и, потратив пару секунд на колебания, решилась посмотреть в глазок. — Там… Какая-то девушка. — Ты ее знаешь? — Нет. — СМИ? — Комиссия обещала сохранить наш адрес в тайне… И она, — Юдзуна продолжает рассматривать незнакомку, — не выглядит как журналистка. — Лучше открыть, — Даби уже почти слился со стенкой и говорил в разы тише. — Как открыть?! Что я ей скажу? Я даже не знаю, что ей надо! — запаниковав, заверещала девушка. — Придется узнать. Лучше открыть, — юноша снова повторил свое единственное предложение. И отчего-то Юдзуна ему верила. Открыть так открыть. Хорошо. Только надо немного успокоиться. — Даби, а как… — обернувшись в последний раз, хозяйка не обнаружила своего бездомного гостя и уже хотела позвать его, но звонок в дверь раздался снова, заставив ее запищать от испуга. — Ладно-ладно! Потратив еще несколько секунд на то, чтобы придать лицу более-менее невозмутимый вид и пару раз глубоко вдохнуть, Юдзуна повернула замок. Едва приоткрыла дверь. — Добрый… вечер? — нужно поскорее избавиться от нее, кем бы она ни была. — Вы ошиблись домом. Оглядывая незнакомку, дочь бывшего героя невольно засмотрелась. На вид ей лет двадцать. По-настоящему красивым выглядело не только её лицо, но и вся она выглядела, точно модель с обложки. Хрупкая, но в меру, женственная фигура, длинные стройные ноги, не скрываемые даже за свободными льняными брюками, изящные руки и пальцы, шея и ее лицо. Завораживающее, с хитрым кошачьим взглядом. По ее плечам струились легкие и мягкие волосы. Такие, что хотелось потрогать. — Я так не думаю. Здравствуй, Юдзуна-чан, меня зовут Акари. «Откуда она знает мое имя? Мы знакомы? Нет, я ее точно не знаю. И имени никогда не слышала». — Мне Ваше имя ни о чем не говорит. «Нужно… просто прогнать ее». — Да, вряд ли твой брат рассказывал тебе обо мне. Мы… дружили в школе. Не бойся, я никакого отношения к СМИ не имею. Просто хотела поговорить с тобой, — зеленые глаза собеседницы странно заблестели. — Дружили? С Юкио? — верилось в «дружили с Юкио» с трудом, и Юдзуна нервно сглотнула. — Извините, Акари-сан, но его здесь нет. Но об этом, я думаю, Вы и так знаете. Простите, — хозяйка решила, что это отличный момент для того, чтобы захлопнуть дверь. Однако ее движение плавно остановили, накрыв изящной ладонью ее холодную маленькую ладошку. Незванная гостья с прищуром улыбнулась, заправляя прядь волос за ухо. — Юдзуна-чан, ты с двоюродным братом или сестрой? Глаза у Юдзуны неприлично округлились, и она, невольно расслабив руку, вцепившуюся в дверную ручку, сумела выдать только грубоватое: — Что? — Ах, прости-прости, это моя причуда, но я могу ошибаться. Не хочу лезть в твою… личную жизнь, — Акари безобидно усмехнулась, — но в доме ты не одна, да? И твой гость пахнет прямо как ты. Ну… почти. Объяснения «подруги» брата совершенно ничего не объясняли, но Юдзуна все еще не могла подобрать слов и найти в себе силы захлопнуть дверь. — Кажется, Вы сильно ошибаетесь. Я одна. — Ха-ха, ну да, — девушка снова посмеялась, явно не веря словам младшей. — Не хотела вас отвлекать. Просто… я просто хотела спросить кое-что. Только одно. Ответишь мне на один вопрос? — она по-кошачьи склонила голову набок, но в глазах уже отображалась некая серьезность вместо былой насмешливости. — Могу… попробовать, — ситуация целиком и полностью напрягала, но отчего-то хлопнуть дверью перед носом Акари не получалось. Она не выглядит враждебной. — Ты не знаешь, Юки-кун жив? Ох… Этот вопрос интересовал всех, не ее одну. Папа уже несколько месяцев, ища ответ, носится по городу — а теперь и городам — как сумасшедший. Нашла у кого спрашивать. Откуда же Юдзуне об этом знать? Как можно было прийти сюда с таким глупым-глупым… — Жив. Слова, противоречащие мыслям Юдзуны, вырвались раньше, чем она успела их обдумать. Она сделала это не намеренно, не хотела лгать и отвечать «хоть бы что». Тогда почему она сказала именно?.. Она же не знает! Акари опустила глаза и, немного помолчав, снова улыбнулась, лишь слегка приподняв уголки губ. — Вот как. Рада это слышать, — цепляющие зеленые глаза снова заблестели. — Спасибо. Приятного вам вечера. И… прости, что напугала. Я слышу, что ты испугалась, мне правда жаль, — девушка внезапно коротко поклонилась и, еще раз улыбнувшись напоследок, быстро удалилась. Юдзуна медлить не стала и тут же захлопнула дверь, закрыв ее на всевозможные замки. Пульс скакал, словно бешеный, грозясь прямо здесь и прямо сейчас убить бедную хозяйку, и она обессиленно стекла по двери на пол. Перед ней стоял появившийся так же внезапно, как и пропавший, Даби. — Ты это слышал? — он вяло кивнул. — Что это, блин, было?! — Главное, что она ушла. Но это было… странно. — Это еще мягко говоря! Я там чуть не умерла! — девушка уткнулась лбом в колени и попыталась его пробить чашечками еще несколько раз. — Ты обещала, что никто сюда не придет, — непривычно холодный тон заставил Юдзуну внезапно почувствовать себя виноватой. — Что? А… Да. Прости. Так вышло. Я понятия не имела, что… — Забудь, — юноша, вздохнув, присел на пол рядом с дрожащей от пережитого фигуркой. — Ты как? — Вроде, жива, — она слабо улыбнулась, подняв лицо. — Ты слышал, что она сказала? Что мы пахнем одинаково. Что за… причуда такая? — продолжала сокрушаться Юдзуна, остужая перегревшийся лоб ладошками. — И как она узнала адрес? Боже. — Адреса хранятся в школах. Если она была кем-то вроде старосты, то это несложно. Судя по всему, она действительно пришла только для того, чтобы спросить про твоего брата. Правда, спустя сколько? Два года? Говорю же, странно. — Да… Похоже на то. Кошмар, нельзя так людей пугать… Что ж, будем знать, что мы с тобой «пахнем одинаково», — Юдзуну настолько довело это представление, что она закатила глаза, повторяя фирменный жест отца. — Хах, звучит жутковато, — спустя паузу добавил Даби, усмехнувшись. И что же в этом «жутковатого»?..