Далия терпеть не может октябрь, потому что не видит в нём красоты.
Погода извечно скверная. Резкие запахи сырости и слякоти действуют на нервы. Пальчики ног только и зябнут в сапогах от нестерпимого холода. Промозглый ветерок обдаёт лицо свежестью, отчего некогда бархатную кожу щёк болезненно сковывает. Мерзкое ощущение снующих по затылку мурашек вынуждает тело ёжиться от липкого озноба. Нежные руки почти отнимаются, обрамлённые в кожаные перчатки, даже если упрятаны глубоко в кармашки. Зубы судорожно постукивают. Разве это красиво?
Окоченевшая Хоуторн безмолвно вышагивает по улочке, пряча раскрасневшийся кончик носа меж складок бардового шарфа. В покое не оставляет назойливая мысль, что зря ранним утром девушка пропустила мимо ушей совет младшей сестры надеть зимнюю шапку. Причина проста: неуклюжий головной убор не вписывается в элегантный образ с чёрным пальто и новыми замшевыми ботильонами на высоком каблуке. Сегодня юная студентка была обязана блистать, а глупенькой близняшке только дай повод затмить образ старшей. Почему-то именно в такой ненастный день возникла гениальная идея нарядиться поприличнее и посетить университетские занятия с великолепной пышной укладкой, чтобы невзначай впечатлить подружек-одногруппниц и добрую половину юношей факультета закона и искусств. В женском воображении предстаёт чудная картина того, как шапочка противного оливкового цвета расположилась бы на макушке головы, попортив эффектную причёску. Воистину, смотрелось бы ужасно и не стильно. Веселящаяся Далия лукаво улыбается и признаётся, что ради зова моды и человеческого восхищения порой можно пойти на пригоршню жертв. Такая игра стоит свеч.
С тихо скрываемым наслаждением прогуливающаяся по оживлённому проспекту девушка продолжает следовать к спальным районам, глубоко погружённая в потоки праздных размышлений. Шелест хрустящих под скользящей подошвой листьев не занимает тонкую натуру. Осенний Лос-Анджелес не так примечателен, как местные сошки в книжках пишут. Затуманенный едко-карий взор, направленный куда-то сквозь каменные и пыльные многоэтажки, принципиально игнорирует мельтешащие будничные мелочи. Толпы заурядных прохожих, озадаченных личными проблемами, бегущих по своим неотложным делам, студентка тоже не удостаивает вниманием. Задержись девичий взор хоть на одном из искажённых унынием лиц, и благоприятное воодушевление мигом исчезнет.
Оказаться дома до начала дождя не суждено, сколь бы ни хотелось. Возводя суровые очи к сизым грозовым тучам, Далия с опаской переходит на лёгкий бег, гулко отстукивающая по тротуару каблучками. Беспощадное порывистое дуновение истошно завывает, когда тяжёлая дверь пустующей пекарни захлопывается позади женской спины. За стеклянным массивом цветастой витрины, окроплённой мелкими капельками влаги, гнущиеся от ветреного напора и спутавшиеся веточки деревьев. Богатая фантазия порождает в сознании зрелище, в случае развития которого Хоуторн предстоит идти без головного убора и зонтика, воюя с безжалостной непогодой. Прочих вариантов справиться с ситуацией нет. Далия могла бы очень кстати воспользоваться такси, но гнусное намерение истратить часть денег на сладости возрастает в мгновение ока. С превеликим удовольствием она приближается к прилавку, размечтавшаяся, как всучит сестре целый пакет мучного, коварно пожелав той приятного аппетита. Пускай, давно привыкшая к подобным выходкам, Айрис бурно не среагирует, но расклад обещает быть в своём смысле потешным. Поэтому дальнейший ход избирается пешим. Неудобное стечение обстоятельств не в силах повлиять на позитивный настрой.
Определённо, Далия застудит уши этим полуднем. Только она покидает уютное пространство тёплой пекарни, осознание абсолютно ненужной траты средств развлечения ради и весомая перспектива подхватить простуду въедаются в мозг. Слечь с лихорадкой и кашлем в преддверии череды зачётов — последняя участь, которую заслуживает студентка. К тому же, девушка вот-вот опоздает к обеду, вновь разочарует непунктуальностью мать… Очаровательно. Хоуторн с плотоядной ухмылочкой задумывается о грядущей тёмной полосе, ступившей на пятки, чтобы пошатнуть размеренный темп жизни. Пусть. В конце концов, для неё нет ничего непостижимого. Так ведь?
Забавно, но буквально минут через семь, замёрзшая до смерти, она будет брести по краю тротуарной дорожки, старательно обходя наползающие с проезжей части лужицы.
Неловко обмотанный вокруг головы, шарфик совершенно не способен сокрыть от влаги копну вьющихся огненно-рыжих локонов, то и дело выбивающихся из-под ушей. Левая кисть, что на весу удерживает пергаментный пакет вкусностей, синеет под ледяными дождинками, пока правая надёжно пропадает в кармане на бедре. Узенькие пальцы охладевают так, что покалывания в подушечках перестают чувствоваться. Изящное пальто вымокает насквозь, равно как и обляпанные комьями грязи ботильоны, а выпяченный на все четыре стороны стоячий ворот прекращает защищать шею. Бедняжка Далия хмурится и сердито шмыгает носом, пытаясь по омерзительной случайности не высморкаться в шелковистый шарф. Порывы ветра сбивают ходьбу, и юная студентка из раза в раз останавливается переждать натиск, опасаясь изгваздаться в результате случайного падения. Тогда-то верхнюю одежду, однозначно, и чудо не спасёт.
Скорее сворачивая в небольшой проулочек на пути к ближайшей из парковых аллеек, Далия сбавляет шаг, облегчённо вздыхая. Затаившись среди стен жилых высоток, студентка пытается сыскать малую крупицу тепла в покровах пальто, чтобы хоть немножко согреться. Облепленные чулками коленки ощущаются смутно, точно как и левая ладошка с проклятым пакетом, рьяно зажатым средь дрожащих фаланг. Какой кошмар... Чем же она, бестолочь, думала, когда отказывалась обождать в пекарне лишних полчаса?
Прошмыгнув на застеленную вонючей кущей тропинку, девушка следует прямо под кронами деревьев. Какие-никакие ошмётки листвы прячут женское иззябшее тело от дождика. Стаскивая шарф с макушки и оправляя воротник, Хоуторн достаёт из нагрудного кармашка чуть влажный платок, промокает им скулы и осматривается.
Удивительно. Вокруг ни души.
Протяжный писк сквозняка виляет по окрестности, слышимый далеко-далеко. Чудится, что мощная ограда из стволов каштанов, как крепкий панцирь, изолирует от бушующей извне погоды. В ноздри ударяет плотный аромат чернозёма и подгнивающей древесины — это жалкая доля платы за некоторую сохранность.
Студентка безотчётно расслабляется и продолжает путь, облачаясь в привычный отстранённый вид. Со скуки вовсе не привлекающая внимание чепуха норовит попасть в поле зрения, словно в этом есть какой-то смысл. Монотонность пейзажа в беспрерывных каменных кладках и ядовито-красных листочках начинает надоедать; возможно, слегка нервировать...
Когда девушка собирается потупить взгляд, то краем взора выцепляет иначе движущийся на фоне прочего объект. Он одиноким призраком возникает из соседнего переулка, очень похожего на тот, из которого прибыла в парк сама Далия. Отнюдь не вписывающаяся в приевшуюся картину мира фигура идёт уверенным и твёрдым шагом. Тотчас прищурившись, Хоуторн различает мерклые очертания человеческого силуэта. Бог его знает, но явившаяся из неоткуда персона тотально овладевает чужим интересом.
Увесистый антрацитовый зонт покачивается в воздухе, поразительным образом покрывая туловище владельца почти до поясницы. Обыкновенное, но невыразимо длинное блёкло-серое пальто навевает воспоминания об утренних свинцовых тучках, нагнанных на небосвод с ночи. Строгие брюки классического синего цвета практически сливаются с плиточной кладкой, напоминая собой чужеродное пятно, которому повезло не быть усыпанным в листопад. Свободная от удержания зонта правая кисть едва ли по шву колеблется, интригующе соскальзывая в просторный карман. При такой выпрямленной спине и походке воспринимается так, словно незнакомец туда что-то прячет. Женский прыткий ум подозревает нахождение там сигарет, ключей или бумажника.
«Мрачный образ», — на манер фэшн-критика заключает Хоуторн, внутренне забавляясь. В пустой голове одно за другим всплывают упоминания о клишированных героях второсортных детективных историй. Этот впрямь со страничек сошёл. Того и гляди, задержишь дольше нужного искрящий блеском взор, как в животе что-то сдавит и похолодеет, колко поджав нутро под рёбра. Сердце отзовётся леденящим душу трепетом в шее. И если невинная девушка выдаст себя, а загадочный человек обернётся, тогда… Смех, да и только.
Очередной холодный порыв невесомо касается кончиков ушей Далии, и в разум её прокрадывается крайне абсурдная, но до изнеможения сладкая идея. Почему-то представший ей образ хочется ассоциировать с неистовствующей стихией. Пронёсшийся вперёд столь же внезапно и стремительно, излучающий лишь тяжёлый хлад, как сам ветер. Малоприметный, но необъятно притягательный… От всей этой художественной ереси Далию откровенно мутит. Решение отречься от навязанной учёбой привычки гиперболизировать никчёмное звучит как никогда правильно. Будь сестра здесь, Айрис бы точно отвратно высунула язык, приложив к нему два пальца в красноречивом жесте. Пакость.
Вдруг таинственная фигура переменяется. Человек спешно пригибается, умело обращаясь с зонтиком и ловко минуя косо выдающуюся ветвь клёна. Уклон свершается удачно, да только Хоуторн не может оставить без внимания то, как упархивает белоснежный шарфик за чужой спиной. Спадая пушистым облачком с плеч, тот летит прямиком вниз на грязную землю. Ничего не подозревающий владелец продолжает путь дальше.
Что же...
Ладно, хорошо! Далия не воспитывалась любезной матерью слишком сердобольным ребёнком, но педантичность и чувство перфекционизма испепелят девушку заживо, если она осмелится молча пройти мимо и бросить всё так, как оно есть. Такой прелестный шарф — да как можно? Злонравие и протест взвеваются в ней плотоядно рокочущим чудовищем, хотя девичьи губы растягиваются в кровожадной самодовольной ухмылке.
Если что-то в бренном мире неидеально, то сей факт важно исправлять. Если Хоуторн прикладывает к этому ручку, то итог обещает быть безупречным.
Чего-то пагубного и ужасного в том, чтобы совершить маленькую услугу и доблестно вернуть брошенный аксессуар хозяину, студентка в упор не находит. Ускоряя шажки, она спешит-спешит настигнуть несчастную вещицу, пока та окончательно не пропиталась грязью. Почему бы и нет?..
Чего греха таить, Далия слукавит, если не признается в том, что непомерно увлечена тайной личности владельца шарфика. Такая, как она, вряд ли найдёт силы отказаться от крохотного шанса разочек другой посмотреть тому в лицо. Тогда частички образа выстроятся в единое целое, и историей с воодушевлением можно будет похвастать перед подружками и близняшкой Айрис. Ха!
Уже практически срывающаяся на бег девица в азарте склоняется к земле. Когда вещь оказывается в твёрдой хватке, она притормаживает и, несуразно выравнивая другой рукой пакет с выпечкой, устремляется догонять удаляющегося человека.
Почти не задыхаясь от чувства нехватки воздуха, Далия тактично прочищает горло и обращается к незнакомцу:
— Простите, кажется, Вы обронили.
Долго ждать не приходится. В ту же долю секунды он останавливается и единым плавным движением оборачивается.
Подавляя возрастающее предвкушение, Далия подходит ближе и кивком указывает на испачканный шарф. Шерстяные молочные косы, измазанные в грязной воде, выглядят удручающе. Постирать такую красоту уготовано не раз, а отбелить до конца вовек не удастся. Девушка отводит чересчур тоскливый взгляд от элемента одежды, чтобы обнаружить перед собой весьма привлекательного мужчину.
— Вот это да, какая жалость, — в растерянности протягивает хозяин вещи, неловко просияв чарующей белозубой улыбкой. — Это ж надо было…
Отчего-то Далии становится смешно, и она, ни капли не стесняясь, заливисто хохочет, осторожно передавая аксессуар молодому человеку. Пока последний с лёгким, но каким-то несерьёзным удручением принимает обронённый шарфик, девушка пользуется случаем и позволяет себе тщательно изучить мужчину. Он, определённо, старше; быть может, ему около тридцати пяти. Статный, хорошо сложенный и широкоплечий. Шею скрывает плюшевый воротник бледно-голубого свитера. Радует отсутствие выраженных скул при такой широте челюсти — сочеталось бы ужасно. Единственная маленькая ямочка на правой румяной щеке прячется, когда он перестаёт улыбаться, что одновременно и отталкивает, и, чёрт возьми, умиляет до смерти. С лисьим прищуром Далия смеряет смоляную прядь чёлки, выбившуюся на высокий лоб под напором ветра из зачёсанных в колючей укладке волос. Тёмные брови, вскинутые в горьком удивлении при виде испорченного шарфа, занимают её и медленно ведут к самому сокровенному.
— Даже не знаю, как могу Вас отблагодарить.
Далия совершенно не воспринимает его слов, не слышит. Вряд ли она была готова к тому, как эти бездонные иссиня-чёрные глаза с бесконечной признательностью взглянут на неё. Словно воды океана под луной, обаятельные радужки жизнерадостно искрят, заставляя девушку кануть разумом в странной оторопи. Подавляющая собственное изумление, студентка суетливо отводит скачущий из стороны в сторону взор. В тщетной попытке разыскать за что зрачками ухватиться, она замирает, бездумно концентрируясь на мужской груди.
— Право, не стоит, — как-то неуверенно и робко для самой себя бормочет Хоуторн, — любой бы на моём месте помог.
В плену любопытства Феникс грациозно никнет ухом к плечу и широко улыбается одними уголками рта после столь скромного ответа. Он неотрывно разглядывает женские черты, аккуратно складывая шарф перепачканной стороной вовнутрь, зажимая тот в ладони.
Дёрнувшись всем существом, Далия находит себя совсем не собранной и уже намеревается вежливо попрощаться, чтобы скорее убраться прочь. Только вот редкие капли начинают отбивать о камень, оповещая о занимающемся ливне. Мужчина любезно перемещает до сих пор покоящийся на плече зонт таким образом, чтобы скрывать от дождя сразу обоих, и, прежде чем откланяться, девушка жаждет вновь посмотреть в чужое лицо, но не успевает. Молодые люди резко вскидывают головы, уставившись в купол зонтика. Раскат звучит прямо над ними. Вот незадача.
Пока Хоуторн продолжает вслушиваться в ожидании новых громыханий, Райт ненавязчиво совершает шаг навстречу и твердит:
— Я просто обязан Вас проводить. До конца жизни себе простить не смогу, если оставлю Вас здесь вот так.
Чувствуя, как эго просыпается и вздымается алым туманом, занятно бурля у сердца, Далия улыбается так обворожительно, как только вообще может.
Майя
Потрёпанный временем ежедневник, покоящийся в четвёртом ящике письменного стола. Мужчина невзначай вспоминает о нём, когда находит пухлые влажные губы Далии глазами. Драгоценная идея только зарождается, баламутя ясность в сознании, а он уже практически сбит с панталыку.
Эйприл
Знакомое чувство всеобъемлющей тяжести в теле, плавящей горячие мышцы от эйфории, - как давно это было. Преисполняющийся жаром организм успел забыть, до чего же сильно предвкушение и надежда могут опьянять своей сладостью, пока сбегают мурашками к лопаткам вдоль позвонков, толкая потерять контроль окончательно.
Франциска
Девушка идёт рядом, вздёрнувшая подбородок, почти вплотную прижимаясь к его плечу своим. Широкая гадская полуулыбка украшает лицемерный кукольный лик, и Райт алчно ловит мгновения, чтобы искренне полюбоваться всей этой мерзостью.
Воркующий женский голосок звенит в ушах бесподобным эхом, вознося куда-то далеко. Феникс истосковался по таким умопомрачительным ощущениям. Спроси хоть о чём, и тот не сразу найдётся с ответом.
Аж под ложечкой сосёт. Если отдаться эмоциям прямо сейчас, то ему снесёт крышу.
Эма
Этот восхитительный бескрайний список. Безупречные женские имена. Такие же неотразимые, как и сияющие примитивностью стеклянные очи новой знакомой, которую он с надлежащей охотой и нежностью защищает зонтом от дождика.
Афина
— Как, ты говоришь, тебя зовут? — пылко спрашивает Феникс, упоённо осматривая преисполняющуюся гордыней девушку.
Юная студентка кокетливо изгибает бровь, с игривой задумчивостью смотря куда-то вдаль.
Далия
Потрясающе. Мысленно Райт представляет, как кропотливо выводит густыми тёмно-красными чернилами букву за буквой. Прекрасное имя в совершенном перечне из старого блокнота. Их список
мёртвых имён.
Далия начинает любить осень, потому что Феникс похож на октябрь.
Жаль, что Фениксу глубоко плевать. Райт продолжает очарованно смеяться, галантно обнимая глупышку за хрупкие плечи. Такую милую, такую красивую, славную и… наверное, до безумия
вкусную. Видит Бог, этим волшебным вечером малышку во всём Лос-Анджелесе не найдут.
Он украдёт и
съест её.
