Низкий лекторский голос громыхает в стенах аудитории, да только Айрис ни черта не слышит.
Беспощадный, протяжный звон переполняет ухо, вливаясь шипящим кипятком куда-то на дно черепной коробки; закупоривает слух, точно винные пробки, ограждая от посторонних шумов. Женское дыхание сбивается, становится рваным, учащённым, когда тучная фигура профессора, с активной жестикуляцией зачитывающего материал, начинает троиться. Пухлые, сокрытые густыми усами губы преподавателя поблёскивают в желтоватом освещении ламп, издавая в пространство какие-то фразы, но вокруг Хоуторн лишь вязкая завеса тишины. Виски и затылок холодит продувающим с окон сквозняком по выступившим крапинкам испарины. Пальцы по вине случайности сминают тетрадный лист, дрожат в необъяснимом треморе, и взволнованная этим Айрис испускает невольный выдох, только сильнее комкая искривлённую бумагу. Подушечка фаланги режется об острый уголок. Застывшая от неожиданности девушка глядит перепуганными глазами, как тёмная капелька крови утекает в кожную складку на стыке трясущихся фаланг.
— Мисс Хоуторн?
Где-то там, за грудиной, безумное сердце ухает громко и тяжело, поколачиваясь о хрупкие рёбра, вырываясь яростно наружу. Кажется, что кости вот-вот не выдержат и переломятся, являя нутро средостения на воздух с хлопающим хрустом. Мышцы живота туго сокращаются, стягиваясь доской к поясничным позвонкам, стоит вообразить такую чудовищную картину.
Тёплая кровяная капля соскальзывает вниз, пропитывает нежно-голубой мазок маркера, броско выделяющего тему лекции цветом.
— Мисс Хоуторн!
Кто-то легко, но настойчиво толкает в плечо. Правая рука отзывается вспышкой тупой боли, побуждая девушку вздрогнуть и ошалело повернуться к однокурснику, который решил привлечь внимание подобным образом.
— Профессор обратился к тебе, — осторожно произносит молодой человек, пока смеряет Айрис суетливым, немного любопытствующим взглядом.
— Действительно, мисс Хоуторн, — звучит укоряющее замечание из-за далёкой кафедры, а юноша, навостривший слух, рефлекторно втягивает голову, уткнувшись в танцующие каракули собственного почерка.
Едва ли позволяя себе мешкать, студентка с шумом вскакивает с места, и эхо стука твёрдых подошв о половицы отражается от грязно-бежевых стен. Растерянный, сбитый с толку вид буквально кричит присутствующим о том, что происходит. Она беспомощно оступается, с опаской сохраняет молчание, приподнимая расфокусированный взор на силуэт выжидающего отклика профессора.
— Прос… — девушка прочищает горло и сипло проговаривает: — Простите, повторите вопрос, пожалуйста.
Первая пара смешков, словно вишенка на торте, обрамляет то, как картинно смыкаются предплечья позади крупного туловища лектора, когда тот обречённо вздыхает. Пожилой мужчина бесцельно совершает пару шагов в сторону интерактивной доски, однако всё-таки воздерживается от привычного саркастичного комментария, которым любит одаривать студентов.
— Мы обсуждали основы аналитической психологии последние пять минут, — лазерной указкой он фокусирует всеобщее внимание на упомянутой части блок-схемы. — Вы можете назвать аудитории основоположника данного направления, которого я уже вскользь упоминал?
Разносортная череда шепотков однокурсников, которые у Айрис ныне есть физическая способность услышать, заставляют вытянуться струной и судорожно сглотнуть слюну. Кислая слизь минует иссохшую глотку, отчего лицо мимолётно кривится в гримасе. Связки силятся издать хоть какой-то адекватный звук, но вместо него рождается неразборчивый хрип.
— Не можете? — с притворным удивлением вскидывает брови преподаватель, видимо, посчитавший прямой обязанностью продолжать выпытывать ответ на заданный вопрос.
Сидящие по соседству ребята заинтригованно наблюдают. Возможно, улучают более подходящий момент, чтобы буркнуть несчастной подсказку, хоть толку в той и крохи нет. Молодые люди с нижележащих рядов — авторитеты и отличники, — бесстыдно оборачиваются, с охотой выискивают виновницу лекционной заминки: скалящиеся в блистательных мерзких улыбочках, клюнувшие на свежую наживку, жаждущие провала и повода для сплетен. Группка сентиментальных девчат, расположившихся посередине учебного зала, разглядывают с настоящим сочувствием. В умных изумрудных глазах одной из однокурсниц искрится понимание.
Айрис замечает каждого из них, бегло осматривает загнанным в капкан животным, готовая сквозь землю провалиться, лишь бы прекратили так глазеть. Мокро шмыгнувшая носом, она крепко смежает веки, так и не подглядев в злополучный конспект. Нужного ответа там всё одно не найти — не записан. Вероятно, ей поможет интуиция.
— Юнг, — голос проседает, поэтому Хоуторн повторяет громче в попытке придать тому немного силы, — это Карл Густав Юнг.
Галдёж умолкает, мгновенно ввергая лекционное помещение в желанное затишье. Теперь она тупит взгляд на свои пляшущие в диком мандраже запястья. Последние страшно зудят под письменным столом.
— Да, — слишком обрадованный правильному ответу, лектор кивает удовлетворённо, — точно!
Около сотни с лишним лиц устремляются на угловатое тельце Айрис. Поощряющая улыбка профессора расплывается по широкому жирному лицу.
— Чуть поувереннее в следующий раз, мисс Хоуторн, — мужчина возвращается на законное место у стойки кафедры. — Присаживайтесь.
Она старается опуститься за парту беззвучно, игнорирующая то, как прицелы чужих взглядов ощутимо блуждают по выпирающим лопаткам. Мягкие покровы спины запоздало обдаёт липким потом, отчего свитер пристаёт к скользкой коже. Тёмно-карие радужки быстро-быстро скачут по канцелярским принадлежностям: пенал, авторучка, кусочек ластика, маркер, отупевший карандаш… Зрачки стопорятся над тетрадью и неровном красном пятнышке, пропечатавшем конспект. Охваченная смятением, девушка поджимает обветренные, сухие губы и бездумно отвлекается на товарищей, восседающих на первом ряду.
Конечно.
Третье от левого края место занято Дафной, что оживлённо переговаривается с безудержно хихикающей Эшли. Той самой славной и дружелюбной Эшли, которая робко утешала и кормила голодную Айрис сэндвичем в прошлый вторник на дополнительных занятиях по химии. Что-то похожее на обиду омывает урчащий от пустоты желудок.
Сиди Далия рядом, сестра-близнец бы не умолчала, что думает по такому поводу.
Приглушённое бухтение. Собственное имя на чьём-то поганом языке, в презрении произнесённое юношеским басом, помогает отмахнуться и забыть, замкнуть в себе наболевшее хоть на чуть-чуть. Поэтому Хоуторн подхватывает указательным пальцем ручку, прокручивает на пробу в ладони, измазываясь в синеватой пасте; оправляет конус колпачка и наконец приступает писать под диктовку профессора. Строки ложатся точно в клетки. Словосочетания и сокращения множатся в тезисах. Оформляется красивый текст.
«Да убери ты её к чёрту, гадость какая!» — в памяти всплывает утренний крик сестры. Разгневанная Далия чуть ли ногой от злобы не топочет, когда Айрис, скрипящая зубами, пытается натянуть тёплую шапку на рыжую укладку упрямой тупицы.
Похоже, она чрезмерно концентрируется на работе. Хоуторн-младшая отстраняется от листа, исписанного от края до края; обнаруживает, в какой жуткий беспорядок погружена. Люди, оказывается, живо собираются и покидают аудиторию. Профессора здесь больше нет, потому парни позади переговариваются крепким матерным, не скупясь на взаимные подколы и низкие шутки.
Девушка осматривается. Юноши, толкнувшего её в плечо в период лекции, и след простыл. Может быть, стоило поблагодарить его или что?
«…гадость какая!»
Действительно, мысленно хочет ответить Айрис близнецу.
Перехватывая рюкзак, укладывая тот на плечо поудобнее, Хоуторн спешит покинуть лекционный зал, ловко обгоняя однокурсников. Ноги резво ступают в тесную толпу, ведут в направлении к юго-западному крылу учебного корпуса. Знакомая макушка Эшли с розовыми прядями меж крашеных блондинистых волос исчезает за соседним углом. Айрис порывисто косится на циферблат наручных часов.
Согласно расписанию, около часа назад у старшей сестры кончился последний семинар. В запасе максимум десять секунд, если она реально согласна, не затормозив, свернуть на лестничный пролёт, одеться по пути вниз, спуститься на первый этаж — и на выход. Прочь отсюда.
Далия слишком разозлится, когда узнает, что Айрис прогуляла занятия, да? Если б только оно ещё кого-то трогало.
Дверь поддаётся со скрипом, легко захлопывается с металлическим стуком. Не без воодушевления Хоуторн сбегает по обшарпанным ступенькам, вглядывается на заслонённый дождевыми облаками тускнеющий небосвод, и зачахшие лёгкие расправляются под напором уличного кислорода. Девичьи щёки обдаёт сырой октябрьской прохладой. Иссыхающие листья восхитительно шуршат под ботинками. Наконец-то.
Студентка одёргивает края тёмно-зелёной куртки, бережно вынимает из потайного кармашка охристого цвета шапку, выпрямляет по шву самую малость и утягивает на голову. Поколебавшись секундно, дергает застёжкой на молнии притык до подбородка, пряча уязвимую к низким температурам шею. Ускоряющая ход, она покидает территорию университета, сворачивая от автобусной остановки в противоположную сторону. Айрис решает идти пешком. По четвергам Далия всегда ходит пешком, прогуливаясь через восточный парк.
До чего же странный день.
В следующий раз Хоуторн осознает себя на полпути к дому, когда без очевидной на то причины остановится у стеклянной витрины проклятой пекарни, в которой старшая сестра зачастую никак не откажется прикупить мучного в качестве подлой издёвки. Хотя младшая из девушек по сей день продолжает усердно лечить крапивницу после того позора с апельсиновым мармеладом на ночь глядя, она просто не обращает внимание на своеобразные загоны близнеца.
Не будь Далия самой собой, наверное, Айрис не смогла бы любить её так слепо и беззаветно. Не летела бы домой в объятия вредной близняшки, которая сначала за слёзы врежет как следует, а потом хоть от целого мира заберёт, укроет, защитит.
Как же холодно!
Вздыхая, Айрис поторапливается во мрак незнакомого узкого проулка, ведущего к ближайшей парковой аллейке. Запястья юркают в просторные, обволакивающим теплом карманы. Замёрзший на ветру кончик носа тычется в высокий дутый воротник куртки. Душная шапка постепенно приподнимается с темечка, оголяя нежную мякоть мочек ушей. Пряди гладких тёмно-русых волос, собранных в аккуратные хвостики, вьются под колким порывом, выбиваясь из-под сверкающих металлом, узорчатых заколок. Один из случайных локонов встревает во влажном уголке рта.
Далеко в небесах, под мрачными тучами, прямо над головой раздаётся дребезжащий бой грома. Дрогнувшая в неподдельном страхе, девушка останавливается, зрит ввысь и с крайне огорчённым видом опускает нежно-карий взор на тонкие синие джинсы, натянутые упругими бёдрами и икрами. Как пить дать промокнут. Асфальт под подошвами влажный, оттого буро-коричневый носок ботинка уже перепачкан грязью. Гибкая кисть ощупывает рюкзак, касаясь бокового отдела, где должен покоиться зонт…
Да ладно?
Чуть ли не бегом следуя вдоль усыпанной листвой парковой тропы, изумлённая Хоуторн стаскивает ранец с плеча, распахнув сумку на ходу, приступая рыться в тетрадях и учебниках. Куда же он делся? Она собственными глазами видела, как сунула его собственными руками в один из карманов с утра, ещё до завтрака. Ну как так-то? С удручённым стоном, Айрис застёгивает молнию рюкзака. Только бы зонтик остался брошенным в аудитории, а не утерянным где-то по пути, а то…
Внезапный животный рык заставляет содрогнуться и оцепенеть на месте. Боясь хоть шелохнуться, Айрис приоткрывает рот, затаив дыхание.
Пара сверкающих одичалых глаз кровожадно впиваются в женское существо. Заострённые, треугольные уши припадают низко к черепу. Собачья клыкастая морда угрожающе склоняется к земляной плитке. Когтистые передние лапы берут упор в стойке, отчего по дуге звериного хребта встаёт дыбом изгвазданная в земле шерсть. Крупная порода, какая-то нездоровая. Такая без труда собьёт с ног, если кинется в прыжке.
Боже милостивый… Девушка осязает, как начинают труситься предплечья, как подводят ватные колени, как сводит судорогой глотку — как ей дико и страшно. Ботинок предательски издаёт гулкое шарканье, когда студентка аккуратно отступает назад. От этого дворняга только громче рокочет. Чудовищный рёв лишает последней храбрости, время истекает.
Выдержка даёт трещину.
С пронзительным визгом Айрис пускается бежать на всех парах невесть куда. Под оглушительный лай собака стремится точно следом, подсекая лодыжку непозволительно близко пастью. Хоуторн звонко вскрикивает, перемахивая за каменную парковую оградку, вваливаясь меж стволов деревьев, на голые веточки кустарников. Треск сухой коры да топот лап, нагоняющих её, принуждают ускориться. Ноги ведут по извилистой тропинке, словно второе дыхание открылось. Айрис бегло оборачивается, видит всё так же мелькающее в погоне пятно, и… внезапно погружается в туман.
Наверное, головой о что-то приложилась.
Лоб как раскалывается после удара. Девушка пытается посмотреть, но вокруг темным-темно. Хочет позвать на помощь, только вот теряет свой прикушенный язык от колкой боли. Старается как-то слушать, однако… Кисти цепко впиваются в что-то твёрдое.
— …давай иди отсюда, фу!
Твёрдое и невероятно тёплое.
Голос. Она же слышит голос, верно?
— Уйди, кому сказал!
Грозный, властный баритон. Безмерно хлёсткий, предостерегающий крик. Приказ, сказанный чётко и внятно. И хотя Айрис практически осознаёт, что именно в них заключена реальная безопасность мира, страх не отпускает вопящий во мраке разум. Стиснутые курткой конечности ужаснейше дрожат. Поперёк горла застревает густой ком — до чего же непросто вдохнуть.
— Господи, скажите, Вы целы? С Вами всё в порядке?
Челюстям хватает мелкого усилия, щёлкнув, разомкнуть рот, чтобы издать отчаянный, жалобный вопль. Огромные горячие капли слёз брызжут и катятся по пылающему обветренному лицу. В рёв Айрис ударяется так, что от рыданий закладывает уши.
— Ну-ну-ну, что же Вы?.. — кто-то причитает вполголоса, тихонько переходя на успокаивающий полушёпот: — Не надо так. Всё хорошо. Она убежала. Теперь всё нормально. Вот так, тише-тише.
Пропади они пропадом: треклятая философия, бешеная дворняга и зонт! Таков он, заветный предел. Неделями копимые стресс да напряжение выплёскиваются из опрокинутой золотой чаши солёной водой. Безобразие и ядовитая мерзость дня вырываются задушенным тонким скулежом. Невыносимая тяжесть гадского четверга отпускает в эту долгожданную минуту.
Неистово всхлипывая, девушка сжимает занемевшие руки в обледневшие кулачки; чувствует кожей нежную шерсть и разве что всем телом к ней не льнёт в поисках необходимой защиты. Плотная ткань, беспросветная, как промозглая зимняя ночь. Только сейчас мозг соображает, в какую же «тьму» тогда угодил.
— Не бойтесь.
Роняя с подбородка несколько слезинок, Айрис оробело приподнимает голову, воззрившись из-под спавшей ко лбу шапки над собой.
Глубокие, пронзительные стально-серые глаза внимательно исследуют девчачьи черты сквозь линзы металлической оправы, аккуратно сидящей по переносице. Всколыханная ветерком, пепельная чёлка припадает к острым высоким скулам и вискам. Румянец красит впалые щёки, как и неприкрытый от кусачего холода нос. Дыхание ровное, спокойное, с губ нисходит мелкое-мелкое облачко пара. Кисти девушки распрямляются на его массивной тяжёлой груди, бездумно упрятываясь фалангами и ноготками под мягкий терракотовый шарф. Чужие широкие ладони машинально и весомо скользят к пояснице, а студентка вдруг понимает, что беспардонно врезалась в этого прохожего мужчину, когда бежала, не разбирая дороги. Айрис неосознанно вжимает голову меж плеч, а он…
— Всё хорошо, — Майлз только улыбается шире, созерцая приветливым, мирно-восхищённым взглядом. В прозвучавших словах ни единой капли отторжения или неловкости, хотя он и остаётся крайне осторожен. Его должная бдительность и высокая озабоченность женским состоянием и располагают, и абсолютно дезориентируют туго соображающую Айрис; ей, потерянной, никак не разобрать, что конкретно сейчас надо сделать.
Остатки мокрой пелены ускользают с уголков век, а Хоуторн заходится в бесконечном потоке извинений, неспособная хоть раз моргнуть.
— М-мне так ж-жаль, — она жутко заикается, речь не поспевает за мыслями, — оч-очень! Прос-остите, рад-ди бог-га! Я-я, — Айрис делает судорожный вдох, из-за которого ослабшая гортань издаёт что-то нечеловеческое.
Эджворт невольно суровеет от таких перемен. Без раздумий мужчина позволяет девушке ухватиться за себя покрепче.
— Дышите, — он деликатно не даёт бедняжке отпрянуть, опасаясь, что та вот-вот лишится чувств. — Вдохните поглубже. Не плачьте. Давайте вместе, вдох, потом выдох. Со мной, прямо сейчас делаем вдох…
По команде Айрис кивает, вбирает воздушный поток и ртом, и носом, остужая полыхающие от жара бронхи благодатным кислородом. Густая влага слышно закладывает пазухи, но всё равно она, напрочь забывшая о всяком стеснении, пытается действовать с молодым человеком чётко в унисон. Бледная линия губ приоткрывается, звучно заглатывая хорошую порцию воздуха, — Хоуторн следит пристально. Пока не получается так же гладко и легко, но Майлз одобряюще упрашивает продолжать, после чего делает с ней особо долгий выдох. В отсутствие лишних слов они совершают новый синхронный вдох. Затем выдох. Очередной вдох. И очередной выдох.
— Теперь легче? — светлые брови изгибаются в вопросе, однако мимика совсем не выглядит хмуро.
Обескураженная Айрис мигает парочку раз и застенчиво утыкается переносицей в край курточного воротника.
— У… Угу, — бормочет она, заглушаемая слоями пуховика.
— Великолепно, — Эджворт вновь очаровательно улыбается, смеётся искренне обрадованно, - просто замечательно.
Эмоции настолько заразительны, что девушка сама безотчётно расплывается в несдерживаемой улыбке, щуря раскрасневшиеся, заплаканные глаза. В прочной мужской хватке так восхитительно уютно и правильно быть, что думать об этом медленно, но верно прекращаешь. А Майлз не в силах пропустить, как изумительно слипшиеся во влаге длинные ресницы сокрывают верхнюю половинку оживших медно-карих радужек. Чужие заледенелые руки отпускают его грудную клетку, и пригоршня драгоценного женского тепла канет с пальто в предливневый холод. Даже немного жаль.
Раскат грома вторгается в пространство над опустевшим парком, отчего милая Айрис зажимает складку собственной куртки ладонями с перепуга.
Какая прелесть.
Калисто
Она рвётся отблагодарить. Хоть как-нибудь. Хоть чем-нибудь.
Оба обступают лужу на тротуаре, когда Хоуторн кивает в сторону одинокого киоска:
— К-кофе, — её новый знакомый замедляет шаг, неловко толкаясь в женское плечо своим. — Пьёте кофе?
Эджворт с напускным интересом сощуривается. Ноздри втягивают тошнотворный аромат кофеина, который мужчина ненавидит всей душой сколько себя помнит.
— Чтобы согреться, — добавляет она, тщетно пытаясь звучать бодрее и увереннее.
Майлз разрешает безмерно вежливой улыбке расползтись по бескровному лицу, понудив этот маленький комочек нервов стеснённо отвести взор к носкам собственной запачканной обуви. Как тут откажешь?
Лана
Она волнуется на пассажирском сиденье в его машине, поджимающая к животу крайне аккуратно сложенную куртку. Держит стаканчик с вонючим латте обеими руками против вздымающейся под блузой пышной груди, словно то самая дорогая сердцу вещь в жизни.
Опленённый такой безупречной кротостью Эджворт мягко тормозит на светофоре. С одержимым трепетом поглядывает украдкой на этот перевозбуждённый, нестабильный стан.
Джустин
Девушка с приятным энтузиазмом тычет в лобовое стекло, указывая на третий съезд с кольца. Располагающе кивнув, Майлз включает поворотник и умело перестраивается в соседний ряд. Пусть голова принципиально повёрнута на дорогу, боковое зрение вычленяет, как младшая Хоуторн активно накручивает пальцем прядку распущенных русых волос.
В поблёскивающих серебром глазах лишь имена.
Рода
— Район бесподобный. Шикарные дороги, — хрипло расценивает молодой человек, легко давая по газам на практически пустой проезжей части.
Юная леди заливисто смеётся, нутром ощущая, как захватывающе автомобиль набирает скорость.
Четвёртый ящик письменного стола. Будь спутница чуть наблюдательнее, она бы заметила лихорадящее предвкушение, фонтанирующее через мужские неудержимо трясущиеся колени. Само собой, в целом вид у Эджворта такой, будто ничего особенного не происходит.
Лорен
Что ж, он поражён тем, что маскирование ухмылки требует от него больших усилий.
— Держитесь, мисс Хоуторн, — слышимо призывает он, после чего реагирует на девчачий визг и оборачивается. То, как смешно спутница прикрывает ладошками рот со стыда, пробивает его броню сдержанности на почти искреннее веселье.
Смоченный слюной язык омывает острые поверхности обнажённых резцов, смакуя слог за слогом.
Айрис
Однозначно, лучше быть не может. Студентка забавно хмурится в лучиках розового закатного солнца. Нужно признать, что она уже не вспомнит, когда в последний раз ощущала себя настолько непринуждённо, открыто и просто. Сейчас абсолютно плевать, глупому мозгу необходимо чудо. Блестящие радостным огоньком карие очи с очевидным неравнодушием глядят на нового знакомого, прямо не скрывая зарождающейся симпатии. Даже если позже судьба больше не даст встретиться с этим прекрасным человеком, она хочет запечатлеться на моменте. Жизнь научила ценить мелочи: девчонке хватит и воспоминаний...
Как же она удивлена, когда не находит на мужских пальцах обручального кольца.
Айрис смешно, потому что Майлза хочется назвать ангелом, что, к сожалению, неудачно оступился и свалился с октябрьских туч.
Занятно, Майлз ведь догадывается, оттого, довольный подобным раскладом, в сладостном ожидании он расправляет дьявольские крылья за спиной. С притворным увлечением Эджворт внимает каждому слову, позволяет богатому воображению исказить переливы женского голоса в надрывный агональный плач. Если Феникс останется уверенным в том, что обворожительная Далия будет их
лакомым кусочком, то братец у Майлза законченный бездарь, дилетант…
Надо полагать, дражайшая Айрис окажется не менее
сочной.
