Спасти Грейнджер

Ровно в одиннадцать утра Хогвартс Экспресс отошëл от вокзала Кингс Кросс. Гермиона, Гарри и Рон возвращались в школу, чтоб всë же закончить последний, выпускной курс. И как бы не хотелось парням начать стажировку в аврорате, но даже несмотря на их героические заслуги необходим был диплом. Что ж, законы и после войны не поменялись. Да, они уже взрослые. Да, они герои войны. И да, для них все двери открыты. Но только по окончании обучения, это особо подчеркнул Кингсли Бруствер, новый Министр магии. Гермиона смотрела на хмурых друзей и улыбалась. — Да ладно вам дуться! В конце концов у нас есть шанс продлить детство ещё на один год. Разве вас это не радует? — спросила она, слегка пнув Гарри по лодыжке. Парень грустно улыбнулся: — Ты как всегда права, Гермиона. Вернуться в Хогвартс… Ммм, честно, я пожалуй согласен с Кингсли, образование ещё никому не помешало. — Джордж и… Фред прекрасно обошлись без диплома! — Рон хмуро смотрел в окно. Ему всё ещё трудно было произносить имя погибшего брата, хоть и прошло почти четыре месяца с Финальной битвы. Гермиона положила ему руку на плечо и тихо сказала: — Ты мог бы поддержать Джорджа… в магазине. Ему нужна твоя помощь. Тебе вовсе не обязательно начинать карьеру в аврорате… — Даже и не думай, что я оставлю тебя, Гермиона, — рыкнул Рон. Девушка тихо вздохнула. Уже две недели она пыталась доказать Рону, что у неë нет к нему чувств, как к мужчине, что тот поцелуй в Тайной комнате был лишь под влиянием эмоций, стресса. Что он дорог ей, но как друг. Да, когда-то она испытывала к нему чувства, возможно даже любовь. Но у неë было достаточно времени всë переосмыслить и расставить все точки над i. И не уход Рона из команды во время поисков крестражей повлиял на еë решение. Это случилось гораздо позже, уже после битвы. Она просто поняла, что видит в парне только друга. Да, лучшего и любимого, но друга. Не более. Вот только Рона сей расклад не устраивал. Он был уверен, что Гермиона любит его, хотя ни разу не спросил еë об этом. Всë лето, пока они восстанавливались, пока пытались жить дальше, Рон изводил еë своими чувствами, которые не стеснялся выражать при всех. Гермиона терпела, когда он собственнически обнимал еë за талию на глазах у всех обитателей Норы. Терпела его мокрые поцелуи. Терпела пошлые попытки прижать еë в самых укромных углах. Но две недели назад еë терпению пришëл конец. Оно просто лопнуло, когда Рон заявил об их помолвке за завтраком. Не сказать, что это было неожиданностью для членов семьи Уизли, но Молли почему-то была ошарашена. Она перевела взгляд с сына на Гермиону и тихо спросила: — Ты уверена, дорогая? Молли Уизли была мудрой женщиной, и очень наблюдательной. И, конечно, от неë не укрылось неприятие ситуации Гермионой. В течении четырëх месяцев она наблюдала за попытками сына привязать к себе Гермиону, именно привязать! И она прекрасно видела, как девушка хмурит брови, когда Рон еë обнимает, как бледнеет во время поцелуев, какой у неë растерянный и убитый вид, когда она вылетает из угла, а следом выходит взбешëнный Рон. Всë это Молли Уизли видела и не понимала, почему умная и рассудительная Гермиона просто не скажет ему «нет». Женщина не вмешивалась в их отношения, в конце концов уже взрослые, сами разберутся. Но в груди росло беспокойство, что это неправильно. Скорей всего девушка запуталась в себе, в их отношениях, и Молли ни в коем случае в этом еë не винила. Но в конце концов с этой ситуацией надо что-то делать, раз восемнадцатилетние не могут сами разобраться. Молли посмотрела прямо в глаза Гермионе и спросила громче: — Милая, ты точно уверена в своëм решении? А Гермиона сидела, как громом поражëнная, с застывшей вилкой у рта. Она медленно подняла глаза на Рона, два раза моргнула, будто отгоняя наваждение, и прохрипела: — Нет. Я не согласна на это, Рон. Парень начал наливаться краской и зло скрипнул зубами. — Разве мы это не решили, Гермиона? Что мы с тобой обручимся до возвращения в Хогвартс? — с нажимом произнëс он. — Мы? — Гермиона опустила вилку и отодвинула тарелку. Аппетит пропал полностью. — Мы?! Это ты решил! Ты принял это чëртово решение за нас двоих! Я не хотела с тобой ссориться, но ты перешёл черту. Мой ответ НЕТ, Рон! Нет, нет и ещё раз нет! Гермиона вылетела из-за стола, извинившись перед Молли и Артуром, и быстро вышла из столовой на улицу. Молли перевела взгляд на сына. — Ты совсем спятил? Зачем ты еë мучаешь? Рон зло сверкнул глазами. — В каком смысле — мучаешь, мама?! Между нами всë было прекрасно! Я люблю еë, она любит меня. Что изменилось? Гарри, сидящий по правую руку от друга прочистил горло и твëрдо сказал: — МЫ изменились, Рон. Всë изменилось. И если ты не хочешь сжечь всë светлое между нами троими, а именно дружбу, ты прекратишь донимать Гермиону. Сию же минуту. — Но я… — Я понимаю тебя, Рон. Ты любишь еë. Или думаешь, что любишь… — В каком смысле, думаю!.. — Не перебивай меня, Рон, — Гарри поднял руку, заставив друга замолчать. — Да, я не отрицаю, между вами были чувства. В школе. Но слишком многое произошло. Да, вы привыкли друг к другу, но это не любовь. Посмотри на Гермиону — она страдает, ей тяжело, но она не любит тебя. Просто прими это. Рон уставился на друга. — Я еë люблю! И даже если она сейчас отрицает это, но всë ещё любит меня, я знаю! Гарри потëр переносицу. — Как друга, Рон. Может даже, как брата. Но не более. — Откуда тебе знать, Гарри?! Что ты вообще знаешь??? — заорал Рон. — Всë знаю. Я наблюдал за вами всë лето. Так что у меня, да и не только у меня, было время, чтобы проанализировать ситуацию между вами. И поверь мне, я не позволю тебе давить на Гермиону. Прекрати это. Прекрати сейчас. Или потом будет поздно. — Гарри, я люблю еë, — тихо сказал Рон, опустив голову. — Извини друг, но твоя любовь больше похожа на одержимость. Любовь это в первую очередь уважение к человеку, к его чувствам. Но у тебя этого нет. Подумай над этим. Гарри встал из-за стола и вышел на улицу. Артур Уизли, молчавший до сих пор, положил ладонь на плечо сына и сказал: — Гарри прав, сынок. Ты слишком торопишь события. Просто дай Гермионе время разобраться в себе. И не лезь больше к ней со своими признаниями. Может ты и не получишь еë любовь, но постарайся не потерять дружбу. Ведь вас связывают годы, множество приключений. Война, в конце концов. Цени это. Сидя в купе, друзья молча, каждый у себя в голове прокручивали события того злополучного дня. Через час, после завтрака, Гермиона собрала свои вещи и с помощью Гарри перевезла их на площадь Гриммо, 12. Больше в Норе она не могла находиться. Ей было ужасно стыдно перед Молли и Артуром, ей было жаль Рона. И было больно, что она раньше не оборвала их недоотношения, пока всë не зашло в такой тупик. Гарри и Джинни успокаивали еë, как могли — Гарри, обняв подругу, тихо покачивал еë, как маленькую, гладил по голове. Джинни же просто искрилась от злости на брата за его тупость и безрассудство. Постепенно Гермиона уснула, сидя на диване и уткнувшись лицом в плечо Гарри. Аккуратно положив подругу на подушку, Гарри взял за руку Джинни и вышел в столовую. — Что будем делать? — спросил он девушку. Джинни достала из верхнего шкафа бутылку с огневиски и два стакана. — Не возражаешь? — получив согласный кивок, девушка разлила жгучий напиток и подала стакан Гарри. — Что будем делать? Да ничего. Гермиона до отъезда в Хогвартс останется у тебя. А там посмотрим. Гарри сделал глоток и поморщился. Он не был любителем крепких алкогольных напитков, но был не прочь иногда немного расслабиться. Особенно сейчас. Джинни взболтала янтарную жидкость и, кивнув, одним глотком осушила стакан. — Эй, ты не очень-то налегай, — усмехнулся Гарри, наблюдая, как девушка наливает себе новую порцию. — А ты против? — улыбнулась рыжая бестия. — Не парься, я маме сказала, что останусь сегодня с Гермионой. — То есть, со мной, — Гарри ухмыльнулся, делая глоток. — Ага, — Джинни опять одним глотком выпила содержимое стакана и обняла Гарри. — Знаешь, это конечно всë неприятно, и я ужасно зла на Рона. Но уверена, что Гермиона справится. А вот в Роне не уверена. Нам с тобой придëтся внимательно следить за ним в школе, чтобы этот придурок не напортачил ещё больше. — Согласен. Рон слишком несдержан, всегда таким был. Я его не осуждаю, но и далеко не поощряю. И если честно, даже подумал, может Гермионе стоит начать встречаться с кем-то другим? — Ммм, возможно это было бы неплохим решением. Но нам лучше не вмешиваться. Пока. Джинни подняла пустой стакан и игриво посмотрела на Гарри: — Ну? Ещё выпьем? Или по другому стресс снимем? Гарри допил огневиски, принял стакан у Джинни и, поставив оба стакана на стол, протянул девушку за талию. — Значит, говоришь, с Гермионой осталась? Ну-ну. Положив руку на затылок девушки, он прильнул к еë губам. Джинни приоткрыла рот и впустила язык Гарри, углубив поцелуй. *** Драко Малфой в одиночестве сидел в купе, вглядываясь в сгущающиеся сумерки за окном. Он не планировал возвращаться в Хогвартс, как-то даже мысли такой не возникало, уж тем более в связи с событиями последних полутора лет. После Финальной битвы, когда Волан-де-Морт пал, семья Малфой была арестована. Даже Нарцисса. Это глубоко возмущало Драко, ведь она не была Пожирательницей, не принимала метку. Хорошо, что Кингсли Бруствер всë же ответил на их с отцом прошения и Нарциссу перевели из Азкабана под домашний арест в Малфой-Мэнор до суда, который состоялся в июле. Благодаря Поттеру, который давал показания в защиту Нарциссы, леди Малфой была полностью оправдана и освобождена из-под стражи. В полном одиночестве она коротала дни в Мэноре, ожидая суда над мужем и сыном. Тяжëлые недели для этой хрупкой, но такой сильной женщины. Люциуса судили в начале августа. Слишком много обвинений, слишком много свидетелей. Никто из Малфоев и не надеялся на мягкий приговор для главы рода, они реалисты, а не романтики. Поэтому пожизненный срок не был неожиданностью. Суд над Драко состоялся всего пару дней назад. Малфой был удивлëн, когда вызвали свидетеля защиты и в зал вошëл всë тот же Поттер и дал показания, как Драко, оттолкнув Тëмного Лорда, кинул ему свою палочку. Члены Визенгамота учли это обстоятельство в пользу Драко, сократив ему срок до пяти лет в Азкабане. Что ж, неплохо. Ведь изначально срок был восемь лет. Но когда вызвали Грейнджер, у Драко чуть сердце не остановилось. Ведь он прекрасно помнил, как в неë летел луч, выпущенный Долоховым, как девушку откинуло к полуразрушенной стене Большого зала. Как он, Драко, пустил в Долохова Аваду, а следом рассëк режущим заклинанием нападавшего Руквуда. Как подбежал к лежащей ничком девушке, попытался поднять, привести в чувства, судорожно нащупывал пульс, но не мог его уловить. Как он смотрел в еë лицо и не мог поверить, что эта девочка, перенëсшая лишения, пытки, ужасы войны, страшный бой Финальной битвы, вот так, в самом конце, погибла. «Как же так, Грейнджер? Как же так?!» — шептал он, не замечая, как по лицу текут слëзы. Это было поистине несправедливо! И вот она, живая и вполне здоровая, входит в зал и даëт показания в его защиту. Как он не выдал еë, Поттера и Уизли, когда этих троих притащили егеря в Мэнор. Как помогал эвакуировать младшекурсников. Как вернулся в Большой зал и сражался с Пожирателями спина к спине с ней, Гермионой Грейнджер. Все эти факты сыграли большую роль, и были подтверждены личными воспоминаниями Грейнджер. В итоге Драко получил шестнадцать месяцев условного срока. Это было просто нереально. Как??? Он не надеялся на такой исход. Но приговор был вынесен и Драко освободили прямо в здании суда сразу после слушания. После его пригласил к себе Министр для беседы. Разговор с Кингсли был довольно трудным, но оно стоило того. Драко прекрасно понимал, что за его предательство скрывшиеся Пожиратели смерти в любой момент могут нанести удар по нему, матери или отцу. Кингсли предложил Драко программу по защите свидетелей. Условия — Драко даëт показания против выживших Пожирателей, в обмен он и Нарцисса получают защиту Министерства. Но Драко должен вернуться в школу и закончить учëбу. И это было вполне обосновано, т.к. только стены Хогвартса могли надëжно защитить его. И сейчас возвращаясь в школу, Малфой гадал, что его ждëт. Вернëтся ли Блейз? Тео? Пэнси? Как они к нему отнесутся? И как к нему теперь будет относиться она. В тот миг, когда Драко понял, что она мертва, перед глазами пролетели все годы совместной учëбы, все их стычки, взаимные оскорбления. И только в тот миг он понял, что не хотел еë смерти, нет, только не еë. Может Поттера, Уизли даже. Но не еë. Чувство невосполнимой утраты в тот миг сжало грудь. И он не мог понять, почему. Ведь он никогда не обращал на неë внимания, как на девушку. Для него она всегда была лишь «грязнокровкой». Хотя он уже давно перестал еë так называть. Но в тот миг он увидел хрупкую, тоненькую, как тростинка, девушку, с милыми веснушками на щеках и курносом носике. Девушку, которая ещё минуту назад прикрывала его спину, яростно сражаясь, которую прикрывал он, отражая и выстреливая обратные заклинания. Девушку, которая лежала спиной на каменных обломках без признаков жизни и с расползающимся кровавым пятном на груди. Драко потряс головой, стараясь избавиться от этих страшных воспоминаний. Поезд замедлил ход и остановился. В коридоре вагона стали слышны голоса выходящих студентов. Драко подождал, пока большинство учеников покинет вагон и только тогда, повесив сумку на плечо и взяв в руки чемодан, вышел из вагона на перрон. Неподалëку стояли кареты, запряжëнные фестралами. Теперь этих невидимых животных видели почти все студенты Хогвартса. К ним Драко и направился. Но сделал только десять шагов, как вдруг: — Привет, Малфой. С возвращением. Драко медленно обернулся. Этот голос он узнал бы из тысячи. Этим голосом он наслаждался на заседании суда. Этот голос он слышал в кошмарах по ночам в Азкабане. И этот голос принадлежал ей. Она стояла одна, держа сумку на плече и небольшой чемодан в правой руке. И улыбалась. Глядя на него. Улыбалась. Драко невольно улыбнулся в ответ. Без высокомерия. Без ехидства. Не ухмыльнулся, а именно улыбнулся, по доброму и светло. — Здравствуй, Грейнджер. И тебя с возвращением.