***
27 августа 1969 года. Андроград. Человек с грозны видом стоял на пьедестале, прямо перед крупным белоснежного цвета зданием, обвиваемым красными флагами, знамёнами и большими гобеленами. Он, одетый в традиционный арстоцкий костюм маршала, лет сорока пяти, глядел вперёд, вытянув правую руку с указательным пальцем вперёд, а в левой держал флаг с высеченным на ней арстоцким гербом. Его лицо с острыми и ярко выраженными чертами внушало трепет и уважение всей толпе окружающих, собравшихся возле здания, что конечно, играло ему на руку. Особенно, если ты целый вождь нации, пускай фактически - марионеточный символ страны. На постройку этой высоченной (пятнадцать метров) стальной статуи, было выделено пятнадцать миллионов арстоцких кредитов, и черт его знает, для чего конкретно. Хотя, ответ был довольно предсказуем - "Чтобы сохранить для потомков тысячелетнюю память о великом человеке, гиганте социалистического движения и отца Гетского государства - товарища Пива Чумного". Примерно это, чуть более в пафосной форме, было написано над входом в здание - в Музей вечной славы великих людей Гетской страны. "М-да... На это воистину значимое событие съехалась даже последняя шваль из "Истины" в погоне за газетным сюжетом. Сюда ехали даже не столько ради почтения памяти уже как год почившего Чумного, сколько ради укрепления своих связей и обзаведения новым, ведь здесь собрались все более-менее значимые люди в республике, - в конце концов, событие было поистине важным для всех гетов, а тем более для Арстоцки, что за десять лет довольно хорошо укрепила позиции на оккупированных землях..." - примерно такие мысли крутились в голове у человека в очках, стоявшего возле входа в музей среди самых высокопоставленных чинушей - в основном генкомов и генералов. Рядом стояли их молоденькие и не очень жены, ведь в социалистическом государстве одной из главных ценностей является семья. Впрочем, генеральному комиссару народной безопасности Уильяму Кэтсби это не особо мешало при его должности. Прозвучал гром фанфар, и все повернулись в противоположную от здания сторону. Прямо перед красным ковром, разрезавшим толпу на две стороны, остановился чёрный лимузин с флажками Арстоцки, и на обозрение всем присутствующим из машины вышел молодой человек. Все разом прекратили свои разговоры и начали приветствовать одетого в мундир маршала арстоцкой авиации мужчину с худощавым лицом. Двое гвардейцев, открывших дверь автомобиля, подошли к нему сзади и накинули традиционную маршальскую шинель. Широко улыбнувшись и окинув окружавших властным взглядом, начал вышагивать ко входу в музей. - Здравие товарищу генеральному секретарю! - громогласно приветствовала его толпа на его "Слава Арстоцке". Уильям отвёл взгляд, отойдя от центра, и уже когда маршал, его правая рука - председатель Совгенкома Думхаммер и все остальные начали заходить, пошёл вслед на всеми. Всё же, гетское правительство не скупилось на музей - Музей с большой буквы. За входной дверью, после грандиозного зала приёмов, стояла арка с внушительной красно надписью: "Зал памяти товарища Пива Чумного". Внутри всё было выведено строго по точнейшей в мире арстоцкой геометрии, не было никаких элементов декора, колонны были просто белыми. В общем, "никаких культурных излишков". Зато повсюду виднелись флаги Арстоцки и ГССР, гордо свисавшие со стен, лестниц и возле окон. Строгая твёрдость предавала этому зданию какую-то странную уверенность, "ментальную прочность", какую и должна была внушать любая постройка в социалистической стране. Возле стен стояли большие стеклянные витрины. Подойдя к одной из них, Уильям увидел раскрытую потрёпанную книжку, где на полях виднелись многочисленные надписи карандашом и пометки поверх предложений. Кэтсби прочитал надпись на табличке: «"ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ВЕЛИКОВИСТСКОГО СОЦИАЛИЗМА" Иммануила Гольштейна, 1950 г., один из главных текстов, представляющих идеологию арстоцкого социализма, с комментариями молодого студента П. Чумного, что уже в свои 20 лет задумывался над проблемами тогдашней абсолютистской Тирагетии. Позднее, эти комментарии стали основой для масштабным трудом Чумного - "Да будет так", ставший одним из символов социализма» Генеральный комиссар усмехнулся. Он презрительно смотрел на витрины, на книги, да и на весь музей в общем. Всё это - не более чем бред из головы умелых пропагандистов, изворачивающихся как угодно, чтобы сделать Чумного народным героем. И эти комментарии, и эта книга - почти всё в этом музее - подделка. Чумной даже не задумывался над принятием социалистических взглядов, оставаясь исконным классическим либералом. Лишь когда конфликт у Тотенгуннена перешёл в Малоарстоцкую войну ("Идиот Лукаш, я же говорил этому кретину назначать командующим Трента, а не дебила Шмидта. Дегенераты чертовы..."), Пив вдруг резко стал пророком гетских социалистов, что, конечно, как и выступление в путче, прибавило ему баллов к рейтингу в глазах Старшего Товарища. - Вижу, вы интересуетесь ранними годами нашего меньшего вождя? Кэтсби резко повернулся и увидел маршала, незаметно подкравшегося сзади. - Да, пожалуй, его мысли относительно экономических идей Гольштейна довольно интересны, - ничуть не возмутившись, ответил Уильям с видом хорошего знатока. - Вы, как я вижу, не скупились на средства на тысячелетнюю память... Эндрю. Маршал слегка прищурил глаза, и холодным тоном заявил: - Думаете, меня можно просто так оскорблять и унижать даже сейчас, Кэтсби? Тут тебе не прогнившая имперская Тирагетия. Это - Великая Социалитсическая Республика, и ты в ней далеко не на первом месте, как тогда. Прошлое уже прошло, теперь я тут главный. - Главный тут - генерал Власов, - язвительно сказал Кэтсби. - Лишь с его позволения вы ещё остаётесь генеральным секретарём. - Сомневаешься в моей власти? - ухмыльнулся маршал, и прежде чем Кэтсби успел ответить, сказал: - Собрание в главном зале через пять минут. Не опоздайте, товарищ. Развернувшись, мужчина направился к противоположной стороне комнаты, а Уильям же, фыркнув и поправив свой орден "За выдающиеся заслуги 2-й степени", плавно направился ко входу в следующую комнату.***
После ряда бессмысленных пафосных речей очень важных персон, что высказывали, очевидно, очень важную и значительную для понимания роли товарища Пива в истории информацию, на большую сцену с огромным красным занавесом и чёрно-белым полом вышел Пивгородский народный хор имени Пива Чумного и начал исполнять песни, сочинённые товарищем генсеком во время его эмиграции в Либералии. Кэтсби тогда чуть со стула не упал от осознания наглости арстоцких пропагандистов. Во основном, это были совершенно идиотские (по скромному мнению Уильяма) и словно отпечатанные на заводе песенки о патриотизме, героизме, самопожертвовании ради народного и общечеловеческого блага и т.д. Разве что одна длинная песня запомнилась ему хорошо. Особенно два куплета, которые он позже переписал в свой дневник: Под столетним сикамором Спасли мы, будто друзья — Ты - меня, а я - тебя. Под столетним сикамором Были враги, теперь братья — Слева ты, а справа я. В колокол Аристролог бьёт, Старых воинов он вернёт. Вот возьмёт Он острый меч - И головка чья-то с плеч. Казалось, он где-то раньше уже видел этих строчки. Может, в записях покойного Чумного, которые ему дал помощник после кончины генсека, в надежде найти там что-нибудь важное? Или даже раньше, когда ещё не было ни генсека Чумного, ни Гетской республики, ни этого проклятого хора. Казалось, он что-то как-будто забыл, какое-то воспоминание из глубокой молодости... Так или иначе, его размышления прервал громки шум аплодисментов и голос пожилого человека с трибуны: - А теперь, дорогие товарищи, - взволнованно сказал мужчина в сером пиджаке, директор музея, - настало время поприветствовать особенного человека, почётного гостя нашего музея, что согласился принять на себя большую ответственность за продолжение дела великого товарища Пива. Для нас большая честь представить на нашей трибуне генерального секретаря Трудовой партии ГССР... - Кэтсби набрал больше воздухе в грудь и сделал непроницаемое выражение лица, так как он сидел в первом ряду, - Киана Эндрю Орегана! Зал взорвался аплодисментами, и на сцену взошёл человек в маршальской форме, встав напротив трибуны с микрофоном, наслаждаясь овациями. Наконец, зал стих, и Ореган своим тонким голосом начал своё выступление: - Товарищи. Мы собрались здесь, чтобы почтить память настоящего героя Гетии, Арстоцки... мира, - Киан создавал большие паузы для передачи словам глубокого смысла. - Когда настал час неудачи, когда диктаторские силы ненавистной жандармерии начал резать и убивать направо и налево всех неугодных режиму борцов за свободу, коих они презрительно называют путчистами, товарищ Чумной вынужденно покинул нашу страну, переехав на другую часть света. Но он не остановил борьбу, не прекратил своё сопротивление против тоталитаристов и ничтожных секьюрократов Геррлайна - он продолжил вести войну против них, но войну не физическую - войну разума, войну за умы. Он склонял на свою сторону как простых людей, так и высоких чиновников, что помогло во время великого Освобождения поднять восстание в Малой Арстоцке, тем самым дав Арстоцке плацдарм для дальнейшего наступления на захватчиков. Чумной показал пример, ВЕЛИКИЙ пример того, как один человек, сломленный и раздавленный , изгнанный из собственной страны с ничем не потерял надежду. Это воистину великий пример не только для всего гетского народа, но и для человечества. Именно такие люди, с таким складом ума, способны вершить историю. Именно такие люди способны на подвиги, на великие дела во благо человечества. Именно с них мы все, - Киан обвёл всех своим грозным взглядом, - должны брать пример на пути к великому Тысячелетнему Государству, на пути к Единому Человечеству. Ибо в час принятия судьбоносных решений, - Ореган резко повысил голос, чего не ожидали присутствующие, - в час глубокого кризиса, когда мы ищем эталон лидерства и мужества, на кого мы смотрим? Мы смотрим на нашего предводителя, на вождя, на того, что смог добиться власти не путём интриг и заговоров, но упорства и благодетелями. Что бы не говорили проклятые геррлайнисты и интриганы, именующие себя материалистами, именно идеалисты и никто другой способны вершить великие дела! - Киан перевёл дух. Оглядывая зал, его взгляд упал на Кэтсби, наивно надеявшегося, что его не заметят. Уильям посмотрел на Киана, и увидел в его глазах лютую озлобленность, от чего по его спине пробежали мурашки. Что-то такое он видел в глазах маньяков, которых допрашивал во время своей ранней службы в жандармерии. - Они говорят вам, что спасение есть в прошлом, - продолжил Ореган, - они говорят вам, что лишь в прошлом, в традициях и опыте предков мы найдём спасение. Они просто боятся заглянуть вперёд, боятся идти в будущее, боятся допустить фатальную ошибку. Но именно на ошибках и строится опыт. Опыт мы получим не из прошлого. Прошлое полно ошибочных и неудачных выводов, что нами были уже развенчаны. Мы найдём спасение лишь в будущем. Чтобы достигнуть Великого Единства, мы должны забыть о бывших распрях между народами, забыть столетнюю ненависть и оставить их гнить в забытом прошлом, а сохранить лишь светлые страницы. Только так мы добьёмся истинного благополучия. Не отрывая взгляда от Кэтсби, что всё больше и больше вжимался в кресло, Киан сказал: - Прошлое должно кануть в забвение. Все остатки старого порядка должны быть стёрты с лица земли. В этот момент, за маршалом Ореганом начал подниматься занавес, и перед народом предстала огромная доска, на которой началось движение - включился кинопроектор. На ней появилось изображение огромной арки. Уильям сразу узнал её - Победная арка императора Константина I, почти пятьдесят метров высотой. И через секунду, как и предполагал генеральный комиссар, вся эта титаническая постройка закрылась мощным взрывом бомбы, с грохотом полетев на землю. Начали мелькать и другие подобные сцены со сносами всяких памятников и дворцов, площадей и зданий. - Прошлое должно умереть! - крикнул Киан. - ПРОШЛОЕ ДОЛЖНО УМЕРЕТЬ! - вторила ему вставшая толпа. И Уильям в их числе. - Слава товарищу Чумному! - опять крикнул Ореган. - СЛАВА ТОВАРИЩУ ЧУМНОМУ! - в эйфории ответили вставшие, что разом отдали арстоцкий салют. - Слава Арстоцке! - Уильям уже не понимал, кто что говорит в этом шуме из человеческих криков и взрывов из кинозаписи. - СЛАВА АРСТОЦКЕ! СЛАВА АРСТОЦКЕ! СЛАВА АРСТОЦКЕ!!! - крики нарастали и нарастали, казалось, они уже часть сознания Кэтсби. - Слава... - только и смог сказать он.