***
Тёплая постель и сильная трясучка. Нет. Этого не может быть, но есть. Её успели вытащить. Настасья повернула голову и увидела матушку, что крепко держала её ладонь и параллельно твердила —«Я же говорила… Нельзя-Нельзя её было оставлять…»***
Прошло несколько дней. Настасью Павловну теперь не оставляли одной не на минуту, а кормили её лишь тем, где не требуется нож и вилка. Всё боялись. А девушка лишь истерично улыбалась и смеялась. Матушка наивно надеялась, что ей стало лучше и она отогнала мысли о самоубийстве, ибо внешне она ей напоминала ту старую Настю, что улыбалась и смеялась искренне. А может, ей хотелось в это верить? Но это была ошибка. Каждую ночь, когда девушка ложилась спать, она смотрела в окно и слышала голос родного супруга, что твердил изо дня в день одно и тоже —«Со мною умри!» Очередная ночь, но на этот раз, одинокая. В этот раз просьбы были услышаны и Настю оставили одну в комнате, надеясь, что ничего не произойдёт, но нет. Вновь настойчивый голос, послышался ей, но девушка была к нему готова. Даже наоборот, она ждала его, зажгя свечи и поставив их на подоконник она в надежде жала его, держа в руках стеклянное блюдце, что в один из обедов было украдено со стола. Елизавета тогда подумала, на новую прислужницу, потому сослала её на кухню, а Анастасия спокойно ушла, держа раскрашенный кусочек стекла у себя под широкими рукавами. Дождалась. Голос вновь позвал её. Девушка переместилась от окна к входной двери стала ждать, нервно посматривая на часы. Девять, сменяется прислуга на ночную, буквально на пару минут, проход между спальней и спасительным коридором становится пустым. Настасья тихо открывает дверь и юрко просачивается в появившуюся щель. Босиком, лишь в одной сорочке она бежит по коридору постоянно оглядываясь. Никого нет. Наконец добегая до входной двери, она понимает, что та закрыта, но вспоминает, что есть другой вход в усадьбу, вход для прислуги. Она тихо пробирается по ледяному полу к нему, но дверь открывается раньше, чем девушка его потянула, кто-то входит. Она быстро убегает за угол и слышит, как крупная Людмила неторопливо проходит в коридор, слава богу поворачивая в противоположную сторону от девушки с блюдцем. Проход свободен. Выбегая русая, жжёт себе ноги о холодный камень кем выложена дорожка, но терпит и бежит в сад к тому озеру. На улице мороз, в шубе холодно, а она в одной лишь сорочке. Дыхание перебивает, ледяной воздух залетает внутрь через нос, заставляя вдохнуть его ртом. Первый поворот. Второй. Ноги уже еле перебирают. Третий. Но Настасья всё ещё бежит, подбадривая себя, что он последний. И вновь, перед глазами то озеро. Из последних сил она доходит до места, где лежал её милый. А голос откуда-то сверху всё твердит и становиться громче —«Со мною! Со мною Умри!» Она разбивает блюдце об ближайший камень и смотря на проклятое озеро кричит, из последний сил поднося острый осколок к оголённое шее —«Милый, Милый – И я тоже. Тоже! Умру с тобой!» Боль, но её она уже не чувствует, а лишь улыбается, смотря на лицо, что с каждой секундой становиться всё явнее перед глазами. Алая горячая кровь, проливается по фарфоровой коже, грея её. Мгновение и взгляд закатывается. Душа медленно покидает тело, как не нужный сосуд. Ветер воет от горя, ветер плачет. Покинула этот свет, ещё одна, чистая душа. Где-то в усадьбе слышатся крик, пропажу обнаружили, но уже поздно. Слишком поздно. Вот и всё. Всё прошло, так быстро и так больно. Крики, плачь и вновь боль. А в тёмном доме лишь в спальне горят те свечи. Равнодушно, жёлтым огнём, провожая в мир потусторонний, где никогда не понадобятся.