Только в спальне горели свечи…

Ветерок, ветерок, где же ты когда ты так нужен. Где милый друг, когда он так нужен. Смертельная тишина, что давила на Настасью отовсюду. Всё стало блёклым и бессмысленным. В один миг пропали все запахи, вкусы и почти все чувства, почти все, коме одного. Чувства боли, что медленно резало сердце, что ревело кровавыми слезами. За окном спокойный сильный снегопад, ничего не видно, сплошное белое молоко, а в душе тоже, молоко, но чёрное. Лишь она закроет очи, как перед глазами его лицо, такое милое, такое родное, но уже не живое. Простонал кусок древесины, от руки торопливой Поллинарии, что несла барыне обед: —Настасья Павловна, ну нельзя же так…—сказала прислужница, неся битком забитый поднос. — Уже несколько дней ни крошки не взяли… Слава богу хоть пьёте… Но… —Мне ничего не нужно. Можешь уходить. —перебила её вдова, что сидела на кровати в одной сорочке. —Барыня… Ну послушайте, не стоит себя угнетать. С того света никто ещё не возвращался. —Ты слышала? Я сказала – «Можешь идти»! —уже громче ответила русая. —Барыня… Ну хоть о ребёночке задумайтесь… —тихонько прошептала девушка, присаживаясь к опечаленной. —Я понимаю, Вы потеряли дорого Вам человека, но у Вас под сердцем, новый, чистый сосут, что вот-вот должен явиться на этот свет. На кого ему положиться? Он такой маленький, и беззащитный… — вымолвила Полинушка кладя ладонь на живот Гартенберг. —Она пинаться начала… —медленно убирая с щеки слезу, с лёгкой улыбкой ответила девушка. —Она? — удивилась Поллинария. —Анатоль очень хотел дочь. Говорил – «Будет у меня две принцессы…» —дрожащими губами говорила барыня, кладя холодные кисти на живот. —Вы должны быть сильной, хотя бы ради дочки. Что бы рассказать ей о её отце… —Что же делать Полинушка?.. Если сильной быть не получается?.. —из опухших очей всё ещё шли слёзы, бесконтрольно, что так обжигали фарфоровую кожу. —Я уверена, барин желал лишь одного… Что бы Вы и ваша дочь были счастливы. Бог забрал его, значит так нужно было… —Может ты и права… — тихонько проскулила беременная, опуская свою голову на плечо прислужницы, что с теплотой обняла в ответ. —Главное, что бы малышка родилась здоровой… —спокойно прошептала Полина, по чьей щеке пробежала слеза.

***

Одной из холодных ночей начались схватки, все повыскакивали и побежали кто куда, кто за медикусом, кто к рожающей барыне, кто за отцом и матерью девушки. Пурга бушевала сильная, будто специально нагоняла эмоции, стёкла в оконных рамах дребезжали, словно бешеные. Будто друг, ветерок, так сильно волновался за подругу и её дитя, что сам не мог сдержать эмоции. Роды были тяжёлые. Каждая минута шла как вечность в адских муках, но девушка терпела их, стиснув зубы и моля бога, лишь бы ребёнок был здоров. Уже стало вставать зимнее солнце, оно ласково проливало свет в комнату, будто даря облегчение, и вместе с ним наконец родился ребёнок и комнату озарил детский крик, и счастливый крик прислужницы—«Девочка! Девочка! Девочка родилась!» На лице супруги Гартенберга, наконец появилась улыбка. Ей на грудь положили её маленькую доченьку, что явилась на этот свет раньше срока, но что уже кричала на всю усадьбу расправляя свои маленькие лёгкие. Ветер стих, на землю мягко стали падать белые хлопья, а солнце уже окончательно взошло. —Уже решили, как назовёте? —вытирая руки, спросил медикус. —Поллинария. —с улыбкой ответила Настасья, смотря на свою прислужницу, что всегда была с ней. —Что-то хотели, барыня? —подбежала Полина. —Я назову её Полиной. Думаю, Анатоль, не будет против…—с улыбкой ответила девушка, нежно целуя малышку в лоб.

***

Ночь. Тихая, спокойная и безоблачная. Звёзды мерцают, Настасья вспоминала тот майский вечер и решила найти свою звёздочку. Странно, и почему же её нет боле на небе. Раньше её было сразу видно, а теперь, кучка её подружек, а её нет. «Ну и пусть… Жизнь человека же не зависит от жизни звезды… Надо бы Полинушку проведать…» —вслух сказала Настасья, отправляясь к колыбельной своей дочки. Так мило лежала она, крепко закрыла свои глазки, а на лице милая улыбка. Девушка коснулась её ладошки, чтобы убрать её под одеяло, но почему-то она была холодной. Лёгкая паника взлетела в голову. —Милая… —тихонько прошептала в надежде, что дочь проснётся, но та даже не пошевелилась. —Милая!? —уже крикнула двушка аккуратно поднося палец к носику. Дыхание нет. —Полина!? Полинушка?! Срочно! Кто-нибудь! Она не дышит! —кричала девушка, подбегая к двери. —Барыня?! — вопросительно воскликнула Людмила, что прибежала на крик. —Срочно! Она не-не-не… —в глаза потемнело, и Анастасия упала.

***

Резкий запах ударил в нос, прочищая всё до костей. Это медикус приставил к её носу ватку, пропитанную чем-то вонючим. —Что с моей дочкой?.. —тяжело открывая очи, спросила молодая мама. В комнате было несколько людей, включая мать Насти, Елизавету, но никто не выронил ни слова. —Что с моей дочкой?! —уже крикнула девушка, тяжело вставая с кресла. —Милая… Ты только не волнуйся… —тяжело сглатывая, подошла Елизавета. —С ней всё в порядке… Она-она… —Матушка… Просто ответьте, она жива?.. —в надежде потянулась девушка, обхватывая горячие руки матери. —Она… На небесах. —Не-е-ет…—дрожащим голосом выдавила Настя, вскакивая с кресла. —Милая постой! —крикнула ей вслед мать. Но девушка, качаясь уже побежала в спальню, где стояла колыбелька дочки. Добежав, она увидела, что та пуста.