Волшебный ремешок

      Мы с мамой наедине сидели напротив друг дружки за кухонным столиком. Кажется, нам нужно было очень многое обсудить.       Я вытаращилась на неё во все глаза и просто не могла поверить. Как будто бы впервые её видела.       Моя мама, с виду самая обычная и ничем не примечательная женщина, пусть и красавица с роскошными рыжими локонами, но всё равно… это не отменяет факта её заурядности…       Ходила по дому в самом обычном коротком синем халате с носочками, а не в ведьмовской мантии. Сейчас сидела в самой обычной женской позе, закинув ногу на ногу, а её задумчивый взгляд вовсе не был взглядом колдуньи, обладающей тайными знаниями и втайне от всех варящей по ночам зелье в котле, чтобы отравить очередного недоброжелателя. Так какого хрена? Какого хрена она так отреагировала на летающий ремень, будто бы они уже… знакомы?       (Насколько вообще можно быть знакомыми с ремнём)       Я попыталась собрать воедино всё, что знаю, как мне казалось, о маме: она достаточно спокойная и добрая, любит нас с папой, ругала меня, когда поймала с сигаретой, часто смотрела и обсуждала вместе со мной сериалы по телевизору, хорошо готовила, часто баловала меня… и прочие, и прочие самые обычные детали…       На мои детские расспросы, как они познакомились с папой, отвечала, что в университете, никаких странностей. Несколько лет встречались, а потом вроде по залёту поженились.       Что-то явно не сходилось с версией, в которой она грозная колдунья, возможно, мечтающая поработить весь мир.       С другой стороны, можно вспомнить и то, как она не хотела, чтобы мы переезжали к деду после того, как нашу съёмную квартиру решили сдать другим людям, изо всех сил старалась найти какой-нибудь другой вариант. Да и вообще, их отношения с дедушкой были довольно отчуждёнными… и как она запрещала мне во что бы ни стало подходить к его шкафу…       Голова от этого шла кругом.       Но в таком случае, дед и сам может быть страшным колдуном, а мама просто родилась не в той семье? Да ну, тоже бред, ведь квартира дедушки, в которой мы теперь жили, была довольно бедной двухкомнатной панелькой, а не роскошными хоромами чёрного мага. Либо я мыслю стереотипами, что все колдуны обязательно успешные и богатые, либо дед был простым маразматиком, максимум купившим этот ремень где-нибудь на барахолке.       Хотя я бы за такой ремешок, после всего-то, что он мне сделал, и копейки бы не заплатила.       Так что уж очень сильно хотелось услышать мамину версию.       — Сашка, я так не хотела, чтобы ты тоже вляпалась в подобное, — подала она, наконец, голос после продолжительной паузы.       — Расскажи, что ты знаешь об этом.       — Ох… — мама провела руками по лицу, — довелось мне, на свою беду, полезть в дедушкин шкаф, когда я была примерно как ты. Тебе ведь известно про магический контракт?       Я кивнула.       — Тебе тоже было шестнадцать?       — Нет, нет, мне повезло чуть больше. Мне уже было семнадцать, и мы с ним провели вместе около года…       Я ощутила обиду в груди. Выходит, мне не свезло даже больше, чем маме в своё время, вот и придётся теперь расхлёбывать последствия следующие полтора года.       — Но этот год я запомнила надолго, — призналась мама.       И рассказала мне очень многое.       Все последующие полчаса она говорила и говорила, как будто все эти годы искала возможности выговориться — как в 1997 году, в эти яркие девяностые, она была пошедшей по тёмной дорожке неформалкой, ходившей в короткой юбке с колготками, ярком наряде, покрасила волосы в розовый цвет.       (Уже это вызвало у меня шок — уж от кого, от кого, а от мамы я подобного не ожидала)       И вот как-то раз, когда она, ровно как и я неделю с лишним назад, осталась одна дома очередным тухлым осенним днём, то решила из любопытства заглянуть в шкаф нашего «горячо любимого» дедушки, потому что ей показалось, будто оттуда кто-то рвётся. И началось — этот летающий ремешок, который в первую же встречу знатно огрел её по заднице за нецензурную лексику, странный сленг из девяностых в виде слов чика, пивандрий, гомики, и прочее добро. Но самое главное — в тот вечер маме не дали пойти на мощную вечеринку, куда она собиралась с друзьями из соседнего подъезда, с которыми они вместе курили на крыше, ходили на рокерские тусовки в гараже и прогуливали уроки.       Всего этого она как-то слишком внезапно лишилась, а вот смирение приходило долго.       Ремень теперь не отставал от неё ни на секунду, ходил вместе с ней в школу, где в то время неформалы очень щепетильно относились к своим образам, а потому старый мамин ремешок просто-напросто подняли на смех. Но самому ремню было всё равно… в отличие от мамы…       Ей пришлось отказаться от своего неформального образа, вернуть прежний цвет волос, перестать посещать тусовки, и особенно тяжело давалось завязать с курением. Зато к концу учебного года мама была в числе если не самых умных, то, по крайней мере, самых послушных учеников класса, и смогла поступить в нормальный универ… где и познакомилась с моим папой…       — А дедушка знал об этом? — тихо поинтересовалась я.       — Да знал, конечно, — вздохнула мама, — это ж его ремень, плохого же ты о нём мнения, если думаешь, что он ничего бы не понял. Конечно, поначалу я ощущала себя не в своей тарелке из-за чудаковатости происходящего в моей жизни, пыталась это ото всех скрыть, но дедушка всё равно догадался.       Я уставилась вниз, на свои оголённые ноги, лишь бы скрыть эмоции на лице от родителя.       Затем всё-таки набралась храбрости узнать правду и спросила:       — Так дед был каким-то колдуном?       — Не знаю, честно говоря, он мне ничего толком не говорил, — ответила мама, — но он искренне расстроился из-за того, что я столкнулась с этим его ремнём.       — И почему он его вообще не выбросил, а лучше уничтожил, — со злостью процедила я сквозь зубы.       Жопа всё ещё напоминала о боли после вчерашнего.       Мама же с искренним удивлением пожала плечами.       Не желая сдаваться, я предложила:       — Может, перероем все его вещи? Найдём контакты каких-нибудь старых знакомых, пробьём, чем он раньше занимался? Так сможем что-нибудь узнать?       — Ой, Сашка, куда ты лезешь, вот нужны тебе эти проблемы? Сиди на жопе ровно, ты что, хочешь ещё с какими-нибудь колдунами неприятностей нажить? Мало ли чем там дед занимался.       — Да не могу я сидеть на жопе ровно! — взорвалась я и встала из-за стола, схватившись за задницу рукой, потому что сидеть так дальше было невмоготу, — знаешь, почему? Потому что этот больной на всю застёжку ремень отбил мне эту самую жопу, и я даже сидеть спокойно не могу! Я от него избавиться хочу, мам.       Маман поднялась и обняла меня. Стало, конечно, немного легче, но от проблем с ремнём-садистом это не избавляло.       Зато весь боевой порыв, окутывавший меня всего пару секунд назад, куда-то исчез.       — А папа о нём знает? — кротко спросила я.       — Ой, да нет, конечно, ну как ты себе это представляешь? — горько усмехнулась мама, продолжая обнимать меня, — я вообще надеялась навсегда о нём забыть, пусть сидит в этом шкафу как в пещере.       — Ага, надо было тогда выбросить его сразу же, как тебе восемнадцать исполнилось, пусть кто-нибудь другой страдает.       Это я заметила с толикой обиды.       — Надо было, — признала мама, — но ты и сама виновата, что полезла в тот шкаф, я ж тебе строго-настрого запретила.       Это факт, и я каждый день себя за это корила. Но было уже поздно, приходилось расхлёбывать последствия.       Я-то понадеялась, что мама мне как-нибудь поможет, но всё, что она могла сделать в такой отвратительной ситуации, это посоветовать:       — Ты, Саш, лучше просто никуда не лезь и не зли этот ремешок, лады? Полтора года — это всё-таки не вся жизнь. А потом обязательно избавимся от него.       Я ощутила какую-то сильную подавленность внутри. Это прозвучало как приговор — следующие полтора года мне предстоит провести в заключении у этого ебучего ремешка.       Получать по жопе всякий раз, когда я нарушаю его дурацкие правила, и осознавать, что иначе как терпеть это, ничего нельзя и поделать.       «Да бля, что за вопиющая несправедливость?»       Мама проводила меня до комнаты, казавшейся мне теперь темницей, я открыла дверь и увидела лежавший на кровати ремень. Источник почти всех моих проблем.       И заметила, что мама даже заглядывать туда не стала, видать, так сильно она его ненавидит. Просто встала напротив меня у входа в комнату.       Я с обидой в глазах уставилась на неё, словно до сих пор надеялась, что она что-нибудь придумает, но мама лишь понимающе кивнула и шепнула:       — Давай, заходи, нормально всё будет.       И вот дверь за мной закрылась, и мы с этим ремешком остались один на один.       Я скрестила руки на груди, но понимала, что уже даже выплёскивать никаких острот не хочу, потому что боюсь лишний раз отхватить по жопе… которая, к слову, всё ещё побаливала…       Ремешок же дёрнулся в сторону стола, напоминая мне о домашней работе.       — Да иду, иду, — буркнула я и подошла к столу.       Домашняя работа. Уборка комнаты.       Потом я то и дело хожу по комнате вся на взводе, потому что очень уж сильно хочу покурить.       Пробовала даже поделать зарядку, чтобы хоть как-то отвлечься, но выдохлась уже после четвёртого приседания, улеглась прямо на пол и стала воображать, как курю.       — Не думай о сижках, не думай о сижках, — шептала я себе под нос.       Но не думать не получалось. Ровно как и не думать о лежавшем на моей кровати живом ремне…

***

      От моральных страданий из-за никотиновой зависимости немного, да отвлекла пришедшая в гости Настюха, которая, стоило мне открыть входную дверь, сходу предложила:       — Погнали гулять.       Осторожно заглянув в коридор и убедившись, что ремня поблизости нет, изобразила курение, давая понять, мол, покурим на улице.       Ага, если бы, Настюх, если бы…       Поморщившись, я инстинктивно схватилась за всё ещё побаливавшую жопу — паранойя заставила подумать, что ремень прочтёт мои мысли, и я уже только за это отхвачу — и фыркнула:       — Ты не забыла, что у меня тут тюремный надзиратель теперь, который за меня отбирает часы прогулки?       — Так ты его наеби, как в прошлый раз, — шепнула блондинка.       — А если унюхает?       — Кто? Ремень? — с этими словами Настя расхохоталась.       Я же закатила глаза, признавая, как тупо это звучит. Да и вообще, насколько тупая вся эта ситуация.       Но играть с огнём не хотелось, особенно после вчерашней порки.       Однако и подруга так просто сдаваться не привыкла, поэтому хлопнула меня по плечу и продолжила давить:       — Ну давай, Саш, и так целыми днями дома тухнешь. Никто тебя не накажет просто за то, что ты захотела погулять в свободное время, это вообще-то не запрещено законом.       Проговаривая это, блондинка даже с назидательным видом подняла указательный палец. И вдруг её осенило настолько, что она выпучила глаза и прошептала:       — А у тебя же валялся где-то баскетбольный мяч. Напизди, мол, мы идём спортом заниматься.       — Ну-у… — я подняла глаза к потолку, — в целом, попробовать можно…       (Эх, жопа мне этого точно не простит)       Мы зашли в комнату, где я, как бы странно это ни выглядело, с баскетбольным мячом в руках обратилась к ремню:       — Мы хотим пойти мяч в кольцо побросать, заодно и к зачёту по физкультуре подготовимся, ничего противозаконного. Можно?       Не успели мы и переглянуться, как ремень обвился вокруг моего пояса и автоматически пристегнулся.       «Ну бля»       Я поморщилась, понадеявшись, что ремешок этого не видит, и выдавила, обращаясь к подруге:       — Ладно. Поиграем втроём.       Моя интонация как бы говорила: Настюха, твой план был очень тупым, и из-за тебя я снова вляпалась.       Дальше двора ремешок уйти нам, ясное дело, не позволил, так что я подошла к местному баскетбольному щиту и начала «играть». Благо, вообще смогла вспомнить, как мяч в руках держать.       Ну что, ремешок, кайфуй от самой унылой игры в баскетбол за всю историю — я с максимальным нежеланием вообще поднимала руки и делала бросок, мяч даже близко не подлетал к кольцу и укатывался куда-то в сторону. В таком случае я плелась за ним с такой скоростью, будто тащу за спиной мешок картошки.       Настя же со скучающим видом наблюдала за этим с ближайшей скамейки, куря при этом сигарету, видимо, чтобы позлить меня.       Но и я в долгу не оставалась.       Вернувшись после третьего броска на позицию, произнесла с максимальной иронией в голосе:       — Ой, как хорошо на улице, вокруг ни души, играй себе на здоровье.       — Конечно ни души, все померли от тоски, глядя за твоей игрой, — ответила блондинка, зевая при этом.       — А я думала, они умерли во время реализации твоего тупого плана.       — Хи-хи, — изобразила смешок подруга и использовала козырь, — хочешь покурить?       Вот ведь зараза, ещё и недокуренную сигарету мне протянула. Я в ответ лишь изобразила язвительную улыбку, скрывая за ней боль от лишения сижек.       Но, видимо, ремень не особый знаток иронии, потому что на всякий случай затянулся потуже, напоминая мне, что это табу.       — Ау, — среагировала я, — да ты чё, я же отказалась!       Настюху, однако, это развеселило, и она расхохоталась, вызывая у меня подсознательное желание её придушить. Останавливало лишь то, что по правилам магического договора за это я тоже получу по жопе.       От этических терзаний меня уберегла появившаяся на горизонте соседка Нина, неспешной походкой направлявшаяся в нашу сторону.       Эх, вот кому хорошо, с обидой подумала я, глядя на пятнадцатилетнюю соседку в чёрно-красной кофте со свисавшими рукавами, у которой был такой видок, словно она вообще ни о чём в жизни не парится.       «Хотя, наверное, так оно и было»       Молодая ещё, не прохавала всю эту тяжёлую жизнь как я, курит когда захочет, гуляет когда хочет, а самое главное, не ценит своего счастья!       Явно опешив от картины меня с мячом в руках, соседка на всякий случай переспросила:       — Вы чё, в баскетбол играете?       — Нет, в гольф, — ответила Настюха с едва уловимым сарказмом в голосе, — это просто клюшки нынче такие. А там не кольцо, а лунка.       Нина непонимающе захлопала ресницами, будучи явно не готовой к таким остротам, и потому решила просто отступить от того, чего не понимает.       Вместо этого она обратилась ко мне:       — Саш, поможешь с домашкой по литре? С меня сижки, как в прошлый раз.       Настюха чуть не взорвалась от смеха, когда соседка протянула мне руку с пачкой ротманса, и я чуть не плача взглянула на заветные сигареты.       «Ну вы, бля, издеваетесь»       Тут ещё, как назло, и ремень очень не вовремя дал о себе знать, решив за нас обоих, что я уже нагулялась, и поставив меня ну в очень неловкое положение.       Всё дело в том, что, затянувшись потуже, он снова начал управлять моим телом и своей левитацией, потянув нас обоих куда-то в сторону.       Нина с Настей уставились на меня — одна с недоумением, другая с неподдельным интересом — когда я чуть ли не отлетела в сторону. Выглядело это почти как если бы я просто споткнулась и отбежала на несколько шагов.       — Саш, у тебя всё нормально?       — Да… да! — выкрикнула я, борясь с давлением ремня в области пояса и потянув его ради безуспешной борьбы, — извини, Ниночка, НЕ ПОЛУЧИТСЯ!       Я уже чуть ли не летела в сторону падика. Чтобы это не выглядело совсем странно, я, как могла, двигала по земле ногами, как будто очень быстро иду, хоть и не поспевала за темпом ремешка. Бьюсь об заклад, со стороны выглядело, как неправильное наложение звука на движение губ.       У меня же были такие ощущения, словно я занимаюсь на велотренажёре… который при этом летает по воздуху…       Нина, кажется, решила, что я совсем ебанулась. Мне же не оставалось ничего другого, как во время бега прокричать:       — Я всё, я нагулялась… ах, сука… ДОМОЙ ПОРА!       Ну и гад же ты, ремешок…       Одно радует — хохочущей на скамейке Настюхе настроения подняли. А ведь она тоже в этом виновата!       Уже когда девчонки меня не слышали, хотя я и уверена, всё ещё пялились вслед, я прошептала ремню:       — Можешь поменьше давить? У меня вообще-то ноги есть.       Моей дыхалки хватило лишь до падика, зайдя в который, я уже хватала ртом воздух. А на лестнице ещё и стоял Кабан, тут же выставивший руки в стороны — на перила и опёршись об стену — чтобы преградить мне дорогу.       ДА ВЫ, БЛИН, СГОВОРИЛИСЬ ВСЕ СЕГОДНЯ?!       Гопник издал какой-то лошадиный звук губами, после чего с ехидством пропел:       — Штраф-стоянка.       Ладно хоть ремешок тут смилостивился, позволяя мне самой подняться… а подниматься уже и не хотелось, хотелось убежать куда подальше!       Кабан же наступал своими подъёбами:       — Курочка, а вот скажи, ты курочка гриль или курочка с крылышками?       — Я Курочкина, если ты не в состоянии запомнить, — попыталась отмахнуться я, но не успела договорить фразу, как ремешок уже потянул меня вверх по лестнице.       У нас тут что, забег на дальние дистанции с маленькой передышкой?!       Э, э, ты куда меня потянул, не видишь, там Кабан! Это уже троллинг какой-то!       — Стопы, стопы, — сказал сосед, когда я абсолютно логично упёрлась в его вытянутую руку, — дай-ка сижку.       УХ БЛЯ!       Снова этот ремень затянулся потуже, напоминая мне о правилах — а то забудешь с тобой! — а сам Кабан хохотнул, увидев, как я выпучила глаза.       — У меня нет, — с трудом выдавила я, как будто одновременно и веду разговор с гопником, и сражаюсь с душащим меня ниндзей.       Хотя так оно и было, но попробуй объясни это Кабану!       — Да хорош, я же знаю, у тебя всегда в кармане есть, — наступал гопник и потянулся было к карману моих шорт, но ремень оттолкнул меня назад.       Из-за этого я чуть не грохнулась с лестницы.       (Слышь, ну ты хоть предупреждай, куда идти, разберись в себе, а до тех пор мы не можем быть вместе!)       — Ты чё, обдолбанная, что ли?       Может, я и впрямь обдолбанная, вот и вижу всякие летающие ремешки? Но тогда и маму подсадила, всей семьёй торчим.       Ремень же не унимался и с новой силой потянул меня вперёд, дабы я снова врезалась в руку Кабана, которую тот и не думал убирать. Что, ломаем препятствие, идём на таран?       — Реально упоротая, что ли? — усмехнулся Кабан, уставившись на меня, когда мы оказались неприлично близко друг к другу.       Мне захотелось, чтобы эта лестница внезапно сломалась и я провалилась куда-то в подвал, подальше от всей этой неловкой ситуации.       — Прекрати давить, немедленно, — заныла я.       — Чё?       — Я не тебе, я не тебе, — пропела я в ответ, и нервно захихикала, кося под дурочку.       Хотя, тут и косить уже не надо…       Ремень, кажется, нашёл новый способ решения проблемы, а потому потянул меня вниз.       В голове Кабана моё поведение совсем не укладывалось, когда я вдруг очень странным образом начала наклоняться, но ударилась лбом об его вытянутую руку.       — Ау, — вырвалось у меня, — да осторожнее, блин!       — Сама осторожнее.       — Да я не тебе!       — А кому?       — Никому, никому!       Пришлось снова захихикать, сгорая со стыда.       В общем и целом, задумку ремешка я поняла, а потому отвела голову в сторону, и мы с ним протиснулись под рукой Кабана.       В следующий раз можно и предупредить меня о своих замыслах, уж не изверг как ты, пойму! Да и голова моя целее будет.       — Я тебя вообще-то никуда не отпускал, — сухо заметил Кабан, когда мною было преодолено ещё четыре ступеньки.       — Сейчас, сейчас!       Решив, что с огнём лучше не играть, я развернулась, но ремешок всё также стоял на своём и тянул меня к двери. Так вышло, что я пытаюсь вернуться к Кабану, уже тяну ногу вниз, но при этом чуть ли не лечу наверх задом наперёд.       Чтобы это выглядело хоть сколько-нибудь правдоподобно, я инстинктивно схватилась рукой за перилу, как будто подтягиваюсь на ней наверх… спиной…       (Похоже, этот раунд за тобой, ремешок)       Прекратив сопротивление, я развернулась и на глазах у вовсю охуевающего от происходящего Кабана впечаталась в свою входную дверь.       Гопник за спиной заржал.       Бля, просто убейте меня!       Я ещё несколько раз врезалась плечом в дверь, пока открывала её ключами и шептала при этом:       — Да подожди ты, подожди…       Стоило ей открыться, так я чуть ли не по воздуху залетела внутрь, захлопывая эту самую дверь за собой.       Фух, ну хоть от Кабана оторвались! Пусть и на время…       В коридоре меня встретил папа с вопросом:       — Уже нагулялась, что ли?       — Угу, — проскрипела я одними зубами, скользя своими кроссовками мимо него в сторону комнаты.       — Обувь хоть сними, куда полетела!       Полетела не то слово!       Прыгая на одной ноге, потому что ремень и не думал прекращать этот марафон, я на ходу стягивала с себя кроссовок.       Бросила его через плечо в общую кучу, и ботинок пролетел рядом с вытаращившим глаза отцом.       «Чувствую, завтра я захлебнусь в объяснениях»       Но всё-таки я не цапля, а потому не выдержала эти бесконечные прыжки на одной ноге, грохнулась прямо на задницу — которая сразу заныла, напоминая мне об адской боли — и перебирая рукой по полу, прямо на жопе поехала в сторону комнаты.       Совсем скоро из комнаты вытянулась моя рука со вторым кроссовком, что через секунду был также брошен в общую кучу.       Отец похлопал ресницами пару секунд, затем пропел:       — Милый ремешочек.