Волшебный ремешок

      — Феликс… Феликс, что с тобой?       Не успев ещё ничего толком понять, первое, что я видела — это силуэт моего бывшего ремешка-угнетателя, когда-то изрядно пощекотавшего мои нервишки, пока мы… вроде как не подружились… сейчас же вокруг была одна лишь тьма, и я видела его в живом образе, его реальном обличии в лице здорового бородатого мужчины со своим шармом, харизмой и грустью в глазах, таком же, каким он был во время наших совместных странствий по моему подсознанию. Он не отвечал.       А потом… всё вокруг поменялось…       Феликс никуда не делся, но я и глазом моргнуть не успела, как очутилась на какой-то ферме, на цветущих лугах, а вдали виднелись какие-то дома, весьма странные, непохожие на современные. Феликс стоял на месте, будто и не жив, и не мёртв вовсе, и словно бы не реагировал на моё присутствие. Растерянно оглядываясь по сторонам, совсем скоро я заметила мальчика, что сидел на земле и пальцем вырисовывал на песке какие-то странные символы, и как будто одновременно с этим листья на лугу тряслись. Около мальчика стоял Бальтазар, мой горячо любимый и ненавистный папаша, что опирался на трость и смотрел на мальчика с каким-то плохо скрываемым интересом. Я напряглась из-за его присутствия здесь, а жопа дала знать о своей боли из-за одного только его вида. Всё ещё не верилось, что произошедшее сегодняшним вечером было взаправду, даже после всего случившегося, но… здесь всё воспринималось иначе. Как будто я не пару минут назад отключилась после стычки с Мухой и его кончеными дружками, а в какой-то другой жизни, которую почти забыла.       Месир Бальтазар же пропел:       — Эта ферма. Здесь началась моя история. Мальчика, что жаждал Силы.       Лишь затем колдун взглянул на меня, заставив поёжиться. Выходит, он видит меня и говорит со мной, в отличие от застывшего столбом Феликса.       — Как мы здесь очутились? — робко поинтересовалась я, — мы снова в моём подсознании?       — Разве это похоже на твоё подсознание?       — Не знаю… так мы в твоём? Или где?       Бальтазар лишь устало хмыкнул.       — Не будь дурой, всё лежит на поверхности. Начался Великий Трибунал, а это значит, что наши сознания слились воедино в одной точке пространства на ином, нематериальном уровне. В точке потока магической силы, которая сейчас проходит через твоё тело и убивает его. Сознания всех нас — тебя, меня, Феликса… и остальных Проклятых. Я хочу показать тебе, ради чего это всё.       В мгновение локация вокруг нас сменилась — мы уже в старом, деревянном доме, где на кровати лежит бледного вида женщина, тяжко кашляет, и видно, что каждое движение приносит ей сильную боль. У кровати сидит тот же самый мальчик и держит женщину за руку, что-то нашёптывает. Мы с Бальтазаром стоим в паре шагов от мальчика, а Феликс неподалёку. Интересно, он единственный из Проклятых появляется рядом со мной из-за того, что на мне сейчас этот ремешок?       — Это было столь давно, что я уже очень смутно способен передать данную сцену, — с какой-то тоской в голосе заметил мой непростой на характер папочка, — моя мама… я сильно любил её, пожалуй, раз она была отправной точкой во всей этой истории. Хотя ничего утверждать не могу, я ведь был ребёнком и плохо понимал мир. Магия в те жестокие времена была под запретом, а я не понимал, почему должен сдерживать свою Силу. Почему я должен терпеть жестокость и слабоумие людей, когда способен на большее. Но мама всегда говорила: прячься, не показывай себя настоящего, они тебя не примут. Она искренне меня любила, не так, как Проклятые. Они действовали из страха или жажды Силы, но никогда не знали меня. Хотя какое-то время я в самом деле пытался дать им настоящую семью, такую, какая была у меня. Но слишком быстро понял, что это бесполезно.       — Что с ней? — кивком головы я указала на его мать. По всей видимости, мальчик у кровати и был Бальтазар.       — Чума. В то время она поразила всю округу, и мама попала под удар. Я мог её вылечить, но матушка запрещала, говорила: тебя раскроют. Говорила: тебя убьют. Они знали, что мама больна. Я не послушал, потому что не мог её потерять. Вылечил её.       Сцена вновь поменялась — мы на площади этой фермы, мать Бальтазара привязана к столбу, а вокруг неё костёр. Здесь собрались люди с факелами, все кричат проклятья, желают смерти ведьмы, а тот мальчик… Бальтазар ещё до того, как стал им, этот мальчик с гневом смотрит на всех этих людей. Я поморщилась из-за жестокости всей этой сцены, и невольно призадумалась: эта женщина на костре мой прямой предок? Бабушка, в каком-то смысле.       — Ты всё правильно поняла, — изрёк находившийся рядом со мной взрослый Бальтазар, — люди из-за своей жестокости, из-за собственной глупости погубили её. Она умирала в мучениях. Они злорадствовали. А я в тот момент понял, как сильно их ненавижу.       — Позволь, угадаю: ты убил их, и так стал Бальтазаром?       — Не совсем. Я действительно убил всех этих людей в ту ночь. Но сильнейшим тёмным колдуном в мире я стал позже. Это далось мне непросто, но у меня была цель, ради которой стоило сражаться.       — Какая, убить всех людей? — истерично съязвила я.       Дальше всё вокруг словно полетело — и происходило оно словно бы и в единый миг, и целую вечность. Мы проносились через всю жизнь Бальтазара. Я видела, как он воровал книги из городской библиотеки, как самостоятельно учился магии, как позже нашёл наставника и убедил того обучить его тёмному искусству. Противостояние с другим тёмным колдуном длиною в жизнь, с колдуном, что был могущественнее моего папаши и оставил как раз ему извечное напоминание о себе в виде раны на лбу и хромой ноги. Изувеченный, но оставшийся в живых Бальтазар и взял своё имя и титул, придумал легенду, получив Силу своего противника, которого стёр из истории. А после принялся собирать армию Проклятых, и на это уходили годы и столетия. Каждый из них был связан с моим отцом целой историей, и я видела все эти истории, но они словно не умещались в моей голове. Мне мало что удавалось запоминать как нечто цельное из летящих вокруг нас воспоминаний, но я чётко разглядела одну и ту же повторяющуюся эмоцию — как временами, когда никто не видел, моему отцу бывало грустно и одиноко. Но со временем он закрыл это чувство внутри себя.       — Большинство Проклятых забыли… — вернул меня в реальность, если её можно так назвать, голос отца, — но мы всегда преследовали благую цель для всех. Столько существ, которым не нашлось места в нашем мире из-за упрямства и жестокости людей — единороги, орки, вампиры, всех и не пересчитаешь. Все они страдали из-за рода человеческого, что возомнил себя Божеством, на деле таковым не являясь.       — Ты хочешь заполонить наш мир монстрами, которые перебьют людей?       — Это плата за их злобу, — сухо ответил мой папаша.       — Да ни хрена! — вырвалось у меня, и я даже топнула ногой, — не все люди такие ужасные, как ты думаешь. Есть и хорошие!       — Чушь.       Мы снова на площади, и между мной и Бальтазаром вспыхнула завеса из огня, вынудившая меня с испуганным выкриком отпрыгнуть. А после всё переменилось, и мы снова очутились в доме Бальтазара, только здесь уже не было его больной матери вместе с детской версией моего чудо-родителя.       — Как ты не понимаешь, что люди лишь жалкие выродки, которые убивают этот мир, — прошипел Бальтазар, словно подбираясь своим голосом к моей голове, — неужели ты настолько глупа?       — Это ты глуп, — менее уверенно сказала я.       — Ты всё равно сделаешь, как я скажу. Феликс, научи мою дочурку манерам.       И лишь сейчас Феликс подал признаки жизни, взглянув на меня, из-за чего сердце застучало. Так он с нами… хотя сейчас меня это уже не радовало…       Потому что Феликс послушно взял со стола всё это время лежавший там ремешок, и двинулся в мою сторону. В его движениях прослеживалась неуверенность.       — Ей нужно усвоить урок, — вторил голос моего папаши.       — Феликс, тебе необязательно его слушать, — прошептала я, когда самый неправильный из Проклятых подошёл, — ты не такой, как он.       — Феликс, я сдержу обещание, которое дал тебе, — напомнил тёмный колдун, — ты ведь помнишь слова той ведьмы, с убийством которой мешкал? Скажи мне их.       Я напряглась, ровно как и Феликс. Правда, в отличие от него совершенно не понимала о чём речь. Но вздрогнула, когда Бальтазар в несвойственной ему манере повысил голос и крикнул:       — СКАЖИ!       — Однажды всё переменится, — пробормотал Феликс.       — Громче, мальчик мой.       Феликс заговорил не своим голосом, а каким-то хриплым, женским, как будто детально передал интонации той самой ведьмы:       — В твоей жизни появится девушка, нити судьбы с которой будут гораздо крепче. И тогда ты освободишь свою душу. Эта девушка, Саша. Это она освободит твою душу.       У меня всё похолодело в груди, я ощущала себя максимально скверно. То есть… нет, нет, нет, я ничего не понимаю.       — Думаешь, я не знал о том пророчестве всё это время? — позволил себе усмехнуться Бальтазар, — Феликс, в отличие от моей несносной дочурки ты уже всё понял. Саша источит свою душу во имя Великого Трибунала, и займёт твоё место внутри ремешка. Ты вновь получишь тело и станешь человеком, как всегда и хотел.       Меня затрясло от горького осознания сказанных слов. И похоже, лицо Феликса тоже не источало сильной радости. Он сомневался. Всё это время он стремился именно к этому, но теперь сомневался.       — Твоя заветная мечта вот-вот осуществится, Феликс, — напомнил ему Бальтазар, — ты, помнится, хотел спасти Беатрис? Пожалуйста, вы оба станете обычными людьми, и будете спокойно жить в моём новом мире. Вас никто не тронет, обещаю. Как видишь, я держу своё слово. И ты сдержи свою клятву. Последнее твоё задание — ты должен заставить её слушаться. Саша, повернись.       Мрачный голос Бальтазара заставил подчиниться, и я повернулась к Феликсу спиной. Вздрогнула, когда он несильно хлестнул меня ремешком по жопе, всё равно поморщилась.       — Сильнее, Феликс.       Проклятый не решался.       — Феликс, моё терпение не безгранично. Давай.       — Феликс… АЙ!       Я подпрыгнула на месте после куда более сильного удара, из-за которого мою жопу зажгло от боли. Да чтоб вас всех…       — Ещё, Феликс. Продолжай.       Я заскулила от боли, когда снова схлопотала по жопе. А после очередного крепкого шлепка запрыгала на месте, схватившись ладонями за болящую задницу. Неужели всё закончится вот так — унизительно и подло? А я так и не дам отпор…       — Всё, всё, хорош! — не выдержала я после очередного удара, из-за которого выпучила глаза от боли, — всё… я тебя слушаюсь, вы меня перевоспитали, доволен? Хватит уже, реально жжёт.       — Это хорошо, — одобрительно кивнул Бальтазар, из-за чего стало совсем тошно.       А потом… всё вокруг растворилось словно в тумане, и я увидела силуэт Кабана. Стоп, чего?!       Пока моё физическое тело всё также парило в воздухе в метре над полом в отделении, а мама, всё также будучи запертой в камере, со стороны смотрела на меня, будучи в шоковом состоянии, запыхавшийся Кабан совершенно внезапно залетел внутрь и стал трясти меня за плечи. Сначала, разумеется, знатно приохуел от увиденного, и от валявшихся вокруг трупов Мухи и его дружков.       — Весёлая у вас тут тусовочка была, — пробубнил он, и уже после начал трясти меня за плечи, — э, Курочка, очнись давай, дома поспишь! Курочка, спускайся давай, по жопе сейчас получишь.       Вспомнив о присутствии моей маман в помещении, сейчас внимательно наблюдавшей за сценой, гопник оправдался:       — Извиняйте, это метод воспитания для неё такой эффективный.       — Да я знаю прекрасно, что он эффективный, — сыронизировала мама, — может, выпустишь меня, и вместе чего сообразим?       — А, пардон!       Кабан огляделся в поисках ключа, но нигде его не нашёл, а потому решил пойти по более простому пути — взял пистолет из руки уже не совсем живого Мухи, подбежал к двери камеры, и попросив мою маму отойти подальше, выстрелил прямо в замок. Это сработало, и вскоре они оба подбежали к моему парящему в воздухе телу.       В присутствии чужого родителя гопник постарался быть учтивее, что выходило не ахти, и из его уст начало вылетать:       — Курочка… э-э-э, то есть Саша… ты это… ну, того… спускайся давай, ходи как все люди… а то я того…       — Саш, давай серьёзно!       Дальше произошло самое неожиданное, что только могло произойти для меня — заметив нерешительность Кабана, мама взяла и самолично зарядила мне по заднице, из-за чего меня словно выкинуло из иной реальности, и жопу тут же зажгло.       — Ай, мам! Стоп, а чего я…       Заметив своё не совсем обыденное состояние, я тут же грохнулась наземь, но Кабан с мамой поддержали меня, чтобы не свалилась.       — Курочка, а мама у тебя крутая, — усмехнулся гопарь.       — Ага… только можно было и послабее…       — Ну прости, надо было действовать решительно, — погладила мама меня по плечу.       Состояние было аффективное — я словно бы находилась и тут, и там, и не могла нормально ни на чём сосредоточиться. Словно я в каком-то сне, и время от времени возвращаюсь в реальность.       — Так, ладно, идёмте, нам ещё Настюху вытаскивать, — скомандовал Кабан, и положив мою руку на своё плечо, помог двинуться к выходу.       Во дворе отделения уже была припаркована машина Мишани, в которой однокурсник ждал нас вместе с Ниночкой. Паренёк шмыгнул носом, глядя на нас, и когда мы добрались до машины, отозвался:       — Это самое больное завершение сессии, которое только могло бы быть.       — Мишань, завали… — Кабан осёкся в присутствии моей мамы, и чуть погодя, поправил, — рот. Рожу.       — А где… дед… — слабо пробормотала я.       Помню, они сражались с Крэйвом, а потом…       Ну вот, накаркала! Из-за угла ментовки появился тот самый Крэйв, как обычно с холодным видом двинувшийся в нашу сторону, а значит, дед… окончательно помер. В груди похолодело — зная возможности этого отморозка, гонявшего меня по технарю, он с лёгкостью перевернёт машину.       — Феликс, Феликс, очнись, пожалуйста, Феликс… — начала бормотать я, — как заставить его очнуться? Может, тоже по жопе?       — А где у ремешка жопа? — вслух задумался Кабан.       Ниночка с Мишаней в ступоре уставились в сторону приближающегося Крэйва, и когда он был уже совсем близко, я задумалась: ведь мой отец сильнейший тёмный маг современности. Раз я его дочь, значит, у меня тоже должны быть силы. Больше, чем у этого Проклятого. А значит, самое время уже сделать что-то стоящее и спасти всех, как они меня спасали…       Главное — поверить, как обычно говорили в фантастических фильмах, что я смотрела.       Выйдя вперёд, я завизжала что есть мочи и резко выдвинула ладонь в сторону Крэйва с диким желанием отбросить его подальше, а лучше испепелить насовсем. Вспомни, Саша! Вспомни обо всём, что пережила, и как в кино — обрати свою боль во что-то серьёзное.       А потом…       Повисла неловкая пауза, ведь ничего не произошло. Я с идиотским видом стояла на месте, и все, включая Крэйва, с недоумением смотрели на это. Да уж, кажется, хуже и быть не может. Я почему-то продолжала держать перед собой вытянутую руку, всё ещё на что-то надеясь, но на всякий случай зажмурившись от позора. Вот так и умру в унижении, но зато не глядя на это. Что ж, пожалуй, это самая нелепая и глупая смерть героя во всех магических историях.       — Всё, хорош, Курочка, и так уже опозорилась, — тихо сообщил мне Кабан, заставив с безнадёжным видом опустить руку.       — Извините, — только пролепетала я, обращаясь к Крэйву, и попятилась назад.       Кабан же взял на себя инициативу, и вышел на моё место, после чего взглянул на Крэйва.       — Не надо нас убивать, или погружать внутрь сознания, как вы умеете. Наша подруга, Настя, которая умная, вы её помните. Она сейчас идёт с мечом убить Бальтазара.       — Вы умрёте…       Я с обречённым видом запрыгала на месте и захныкала от безысходности — да что ж этот Проклятый такой твердолобый? Почему нельзя хоть раз пойти на уступку и не убивать меня, что я им всем сделала-то?       — Вы умрёте, если пойдёте туда, — уточнил Крэйв, который не особо спешил заканчивать мысль. Ну спасибо, а нельзя было полностью сказать это прежде чем я начала по новой программе унижаться?       Кабан явно опешил, и оглянувшись на нас всех, уточнил:       — А… так вы нас не собираетесь убивать? Вы же Курочку грохнуть хотели вроде?       Я закатила глаза. Сейчас до жути хотелось пихнуть гопника в бок, чтобы не болтал лишнего, человек только-только, может, передумал, встал на путь истинный. Вот повезло тебе, Кабанчик, что ты меня за год выдрессировал, и я предпочитаю не трогать тебя без разрешения, а то бы, клянусь, точно в бок бы пихнула!       — В этом нет смысла, — проговорил Крэйв, — её надо было убить ещё до ритуала. Ритуал уже начался, и Бальтазар выпивает её силу. Девчонка так или иначе умрёт, но это сыграет на руку её отцу.       А вот эта информация не показалась мне особо приятной… — Вы остаётесь здесь, — приказал Проклятый, а затем посмотрел на меня, — а мы идём убивать Бальтазара.       — А я там обязательно? — тихо уточнила я.       — Ты хочешь спасти подругу или нет?!       От его крика я опешила и неуверенно кивнула. Он прав, да, Настя туда из-за меня отправилась, нельзя её одну бросать… хотя идти к Проклятым и не хочется. Я посмотрела на маму, которая сейчас была абсолютно растеряна.       — Саш…       — Мам, я… должна… — не очень решительно ответила я.       — Я знаю, да.       Мама крепко обняла меня, и мне вдруг стало очень стыдно — за всё, что я ей сегодня наговорила, что она сидела и дрожала, и терпела всё происходящее. Ведь по сути я была точно такой же. Также была готова терпеть все два года, и если бы Настюха не начала своё расследование, если бы не вышла на того Медведя, если бы контракт случайно не попал к Кабану… а потом мы ввязались во всю эту бойню с амулетом… короче, слишком много ЕСЛИ, каждое из которых сводилось к Настюхе. Я попыталась в отличие от мамы что-то сделать, думала, что я совсем другая, и как итог просто получила по жопе от всех, от кого только можно, и втянула нас в эти проблемы. Так что Настю в любом случае надо спасать любой ценой. Наконец-то сделать что-то стоящее.       Кабан уточнил:       — А можно мы не прям здесь будем ждать, а где-нибудь в другом месте?       — Идём, — скомандовал Крэйв, обращаясь ко мне, решив, видимо, не отвечать на вопрос Кабана. — Я умру.       Я кивнула маме напоследок, и побежала трусцой за Крэйвом, который совсем скоро дотронулся до моего плеча и…       Переместил нас.       Мама издала тяжкий вздох, и совсем скоро подошла к переднему ряду машины, где сейчас Мишаня вжимался в кресло, всё это время, видимо, надеясь, что Проклятый его не заметит, перебьёт всех остальных и просто уйдёт. А ещё Ниночка придерживалась той же позиции, и они оба едва заметно держались за руки.       — Так, ребятки, едем, — чересчур бойко сказала мама.       — Куда? — опешил Мишаня.       — Туда, где, скорее всего, сейчас находится мой уже, видимо, почти бывший муж.       Мишаня нервно сглотнул, уже подсознательно жалея, что в принципе связался с такой чокнутой семейкой. А ведь он просто хотел весело провести вечерок…       Ниночка же пролепетала:       — А этот… вон тот который… он же сказал нам здесь быть…       — Пусть говорит, что хочет, а я не собираюсь бездействовать, пока моя дочь в опасности, — выплеснула мама, и куда тише и неувереннее добавила, — я и так слишком долго сидела, поджав лапки кверху.       Кабан же присвистнул и с восхищением сказал:       — Какая у Курочки крутая мама.       Я едва стояла на ногах, и меня раскачивало из стороны в сторону, когда мы с Крэйвом словно проплыли — именно проплыли — сквозь какой-то тёмный туман и оказались… в моём подъезде?       — Это же мой падик… что мы тут делаем? — растерянно вопросила я.       — Бальтазар здесь питал свою силу много лет. Он здесь.       Не в силах сказать что-то в ответ, я вдруг упёрлась вытянутой ладонью на стену подъезда, которую Кабан в своё время усердно разрисовал различными непристойными картинками. Сердце бешено колотилось в груди, даже перед глазами на несколько секунд потемнело.       — Тебе больно, — заявил Крэйв не как вопрос, а как констатацию факта. Ишь, какой умный нашёлся! — Это Бальтазар. Он пьёт твою Силу. Скоро души всех нас откроются, и тогда…       — А-А-А!!!       Я завизжала от боли, которая прошла также внезапно, как и появилась. Крэйв лишь сухо бросил «Идём» и двинулся к моей двери как ни в чём не бывало. Также преспокойно выбил дверь напрочь, заставив меня обомлеть от увиденного. Тут даже челюсть отвисла.       — Это… это моя дверь…       — Что вы творите?!       Внутри я увидела Настю с мечом в руке, и тут же подбежала обнять её.       — Что ты здесь делаешь?       — В гости к тебе зашла, — сострила подруга, — конечно, Бальтазара убить пришла, что за тупой вопрос, Саш?       — А как ты поняла, что он именно здесь…       Я осеклась ближе к концу вопроса, потому что раз уж мы догадались, что он будет здесь, то Настюха-то и подавно.       — У меня был выбор между технарём и твоей хатой, и я… — начала было Настя, но тут же задумчиво уставилась на меня, — а зачем вы дверь выломили, она же открыта была.       У меня вновь отвисла челюсть, и я уставилась на Крэйва, который уже оглядывался по сторонам, словно он тут и не при чём. Чего ты от вопроса уходишь, чего щуришься, кто за ремонт будет платить?       До Насти второй из нашей компании дошло, и она тихо проговорила:       — Погоди… почему дверь была открыта? Сюда пришёл кто-то, у кого-то есть ключ?       У меня застучало сердце от осознания. Папаша мой… здесь…       Крэйв двинулся первым в сторону спальни родителей, а мы с Настей чуть наклонились и на цыпочках двинулись за ним, выглядывая с двух сторон. Оказавшись внутри, действительно увидели моего отца в очень нестандартном положении — мужчина, разодетый уже в какие-то тёмные мантии, прямо как в нашем совмещённом подсознании, сидел на кровати в позе лотоса с закрытыми глазами. Ого, вот тебе и встреча…       — Замочим его? — шепнула Настя.       — Нельзя, — помотал головой Крэйв, — убьёшь лишь сосуд. Его сознание сейчас в другом мире, найдёт другое тело и вернётся… однажды. Надо убить его наверняка. Тогда умрёт и он... и все его Проклятые.       — Получается, и вы тоже?       Крэйв коротко кивнул.       — Я умру. Но заберу его с собой в могилу.       Проклятый посмотрел на меня, из-за чего кровь в жилах стала ледяной.       — Чё… чё ты так на меня смотришь… вы. Вы смотрите?       Как же нелепо это звучало.       — Ты должна вернуться туда и выманить его.       — Я? Вы с ума сошли? Я даже не знаю, как мне… ай!       Крэйв схватил моё лицо ладонью, и совсем скоро я будто вылетела. Такое же неприятное ощущение, как когда против воли взмыла в воздух после смерти Мухи и его дружочков.       — Очнулась? — с иронией в голосе вопросил мой отец в том самом доме. Я поморгала, приходя в себя.       — Папа… зачем ты всё это делаешь? Хватит, пожалуйста.       — Нельзя. Ты видела.       — Можно! — выкрикнула я, — пойдём домой, пожалуйста. Я устала от всего этого кошмара.       — Сильные управляют этим миром. Не будем мы — это сделает кто-то другой. Ты хочешь быть сильной или нет?       — Не хочу. Не так.       — Значит, ты также слаба.       И вдруг я почувствовала. Ощутила то, что ощущала в тот момент, когда держала в руке амулет в своей комнате. Когда убила Муху и его дружков. Сила. Я почувствовала Силу, льющуюся по моим жилам, энергию, очень сильную энергию, и…       — Подойди ко мне. — Скомандовал Бальтазар.       А я завизжала и сделала то, что не смогла сделать с Крэйвом и опозорилась — выбросила ладонь вперёд, в сторону отца, и того отбросило назад, так внезапно, что я сама обомлела от собственной выходки, Феликс тоже обомлел, но всё это длилось где-то мгновение, а то и меньше. Потом папа врезался в стену дома, и он порушился вместе со всем остальным, я снова испытала неприятное ощущение перехода и оказалась в собственной квартире.       Кажется, меня сейчас стошнит…       Бальтазар, восседавший на кровати, вдруг тоже очнулся, открыл глаза и посмотрел на нас.       — Сейчас, — пронёсся рядом голос Крэйва, пока я приходила в себя.       И краем глаза увидела, как Настя бежит к Бальтазару, взмахивая мечом, но тот движением пальцем отбрасывает подругу в сторону стены, затем взмахивает второй рукой, и ремешок слетает с моего пояса и крепко ударяет меня по жопе.       — АЙ БЛЯ! — выкрикнула я, резко подпрыгнув от боли. А что, действенно…       Крэйв же воспользовался этой занятостью рук моего строгого папаши, подскочил за долю секунды к его руке и прижал к стене. Практически придавил. Ты нам всю хату решил разнести, да?       Однако же, метод оказался рабочим — рука, контролировавшая ремешок на расстоянии, была занята борьбой с Крэйвом, и Феликс тут же подлетел к шее моего отца, обвился вокруг неё и принялся душить. Из-за этого Бальтазар свободной рукой схватился за ремешок, начав тянуть его, и Настя тоже выпала из под его влияния.       Пошатываясь, я двинулась в сторону колдунов, и когда казалось, что безумнее уже и быть не может, в комнату забежали запыхавшиеся Кабан с мамой, Ниночкой и Мишаней.       — Ни хрена ж… — пробормотал Кабан, глядя на это.       — Держите его! — выкрикнула быстро сообразившая Настя.       Вся эта свора сбила меня с ног, они толпой подбежали к моему отцу, залезли на кровать и скрутили его. Только вот магия этого человека была слишком сильна — что Кабана, что мою маму укачивало, и помогало не улететь, видимо, лишь то, что они крепко схватились за разные части его тела. Что же он за маг, чья я дочь, если сейчас его держат Проклятый, заколдованный ремень, и несколько человек в придачу, а ему всё нипочём?       Бальтазар стал нашёптывать что-то непонятное, из-за чего вся комната будто затряслась, а Крэйв со взъерошенными волосами прокричал:       — Не дайте ему договорить!       — Дверь! — выкрикнул Кабан.       Я еле среагировала, подбежала к двери и закрыла её, прежде чем внутрь заскочила мчавшаяся по нашему коридору Беатрис, сносившая всё на своём пути. Весёлая, однако, тусовочка, квартире потом точно ремонт потребуется.       Давай, давай, пожалуйста, если я действительно дочь самого сильного колдуна в мире, то пожалуйста, удержи дверь! Беатрис будто билась в неё, почти сбивая меня, но я согнула ноги в коленки и как могла удерживала эту самую дверь. Скользила по полу, но держала.       — Не дайте ему договорить! — пронёсся голос Крэйва далеко за спиной.       Оглянувшись в их сторону, краем глаза я увидела, как Кабан дотягивается рукой до рта Бальтазара и держит его. Скажите, что мне это снится, скажите, что снится…       — Меня так друзья затыкают, когда кино смотрим, и я болтаю… — попытался хоть как-то разрядить обстановку Мишаня.       — МИШАНЯ, ЗАВАЛИ ЕБАЛЬНИК! АЙ БЛЯ, ОН МЕНЯ УКУСИЛ!       Стоило Кабану одёрнуть руку, как Бальтазар обратился ко мне, снова проникая в голову:       — Саша, ты отказываешься от большой силы.       На двери начала появляться трещина. Оу-оу…       — Если я умру... все Проклятые сдохнут вместе со мной. Все до единого.       Феликс, пронеслось у меня в голове.       Сильнейший тёмный колдун современности сменил свой вечно спокойный и невозмутимый взгляд на какой-то дикий, ровно как и Крэйв выглядел чересчур волнительным. Этим самым диким взглядом Бальтазар посмотрел на мою маму и процедил сквозь зубы:       — А ты…       Мама на мгновение занервничала, и её затрясло.       — Отпусти. Феликс, ты уже не хочешь вернуть себе тело? Решил просто сдохнуть?       Но ремешок стал душить его ещё сильнее.       — Ты просто ещё один одержимый мудак, который портил мне жизнь своим надзором! — выкрикнула мама, а сам Бальтазар продолжил нашёптывать, и Кабан вновь заткнул ему рот ладонью. Было заметно, что тёмному волшебнику становится тяжелее дышать.       Мне всё тяжелее было удерживать дверь, я выдыхалась, несмотря на преподанные Кабаном уроки физкультуры, начала откатываться назад, а дверь открывалась.       Вся комната затряслась, и казалось, потолок сейчас рухнет и придавит нас всех. Последнее, что я видела — это как Настя с мечом наконец-то добралась до кровати, и прыгнув вперёд, воткнула меч в его ногу. Крик, пронзительный крик… это вскрикнул мой отец.       Мы вновь пронеслись в какой-то туман на долю секунды, и за эту долю, которая, видимо, и была моментом слияния, я увидела, как душа Феликса вылетает из ремешка и сталкивается с Бальтазаром. На пару микросекунд на теле моего отца было два лица, а потом душу Бальтазара будто вытолкнули, и он залетел в единственный свободный сосуд рядом — старый кожаный ремень.       На этом всё и закончилось, и я в последний раз в своей жизни вылетела из этого тумана. Теряя сознание, ровно как и все присутствующие.