мы могли бы остаться счастливыми

      Ей было так больно, что все внутри жгло грудь, заставляя большую часть времени сжимать зубы, чтобы не застонать. Она думала, что боль — это их расставание, в котором обе были повинны, но сейчас поняла, как ошибалась. Только теперь стало ясно, что означает абсолютная боль.       Впервые за много лет Стелла снова начала считать дни. И каждый следующий становился все длиннее предыдущего. Больнее. Ей казалось, что это никогда не закончится, что однажды ее просто разорвет.       — Ты любила ее. Действительно любила.       Гуна подошла так тихо, что только усилием воли Стелла не вздрогнула. В последнее время она перестала замечать что-либо и кого-либо, почти ни с кем не говорила и лишь дочери Дагбьерд позволяла себя касаться.       — Не понимаю, о чем ты, — подруга на это лишь фыркнула, но Блумквист явно не планировала открывать душу кому бы то ни было.       — Да брось, Стелла. Я еще 2 года назад поняла, что вы встречались. Правда, сначала я думала, что она — твое простое увлечение, но это не так. Ты потеряла ребенка ради нее, рисковала жизнью и была готова умереть ради нее. А сейчас ты возишься с ее дочкой. Стелла, если тебе плохо, то это нормально. Ты потеряла любимую.        — Гуна, остановись. Ты — не мой психотерапевт, он мне не нужен, — Блумквист облизнула нижнюю губу, по-прежнему не отрывая взгляда от детской площадки, где играла Аманда. Ей было явно легче, чем Стелле. — Я не собираюсь обсуждать с тобой Дагбьерд.       — Я этого и не прошу. Просто знай, что не обязательно сдерживать боль. Иногда ее лучше выплеснуть.       И тогда Стелла впервые за эти две недели посмотрела подруге в глаза. Гуна вздохнула, не видя в глазах ничего, кроме боли. Она поняла, что у Стеллы попросту не осталось ничего, кроме боли и жажды мести.       — Ты собираешься вернуться в Исландию?       — Он убил ее. Мог этого не делать, но сделал. Я защищала его, спасла от тюрьмы. Дагбьерд даже не отстранила его от власти, лишь отправила в Америку. Но теперь я хочу отомстить, защитить хотя бы Аманду.       — Вы можете остаться здесь, как и мы.       — Так и будет. Когда она привыкнет здесь, я вернусь за Свирером, а потом мы либо останемся здесь, либо вернемся жить в Исландию. Ее дом не здесь.       Женщины замолчали, когда заметили, как к ним спешит какой-то китаец. Стелла порядком устала от всего: буквально в первую неделю ей предложили здесь работу, потом трижды напомнили о том, что Аманда — не ее дочь. И три дня назад Блумквист инициировала процедуру удочерения.       — Мисс Блумквист, — женщина продолжала сверлить китайца совершенно пустым взглядом. — Здравствуйте. Я пришел по поводу вашего запроса на удочерение.       — И?       — Сегодня мы получили еще один запрос на удочерение, со стороны Исландии.       — От кого?       — Эту информацию мы не можем разглашать. Но, должен сообщить, что от премьер-министра Дагбьерд было найдено письмо среди документов, где указано, что опекуном ее дочери назначаетесь вы.       Гуна ошарашенно выдохнула, но Стеллу это не удивило. Она хорошо знала Дагбьерд и ее любовь к дочери, поэтому искренне удивилась, когда у той не было найдено ни письма, ни записки. Видимо, они просто плохо искали. Хотя, Стелла в этом вообще не участвовала, на несколько дней отгородившись ото всех и позволяя себе просто рыдать сутками. Чтобы через эти несколько дней выйти к друзьям и стараться жить дальше.       — Значит, вы удовлетворяете мой запрос? — Стелла была искренне удивлена, когда поняла, что хочет этого, хочет заботиться о дочери любимой.       — Частично. Сейчас мы готовы удовлетворить требования и назначить вас попечителем, так как и вы, и мать девочек, да и сама Аманда не против вас, как опекуна.       Стелла лишь кивнула, внезапно вспомнив, как еще недавно доказывала, что не сможет стать хорошей матерью. А потом произошел выкидыш, и она поймала себя на том, что жалеет. Но обдумывать это было некогда — ей нужно было спасти Дагбьерд.       Я и так и не спасла тебя.       Когда она рассказала обо всем девочке, та лишь кивнула, словно и не сомневалась в подобном исходе. А Стелла в очередной раз задалась вопросом, как Аманда не чувствует той же боли, что и Стелла. Ведь они обе потеряли Дагбьерд.       Они почти не разговаривали — было не о чем. Стелла дала себе обещание, что позаботится об Аманде, но это не значило, что они моментально станут семьей. Да, она позволяла девочке обнимать себя, они даже пару раз спали вместе из-за кошмаров Аманды, но все еще оставались чужими людьми. Все, что их связывало — Дагбьерд. Но она была мертва.       Блумквист обещали, что отдадут тело уже завтра, но она была бы не против, если бы кто-то сделал все это вместо нее. Стелла никогда раньше не хоронила кого-либо, и часть ее боялась, что, увидев безжизненное тело, которое она когда-то обнимала, целовала, боготворила, она попросту сломается.       Но, часть ее все же надеялась. Крохотная часть, которая была запрятана как можно глубже, надеялась, что она выжила. Чудом, несмотря на то, что Гуна видела тело. И, наверное, только эта бессмысленная надежда позволяла Стелле держаться на плаву, а не рухнуть вниз.       Она осторожно прикрыла за собой дверь, уже привычно погружаясь в темноту и холод вечера. Эти вечерние, а иногда и ночные прогулки, успокаивали, по крайне мере настолько, насколько это возможно.       Блумквист свернула в парк и пошла по дорожке. Гравий хрустел под ботинками, пока в памяти всплывал разговор с Дагбьерд в коридоре министерства. Это был их первый разговор за 2 года, чисто деловой, но им обеим было сложно. Сейчас Стелла проклинала себя за то, что тогда не обняла ее, не поцеловала, не сказала, что ничего не изменилось. Что все также любила.       Прости, что тогда не выбрала тебя.       Она редко встречала здесь кого-то, но на скамейке явно кто-то сидел: экран телефона, в который человек смотрел, слабо подсвечивал скрытое черным капюшоном лицо. Видимо, еще одна душа, неспособная заснуть.       Женщина слегка ускорилась, не желая лишних разговоров. Часть ее хотела развернуться и уйти, но Стелла быстро передумала. Она понимала, что все равно не заснет, пока тело не устанет настолько, чтобы хотя бы провести пару часов без кошмаров.       — Стелла.       Эта интонация, ее голос. Блумквист кажется, что все вокруг замерло от той степени шока, который она испытала. На его смену пришла простая и четкая мысль — от всего пережитого у нее развились галлюцинации. Но, тем не менее, она обернулась и тут же поняла, что смотрит в глаза Дагбьерд. Это были ее глаза, ее лицо, ее светлые волосы, которые больше не скрывал капюшон. Это выглядело настолько реально, что уже привычно к горлу подкатил ком, а в глазах появились слезы. Но Стелла знала, что это невозможно — Гуна видела труп.       — Ты — мой глюк? — ее голос был не громче шепота, а Блумквист вдруг представила, как выглядит со стороны, разговаривающей с пустой скамейкой. — Я думала, это начнется позже.       — Только ты могла такое заявить, — улыбка тронула пухлые губы, и тогда до Стеллы дошло.       — Ты жива? — она сделала шаг вперед, все еще совершенно не понимая, как это возможно. Дагбьерд, все также с улыбкой, поднялась и сделала тоже шаг навстречу, но остановилась, позволяя Стелле пережить все это.       А Блумквист была в шоке. Она смотрела на прекрасное лицо, которое было уже избавлено от шрамов, в карие глаза, и не чувствовала ничего. Боль отступила, схлынула, как волна в отлив, позволяя мыслить здраво, но все еще была сбита с толку.       И Дагбьерд это видела. Она всегда легко считывала Стеллу, поэтому просто ждала, позволяя той осознать абсолютно все.       — Ты действительно жива, — выдохнула брюнетка, и эмоции хлынули через край.       Стелла сделала пару шагов, которые отделяли их друг от друга, прижала Дагбьерд к себе и поцеловала. Жадно, грубо, но блондинка не возражала. Они обе прекрасно помнили последний поцелуй: нежный, аккуратный, спокойный. И в этих поцелуях не было ничего общего.       Блумквист спустилась на шею, продолжая крепко удерживать женщину, но уже не целуя. Она просто дышала в шею, выдыхая родной запах и не понимая, что на глазах выступают слезы, а губы растягиваются в совершенно глупой улыбке.       — Ты правда здесь? Я видела, как тебя застрелили.       — Их враги меня спасли, — тихо отозвалась Дагбьерд, гладя любимую по голове и слушая ее сдавленное дыхание. — Мне не позволяли сразу все тебе рассказать, но я смогла убедить их, что ты поможешь.       — Аманда ведь все знала, да? Поэтому она так не переживала? — Стелла подняла голову, предварительно проморгавшись, но это не обмануло никого.       — Конечно, но она молчала, да и виделись мы с ней всего пару раз. Пойдем домой, Стелла, и я обо всем расскажу.