Лед, освещенный полуденным солнцем

      — Клинт…       Джейн цепляется за дверной косяк, чтобы просто устоять на ногах: произнести его имя вслух оказалось куда сложнее, чем она могла себе представить. Губы предательски дрожат.       — Тихо, тихо, — он ловит её за плечи и едва касается подбородка, чуть приподнимая голову. — Всё в порядке?       Джейн кивает.       — Тогда возьми свои вещи.       — Зачем?       Он усмехается так по-клинтовски, что у неё исчезают последние крохи сомнений.       — Ты думала, что я оставлю тебя ночью одну в пустом полицейском участке?       О, она о многом успела подумать за сегодняшний день, но вот об этом — нет, не довелось. Джейн хватает со стола рюкзак с вещами, запирает дверь (не забыть завтра вернуть Бену ключи) и спешит к машине, где ждёт Клинт.       Клинт… Господи, это действительно он. Неужели она могла сомневаться в этом? Смотреть на него весь день, но продолжать считать его другим человеком? Пожалуйста, пусть это не будет сном хотя бы в этот раз.       — Прости, что пришлось ждать до вечера, — говорит он, как только они сворачивают на дорогу к Ландеру. — Я не хотел, чтобы моё имя снова звучало здесь. Не все в резервации знают, кто я… кем я был.       — А кто знает?       — Бен и Мартин Хэнсон, отец Нетали. Он мой друг.       — Ох, — она на мгновение теряется. — Мне так жаль. Я хотела завтра поговорить с ним.       Она ловит на себе его быстрый взгляд из-под нахмуренных бровей.       — Не стоит.       — Но я должна, Клинт, это моя работа. Ты же знаешь.       — Я знаю, — он кивает. — И всё равно, поверь: не стоит. И будет лучше, если ты продолжишь называть меня Кори.       — Вот уж нет, — Джейн упрямо скрещивает руки на груди. — У меня почти шесть лет не было такой возможности. Так что буду говорить «КлинтКлинтКлинт», пока не надоест!       Он усмехается:       — Хотя бы не в чьём-то присутствии.       — Договорились.       Машина останавливается возле небольшого одноэтажного дома. Клинт открывает дверь и пропускает Джейн внутрь:       — Располагайся, а я пока поставлю чайник. Или хочешь сразу лечь спать?       — Ты думаешь, я смогу сейчас уснуть?       — Резонно.       Он уходит в кухню, а Джейн осматривается. Всюду в этой небольшой гостиной: на стенах, на дверце шкафа, на книжных полках и даже на настольной лампе — фотографии семьи Бартон. Джейн с улыбкой переходит от одного снимка к другому и любуется счастливыми Лорой и Клинтом, серьёзным Купером, глазами ужасно похожим на отца, улыбчивой Лайлой, маминой копией во всём, кроме улыбки, кучерявым непоседой Нейтом — Натаниэлем Пьетро Бартоном. Джейн гладит фотографию пальцем, представляя, будто взъерошивает волосы мальчишки. Как когда-то — волосы брата.       Взгляд натыкается на альбомный листок, пришпиленный кнопками прямо к стене, с рисунком красивого дерева, чьи разноцветные листья падали с тонких ветвей на голубую гладь пруда. На самом верху — выведенный заголовок, под ним — стихотворение. Тонкий воздушный почерк и округлые буквы с хитрыми завитками выдают женскую руку, и подпись в нижнем углу подтверждает догадку: Эмили Ламберт.       Глаза бегут по строчкам, и Джейн прикусывает губу: это стихотворение будто о ней, о всей её жизни, о родных и любимых людях, которых она потеряла. И чем дольше она читает, тем сильнее каждое слово отзывается щемящей болью глубоко внутри.       «В этой колыбели, где хранится всё, что дорого моему сердцу, я берегу воспоминания о тебе. Когда я буду мёрзнуть в трясине реальности, вдали от твоих любящих глаз, я вернусь в мой мир, закрою глаза, и лучшим утешеньем мне будет то, что я знаю тебя…»       Клинт окликает её из кухни, и она, сбросив мимолётное оцепенение, спешит к нему.       — Эмили Ламберт — это Лайла, да? Она написала тот стих? — улыбается она.       Клинт меняется в лице, и улыбка стирается с её губ. Джейн медленно опускается на стул.       — Там, на стене… Клинт?..       — Да, — он потирает переносицу и машинально двигает к ней чашку. — Но теперь всё не так, как было раньше, Ванда. Всё изменилось.       За мгновение в её голове проносится множество предположений о судьбе его семьи — одно хуже другого.       — Ты сказал сегодня, что едешь к сыну, — вспоминает она. — Прости, я…       — Да. Мы с Уилмой… с Лорой развелись полтора года назад, Кейси живёт с ней в Ландере. Пока там.       — Кейси?..       Клинту сложно отвечать ей прежде всего потому, что это нестерпимо больно. Она замечает эту боль в глубине его глаз, в опущенных уголках губ, в тронутых сединой висках и в сцепленных в замок пальцах, и его боль отзывается в ней острым осознанием беды.       — Нейт.       Она так и не решается уточнить про Купера и Лайлу. По спине пробегают нехорошие мурашки. В голове вдруг вспыхивает догадка, от которой холодеют руки: там, на фотографиях, нет повзрослевшего Купера.       — Ты не чужой нам человек, Ванда, и имеешь право знать, — Клинт делает глубокий вдох, и его взгляд замирает где-то позади неё. — Помнишь день, когда мы решили покататься на лыжах?       Она кивает: ту злосчастную субботу она до конца своих дней не забудет.       — Через несколько дней я узнала, что вы попали под лавину, — тихо говорит она, мыслями возвращаясь в ненавистное прошлое. — Вас искали неделю, но нашли только пару рюкзаков. А потом… просто объявили погибшими, всю семью. Все эти годы я думала, что вы…       — Мы были на другом склоне. Решили оставить вещи и перебраться через перевал — тот склон был более пологим, детям удобнее. Поначалу всё было нормально, а потом…       Он запинается и опускает взгляд в чашку. Джейн не торопит. Она молча и терпеливо ждёт, понимая, что торопить его — всё равно, что воткнуть в рану ржавую отвёртку.       — Лора, Нейт и Лайла спустились первыми, — продолжает наконец Клинт, — я поехал следом, а Купер остался наверху, сказал, что хочет съехать сам, без моей страховки. Я был на середине склона, когда понял, что что-то не так, и остановился. В ту же секунду снег под ногами дрогнул и пополз вниз, я услышал крик Лоры, а дальше — тьма.       Джейн с силой прикусывает щёку, но это не помогает — слёзы одна за другой капают на руки.       — Пришёл в себя в незнакомом месте, попытался встать — тут же прибежала медсестра, следом за ней — врач… А потом пришла Лора и рассказала про лавину. Она, Нейт и Лайла были у подножия горы и успели открыть рюкзаки, да и зацепило их уже на излёте — можно сказать, отделались испугом и парой синяков. Их первыми нашли местные жители — Мартин, его сын и два соседа. Они охотились в тех местах, видели сход лавины и поняли, что мы попали в беду. Меня тоже нашли быстро, отвезли в ближайшую больницу в Форт-Уошеки — сильно поломанного и без сознания, и я очнулся только через полторы недели.       Он снова замолкает, и в этот раз молчание длится долго, Джейн кажется — вечность.       — Кроме нескольких переломов, у меня было сильное сотрясение и частичная амнезия: я порой забывал своё имя и какие-то фрагменты из прошлого. Лора рассказывала про лавину, а я не помнил ничего из того, что она говорила. А потом вдруг, как яркая вспышка: где Купер? Что с Купером? Лора не ответила — отвернулась, и по её вздрагивающей спине я понял: его так и не нашли.       Джейн зажимает рот ладонью.       — Господи… — шепчет она. — Это… Боже мой! — призрачная надежда на то, что вместе с Клинтом спаслась и вся его семья, лопается, как мыльный пузырь. — Но это значит, что лавин было две? — соображает она. — Мы ничего не знали о второй, и искали вас только с одного склона.       Клинт пожимает плечами.       — Наверное. Теперь уже неважно.       — А почему вас не отправили в Ландер или Ривертон? Не сообщили полиции? Вы же с Лорой не могли не знать, что вас ищут?       — Мы остались в Форт-Уошеки по двум причинам: во-первых, через час после того, как нас нашли, началась буря. Ты видела, что творится в этих горах весной, умножь на двести — и примерно поймёшь, каково здесь зимой: метёт по нескольку недель без просвета, и в такие дни резервация отрезана от всего мира. Сюда невозможно добраться, отсюда невозможно уехать даже на снегоходах, и от раций или иной связи нет толку — одни шумы.       Во-вторых, врачи говорили, что я не выдержу переезда, не дотяну до Ландера даже при хорошей погоде и нормальной дороге.       Лору, Лейлу и Нейта выписали уже через несколько дней, но они отказались уезжать без меня, и Мартин их приютил в своём доме. Я же ещё месяца полтора провалялся в больнице — это тебе не чудо-технологии Хелен Чо, — Клинт горько усмехается. — Потом был долгий процесс реабилитации, память и здоровье возвращались постепенно. Попутно надо было решить, как быть дальше. Нам казалось, что предадим Купера, если уедем, а он… останется здесь навеки.       Вот и остались. У нас не было ни вещей, ни документов, нужно было заняться этим. Фамилия была слишком заметной, и мы решились на новые имена — Бен помог нам с паспортами. Потом я устроился егерем, моё управление выделило нам дом.       — И больше никто не интересовался вами, вашей историей? — удивляется Джейн.       — Это же не Нью-Йорк и не Вегас. Властям плевать, что происходит в резервациях — появляются ли тут люди или пропадают.       Он мечется по небольшой кухне: смахивает со стола несуществующие крошки, засовывает в шкаф жестянку с чаем, переставляет с места на место перечницу, касается фотографии Лайлы на дверце холодильника — и замирает у окна. Джейн понимает: история ещё не окончена.       — Мы думали, что сможем начать новую жизнь, что всегда будем там, где погиб сын, но два года назад… У меня была работа в охотничьем хозяйстве Пайндейла, и как-то, из-за сильного снега, выдался редкий свободный вечер. Я снял мотель и позвонил Лоре… Хотел, чтобы она приехала.       Наверное, прошёл слух, что нас нет в городе, и к Лайле пришли одноклассники и ещё какие-то друзья. А там… присоединились и какие-то посторонние. И тихие посиделки быстро переросли в вечеринку. Ви-ди-мо… Я не знаю. Понимаешь, я многого не знаю.       Он отворачивается к окну, и в отражении его лицо кажется Джейн уставшим и постаревшим.       — А наутро раздался звонок от Нетали: она сказала, что Эмили пропала. Нетали была немного старше, но они все равно дружили, и она очень переживала за Эмили.       Мы искали долго, подняли всех, кого только могли, но её нашёл пастух, гнавший овец за Ветреной рекой¹, — в двадцати милях от дома. Я не знаю, как она там оказалась и что произошло. Вскрытие ничего не показало, потому что её сильно обглодали койоты…       Он замолкает, точно опомнившись, и Джейн, подойдя, касается его плеча.       — Клинт, мне очень жаль… Я не представляю, как можно пережить такое. Ничего страшнее нет…       Он кивает.       — Вот мы с Лорой и не смогли. Поддерживали друг друга, когда потеряли Купера, но когда погибла Лайла, — он качает головой, — всё будто сломалось. Я знаю, что виноват в этом, я не должен был расслабляться и выпускать дочь из поля зрения. Не должен был оставлять её без присмотра. Лора всё чаще говорила, что всякий раз, когда видит меня, вспоминает Лайлу, что так не может больше продолжаться. Что это слишком больно. В конце концов, она ушла, и я… понимаю, почему.       Джейн на мгновение прикрывает глаза: ей ли не знать, каково это — винить во всех бедах только себя, не разбираясь, есть ли эта вина на самом деле.       — Ты не виноват, Клинт. Это ужасная трагедия, но ты в этом не виноват, слышишь?       — Виноват, конечно. Я их отец, Ванда, и я не смог их сберечь. Ни Купа, ни Лайлу. Конечно, виноват. Если бы я мог простить себя за это и перестать самому себе говорить: ты же каждый день спасал людей, Хоукай, почему не смог спасти своих детей? Но я не могу, — он бодает лбом холодное стекло, и Джейн обнимает его.       Клинт и прежде порой казался ей стальным, держал при себе и мысли, и чувства, и даже её алая магия была порой бессильна перед его бронёй. И сейчас — Джейн видит и понимает это лучше многих, — рассказывая ей, он запечатывает свою боль ещё глубже в сердце. Только едва подрагивающие губы и тьма на самом дне светлых глаз выдают его.       — Мне очень жаль. Мне очень-очень жаль, Клинт, — бесконечно повторяет она и ревёт, пока не заканчиваются слёзы, а потом, чуть успокоившись, просит: — Можно мне умыться?       — Да, ванная в конце коридора. А я пока приготовлю тебе постель и постараюсь найти что-то, в чём можно спать. Уже два часа ночи, а завтра нам предстоит ещё один чертовски сложный день. Нужно выспаться.       Она направляется к дверям, а Клинт вдруг говорит:       — Я должен был погибнуть на Вормире. Я, а не Нат. Тогда бы моя семья никогда не оказалась бы в Вайоминге, и Купер с Лайлой были бы живы.       Джейн не напоминает ему о видении, которое они вместе пережили на Рождество и в котором его семья всё равно уехала в Вайоминг, — вряд ли это хоть как-то утешит, — и только несогласно качает головой.       В ванной она не смотрит в зеркало — что там можно увидеть, кроме красных глаз и распухшего носа? Да и мысли её занимают Купер и Лайла: Вайоминг сломал куда больше жизней, чем она себе представляла. Она вдруг вспоминает, как весь день обижалась на Клинта, потому что он забыл сказать ей, что жив. И злится на себя за эти мысли: её обида и переживания просто ничтожны по сравнению с тем, через что пришлось пройти ему.        Она выходит в коридор и натыкается взглядом на свой рюкзак. Мысль, пронзительная и яркая, словно молния, проносится в голове, и она, отыскав в рюкзаке нужную вещь, бежит к Клинту и находит его в небольшой комнате сразу за гостиной.       — Это детская, Кейси здесь спит, когда остаётся у меня, — поясняет он, роясь в шкафу. — Но выбор небольшой: либо эта кровать, либо диван в гостиной.       — Всё хорошо, спасибо, — заверяет Джейн и взволнованно добавляет: — У меня кое-что есть для тебя.       Она протягивает ему пару старых перчаток с оленями, и Клинт, положив на край кровати пижаму, подходит ближе, чтобы рассмотреть, и замирает в полушаге.       — Откуда?.. — его голос срывается. — Откуда они у тебя?       — Нашла, — тихо отвечает Джейн. — Шесть лет назад, когда вместе со спасателями была в горах Реки.       Клинт берёт перчатки и осторожно касается пальцем подкладки — там, где вышиты слова «Любимому папочке», — а после поднимает взгляд к потолку и с силой проводит ладонью по лицу. Джейн не мешает ему.       — И всё это время они были у тебя? — спрашивает он чуть погодя. — Ты что, хранила их шесть лет?       Джейн кивает и улыбается сквозь выступившие слёзы.       — Да. Рука не поднялась выбросить… И, знаешь, когда я их нашла, то пообещала, что однажды обязательно верну их тебе.       Клинт молча обнимает её и невесомо касается губами макушки, и Джейн, всхлипнув, выдыхает. Неужели этот кошмар длиной в шесть лет закончился?       — Что ж, час действительно поздний, — Клинт отпускает её и кивает на кровать: — Пижаму я тебе нашёл, если будет нужно что-то ещё, скажи.       Он желает спокойной ночи и уходит, и Джейн, переодевшись, забирается под одеяло.       Сна нет ни в одном глазу. Она долго ворочается, стараясь улечься поудобнее, но всё равно не сможет уснуть. Укутавшись в одеяло, она выходит в кухню, чтобы попить воды и успокоиться, но вместо этого опускается на стул, даже не включив свет.       В доме тихо. Так тихо, что можно услышать, как за закрытой дверью тикают часы в гостиной и как им в такт стучит собственное сердце. Джейн прокручивает в голове события минувшего дня и то и дело смаргивает слёзы. Господи, он жив!       Слишком много произошло сегодня, чтобы можно было вот так просто, по щелчку пальцев, справиться с накрывающими эмоциями. Воспоминания о днях, проведённых на ферме Бартонов, — яркие, живые, будто это было только вчера, — проносятся ураганом перед глазами. Джейн тихо всхлипывает и зажимает рот рукой, но слёзы катятся сами собой, капают на столешницу.       Она мысленно произносит его имя, растягивая звуки, чтобы оно просто подольше не заканчивалось, — Кллиииннннт, — и наваливается руками на стол, бесшумно подвывая.       По крайней мере, ей кажется, что бесшумно.       Клинт щёлкает выключателем.       — Ага-а, — говорит он так, будто только что застукал енота за кражей печенек.       Джейн, с растрёпанными волосами, с распухшим носом и покрасневшими глазами, щурится на яркий свет и неожиданно получает ещё одно доказательство настоящести Клинта: короткий рукав футболки совсем не скрывает его татуировку на левой руке.       — Я тебя разбудила, — она быстро вытирает щёки. — Прости, пожалуйста. Как ты вообще услышал-то? У тебя и здесь датчики в медведях? — с подозрением оглядывается она, вспомнив про давний его подарок.       Клинт тихо фыркает и опирается плечом на стену, скрестив руки:       — Нет, просто я тоже не спал. И слышал, как ты выходила… Как в прежние времена, скажи? — вдруг улыбается он, и Джейн с упавшим сердцем замечает, что его взгляд по-прежнему тусклый, будто солнце, прежде сияющее в его глазах вместе с улыбкой, погасло.       Она натянуто улыбается в ответ. Да уж, не успела снова объявиться в его жизни, как тут же начала реветь! Чего доброго, он решит, что она вот так все шесть лет и проревела.       — Да… Я просто… — она собирается с мыслями: — Никак не могу уснуть. Ты не представляешь, как я рада, что ты жив, но как только думаю про Купа и Лайлу, про вас с Лорой… Боже!       Она судорожно вздыхает и закрывает лицо ладонями.       — И ещё я думаю, что если усну сейчас, то утром проснусь в Вегасе, и всё это будет неправдой, очередным сном, — добавляет она.       Клинт, кашлянув, удивлённо вскидывает бровь.       — Так было столько раз, что я сбилась со счета, — Джейн устало роняет руки на стол, не обращая внимания на сползшее с плеч одеяло. — Ты был жив во сне, а наяву… — она качает головой.       — Может, так было бы лучше, — вдруг задумчиво говорит Клинт чужим, бесцветным голосом. — По крайней мере, я был бы с детьми.       Джейн с ужасом понимает, что он не шутит (да кто бы вообще стал о таком шутить?!) и что, видимо, уже не в первый раз думает о смерти, как об избавлении, — как она когда-то давно, когда умереть было проще и легче, чем продолжать жить; когда жить не оставалось ни сил, ни желания, ни смысла.       — Ладно, — Клинт словно стряхивает с себя оцепенение, — пойдём всё-таки поспим.       Она кивает, подхватывает с пола одеяло и, выйдя последней, выключает в кухне свет. А уже возле спальни Клинт вдруг оборачивается:       — Если хочешь, ложись со мной, — предлагает он. – Если тебе так будет спокойнее.       Она не успевает ответить, как он, посторонившись, открывает ей дверь в свою комнату. Видимо, во взгляде отражается нечто неописуемое, потому что он добавляет:       — В детской мы вдвоём не поместимся, и уж прости мне мою спину, но если я проведу ночь на диване в гостиной, то на весь следующий день приму его форму.       Джейн кивает и юркает мимо него в спальню — как предусмотрительно она взяла с собой одеяло! — и занимает тот край, где не смята простынь. Клинт ложится рядом — как много лет назад, когда ей снились кошмары и он сидел с ней до самого утра, и только так она спала спокойно, – и смущение, настигшее её минуту назад, проходит.       Джейн медленно выдыхает: всё ещё не верится, что это не сон.       — Нет, серьёзно? «Беннер»? — вдруг усмехается он: — Спасибо, что не «Старк».       — О-ойй… — она закрывает лицо руками и радуется, что в комнате темно и Клинт не видит, как она краснеет до кончиков ушей.       И как ему сказать, что едва не написала в анкете «Бартон», но вовремя опомнилась и исправила на первую же пришедшую на ум фамилию на ту же букву? Она и подумать не могла, что однажды придётся отвечать на этот вопрос самому Клинту.       — Это вышло случайно, я вспомнила про Брюса, когда уже держала в руках новый паспорт, — оправдывается она, не отнимая ладоней от лица.       Клинт хмыкает — то ли верит, то ли нет.       — Но что случилось в жизни Ванды Максимофф, что пришлось появиться Джейн Беннер?       Она задумывается, не зная, как лучше ответить, а потом поднимает на него взгляд:       — Я просто струсила, Клинт. С вашей пропажи в горах не прошло и двух месяцев, как Фьюри позвонил мне. Он хотел вернуть меня в команду, но как я могла вернуться? Там всё напоминало бы о тех, кого я любила и потеряла. Это было бы настоящей пыткой. Мне ужасно стыдно, но, да, я просто сбежала… сразу от всего: от прошлого, от самой себя, от своей силы, которая оказалась бесполезной, когда велись поиски в горах.       — А я ведь тоже пытался найти тебя, — вдруг говорит Клинт. — Хотел сообщить, что жив, просил Бена пробить по своим каналам, но твой номер был отключен, а страницы в соцсетях — удалены. Ему удалось узнать, что ты была в Сан-Франциско, но после все следы обрывались, — он ласково гладит её по голове, как маленького ребёнка. — Оставалось надеяться, что у тебя всё хорошо.       — Боже… — Джейн болезненно прикрывает глаза. Если бы она не струсила, не спасовала перед Фьюри, не сбежала!.. Клинт бы нашёл её, и она бы знала, что он жив.       — Видишь, жизнь всё равно свела нас, и я действительно этому рад. Мы больше не потеряемся, я обещаю. Спи.       Джейн кивает и утыкается лбом в его плечо, только сейчас осознав, насколько она устала и какими тяжёлыми стали веки. Он обнимает её, бережно поправляет одеяло и касается носом макушки. И выдыхает — ей кажется — облегчённо.       — Клинт, — сонно зовёт она и едва проводит кончиками пальцев по его татуировке.       — Что?       — Пожалуйста, больше никогда не умирай.