Друг

Дилюк не выпускал Кэйю из постели. Не потому, что он невероятно страстный, а потому, что Альбериха едва не разрубили пополам. Опять. Разрешалось только прогуливаться по виноградникам и заниматься бумажной работой. Кэйа не мог так жить, просто не мог. Он и без того не чувствовал себя нужным, чтобы избавиться от гнетущего чувства брал работу сверхурочно, тренировал новобранцев, даже пару раз ходил в бездну, но сейчас он абсолютно бесполезен. Такая забота Дилюка для него — слишком. Пусть лучше сгорит на работе, но не будет пылиться как забытая книга. — Как ты? Не голоден? Я могу принести еды. — Дилюк сразу берет чужие ладони в свои. Архонты, какой же он ребенок… — Лучше выпусти меня наконец. — Кэйа слегка посмеялся и приподнялся на постели. Дилюк нахмурился. — Ты ранен. Тебе нужно восстановиться. — Да оно уже зажило, на мне как на собаке! — Кэйа улыбался смешно нахмуренному лицу и раскачивал руки. — Нет. Ты не будешь о себе беспокоиться, и тебе будет больно. Не стоит тревожиться. Кэйа устало вздыхает и откидывается назад. — Я уже готов поступить на службу, братишка. Не нужно так сильно обо мне беспокоиться. — Ты не понимаешь, Кэйа, это очень опасно для твоего здоровья! — Дилюк вздыхает, осознавая, насколько для Кэйи важна эта опасность. — Давай еще хотя бы пару дней. — Нет, Дилюк. Я иду в Ордо уже завтра. — Ты не идешь. — Хватит со мной нянчиться. Я не настолько глуп, чтобы свое здоровье не сберечь, ладно? — Кэйа подрывается с кровати и собирается куда-то выходить. — Ты вообще о себе не заботишься, раны запускаешь до того, что гноятся! Разложишься посреди побежденного лагеря и только и ждешь, чтобы тебя топором рубанули! — Дилюк взмахнул руками и кричал другу в спину. Кто еще тут ребенок… — Отстань, я не собираюсь тут овощем лежать! Ты мне не медсестра и не нянька! Хватит! — Кэйа, прикрепив Глаз Бога на пояс, присел обратно на кровать. — Да. Ты прав, вероятно. Прости. — Рагнвиндр виновато поджал губы и опустил взгляд. Заведя руки за спину, покинул комнату, аккуратно прикрыв дверь, и Кэйа тот же час почувствовал здоровенный укол вины. Да, Дилюк перебарщивает, но ведь не заслуживает криков и обвинений. Мужчина рычит и зарывается лицом в ладони. Плечо все еще действительно неприятно тянет и стреляет, да и куча ссадин еще не сошли. Яд Гончих разрыва делал еще хуже. Дилюк возвращается через полчаса, как будто ничего не произошло, и Кэйа не может не удивиться. — Так ты голоден или нет? Стол накрыт, можешь пообедать со мной. — винодел тепло улыбается и жестом зовет спуститься. Ну как можно так себя вести после того, как на тебя наехали? Кэйа молча встает и обнимает мужчину. Тот усмехается. — Люк, я не хотел тебя задеть. Я просто не понимаю необходимости держать меня столько времени. — Я понимаю. Просто… — отстраняется и отворачивается. Как бы он ни старался, слова ему еще даются с трудом. — Я очень сильно… Мне страшно тебя потерять. Кэйа смеется и прижимает крепко-крепко. Целует в лоб. Не знает, что ответить. Но как же он, мастер слов и диалогов по душам может промолчать? — Я ценю твою заботу, правда. Но… Иногда это слишком. Дилюк кивает и вновь берет друга за руки. Он понимает, что их жизнь — сплошной риск и опасность, но чертовски не хочет представлять могилу капитана — хотя, он уверен, он ее увидит. — Прости. Мне не стоило так над тобой носиться. — Ох, Дилюк, ну за что здесь прощать, м? — Кэйа обнимает винодела за шею и утыкается в плечо. Приятно. Комфортно. Пахнет так по-родному, что не хочется отстраняться. Вообще никогда не хочется его отпускать, и Кэйа понимает Дилюка, который, собственно, и не отпускает. Просто невозможный. Рагнвиндр крепко сжимает стройное туловище, перебирает каждую частичку кожи под тонкой рубашкой. Боится, что Кэйа сейчас просто исчезнет. Растворится в воздухе, и его больше не будет. Никогда-никогда. Осознание явления смерти его не отпускало с восемнадцатилетия. — Ты должен быть полностью свободным, а я тебя постоянно ограничиваю. Так нельзя. Вздох. — Нельзя. Но я ведь тоже хорош. Если со скалы сигануть соберусь, а ты меня удержишь, это тоже будет ограничение? Дилюк метафоры не оценил и только сильнее вжался. — Я буду рядом. Всегда буду рядом, Кай. — Верю, верю, Люк. Не переживай, я в тебе ни на секунду не сомневаюсь. — Я… Так люблю тебя, ты не представляешь. — говорится куда-то в плечо, почти неразборчиво. — Я тоже тебя очень-очень люблю. Ты хотел пообедать вместе? — капитан мягко, а главное искренне улыбается и заглядывает в искрящиеся гранатовые глаза. Как давно он не видел этого блеска и огня, и, черт, как же давно хотел ощутить это тепло. Искалеченное, выжженное, вымерзшее, истоптанное, но такое, блять, родное, что сердце сжимается, и обнимающий человек его слышит. А Дилюку больше и не нужно.