Друг

За завтраком Тома старается всю свою благодарность и любовь выразить через объятия, на что Мондштадцы счастливо улыбаются. Для Кэйи лучшее, что он мог почувствовать спросонья в постели — это горячие руки, притягивающий ближе, а для Дилюка — мягкие поглаживания по голове, чтобы не расстраивался, что капитан уделил слишком много внимания гостю. Комиссар, конечно, был удивлен приподнятому настроению друзей, но просто не мог за них не порадоваться. Альберих все еще не мог отказаться от невероятной заботы о Томе. Тома для него был собственным отражением, не искалеченным, спокойным и находящим радость в милейших котиках и собачках, в заботах по дому и разработке очаровательных рецептов. Кэйа ощущал радость намного и намного реже. Единственное его счастье относилось к нему крайне холодно до последнего времени. А его любви хватало только для этого человека. Но Тома даже эту часть сумел преобразить, вычистить, и благодаря ему капитан наслаждается частыми случайными прикосновениями и ласковыми взглядами, брошенными вскользь. И Кэйа наконец счастлив обрести рассвет. Когда Тома окончательно поправляется и уезжает, Дилюк одним взглядом, полным надежды, уговаривает рыцаря остаться на винокурне. Их первый после долгих лет разлуки поцелуй получается невероятно крепким и нежным, и Дилюк никак не хочет выпускать из объятий свою любовь, а потому, как только повозка с гостем удаляется, Рагнвиндр молча поднимает Кэйю на руки, не слушая его насмешек. Он ведь не глупый, понимает, что друг сам истосковался по человеческому теплу, только боится это показать. Однако Дилюк слишком многое потерял, чтобы отпускать до боли в груди родного человека. Капитана, конечно, такое резкое изменение в поведении слегка пугает, но когда он обнимает в ответ, то в руках чувствует своего милого Люка. Того, который целовал его при любом удобном и не очень случае, того, который поклялся защищать. Кэйа рад, что рядом с ним его Люк вернулся и наконец открылся. — Кэйа… — все, что может сказать винодел, утыкаясь в шею, на которой из ниоткуда появляются влажные соленые дорожки. — Прости меня. — Все в порядке, мой хороший. Мы ведь вместе, верно? Это главное. Мы всегда были вместе. — говорит очень тихо, чтобы не было слышно, как срывается голос. — Давай больше не будем расставаться. — Никогда. — мужчина еще крепче прижимает тонкое тело к себе. Откуда-то взялась уверенность, что теперь все будет хорошо. Возвращаться в дом, где тебя ждет любимый человек ощущается совсем иначе. Дилюк с порога слышит запах выпечки и невольно улыбается. Кэйа всегда старается радовать друга. Он всегда так старается, что наворачиваются слезы. У взрослого мужчины, пережившего очень многое, со шрамами по всему телу, наворачиваются слезы от каких-то домашних пирожков, которые заботливо приготовил тот, кто пережил, пожалуй, побольше. В спальне винодел обнаруживает спящего рыцаря и не может сдержать улыбки, повторяя про себя оду этой красоте. Как же он счастлив отпустить все обиды и просто любить так сильно, насколько хватает сердца. Он находит радостного Альбериха немного похожим на их друга из Инадзумы. Но это все равно его Кэйа. Пусть он не заботится о себе — за него это сделает Дилюк; пусть он врет другим — Дилюк видит его насквозь. Они любят так, как никогда не любили и вряд ли смогут еще так полюбить. Они любят осознанно, безоговорочно принимая друг друга, и даже в Бездне они будут счастливы, только бы быть рядом.