Тоску блаженную ты знаешь ли, как я? Как я, ты слышал ли всегда названье:"Странный"? Я умирал, в душе влюблённой затая Огонь желания и ужас несказанный. Чем меньше сыпалось в пустых часах песка, Чем уступала грусть послушнее надежде, Тем тоньше, сладостней была моя тоска; Я жаждал кинуть мир, родной и близкий прежде Тянулся к зрелищу я жадно, как дитя, Сердясь на занавес, волнуясь и грустя... Но Правда строгая внезапно обнажилась: Зарю ужасную я с дрожью увидал, И понял я, что мёртв, но сердце не дивилось. Был поднят занавес, а я чего-то ждал.
Дверь тихо скрипнула и приоткрылась, впуская внутрь маленькой комнаты тёплый воздух. Узкий высокий шкаф, стоявший справа от двери, выглядел каким-то опечаленным с этими открытыми дверцами, выдвинутым ящиком посередине и почти пустыми полками. Чимин перевёл взгляд на табурет у синтезатора, расположившегося у стены напротив, и непонимающе вздохнул: зачем вообще нужен гардероб, если добрая половина вещей умещается неряшливой кучкой прямо на протёртом кожаном сидении табурета? На рабочем столе едва-едва разместилась клавиатура, монитор и мышь на коврике, который не стирали будто с момента покупки. И ведь дело не в размере стола (столешница которого, к слову, была средних размеров), а в каких-то непонятных контейнерах с остатками заплесневевшей еды, пустых коробках из-под сока, фантиках и посуде, которые загромождали пространство. Чимин несколько секунд изучающе осматривал стол, пока его глаза привыкали к полумраку, и осторожно начал ступать по не пылесошенному месяцами ковру, обходя два пакета с мусором, пикируя между рюкзаком и какой-то непонятной кучей то ли носков, то ли трусов, попутно наступая на предательски шуршащие фантики. «Да. Ожидаемо» Даже кружка Чимина здесь. И чайные ложки. Все до последней. Чимин с досадой втянул холодный сырой воздух и принялся медленно, осторожно освобождать кружку от мусора вокруг. — Что такое? Чимин, будто преступник, зашуганно оглянулся назад, где в полуметре от него находилась кровать, одеяло на которой недовольно зашевелилось и медленно извергло из себя недоброжелательное опухшее лицо Чонгука. Теперь Чимин, уже не опасаясь потревожить его сон громким звуком, взял свою кружку (от чего ложка в ней противно лязгнула) и демонстративно поднял её так, будто делает тост. — Ты собрал у себя абсолютно все кружки. И позарился даже на мою, — Чимин делает паузу и смягчает взгляд. — Мне что, пить кофе из пластикового стаканчика? — Они кончились месяц назад, — прочистил горло Чонгук и, щурясь, указал кивком на пакеты с мусором. Давно ли Чонгук стал таким неряхой, Чимин не знал. Но, спустя уже недели две-три их совместного проживания, эта комната была почти такой же, как сейчас. Правда, пакетов с бесчисленными коробочками и прочим хламом не было, лишь настольная маленькая мусорка трещала по швам от салфеток и какой-то другой дряни, которую Чонгук добросовестно утрамбовывал и вновь наполнял до краёв. Первые полгода Чимин злился и пытался бороться с хаосом в соседней комнате, опасаясь, что однажды остатки еды эволюционируют и сами съедят сначала Чонгука, а потом и Чимина с Тэяном, который сейчас лениво растянулся на второй подушке, игнорируя милую лежанку на полу. Следующие полгода Чимин пытался подойти к вопросу о мамаевом побоище друга с точки зрения психологии. Дело не в том, что старая рана Чонгука еще кровоточит, — убеждал он себя, — должно быть, он устаёт на учебе, или приключилось что-то личное, что он не хочет мне рассказывать. Он совершенно не хотел думать о том, что Чонгук всё ещё травмирован и, должно быть, навсегда. Попытки ласково подобраться к соседу, помочь ему, предложить найти какое-то общее решение оказались бесполезными. Нездорóво не только то, что в и без того маленькой комнате чёрт ногу сломит. Нездорóво и то, что в ней всегда мрак и противный влажный холодный воздух: шторы тёмные, плотные, свет почти не пропускают (надо ли говорить о том, что они всегда в задвинутом положении?), окно всегда приоткрыто, а увлажнитель воздуха работает как солдат: без выходных и отпусков. Хотя Чимин и переживал, что его друг может простудиться, а отсутствие солнечного света тоже скажется плохо, на всё это у Чонгука находились оправдания, мол, в темноте концентрация лучше, прохлада закаляет, а из-за сухости воздуха могут быть проблемы с кожей. Чимин ничего не отвечал. В душу лезть не хотелось. Он опасался, что может окончательно и бесповоротно порушить одинокий чонгуков внутренний мирок. Тем не менее хозяин сего бедлама категорически отказывался от помощи Чимина, когда тот предлагал вынести мусор и помыть посуду за него. Отказывался, потому что не хотел беспокоить. И стыдился от осознания того, что всё равно беспокоил. Сейчас, на начале второго года соседства, Чимин почти никак не реагирует на ситуацию, понимая, что тут ни разговоры, ни действия не помогут. Люди меняются, но сами и очень долго. Чонгук сам должен прийти к равновесию внутри себя и своего убежища, раз не хочет выкладывать все карты на стол перед единственным, пожалуй, другом. Да и можно ли помочь человеку, который не желает помогать самому себе? — Тебе ко второй? — Чимин подошёл к кровати и принялся гладить Тэяна — бродячего кота, подобранного Чонгуком спустя месяц после переезда. — Ага, — он сел, облокотившись на изголовье кровати, и потёр глаза. — Но вряд ли я усну, так что… Заканчивать фразу не потребовалось. О бессоннице Чонгука и так было известно. Чимину вдруг стало совестно за то, что он прервал его чуткий сон. Успокоительные таблетки не прогоняли ночные думы из головы, а вариант начать пить снотворные отметался Чонгуком сразу, ведь «я не психбольной, чтобы пичкать меня очередными мощными препаратами». Объяснять, что никто не считает его психом и что спать, вообще-то, нужно больше четырёх часов в сутки, Чимину не хотелось после ровно восьмой его попытки. — Тогда на тебя тоже готовить завтрак? — Нет. — Кофе? — Можно. Проводив Чимина взглядом и грустно улыбнувшись, когда тот взял вторую грязную кружку с его стола, Чонгук вновь лёг и уставился в потолок. Он каждый день мысленно благодарил мать и небеса за то, что свели его с Чимином, который лишь благодаря чистому чуду всё ещё рядом с размазнёй по имени Чон Чонгук, который души в этой размазне не чает, который бескорыстен во всех отношениях и искренен в той самой дружеской любви. Они прошли вместе всё: шаг за шагом, ступень за ступенью. Чонгук — неотъемлемая часть чиминовой семьи. Чимин — единственная часть чонгуковой семьи. И не то что бы Чонгук не хочет делиться с ним какой-то там своей проблемой, просто проблемы в общем-то и нет. Кроме того, что он адски устал, а вот от чего — и сам не знает. Когда Чонгук закончил принимать душ и вошёл на кухню, Чимин уже доедал завтрак, уткнувшись в собрание сочинений Бодлера. Он всегда читал этого чёртового Бодлера с его «непристойной» поэзией. Всегда читал, перечитывал, цитировал и перенёс на холсты и бумагу чуть ли не весь сборник «Цветы зла». Не весь лишь от того, что учеба отнимает много времени. Чимин — художник, символизм — его любимый жанр, а Бодлер — его муза./flashback/
Чонгук ворочается. У Чонгука болит голова, и ломит всё тело. Чонгуку жарко: он подхватил сильную простуду. Ему не удаётся уснуть, кажется, целую вечность. За сутки он лишь дремал около трёх раз, и то, будто находясь в сознании: лежал с закрытыми глазами, дышал ртом, потому что насморк не оставлял выбора. Слышал, как тихо играет спокойная музыка в комнате Чимина, как он вышел из комнаты смочить тряпки и как вернулся назад. А через две секунды опять вышел смочить тряпки. Чонгук тогда слегка удивился: он ведь только-только это делал. Но когда открыл глаза, обнаружил, что из-под двери в комнату не видно света из гостиной. Значит, на улице уже стемнело, а Чонгук дремал. Сон прошёл абсолютно незаметно для и без того ослабшего организма, поэтому легче не стало. С утра было примерно так же. Днём тоже. Чонгуку плохо морально. Эта болезнь душит, приносит дискомфорт. Тэян где-то в глубине квартиры, Чимин — у себя, и Чонгук не видел их весь день, просто не находя в себе сил встать (даже не подозревая о том, что Чимин заглядывал к нему пару раз, пока тот дремал, накрывал одеялом и гладил кончиками пальцев его лоб, на котором выступила испарина). Но сейчас он чувствует, что соскучился и просто обязан с ними увидеться. Тогда точно станет легче. Я хочу взять тебя в свои руки, Забывая всё то, что не смог сделать сегодня. — Я могу войти? — слышится слабый чонгуков голос после робкого стука. — Конечно! Комната Чимина в два раза больше, но Чонгук сам настоял на просторе для друга: он-то художник, ему этот простор явно нужнее, чем программисту без излишка вещей. Основной свет выключен, горит лишь уродливый напольный светильник, направленный на мольберт. Уродливый, потому что выглядит так, будто настольной лампе на струбцине просто приделали снизу велосипедный штырь. На фоне негромко играет Radiohead — Burn the witch. Чимин — фанат старого рока и музыки эпохи барокко. Несколько лет назад он горел желанием купить проигрыватель и начать коллекционировать пластинки, но почему-то так и не начал. Чонгук даже подумывал подарить ему на день рождения этот несчастный проигрыватель и пару пластинок: Боуи и Bittles. Сам он тоже любит рок, но не настолько старый, как Bittles. Он обожает Placebo, Nirvana, Joy Division, The Cure и тех же Radiohead. Его музыкальный вкус — заслуга Чимина. Чонгукова же заслуга — стиль Чимина, который сменил пастельные тона на чёрный и серый. Разница лишь в том, что Чонгук предпочитает свободный оверсайз пресловутого H&M, а не обтягивающие тряпки от более дорогих брендов, к чему склонен Чимин. Эти двое — два сапога пара, только один сапог — высокий кед Converse, а второй — ботинок-челси Tommy Hilfiger. Чимин, увидев в дверном проёме Чонгука, держащего в руках Тэяна, начал торопливо вытирать руки от красок. В его взгляде так много умиротворения и комфорта. — У тебя на лице тоже, — просипел Чонгук, указывая пальцем на свой подбородок. — Не утруждайся так. — Я всё равно планировал перекусить. Ты чего не в постели? Как себя чувствуешь? Таблетки пил? Покушал? За что ты так меня любишь? — Нет. Что пишешь? — решив сменить тему разговора, Чонгук подошёл ближе и кивнул на повёрнутый к нему задом мольберт с холстом. Ему не нравилось говорить «писать» вместо привычного «рисовать», но Чимин постоянно одёргивал и исправлял его. — Нет-нет-нет! — затараторил Чимин в ответ, выставив перед собой руку. — Тэян! Точно. Тэяну нельзя в комнату, и не потому что его здесь не любят (совсем наоборот), а потому что у него длинная шерсть, которая остаётся везде, даже в тех местах, куда добраться просто невозможно, и Чимин боится, что она прилипнет к краске на холсте, испортив качество работы. Чонгук поцеловал кота в лоб и бережно отпустил в коридор, с трудом разгибаясь. Чимин отошёл от мольберта, приглашая оценить работу. Чонгука увиденное взбодрило. Однозначно. — Ч… Что… Кто это? — помолчав еще секунд пять, он продолжил: — Какой ужас… Чимин беззвучно засмеялся: — Я знал, что ты так отреагируешь. Это «Метаморфозы вампира». И потянулся я к любимой, но со мной Лежал раздувшийся бурдюк, в котором гной; Я в ужасе закрыл глаза и содрогнулся, Когда же я потом в отчаянье очнулся… Нос Чонгука был сморщен, носогубные складки стали глубже, верхняя губа чуть приподнята, а брови сведены к переносице. Без сомнения, он любитель пощекотать себе нервишки, посмотрев триллер или боди-хоррор по типу «Пила» или «Человеческая многоножка», но это… — За гранью добра и зла, Чимин. Это отвратительно. Увидел я: исчез могучий манекен, Который кровь мою тайком сосал из вен; Полураспавшийся скелет со мною рядом, Как флюгер, скрежетал, пренебрегая взглядом, Как вывеска в ночи, которая скрипит На ржавой жёрдочке, а мир во мраке спит. Картину вряд ли можно было назвать завершённой, Чимину стоило поработать над освещением и мелочами, но главное в работе было уже написано: голый мужчина лежит на боку лицом к зрителю и, закатив глаза от удовольствия, ласкает, целует, занимается любовью с серо-жёлтым, гниющим трупом женщины. Одна её грудь, что смял своей рукой мужчина, буквально вытекала между пальцами, стекала противным гнойным оттенком по предплечью и до локтя безумца. Кожа живота, по которой тот в порыве страсти прошёлся ногтями, отслоилась вместе с разлагающимися мышцами, обнажая жёлто-красно-коричневое поблёскивающее месиво кишок. — Что… Что это вообще? — Чонгук оторвался от картины и перевёл взгляд на Чимина. — Бодлер, — ехидно улыбнулся он. — Про женщину, которая была готова продать своё тело за хорошую жизнь. И продала мужчине. Кажется, он был в неё влюблён… Ей же нужен был секс, деньги и прочая лабуда. Как выяснилось, она была лишь «вампиром», сосущим ресурсы из бедолаги, — он подошёл ближе и ласково взглянул на своё творение. — Оказалась гнилым человеком…/end of flashback/
— Опять ты с этим Бодлером? Чимин бережно загнул край страницы и закрыл книгу, отложив её в сторону. — Опять ты есть не собираешься. Оба тепло улыбнулись друг другу. — Я всё же сделал на двоих, — продолжил Чимин. — Скушай хотя бы половину. — Ладно. Чонгуку совсем, никогда и ни за что на свете, не хотелось обижать Чимина, который старается ради него. Он снял крышку со сковороды и, даже не посмотрев, что приготовил Чимин, потянулся в шкафчик за тарелкой. — Ты помнишь, что тебе нужно выбрать клуб? Сегодня последний день подачи заявления. — Чимин подошёл ближе, закатал рукава чёрного кардигана и принялся мыть свою посуду. — Подожди, я сейчас помою. Эта, — кивает на тарелку в своих руках, — последняя чистая. Чонгук потерянно огляделся. — Я со сковороды поем. Да, помню. — И что думаешь? — Программирование. Звучит неплохо. Может, и ты со мной вступишь? Там и лингвистов, и художников берут. Там ты тоже можешь рисовать. — В клуб программирования?.. — Чимин выключил воду. — Ты имеешь в виду клуб создания компьютерных игр? Иначе зачем мне там рисовать? — Да, точно. Давай со мной, будет не скучно. — Мне не очень нравится работать с графическим планшетом. Предпочитаю бумагу или ткань холста, — захватив книгу и сумку, висящую на спинке стула, Чимин продолжил: — Но я обещаю подумать. Звучит интересно. — По крайней мере, там точно не будет Юнги. Чимин, услышав «Юнги», раздражённо цокнул языком и нахохлился, ведь именно этот самый Юнги стал причиной исключения Чонгука из баскетбольного клуба. Ценность физической активности Чимин еле как затолкал в чонгукову голову, а тот еле как согласился на баскетбол. Волейбол ему не нравится, теннис не нравится, регби — тоже. Поэтому и речи быть не может о том, что он согласится заняться чем-то из этого лишь потому, что его просит друг. А вот выводить что-то на непонятном языке в C++ или Java для Чонгука не только хобби, но и способ подзаработать уже на втором курсе университета. Талант это или упорный труд — непонятно никому. Явным остаётся лишь то, что на парах по программированию и математике Чонгук — один из лучших студентов. Ещё во втором семестре первого курса его с ногами и руками хотели затащить в математический клуб, клуб айтишников и даже радиотехников. Но Чимин заботливо просил не бросать спорт, чтобы не одряхнуть с концами, скрючившись перед монитором. А сейчас, когда их с Юнги выгнали из баскетбольного клуба, к концу семестра обязательно требуется выбрать новый, и куда обязательно нужно будет ходить два-три раза в неделю. — Хорошо. Надеюсь, ты прав на этот счёт. Кстати, покорми Тэяна. И не опаздывай. Хорошего тебе дня! — Чимин ласково улыбнулся, показал пальцами «V» и направился в коридор. — До встречи, — сухо ответил Чонгук. Он ненавидит, когда ему желают хорошего дня./flashback/
— Хорошего дня, дорогой! Женщина средних лет суетливо выглянула из кухни в коридор, где тотчас закрылась входная дверь, а ответ на такое любящее прощание остался лишь в мечтах. Вздохнув и грустно обведя взором дверь, она так же суетливо вернулась на кухню. — Мам, ну я есть хочу, — жалостно вскинул брови и надул губы Чонгук. — Пахнет очень-очень вкусно! Мама Чонгука застыла над плитой, где готовилась еда, спиной к сыну, опустив голову и не проронив ни слова. — Мам? Всё хорошо? — спустя полминуты бездействия матери спросил Чонгук. — Ма-ам? Со стороны послышались тихие-претихие всхлипывания. Чонгук, забеспокоившись о родном человеке, торопливо подошёл и обнял, уткнувшись лбом под лопатки. Трясущаяся рука матери ласково огладила чонгуков локоть. Мама не всегда была такой. В последнее время Чонгук всё чаще замечал эту накалённую обстановку: отец вечно пропадал, приходил лишь поесть после работы, затем снова уходил до ночи; мама похудела и явно устала, но при Чонгуке всегда держала улыбку. Лишь иногда он слышал, как она тихо шмыгает носом в соседней комнате, но подходить, чтобы узнать причину, боялся: в тринадцать лет он ещё не знал, как успокоить человека. Отец при этом выглядел совсем плохо: у него постоянно был нездоровый цвет лица, резко проступили морщины, а взгляд потерял ясность. Мама говорила, что это от бессонницы. Недавно Чонгук проснулся ночью от довольно громкого вскрика и какого-то грохота, за которым последовал еще один вскрик и очень тихий скулёж. Слов он не разобрал, но взбесился от того, что родители опять занимаются этим слишком громко. Он быстро схватил наушники и плеер, лежащие в ящике прикроватной тумбы, включил какую-то попсу — первое, что попалось, — и лёг спать. Отец всегда был довольно сдержан в проявлении любви к Чонгуку, но последний год он почти не замечал его. Лишь отвечал на «ура, папа вернулся» скупым «привет», а когда на праздники мама дарила подарки со словами «это от нас с папой», Чонгук мысленно отвечал, что знает: подарок купила мама. Папе было плевать. Как бы Чонгуку ни хотелось понять, в чём дело, у отца он спросить боялся. Мама же говорила, что у папы сейчас такой период и что он всё ещё любит нас. Чонгук пытался заставить себя поверить. — Мама, что такое? Мать Чонгука медленно развернулась и встала на колени, обхватив ладонями его лицо, и в её влажном взгляде было столько нежности и скорби, что они будут сниться Чонгуку ещё несколько лет. — Папа… Он плохой человек, знаешь… Опасный… — её взгляд сделался тревожным, а голос — заговорчески тихим. — Мы с тобой скоро уйдём от него. Всё будет хорошо, Чонгук, я очень сильно тебя люблю. Этому человеку не известно слово «ненависть»./end of flashback/
Чонгук откинул вилку. Аппетит пропал окончательно. Каждое воспоминание того дня заставляет его ненавидеть себя всё больше и больше. В произошедшем тогда виновен только он сам, никто больше. Его мать была святым, доброй души человеком, который никогда бы и ни за что не оставил его, такого глупого Чонгука. Каждый день, каждый чёртов день он боролся с собой и мыслями завязать на шее тугую петлю, вспороть вены, наглотаться транквилизаторов, которые он принимал несколько месяцев, или нейролептиков, которые заменили их собой. Или антидепрессантов, которые он принимает по сей день, отказавшись от седативных. Сколько дней, месяцев, недель, лет он провёл в ночных истериках, срывая голос от криков, мучаясь от ежедневной головной боли и в попытках избавиться от тех кошмаров, что он видел в жизни, а после — во снах? Жизнь Чонгука кончилась шесть лет назад. Существование началось три года назад, когда Чимин окончательно переехал к нему в город, лишь изредка уезжая в свой на неделю, и стал вытаскивать из того мрака, что окружал его. Чимин часто ночевал у него, а бабушка, с которой Чонгук был не в ладах и у которой ему пришлось жить, соглашалась с неохотой. Соглашалась, потому что с Чимином он не будет реветь в подушку ночью, не оставляя возможности полноценно поспать. Старуха умерла около года назад, но Чонгуку было плевать. Единственное, что дала ему мать его отца за всё время, — еда и кров. Чонгук сам зарабатывал себе на одежду, либо Чимин помогал ему, отдавая свою. Он часто говорил, что подросток не должен работать грузчиком и драить чужие машины. Но Чонгук не хотел быть обузой. Единственная чонгукова бабушка только и говорила, что депрессия — это выдумка лентяев, мол, год уже прошёл, и пора бы взять себя в руки, поэтому устраивала скандалы каждый день, говоря Чонгуку о том, какой он нахлебник, раз не хочет помогать по дому «и без того больной женщине». Больной она была только на голову, а не физически, в чём он убедился при первой драке с ней, после которой она неделю не пускала его на порог. Чимин и его тётя тогда приняли Чонгука очень тепло, радушно. Квартира была меньше, чем дом, в котором он жил с бабушкой, но она была тихой и светлой, а атмосфера — такой дружелюбной и мирной, что Чонгук начал завидовать Чимину. Но не прекращал попытки вернуться «к себе домой», понимая, что надолго задерживаться у тёти Чимина невежливо и нагло. Хотя сама она ровно, как и Чимин, была только за, чтобы он остался подольше, съел побольше, спал получше здесь, с ними. Спустя пять лет жизни с бабушкой Чонгук и сам начал задумываться, а не подмешать ли ему мышьяка в утренний кофе старухи, но та скончалась спустя четыре месяца после диагностики последней стадии рака лёгких. Удобно вышло. Хорошо даже, что её почивший с десяток лет назад муж в молодости поспособствовал появлению у неё зависимости от курения. Причём самых вонючих и, наверное, дешёвых сигарет, запах которых встречал Чонгука по утрам на кухне, где старуха имела обычай дымить, читая какие-то ширпотребные детективы. Дом не отошёл Чонгуку, посему он не имел больше права находиться в нём. Тогда он вновь был вынужден остановиться у Чимина и его тёти. Ровно на лето, за которое Чонгук должен был разобраться с документами, нотариусом и прочими неизвестными ему юридическими терминами, чтобы к сентябрю — своему совершеннолетию — он смог въехать в квартиру, законно отошедшую к нему от матери. Чимин тогда поступил невероятно заботливо. На собственные накопления и подаренные родителями деньги он помог сделать Чонгуку лёгкий ремонт и выкинуть всё, что связано с прошлым. О совместном проживании парни договорились ещё за полгода до, и Чонгук был невероятно счастлив, что Чимин сможет быть рядом каждый день.***
— И что, думаешь, что от этой вечеринки ему станет лучше? — спросил Чимин недоверчиво и, склонив голову вбок, посмотрел на Хосока. Хосок сидел справа от Чимина, отряхивая свои светло-голубые джинсы и футболку горчичного цвета от слойки с бананом. Иногда смотреть на этого парня больно. Хочется надеть солнцезащитные очки, чтобы не ослепнуть. Хосок до ужаса правильный и зрелый: он никогда не ведёт разговоры на повышенных тонах, каждое решение взвешивает, а его энергичность и жизнерадостность поражают. Не то что бы он всюду прыгал, бегал, пел и смеялся, но факт в том, что за два года дружбы Чимин ни разу не видел его унывшим, уставшим, грустным или озадаченным. У Хосока какой-то фильтр на эмоции, который пропускает лишь хорошее, а плохое аккуратно складывает и куда-то выкидывает, позволяя невзгодам легко проходить через себя. Его выражение лица всегда безмятежно, даже когда дело касается дерущихся парней, которых надо разнять. «Большинство проблем люди надумывают себе сами. Наш мозг очень интересно устроен. Мы живём в мире, где для нас есть все удобства: нам не нужно охотиться целыми днями, чтобы прокормить семью, нам не нужно шить самим одежду, не нужно бояться, что мы умрём от обычного насморка, и так далее. Мозг человека эпохами был подвержен такому огромному стрессу, что в ходе эволюции просто привык быть в этом состоянии, и теперь — в двадцать первом веке, — когда у нас нет проблем, мы надумываем их себе сами, раздуваем из мухи слона. Когда ты это осознаешь, жить станет легче в разы» Хосок — действительно мудрый человек, который научился не создавать проблем прежде всего самому себе, и, кажется, в этом мире нет никого, о ком он бы мог сказать «ненавижу», поэтому его не беспокоит вражда Юнги — его лучшего друга — и Чонгука. Хосок не хочет участвовать в этой «бессмысленной конфронтации двух замечательных парней». Он понимает Юнги. Он понимает и Чонгука. Он при желании поймёт весь мир и по окончании университета, несомненно, станет отличным психологом. — Угу, — Хосок проглотил последний кусок слойки, — он запирается в себе, когда запирается в комнате, я ведь говорил уже. Когда человек остаётся наедине со своими мыслями надолго, это может плохо кончиться. Ходить на вечеринки иногда правда полезно, чтобы стресс снять. — Это да… А как его уговорить? — Просто: повторить мои слова, — Хосок доброжелательно улыбнулся. На лестнице послышался топот: должно быть, к ним поднимается Чонгук. В университете у этих троих есть тайное место, где они проводят свободное от лекций учебное время. Это обычный пожарный выход — лестница, уходящая вверх, на которую можно попасть с каждого из четырёх этажей. Последний пролёт заканчивается небольшой площадкой (где сейчас и сидели парни) и закрытой дверью на чердак. — Привет, Хосок, — Чонгук, слегка запыхавшись, преодолел последние ступени и протянул руку Хосоку. — Привет, — он пожал руку и, усилив хватку, продолжил: — пойдёшь на вечеринку по окончании семестра? Чимин резко обернулся на него, как бы телепатически передавая: «Ты серьезно?!», а потом спешно перевёл взгляд на Чонгука и пожал плечами, мол, а я ни при чём. — Да я вообще не за этим пришёл, — протянул Чонгук, ища, куда бы деть растерянный взгляд. — Мне надо отдать Чимину ключи от квартиры. — Да, я в курсе, что он их забыл дома, — не отпуская чонгукову руку и продолжая улыбаться, констатировал Хосок. — На вечеринку идёшь? — Да нет же. Какие Чонгуку вечеринки? Кому он там нужен, и кто нужен ему? Он и дома весело проведёт время, а идти на какую-то вечеринку с кучей незнакомых и неинтересных людей нет смысла: там скучнее, чем дома. — Там не будет много народу, это точно, — Хосок отпустил кисть Чонгука. — Сколько примерно? — Ну-у… Плюс-минус сто человек. Увидев ошарашенное выражение лица Чонгука, Чимин принялся махать руками и спасать ситуацию. — Да не сто, зачем так преувеличивать? Пятьдесят-семьдесят, и это максимум, я тебе говорю. — И, по-вашему, это не много? Чимин неловко пожал плечами, а Хосок утвердительно кивнул, вскинув брови. — Да вы с ума сошли… — тихо проговорил Чонгук, протягивая Чимину ключи. С лестницы вновь начал доноситься приближающийся топот. — Ну, ты подумай. Вряд ли будет что-то плохое, если ты пойдёшь, — внимательно наблюдая за лестницей, протараторил Хосок. — Пойду я, это за мной, — закончил он и встал. Со стороны лестницы появился Юнги. Чимин драматично вскинул брови и слегка отвернул голову, делая вид, что ему интересна стена слева, а Чонгук встал между ними и устремил испепеляющий взгляд на пришедшего. Юнги лишь закатил глаза, коротко выдохнул и отмахнулся. — Я не по ваши души. Идём, — устало обратился он к Хосоку. Тот помахал парням на прощание и удалился вместе с Юнги. — Даже не рявкнет, что ли? — удивился Чонгук. Чимин молчал и всё также пилил стену отрешённым взглядом./flashback/
Юнги немного дебошир, самый настоящий сорвиголова и капитан сборной университета. Самоуверенный парень, за которым бегает каждая пятая девушка. Он довольно популярен, хотя редко зазнаётся. Но почему-то эти два месяца он при каждой возможности кидался колкими фразами в сторону Чонгука. И ведь раньше всё было нормально: привет-пока в университете, товарищеское общение на занятиях в клубе и ни намёка на плохое отношение с его стороны. А потом как отрезало. Игнорирование чонгуковых шуток, холодный взгляд и сухие, как бы вынужденные ответы, в которых явно читается пассивная агрессия. Однажды во время игры Чонгук промазал, не попав в кольцо. Вот тогда-то всё и началось. Юнги вдруг набросился на него с ором и критикой его игры. Игнорируя попытки Чонгука прекратить ссору и логичный вопрос «ты чего разорался?», Юнги перешёл на личности, втаптывая в грязь чонгукову самооценку. Декламировал обо всём: о стиле одежды, о причёске, родинке на подбородке, глупых шутках. Чонгук потрясённо слушал, пытаясь понять, чем же он так не угодил товарищу. Впитывал молча, не находя в себе сил ответить. Отрезвил обоих лишь тренерский свисток. С тех пор они враги. Юнги регулярно высмеивал Чонгука, а тот язвил в ответ. Но при Чимине рот открывать не смели оба. Причины не ясны, но почему-то Юнги побаивается его. А сейчас Юнги переходит границы. — Повтори, что ты сказал! — Чонгук вскочил со скамьи и взбешённо впился взглядом в Юнги. В раздевалке повисла тишина. — Ты как твой чёртов дружок Чимин: бездарный и жалкий, — отчеканил он, не прерывая зрительный контакт. — Еще одно слово о нём… — И что? — оба понемногу сокращали дистанцию. — Что ты сделаешь? Будешь бить мне морду за этого… Лицемера? Такие не достойны ни друзей, ни… Удар. Точный. Прямо в нос. — Стой! — Парни, успокойтесь! Хватит! Юнги вскрикнул и ударился спиной о стоявшие сзади шкафчики. Через три секунды, почувствовав кровь, текущую к верхней губе тонкой струйкой, он одичало зыркнул на яростно сжимающего кулаки Чонгука и нанёс ответный удар в живот. Тот моментально загнулся и получил ещё один удар — в лицо. Под крики товарищей по команде Юнги резко потянул вверх за ворот чонгуковой футболки, на которой виднелись бурые пятнышки, толкнул его и, прижав одной рукой к стене, замахнулся другой. — Что тут происходит? Что за шум вы подняли? Тренер ворвался в раздевалку. Юнги с разбитым носом всё также прижимал к стене Чонгука, а тот с кровоточащей губой свирепо смотрел ему прямо в глаза. — Даже не смей что-то сказать о нём при мне ещё раз, — прошипел Чонгук, не обращая внимания на разгневанные реплики тренера./end of flashback/
— Ладно. Идём. У меня скоро лекция, провожу тебя до выхода. — Я посижу ещё немного. — Зачем? — Чонгук мягко ткнул Чимина в плечо. — Просто так. Беги, а то опоздаешь. Чонгук пару секунд потупил взором Чимина. — Хорошо. До вечера. Ещё какое-то время Чимин сидел в одиночестве, о чём-то размышляя и кусая губы. Отправился он домой лишь тогда, когда его раздумья прервал какой-то парень в слезах, который плёлся по лестнице с опущенной головой, а когда поднял её и увидел Чимина, извинился и поспешно удалился, вытирая влагу с лица рукавом рубашки.***
Настроение Чонгука сейчас неоднозначное. С одной стороны, он рад, что сделал Чимина и Хосока чуточку счастливее тем, что всё же согласился пойти на эту вечеринку. С другой стороны, в чём смысл вечеринок, если он — Чонгук — одиноко сидит на диване, попивая странного вкуса коктейль, намешанный его одногруппником, пока Чимин с Хосоком где-то шляются, оставив его безысходно наблюдать за снующими туда-сюда пьяными телами, с которыми и пообщаться толком-то не о чем? Жаловаться друзьям на скуку Чонгук не собирается: пусть беззаботно веселятся, им это нужно. Чонгук — сам себе друг. Хотя, если задуматься, подружиться с коктейлями неизвестного содержания он тоже не прочь. — Хэй, выйдешь с нами? — толпа пьяных тел выплюнула из себя Чимина, который левой рукой тащил за капюшон кофты нетрезвого Хосока, а в правой, прижав запястьем к груди бутылку пива, — пластиковый стаканчик с напитком для Чонгука. — Куда? На улицу? — Чонгуку приходилось напрячь голосовые связки, чтобы перекричать музыку и людей. — Да, — Чимин передал ему коктейль, — покурить. — Подышать свежим воздухом, — завуалировал Хосок, подгоняя кистью воздух к носу. Судя по глупой улыбке и красным щекам Чимина, он тоже пьян. — Окей. Тогда Чимин взялся своим мизинцем за мизинец Чонгука, и они втроём — дружным паровозиком — направились вглубь толпы. Чонгук раздосадованно подумал, что и без этого вообще-то ему было вполне комфортно и удобно на диване. Кроме того, ногами было лень двигать, хотелось просто расслабленно сидеть, попивая коктейль за коктейлем (которых, к слову, Чонгук уже выпил два). На улице было довольно прохладно. Чонгук с сожалением и беспокойством наблюдал за тем, как его друзья закуривают. Он уже не раз говорил об этом с Чимином, напоминая о том, что его — чонгукова — бабушка умерла как раз из-за этой дряни. Но на Чимина, разумеется, это мало действовало, и тот лишь стыдливо отмахивался. — Ну как тебе вечеринка? Немного грандиозная, да? — Хосок, пошатываясь, выдохнул дым тонкой струйкой. — Да нормально… В целом. А вы где болтаетесь? — Да так. Ходим, общаемся. — Чонгук, познакомься с кем-нибудь, — Чимин облокотился локтями об ограду крыльца, устремив взгляд в ночное небо. — Здесь есть интересные люди. — Не думаю, что для меня они представляют интерес. — Ой, ну вы посмотрите, какие мы важные, — Хосок по-доброму засмеялся. — Ты собрался один всё время сидеть? «Я ведь с вами сюда пришёл, о чём вы..?» — Не проблема. Вдруг лицо Хосока изменилось. Стало каким-то изучающим, но всё ещё с нелепой пьяной улыбкой. Он затушил сигарету, кинув в свой полупустой стакан, взял Чонгука под локоть и потянул за собой. — Идём. — Что? Куда? Мы ведь только вышли, — Чонгук непонимающе посмотрел на Хосока, а затем — на Чимина. Тот смотрел куда-то им за спину. Чонгук огляделся и увидел Юнги, идущего к ним. Не заметить в полуночной темноте его обесцвеченные волосы просто невозможно. — Чего ему? — Идём же, — Хосок упрямо тащил за собой. — Чимин?.. Тот лишь молча смотрел куда-то на землю. — Идём, Чонгук. Дверь перед носом Чонгука захлопнулась. — Какого..? — Всё будет в порядке, — тёплая улыбка Хосока заставляла подчиниться и поверить. Возможно, не будь Чонгук слегка пьян, он бы поинтересовался, что, чёрт возьми, происходит, но мыслить получалось лишь на две трети. — В общем, я отойду пообщаться с друзьями, ты не против? Чонгук не против. По пути до дивана он, сведя брови к переносице, пытался сфокусироваться на мыслях о произошедшем, но в конечном итоге лишь приходил к выводу, что коктейль хороший, сделан на славу. Будучи в своих мыслях, он и не сразу заметил, как на диване, на который он сел, расположился ещё один человек. Разглядывать его Чонгук не стал, ровно как и знакомиться с ним. Надежда на то, что человек не обратится к нему, дабы завести общение, не покидала Чонгука лишь до тех пор, пока незнакомец не наклонился в его сторону и не сказал: — Привет. Чёрт. Общаться не хотелось совершенно. Разве что с Хосоком, да таинственным сейчас, чтоб его, Чимином. Новые знакомства «на одну ночь» не представляли для Чонгука никакого интереса. Уши жалко: завянут от нудных расспросов, рассказов и предложений случайных распивал, что не могут найти себе занятие. Но голова рефлекторно повернулась в сторону незнакомца, сидящего на другом конце дивана, и в этот момент тишина между ними стала громче любой музыки и любых выкриков из толпы. Несколько секунд Чонгук откровенно рассматривал парня, забыв о всяком приличии, пока своим взглядом не поймал его — такой же изучающий, слегка напряжённый и впечатлённый, кажется. — Э-эй! — незнакомец чуть улыбнулся, склонив голову вбок. — Привет! Чонгук медленно отвернул голову и принялся пилить осуждающим взглядом стаканчик с коктейлем. — Я всегда знал, что алкоголь до добра не доведёт. Парень непонимающе поднял брови и слегка придвинулся. — Ты мне сейчас чудишься, что ли? — Чонгук покосился на собеседника. — Чего-чего?.. — Ты как будто нарисованный, — сказал Чонгук так, будто этот факт известен повсеместно и как можно не знать вообще, о чём я говорю? — Я всё ещё не понимаю, — парень как-то виновато улыбнулся и откинулся на спинку дивана. — Был бы здесь Чимин, он бы сказал то же самое, клянусь. Он художник, ему-то виднее. Ты очень красивый, как будто с холста сошёл. Хотя я ни разу не видел, чтобы Чимин писал портреты или что-то поистине красивое. Надо вас познакомить, может, уломает тебя стать его натурщиком. Чонгук тараторил совершенно серьёзно, не задумываясь о том, как это выглядит со стороны. Но этот комплимент был сделан от чистого сердца, потому что, действительно, таких людей, словно вылепленных искусными руками самых лучших скульпторов всех эпох, он не видел. Сказанное совершенно не имело никакого пошлого контекста, а звучит ли это со стороны иначе, чонгукову пьяную голову волновало мало. Незнакомец пару раз удивлённо моргнул. — Если ты сомневаешься, галлюцинации перед тобой или нет, нужно пару раз легонько толкнуть пальцем глаз вправо или влево. Реальные вещи поплывут и размоются, а галлюцинации останутся на месте такими же чёткими. Ни секунды не медля, Чонгук серьёзно посмотрел на парня и сделал то, что тот посоветовал. — Настоящий. — Очень даже, — сидящий рядом смущённо посмотрел себе под ноги и сделал глоток из стаканчика. — Меня зовут Ким Тэхён, и такие комплименты я никогда в жизни не слышал. — Ой… Чонгук схватился за голову, осознав, что он впервые в жизни сделал комплимент незнакомцу. Насколько это вообще тактично? Он не представился, ничего толком не услышал сам, и первое, что слетело с его уст, — это вот это. Тэхён выделялся среди балагана, что происходил вокруг. В отличие от всех веселящихся, он был одет как-то слегка элегантно и даже официально на фоне снующих туда-сюда джинсов и футболок: бежевые слаксы со стрелками, чёрные туфли с круглыми носами, и белая, расстёгнутая на две верхние пуговицы рубашка, из-под которой шею опоясывал ворот оливковой водолазки. — Прости, — продолжил Чонгук, — это… Это не я. Это всё мой мозг, — он покрутил пальцем у виска и с улыбкой закатил глаза. — И таких шикарных отмазок я тоже никогда не слышал, — Тэхён засмеялся и смело подвинулся ещё ближе, всё ещё сохраняя дистанцию. — Твой мозг скажет мне имя носителя? — Чон Чонгук. — За твой чудо-мозг, — Тэхён протянул свой стаканчик, чтобы чокнуться, — он мне нравится с первых минут. Чонгук коротко посмеялся и поддержал тост. — Ты с какого факультета? — Тэхён отпил вино. — Разве здесь не только физмат? — В основном. Хотя… Мне кажется, я тут единственный, кто не с физмата, — поймав вопросительный взгляд Чонгука, Тэхён пожал плечами. — Я филолог. — Не подумай, что я грублю, прошу, мне просто интересно: почему ты здесь? С друзьями пришёл? — Нет, я здесь один, а ты первый, с кем я заговорил за последние пару часов, — жизнерадостно улыбнулся Тэхён. — Я не понимаю… — О, у гуманитариев страшно скучные вечеринки. К тому же, я хочу познакомиться с интересными людьми. Те лица наскучили за два с половиной года, не представляешь как! Да и друзья мои идти туда не захотели… Одним словом, это судьба, Чонгук. Сегодня звёзды благословили меня на прекрасный вечер в твоей компании. Этот парень успел заинтересовать Чонгука буквально одной фразой-советом, как распознать зрительную галлюцинацию. Алкоголь в крови заставлял хотеть общения, а Тэхён, кажется, отличная кандидатура. Только вот он слегка чудаковат, но не Чонгуку говорить об этом: он-то сам вместо приветствия обозвал Тэхёна видением. В этой кудрявой голове определённо было что-то… завораживающее. Тэхён был каким-то странным до мозга костей. Пришёл сюда — на вечеринку чонгукова факультета — один, с целью найти новые знакомства, чего абсолютно не стеснялся, оделся как на банкет и завёл диалог с незнакомцем, говоря о каких-то звёздах и судьбе. Чонгук обнаружил, как его начинает тянуть к этой одной сплошной странности по имени Ким Тэхён. — Ты что, пьян? — прыснул Чонгук. — Не больше, чем вы, господин, — Тэхён ухмыльнулся и приподнял бровь. Чонгук про себя отметил, что да, пьян. — Если пришёл сюда знакомиться с новыми людьми, чего же тогда я первый, с кем ты заговорил? Парень пожал плечами. — Скучных издалека вижу. Поэтому желание с кем-то общаться мирно покоилось в ожидании тебя. — Тогда, приму твоё «привет» за комплимент. — Самый настоящий, Чонгук! Оба вновь заулыбались. — Можно нескромный вопрос? — О, сколько угодно, — Тэхён всё с той же улыбкой установил зрительный контакт. — Ты на все вечеринки ходишь в рубашке и отглаженных брюках? Тэхён смутился и оглядел себя. — Я плохо выгляжу? — Нет-нет, очень даже круто! Просто… — Чонгук указал взором на толпу вокруг, — все одеты так банально и просто, а ты… Вот так. Мне правда нравится, возьму образ на заметочку. — Хах, держу пари, дам ты обхаживать умеешь. Вон, сколько комплиментов понаделал мне. — Я, в общем-то, не умею нисколечки, — Чонгук смущённо и как-то стыдливо опустил взгляд. — У меня, если честно, никого не было. Не знаю, не хочу как-то. Мне кажется, что у меня травма, потому что я не могу подпустить к себе ни одну девушку. Две пытались — обеим отказал. Хотя, они красивые, хорошие, и всё такое, но мне правда не хочется. Чимин говорит, что это не нормально, и что мне надо как минимум посоветоваться с психологом, а Хосок, который, вообще-то, учится на психолога, говорит, что это нормально — не хотеть отношений. Не нормально не хотеть секса. А я, может, хочу! С чего они вообще взяли, что нет? Я хочу, но по любви, а любви не хочу. Может и… Ой! — Чонгук прикрыл рот рукой и ошарашенно уставился на Тэхёна. Тот, к слову, был весь во внимании и полон интереса. — Всё в порядке, продолжай. Чонгук отрицательно замотал головой. — Нет, прости, пожалуйста, что-то меня не туда понесло. Я обычно не говорю о себе так много, прости, это разовая акция, обещаю! Чонгук вдруг испугался, что собеседник посчитает его самовлюблённым занудой и, желая прервать беседу, покинет этот диван навсегда. А допускать этого почему-то совсем не хотелось. Но и смущать Тэхёна такими щепетильными темами, как секс и отношения, не хотелось тоже. — Всё в порядке, говорю же. Я с радостью готов стать твоим слушателем на сегодня, на завтра и в принципе на обозримое будущее, — эти слова заставили Чонгука улыбнуться. — Кажется, тебе как раз и нужно поговорить с кем-то о себе, и тут плюсы каждому: ты выговоришься и заодно утолишь мой искренний интерес. — Интерес..? — О, клянусь, с каждой твоей новой фразой я становлюсь всё заинтересованнее в твоей скромной персоне. Чонгук помолчал, вопросительно склонив голову вправо. — Ты что, из девятнадцатого века? Твоя речь какая-то слишком… Даже не знаю… Льстивая и уважительная. Тэхён весело закивал. — Понимаю. Прости меня, я иногда такой зануда. Я постараюсь быть более простым в изречениях. Чонгук скользнул взглядом по широкой тэхёновой улыбке. — Эй, я тебе комплименты делаю, а ты… Тогда Тэхён вновь засмеялся, прикрыв рот рукой. — На самом деле, мне правда интересно, кто эти Чимин с Хосоком, и что за травма у тебя такая, что из-за неё ты банально отказываешь себе в таком удовольствии — в сексе. Кажется, его совсем не смущали подобные темы, в отличие от пунцового Чонгука, который замялся от открытости Тэхёна. — Хах… Даже не знаю, стоит ли оно того… — А сам-то как думаешь? — Я очень даже верю, что это нереальный кайф, но с любимым человеком… А не на одну ночь. — Скажи честно, разве тебе не одиноко? Чонгук не ответил. — А мне вот одиноко… — Тэхён мечтательно устремил взгляд в потолок. — Знаешь… У меня были одни отношения, и закончились они на довольно скверной ноте около двух лет назад, — он перевёл взгляд на Чонгука и тепло улыбнулся. — С тех пор я тоже один. — В жизни не поверю. За парнем с таким лицом девушки толпами бегают. — Ну бегают, и что? Я, может, тоже глубоко травмированный. Чонгук усмехнулся. — Хочешь свалить отсюда? Вопрос был неожиданным для обоих, и Чонгук даже не сразу понял, что он сам задал его. — Куда? — Тэхён вскинул брови, от чего выражение его лица сделалось невинным. — Не знаю… Погулять. Можем зайти ко мне, выпить чаю. Я с Чимином живу, хотя он где-то тут сейчас. Предложение вышло донельзя неловким и каким-то детским. «Выпить чаю»? Серьёзно? Звучит просто ужасно. К тому же, это просто дурной тон — звать незнакомца «свалить отсюда» в первые минуты знакомства, но Чонгук быстро расслабился, заметив невозражающее выражение тэхёнового лица, а отпускать возможность пообщаться с этим чудиком не хотелось. Хотелось разделить их сегодняшнее одиночество на двоих. А Тэхёну авантюра понравилась. — Ну-у… Если хочешь выпить чаю, можно. Но я живу в пятнадцати минутах ходьбы отсюда, и у меня есть хорошее подарочное вино… И немного пива. Можем зайти ко мне. Тэхён был определённо смущён, но зачем сидеть здесь, в кругу незнакомых, таких далёких от него и таких неинтересных людей, если можно насладиться приятной компанией новоиспечённого друга в комфортной атмосфере — у себя дома — и с более приятной выпивкой в стакане? — Ко мне редко приходят в гости. Я был бы рад посидеть с тобой в тишине, а не перекрикивая музыку. И Чонгук согласился, на ходу набирая сообщение Чимину о том, что нашёл себе занятие на остаток ночи и уходит с вечеринки.***
— Сюда. Пошатываясь, Тэхён свернул к подъезду и облокотился о входную дверь, вдыхая свежий воздух. — Всё в порядке? — Чонгук обеспокоенно оглядел Тэхёна. — Если тебе плохо, давай я помогу добраться до квартиры, и уеду? Я не обижусь, правда. Тэхён усмехнулся, прикрыл глаза и принялся копошиться в кармане. Чонгук внимательно осматривал его оттенённый профиль, останавливаясь на точёном изящном носу. — Эй, всё круто, я просто решил перекурить. Не хочу, чтобы квартира пропахла. Чонгук расстроенно повёл бровью. — Куришь, что ли?.. — Нет, — длинные тэхёновы пальцы выудили из кармана песочного пальто маленькую трубку и скомканную бумажку. — Серьёзно? — без капли осуждения спросил Чонгук, когда Тэхён развернул бумажку и пальцами начал укладывать и утрамбовывать зелёное содержимое в миниатюрную чашу. — Ты когда-нибудь слышал о литературном произведении «Поэма гашиша»? — О нет… — Чего? — Тэхён непонимающе оглядел Чонгука. — Это Бодлер… Глаза Тэхёна засверкали, а на лице заиграла довольная улыбка. — Ты знаешь! Круто! — Если честно, я её не читал. Чимин большой поклонник Бодлера. Он рассказывал мне об этой поэме. Если я не ошибаюсь, Бодлер описывал в ней действие и эффект каннабиноидов. Кажется, ещё и производство. Не уверен… Зажигалка чиркнула, опаляя пламенем содержимое трубки. Тэхён затянулся и медленно вдохнул. — Мне очень нравятся его слова о гашише. Хотя, его я не пробовал, предпочитаю обычную травку, но, тем не менее, это почти одно и то же… — он вновь поджёг трубку и сделал затяжку. — Ничего чудесного, ничего, кроме чрезвычайно яркой действительности. Пожалуй, он прав… Ты когда-нибудь пробовал? — Нет. — М? — Тэхён протянул трубку. — Тут есть ещё на одну. — Я не уверен… — Я не буду тебя к этому подталкивать. Одно скажу точно: зависимости не будет, это не героин. Просто расслабит. Сильно. — Боюсь представить, на что ещё ты можешь меня сподвигнуть, змей-искуситель, — Чонгук усмехнулся и принял трубку с зажигалкой. — О, лучше тебе не знать моих демонов, — улыбнулся Тэхён. — На самом деле, я давно хотел попробовать. Просто решиться не мог…***
— Куда ты собрался? Тэхён сидел на полу в коридоре, красный от смеха, и наблюдал за безуспешными попытками Чонгука обуть кроссовок. — Да я говорю тебе, — с деловитой интонацией протянул Чонгук, глотая согласные, — меня разморило просто жесть как. Нужно поспать. Тэхён продолжал заливаться от смешной интонации Чонгука, а тот лишь громко ойкнул, приземлившись на пол задом, и выпучил глаза. — Тут спи, никуда не пойдёшь. — А что, идея. Чонгук откинул кроссовок и лёг на спину. — У меня сейчас живот от смеха лопнет. — Смейся-смейся над несчастным, которому полтора часа идти до дома. Потолок плыл, в ногах чувствовалась приятная тяжесть, и хоть в общем тело казалось лёгким, подниматься было совершенно лень. Не чувствовалось даже явное переедание: они наполовину опустошили тэхёновы запасы еды и закусок, выпили несколько кружек чая и продолжили бы, если бы Чонгуку вдруг не стало стыдно злоупотреблять гостеприимством. А Тэхён, в общем-то, и не против подольше наблюдать смешного Чонгука, который сейчас ёрничает без капли злости. Совершенно не против. — Я не пущу тебя никуда, лучше расслабься и получи удовольствие. У меня есть крутая штука… — У меня есть клутая стука, — передразнил Чонгук, от чего Тэхён начал кататься по полу от смеха. — Не надо мне штук твоих, дай от этой отойти. С трудом встав, и уняв хохот, Тэхён подошёл к Чонгуку сзади, подхватив под мышки, и потащил в гостиную. — Это похищение, я буду жаловаться, — буднично сообщил Чонгук. — Жаловаться будешь на больные ноги утром, если уйдёшь сейчас. Не смеши, молю, я скоро лопну. — Лопнешь-лопнешь, — Чонгук энергично закивал, — если продолжишь мыть мной свой красивый паркет. — Сейчас я тебе… Тэхён подошёл спиной к дивану, пыхтя подтянул Чонгука к груди, и плюхнулся с ним назад, принимаясь щекотать. Тот мгновенно взорвался смехом и начал брыкаться. — Стой, стой, прошу! Я сейчас сам лопну! Тэхён послушно отпустил Чонгука, а тот двинулся назад, устраивая спину удобнее на его груди и опуская затылок на тэхёново плечо. — Можешь думать что угодно, но мне лень менять положение, — Чонгук закрыл глаза. — Хорошо, дай только… — кряхтя, парень засуетился под действительно не лёгким Чонгуком, пытаясь дотянуться до выключателя. Послышался щелчок. Затем, Тэхён снова засуетился, чем-то шебурша. — Сейчас я… — последний рывок и он, видимо, дотянулся до своей цели. Ещё один щелчок. Чонгук сквозь закрытые веки увидел тусклый свет. — Смотри. Он открыл глаза. Вся небольшая гостиная была усыпана созвездиями. На полу, стенах, потолке красовались огоньки-звёзды, мягко переливаясь белым, синим, розовым, фиолетовым. — Вау, — только и смог ответить заворожённый Чонгук. — Согласен… Купил на распродаже, — Тэхён кивнул на светильник, стоящий на столике справа, но этот кивок остался незамеченным. — Очень красиво. На какое-то время в комнате воцарилось молчание, полное созерцания. Чонгук был готов заплакать от серотонина, что вдарил ему в голову. Или это Тэхён вдарил? Кажется, сегодняшняя их встреча действительно была предрешена самими звёздами. Тэхён такой отзывчивый, добрый, забавный, благородно слушал Чонгука, подбадривал, пригласил к себе, угостил едой и чаем (за травку Чонгук тоже благодарен, конечно), а сейчас не хочет отпускать его убитого, всё ещё держит в своих тёплых объятиях. И этот карманный космос способствует созданию уюта, нежно оглаживая им изголодавшуюся чонгукову душу. — Тэхён. — Да? Чонгук робко вздохнул. — Можно я останусь? — Конечно, я за, — Тэхён улыбнулся и похлопал Чонгука по плечу. — Смотри, — он поднял руку, указывая на созвездие на потолке. — Это Каллисто. Влюбившийся в неё Зевс обернулся в её госпожу — богиню охоты Артемиду — и переспал с ней. Каллисто родила от него сына. Артемида, к слову, была страшно ревнивой, поэтому в отместку превратила Каллисто в медведицу, а Зевс вознёс на небо в виде созвездия Большой Медведицы. — Что? Она переспала с Зевсом, думая, что это её госпожа? — Ну… Так гласит легенда. В этом есть что-то плохое? — Да нет… Я просто удивился. — Понятно… Чонгук. — М? — Ты красивый. — Ты чего?.. — Чонгук попытался обернуться, но Тэхён не позволил. — Ты мне сегодня сделал много комплиментов… — Совсем не много. — Ну, может, и не много, но сделал же… Так вот: ты красивый.