45

      С одной стороны оголенную кожу неприятно холодило резким воздухом, что бывает в домах именно зимой. С другой стороны в тех местах, где тела касался черный шелк ханьфу, все будто трепетало и сочилось теплом изнутри. С третьей же стороны нестерпимо жгло в тех местах, где стягивало алыми жгутами джута. Кадзу, сидящий на полу и привалившийся к стене, непроизвольно начал скользить медленным взглядом по всему, что видел вокруг, хотя смысла в этом не было никакого, он бы мог и с закрытыми глазами описать то, что вокруг него. Казалось, что книги на полках стоят ровно в таком же порядке, в каком и стояли там несколько лет назад. Не исключено, что так оно и было. Картина с журавлями рядом с главной дверью сейчас смотрела прямо на него и прожигала своей ностальгией. Единственным, что нарушало привычный распорядок комнаты, была стопка карт на краю стола. Ниндзя пробежался по ней взглядом в последнюю очередь и с шумным выдохом откинул голову назад на стену, закрыв глаза.       Мысленно отсчитав нужное количество времени, согнул правую ногу в колене и подтянул к себе, вольготно закинул правую кисть на поднявшееся теперь колено, накинул подол ханьфу на бедро и нижнюю часть живота и уставился прямо перед собой с едкой ухмылкой. — Это ты, — с порога тихо, но уверенно заявил дзенин, открывая дверь; стоило отдать должное, предложение он окончил без запинки, но глаза его тем не менее не скрывали удивления, а дверь оказалась тут же закрыта выверенным движением. — Как догадался? — изображая невинное лицо, поинтересовался ниндзя полушепотом, провокационно склоняясь чуть вперед.       Такао не спешил с ответом, его успевшие уже отойти от первого удивления и снова ставшие холодными глаза изучали представшую картину. Синоби сидел на полу у дальней стены и сверкал черным взглядом. Грудь и шею причудливым узором оплетала красная веревка, при этом никак не задевающая руки и нисколько не ограничивающая движения. Взгляд упал на соски, специально очерченные красной нитью джута сверху и снизу. Отдельное плетение струилось по правому бедру, о которое Кадзу опирался рукой. Оно держалось на коже лишь за счет плотного прилегания и имело чисто эстетическую функцию, как впрочем и предыдущее. Хотя то давление, что они производили, заставляло усомниться в том, что все это красоты ради: кожа под узлами уже сияла розовым, а из глаз от ощущения боли и желания сыпались искры. Значительное давление было придано и плетению в области шеи, что сейчас затрудняло дыхание. Все это великолепие-безобразие венчал единственный элемент одежды — распахнутое черное шелковое кимоно, прикрывавшее лишь руки и ту часть между ног, что ниндзя заведомо заботливо прикрыл. Обычно собранные черные волосы теперь струились по голой груди, а отдельные пряди обрамляли лицо. Почему-то вовсе не алые плетения или нагота, а именно распущенные таким образом волосы придавали всему особой порочности.       Медленными шагами он приблизился и посмотрел сверху вниз. Кадзу пришлось задрать голову, чтобы смотреть прямо в глаза. Рука дзенина легла на щеку ниндзя, что оказалась удивительно гладкой, большой палец пролетел по скуле, опустился к губам, надавил на нижнюю, размыкая лепестки и проникая внутрь. Кадзу чуть прикусил кожу, а затем размашисто обхватил ртом, что было предложено. Его рука поползла вверх по ноге в светлых одеждах, сжимаясь все сильнее по мере приближения к бедру и, достигнув желаемого, смяла ткань под ладонью. Все еще старательно обсасывая палец во рту, убийца приглушенно простонал и закрыл глаза. Будто зная, что такое непременно случится, Такао тут же наклонился вперед, освобождая руку, и поймал ладонью крупный узел на шее, что рассекал ее и грудь посередине. Рывком потянул на себя, вынуждая оторваться спиной от стены и сдвинуться вперед. С глухим ударом об пол Кадзу упал перед ним на колени и снова возвел глаза кверху. — Было очень красиво, но так еще красивее, — голос Такао звучал ниже обычного, — спасибо, мне нравится, — последнее слово он интонационно выделил, все еще не забывая оставаться вежливым даже сейчас.       Несчастное ханьфу теперь и вовсе ничего не прикрывало, исполняя лишь функцию подчеркивания мрачной красоты ниндзя и являя взору уже мокрое возбуждение.       Скользя рукой от узлов на шее в темные волосы, Такао другой рукой тянулся к своему поясу. — И как так вышло, что все это досталось мне? — прошептал он. — А то ты не знаешь, — ответил Кадзу, ссылаясь на свое темное прошлое, из-за которого оказался здесь. — Не порть момент, — легкая улыбка. — Испортил, — ядовитая улыбка.       Серый пояс коснулся пола, а раскрытый рот Кадзу лег уже на твердую плоть прямо поверх ткани одежд. Кинув как всегда убийственный взгляд, он показательно положил руки на свои бедра и с нажимом довел их до колен. — Сегодня мой черед, верно? — дзенин мягко поймал его голову руками, насладившись гладкостью волос, и отстранил от себя, обозначая свою позицию на сегодня.       Он отступил назад на пару шагов и остановился. Стал неторопливо распахивать свои одежды, освобождаться от обуви и штанов. Ниндзя наблюдал с хитрой улыбкой, предвкушая оказаться вовлеченным в ту игру, какую затеял глава клана. Тот же, оставшись лишь в распахнутом голубом ханьфу на голое тело, аккуратно сел на пол, зеркаля позу Кадзу и вообще весь его внешний вид. Они сидели сейчас друг напротив друга такие похожие и такие разные: Кадзу — будто демон порока, Такао — будто ангел, который не хотел в этом уступать. Лицо Такао как всегда выглядело так, будто все происходящее для него — игра, которую он контролирует. Он подался вперед, и серые волосы соскользнули с плеч. — Мое внимание полностью в твоем распоряжении, — тихий голос будто забирался под кожу.       Это не было произнесено, но Кадзу был уверен, что касаться дзенина ему нельзя. По крайней мере пока. В этом был свой интерес. Синоби уверенно завел руки себе за спину и оперся на них, прогибаясь в пояснице и разводя колени подогнутых под себя ног еще шире. В таком положении узлы на шее давили особенно сильно, и Кадзу еле слышно простонал. Каково было его удивление, когда Такао сделал все ровно то же самое с той лишь разницей, что еще вызывающе закусил губу в конце. Кажется, он понял условия.       Он тряхнул головой, чтобы откинуть все волосы за спину. Дзенин снова повторил, его белоснежная шея при этом вытянулась и заиграла сплетением мышц под кожей. Кадзу коснулся левого соска двумя пальцами, надавил, сжал между ними; из-за узлов на теле все ощущалось вдвойне чувствительно. Такао повторял с такой точностью, будто действительно был его отражением — годы жизни бок о бок давали результат. Затем ниндзя облизал один палец и вернул его на прежнее место. Содрогнулся всем телом из-за холода в помещении, что теперь ощутился особенно отчетливо. Повел рукой по груди вниз, обогнул уже мокрый член и опустил руку между ног. Слегка погладил пальцами и вернул кисть на бедро, глянул с вызовом. Такао снова отзеркалил все точь-в-точь.       Следующее движение первым сделал дзенин: он медленно погрузил два пальца в рот и старательно облизал. Потянул руку вниз по груди, повторяя то, что уже было сделано ранее, но минув талию повел кисть себе за спину. Кадзу с азартным прищуром на этом моменте ослушался и собственную руку опустил на член. Огладил сверху большим пальцем, другими пролетел по стволу. В тот момент, когда он полностью обхватил себя рукой и опустил ее вниз, Такао чуть выгнулся — от собственного пальца, он был уверен. Но ощущалось это иначе, ощущалось так, будто глава клана сел на него. И брови Кадзу заломились будто в немой просьбе, хоть и глаза оставались такими же колкими. Он исступленно двигал рукой, наблюдая за тем, как Такао движется абсолютно в том же ритме, порой даже предугадывая. Руки начинали дрожать, а сознание — погружаться в вязкое марево.       Дзенин замер, отвел руку в сторону и позволил себе еще пару секунд понаблюдать за Кадзу, затем оттолкнулся от пола той рукой, что была позади, изящно поднялся и сделал пару шагов вперед. Для сидящего на полу ниндзя он сейчас возвышался над ним, словно колосс. Волосы все такие же аккуратные и блестящие, глаза холодные, а кожа лица вместо белой — розовая. Казалось, он должен смешно выглядеть в нынешних ситуации и положении, но он выглядел так, будто лишит тебя воздуха одним движением. Кадзу показательно двинул рукой вверх-вниз, смотря из-под ресниц на мужчину над собой, а затем обеими руками оперся о пол позади, приглашая. Такао опустился на его колени, намеренно касаясь членом члена, просунул по два пальца обеих рук под красное плетение на груди напротив и потянул на себя. Синоби запустил пальцы в серые волосы, жадно сминая мягкие губы. Опустился поцелуями на шею, скользнул языком по кадыку, задыхаясь от того, как Такао на нем двигает бедрами — абсолютно бесстыже и уверенно. — Как считаешь, я похож на главу клана? — спрашивает, будто читая его мысли, дзенин и сверкает глазами. — А я похож на твоего подчиненного, — утверждает Кадзу и хищно улыбается, парируя.       Наматывает его волосы на кулак и тянет вниз, бросает взгляд на то, как розовые губы Такао размыкаются в немом стоне, спускается поцелуями к груди и соскам, оставляет пару синих отметин, потому что можно. Думает о том, как они будут жечь их сознание, будучи невидимыми под одеждой. Подхватывает под бедра и выпрямляется на собственных. Наклоняется вперед, укладывая дзенина на пол под себя, чувствует, как на спине жадно сжимаются чужие ноги и тянут к себе. Поддается, опирается на руки по обеим сторонам от головы дзенина. Сталкивается с голубым взглядом, замирает; до лица — пара миллиметров, ощущение такое, будто это расстояние в невидимом пламени, обжигает кожу. Рука Такао на его лице: летит по скуле, оттягивает нижнюю губу, спускается на шею и сжимается — он буквально чувствует, как пропитываются бинты на его кисти, как на шее остается мокрый кровавый след почти такого же цвета, как джутовое плетение. Давление руки мешается с давлением веревки, и дышать практически нечем. Наклоняется еще ниже и жарко стонет прямо в губы, Такао выдыхает так же в ответ. Взгляд у него абсолютно развратный, но все еще такой же собранный, как и всегда, и это лишает всякого терпения. Кадзу склоняется еще ближе для мягкого поцелуя, но чувствует, как рука на шее преграждает путь, вынуждая приложить усилие. И он прилагает, дышать тяжело, но натренированное тело синоби едва ли обращает на это внимание; по руке дзенина же уже лениво текут красные капли, но для него это так же привычно. Поцелуй нежный и ласковый, словно позволяющий дышать; в следующий момент Такао перемещает руку с шеи на грудь и выгибается — абсолютно однозначно и просяще. — Теперь уже я похож на твоего подчиненного, — выдыхает глава клана и восхищенно перебирает пальцами узлы на груди напротив, хотя вид у него все еще явно не подчиняющийся.       Кадзу ловит его руку и подносит запястье к губам, изящно подхватывает языком тонкую каплю крови, что так явно выделяется на белой коже, и мягко улыбается. Дзенин вздрагивает и бессильно откидывает голову на пол. В следующий момент чувствует горячие руки на внутренней стороне своих бедер, поднимает взгляд на ниндзя, обозначая согласие.       Входит мягко, но глава клана под ним даже не напрягается, даже наоборот подается навстречу сам, смотрит будто одновременно и с нежностью, и с вызовом. Движения Кадзу становятся менее плавными, более жадными, он сам весь подается вперед, и красные сплетения на груди и шее теперь давят особенно сильно, покрывая смуглую кожу алым и норовя лишить терпения. Такао стонет абсолютно невыносимо — наверняка сам знает, как это выглядит, оттого и не стесняется. Кадзу подается вперед еще сильнее, опирается на руку, вторую оставляет на шее дзенина и сжимает, не сдерживаясь, знает, что так и надо. Последующий крик служит ему подтверждением. Чувствует, что тело под ним заходится в метаниях, слышит дрожь в голосе, чувствует влажные руки на своей груди и начинает бессильно стонать сам.       Абсолютно не замечает того момента, когда Такао обхватывает бедрами особенно сильно и переворачивает его на спину, сам отклоняется назад и разводит ноги так, что вот теперь дышать становится решительно нечем. Глава клана сейчас выглядит поистине невероятно красиво: голубое ханьфу держится лишь на одном плече, привлекая взгляд к острым ключицам, мышцы шеи играют под кожей при каждом движении, губы блестят, будучи постоянно терзаемыми языком. Кадзу тянется к чужому члену и медленно двигает рукой, создавая контраст с тем, как вовлеченно дзенин двигается на нем. Переводит руки на расставленные бедра, что так раскрыты его взору, и скользит по их внутренней стороне кончиками пальцев, оставляя след из дрожи. Сам уже стонет неприкрыто, проводит языком по губам и видит — нравится. Спускается руками до ягодиц, сжимает и направляет, сжимает так, что наверняка останутся следы.       Как завороженный следит за тем, как дзенин останавливается и медленно поднимается, переносит вес назад, ложится на спину, выжидающе смотрит. Кадзу поднимается на локтях, наблюдая, дышит загнанно. Принимает условие и выпрямляется, опускается между белых бедер. Ведет языком вдоль ствола, отрывается для того, чтобы закусить губу, наклоняется обратно и принимает полностью. Рука в волосах не давит, но направляет, и он поддается.       Чувствует, как по горлу течет теплое и вязкое, лениво сглатывает и поднимает поплывший взгляд — Такао встречает его ровно таким же. Дзенин привычно обхватывает шею и тянет на себя.