***
Следующая их встреча состоялась в соответствии с негласным расписанием совместных приёмов пищи. Гарак, по обыкновению, захватил информационный стержень с очередным сомнительным классическим произведением своей родины и падд со сборником стихов времён финальной стадии колонизации четвёртой планеты родной системы человечества, включающим в себя восторги неметафорическими цветущими садами, свежей атмосферой и окончательно налаженным расписанием межпланетных рейсов. Лёгкая и грубая рифма, неприкрытые смыслы — всё это немного напоминало ему искусство баджорского сопротивления, в котором и то было меньше прямолинейности… И всё же несколько строф Гарак нашёл достаточно обнадёживающими, чтобы уточнить, не включают ли они ещё как минимум пару значений, помимо очевидных. Джулиан немного опоздал, а обложка крупной книги с листами из тонкого гибкого пластика — Гараку особенно нравилось, как ощущается под пальцами срез подобных книг, если чуть сдвинуть корешок и вести вдоль — оказалась скрыта тканевым чехлом. — Неужели на этот раз вы всё же принесли что-то ценное или запрещённое? — выдал собственное вспыхнувшее любопытство Гарак. Джулиан улыбнулся и положил на книгу изящную ладонь, будто предупреждая попытки полюбопытствовать более предметно. — Печатная книга, конечно, представляет собой определённую ценность, но ничего запретного. По крайней мере не там, где она издана. — О! — выдохнул Гарак, ещё более заинтригованный на редкость уклончивым ответом. — Я обязательно познакомлю вас с содержимым лично, потому что кое-что лучше сопроводить пояснением профессионального биолога, но сначала хоть что-нибудь съем. — Ни в коем случае не собирался морить вас голодом в угоду собственному любопытству, — покивал Гарак и выжидательно замер, стараясь не отвлекать Джулиана от выбора и последующего поглощения пищи даже морганием. — Знаете, — наконец нарушил молчание Джулиан, прикончив половину содержимого второй тарелки, — многие находят вашу способность сохранять полную неподвижность жуткой. Но мне нравится это свойство — оно прекрасно иллюстрирует, как инстинкты в процессе эволюции переходят в рефлексы и особые умения. Гарак растянул губы в улыбке и чуть откинулся на стуле. — Ваши комплименты, доктор, как всегда чрезвычайно… пикантны. — «Сомнительны», вы хотели сказать? — судя по ироничному тону, Джулиан ничуть не огорчился. — Ну что вы, доктор! Просто на всей станции лишь немногие способны заметить и вычленить нечто, свойственное ещё далёким неразумным предкам населяющих или посещающих станцию рас. И при этом только вы упоминаете о них открыто и не под влиянием негативных эмоций. — Вы меня захвалите, Гарак, — стыдливое возмущение на лице Джулиана было почти неподдельным, разве что немного преувеличенным. — Сомневаюсь, что это возможно. Гарак метнул взгляд на так и лежащую возле Джулиана книгу, и Джулиан, конечно же, не мог этого не заметить. — Итак, перейдём к основному блюду, — сказал он. Чуть промедлил, явно ожидая какой-нибудь наивной шутки вроде «О нет, неужели вы заказали что-то ещё?!», напрасно: Гарак никогда не позволял себе подобной пошлости. Наконец Джулиан поднял книгу со стола, расположил по центру между ними и раскрыл на заложенной странице. Чтобы понять, что именно изображено на развороте, Гараку потребовалось три вдоха. Не потому что не смог сразу разглядеть или соотнести форму изображений, а потому что слишком уж эти изображения не вязались со сложившемся у Гарака представлением о характере Джулиана. На четвёртом вдохе Гарак успешно вспомнил произнесённые в начале встречи слова Джулиана о комментариях профессионального биолога и скорректировал сложившийся психологический образ дополнительной информацией. — И с какой же целью вы мне это показываете? — осторожно уточнил он, придав лицу озадаченное выражение. Джулиан чуть смущённо улыбнулся. — Помните, я разглядывал у вас в ателье сувенирный глобус Кардассии Прайм? Ох уж эта человеческая прямолинейность! — Всё ещё не понимаю… — Размер, — Джулиан чуть запнулся, — и форма… Ассоциации первого уровня, — добавил он не очень понятно. — Видите ли, Гарак, ассоциативные связи в памяти довольно большого количества рас устроены таким образом, что первыми всегда всплывают ассоциации, связанные с размножением и смертью, за исключением случаев, когда все ассоциации связываются в остро актуальной для индивида или социума темой. Это научный факт. Но я не потому… То есть… Простите, я слишком мало знаю о кардассианской культуре, возможно, для вас эта тема табу и было бы менее неловким обратиться за удовлетворением любопытства к майору Кире… — О нет, — ужаснулся Гарак, прерывая этот становящийся всё более быстрым и сбивчивым поток слов. — Только не к майору Кире. Поверьте мне, никто из жителей станции не желает лишиться хорошего доктора из-за вспышки гнева этой… эм… чрезвычайно профессиональной, но безусловно излишне экспрессивной бывшей участницы баджорского сопротивления. Джулиан вспыхнул — судя по кривоватой улыбке, не от внезапно прорезавшейся стеснительности, а от осознания, что ему стало забавно от того, насколько на самом деле неуважительно, несмотря на подбор слов, позволил себе Гарак высказаться, — но смолчал. Что ж, значит, Гараку не придётся снова его перебивать. — Но теперь я, похоже, понимаю, о чём вы хотите поговорить и почему вы принесли именно эту книгу. Скажу сразу, что на моей родине тема анатомии не является запретной. Лишь чрезвычайно интимной. Но поскольку вы можете считаться моим личный лекарем, думаю, я смогу в очередной раз послужить для вас источником столь интересующей вас информации. Вот только делиться ею я предпочёл бы в менее… общественном месте, если вы понимаете, что я имею в виду. Теперь выражение лица Джулиана стало донельзя смущённым, хотя Гарак ни намёком не упомянул, что познавательный процесс в их случае может удовлетворить не только любопытство. Впрочем, возможно, дело снова было в лингвистической двусмысленности и упомянутых Джулианом ассоциациях «первого уровня». — А поскольку моя работа, как и ваша смена, на сегодня закончена, — окончательно уверившись в собственных подозрениях, продолжал Гарак, — предлагаю после выбора десерта переместиться ко мне. Заодно у вас появится шанс более детально сравнить с этими иллюстрациями столь увлёкший вас сувенир, — закончил он, вынимая у Джулиана из рук и наконец-то закрывая книгу. Выдохнув короткое «О-о!», Джулиан набросился на остатки еды так, будто те могли сбежать из тарелки. Если бы Гарак знал, насколько просто лишить его дара речи, всего лишь пообещав приватную «беседу», он бы воспользовался этим обстоятельством раньше. Впрочем, нет: он был слишком осторожен и слишком привык соблюдать приличия, чтобы так рисковать без должных предпосылок.***
Увидев количество набранных Джулианом десертов, Гарак едва не спросил, сколько станционных суток тот собрался держать его в заложниках в собственных комнатах, но потом увидел кое-что ещё и счёл, что промолчать будет более благоразумным: спугнуть внезапную удачу не хотелось. — Итак, — немного нерешительно произнёс Джулиан, когда они наконец добрались до места назначения, основательно заперлись, будто замыслили как минимум политический переворот, и расположились за низким столиком, загромождённым теперь объёмной книгой, контейнерами с десертами и той самой статуэткой, на которую Джулиан то и дело бросал всё менее решительные взгляды. Похоже, если Гарак срочно не возьмёт разговор в свои руки, тот так никогда и не состоится. — Итак, дорогой доктор, вы собирались познакомить меня с содержимым этой замечательной книги, — мягко напомнил он. — И сопроводить вашими профессиональными комментариями. — Конечно. Книга. — Джулиан сглотнул и выпрямился, устраиваясь удобнее, хотя как можно устроиться удобнее, выпрямившись, для Гарака всё ещё было загадкой. — Как вам известно, учёным более других свойственно любопытство… Некоторое время Гарак лишь кивал и вставлял подталкивающие продолжать реплики. Конечно, ему ещё с первого взгляда было понятно, что в книге сравниваются многочисленные предметы, предназначенные и не предназначенные для удовлетворения сексуальных потребностей рас с половым размножением, для которых процесс проникновения — или взаимопроникновения — связан с удовольствием. Согласно автору-составителю книги — и соответствующей коллекции, со временем давшей начало музею, — расы, чья культура находилась на очередном этапе просвещённой открытости упомянутых процессов, проявляли едва ли не большую фантазию при изготовлении вспомогательных и заменяющих приспособлений, поражающих формой и материалами, чем кардассианские оружейные инженеры. И куда большей фантазией отличались истории, которые рассказывали об обстоятельствах, привёдших их на операцию по извлечению и снятию инородных тел, пациенты, культуре которых в той или иной степени соответствовали явное или негласное табуирование темы удовольствия или сексуальности. Однако чем дольше длился разбор книги, тем дальше от избранной темы разговора отклонялся Джулиан, и хотя Гараку чрезвычайно нравились выразительная жестикуляция и одухотворённая увлечённость, с которой Джулиан все сильнее углублялся в дали, недоступные стандартному словарю автоматического переводчика, разговор снова грозил вывести совершенно не туда, куда предполагалось изначально. — Мне неловко прерывать вас, доктор, но, судя по пространности ваших комментариев, вы уже давно изучили содержимое этой книги и вряд ли сегодня найдёте там что-то новое для себя. А мне хотелось бы отложить её до тех пор, пока у меня не появится доступ к более широкой библиотеке, чтобы иметь возможность самостоятельно оценить различия и схожесть культур упоминаемых в ней рас. Возможно, однажды мне даже удастся посетить столь расхваливаемый вами музей, — Гарак улыбнулся, смягчая тон, в который прорвалось лёгкое раздражение собственными опасениями и собственной же нетерпеливостью. — Ох, я не подумал, — смущённо улыбнулся Джулиан. — Тогда, наверное, мне следует уйти, — добавил он с видимым сожалением и к ужасу Гарака. — Подозреваю, что вторую тему нашей беседы вы тоже захотите отложить на неопределённый срок, — ещё более печально произнёс Джулиан, и только тогда Гарак наконец-то нашёл в себе смелость взглянуть ему в лицо. Подобное выражение он видел у Джулиана впервые. Смесь нахальства, обиды, желания, разочарования и — если только он верно истолковал эти поникшие уголки губ — тоски. Будь у Гарака совесть, она вцепилась бы ему в горло изнутри. Но вместо совести в Гарака вцепилось совершенно иное чувство, и сделало оно это куда ниже. — Ни в коем случае, — медленно произнёс он, передвигая «виновницу» беседы так, чтобы она стояла ровно между ними, не заслоняемая остатками десертов. — Не могу же я отпустить вас, даже немного не удовлетворив вашу жажду знаний после того, как вы столько времени потратили, удовлетворяя моё праздное любопытство. От того, как резко переменилось выражение лица Джулиана, совесть — будь она у Гарака — мгновенно бы успокоилась. То же чувство, что вместо совести сжирало его сейчас, не только не успокоилось, но, казалось, распалилось лишь сильнее, превращая необходимость сохранять видимость приличий и спокойствия… да даже просто сидячее положение — в почти невыносимую пытку. — Я весь — внимание, — едва слышно прошептал Джулиан, кладя руку на основание статуэтки и неизбежно задевая пальцы Гарака, так её и не отпустившего. — Начну с того, что разделяю несомненно напрашивающийся после изучения этой книги вывод: сокрытие или искажение подобного рода информации может привести к печальным, а то и фатальным последствиям. Так что постараюсь изложить и показать всё наиболее полно. Но если вдруг вам будет что-то неясно в моих объяснениях, непременно спрашивайте, — Гарак улыбнулся, — не стесняйтесь. Он медленно поднялся, уже неприкрыто любуясь ответной улыбкой Джулиана. Действительно, о какой стеснительности может идти речь теперь, когда они настолько близки к тому, чтобы достигнуть в своих спорах — и отношениях — новых глубин. Человеческая раса не только не умела, но почему-то совершенно не желала скрывать информацию о собственной биологии и физиологии, поэтому ничто не мешало Гараку считывать и толковать очевидные для внимательного взгляда реакции Джулиана — вроде всё сильнее расширяющихся зрачков, наливающихся кровью губ и становящегося всё более поверхностным дыхания — как признаки растущего возбуждения. А ведь сам Гарак при этом всего лишь неспешно раздевался. Да и в его речи не было ни намёка на флирт, скорее наоборот, построение фраз было куда ближе к скучной околонаучной лекции, нежели к романтической поэзии, а тон оставался ровным. И всё же Джулиана это явно возбуждало куда сильнее, чем их самые горячие споры. Гарак нашёл это неожиданным и потому весьма любопытным. И тоже в некотором роде возбуждающим. — Как вы уже могли видеть, дорогой доктор, — продолжал Гарак, сняв и отложив брюки так, что те не встопорщились и не звякнули ни единым спрятанным в них оружием, — моя раса, как и ваша, имеет половой тип размножения и получает удовольствие как в процессе попыток зачатия, так и во время симуляции этого процесса — полностью или частично, посредством стимуляции соответствующих чувственных зон. Ваши, как вы их называете, ассоциации первого уровня, вас не подвели: эта прелестная миниатюрная Кардассия и впрямь была некогда создана как аксессуар для разнообразия постельных утех. Полная коллекция насчитывала около сотни подобных миниатюр, воплотивших в себе как планеты и луны, так и наиболее известные природные и архитектурные достопримечательности, начиная с древних священных холмов и пещер и заканчивая новым — во время изготовления коллекции бывшим ещё не законченным — столичным дворцом. Расстегнув последний крючок, Гарак взял небольшую паузу, чтобы сформулировать следующую фразу и аккуратно снять и отложить в сторону последнюю деталь одежды, которая всё ещё оставалась на нём. Взгляд Джулиана почти ощутимо скользил по становящейся под ним всё более чувствительной коже, по наливающимся цветом чешуйкам, и Гараку пришлось постараться, чтобы его перехватить. Цвет глаз Джулиана не просто потемнел, он стал неразличим — настолько у того расширились зрачки. — На самом деле форма этих миниатюр — не самое интересное. Куда больший интерес представляет материал, из которого они сделаны. Нынешние кардассианские доспехи и космические корабли в некотором роде наследники этого изобретения. Включая эту станцию. — Гарак улыбнулся растерянному выражению, с которым Джулиан обвёл взглядом окружающие стены. — Нетяжёлый и прочный, как я уже говорил, он легко поддаётся обработке и долго сохраняет приданную мастером форму. И, как вы могли заметить, на ощупь он приятен не только для кардассианцев. Приблизившись под конец фразы к столику, Гарак аккуратно потянул вверх статуэтку — вместе с сжимающей её основание ладонью Джулиана — и с нежностью потёрся щекой, демонстративно прикрыв глаза в жесте удовольствия. Джулиан, которому этой ласки досталось поровну с миниатюрной Кардассией, предсказуемо вздрогнул и задышал чаще. — Попробуйте сами ещё раз, — предложил Гарак, чуть понизив голос и снова распахивая глаза, чтобы не упустить ни малейшего изменения в выражении лица Джулиана. И тот его не разочаровал: легко улыбнувшись и подавшись вперёд, прижался к статуэтке щекой — ровно в том же месте, где до этого прижимался Гарак, — чуть потёрся о неё и, озорно блеснув взглядом из-под пушистых ресниц, невесомо поцеловал всё ещё лежащие поверх его сжатой ладони пальцы Гарака. — Вы правы, — непривычно хрипло согласился Джулиан, снова выпрямившись, — поразительно приятная текстура. Гарак улыбнулся, не позволяя собственному дыханию сбиться. — Вы позволите? Он мягко отобрал статуэтку и пробежался пальцами по очертаниям горных хребтов. Джулиан, не отрывая взгляда от его пальцев, глубоко вдохнул и затаил дыхание, явно ожидая продолжения. — Несмотря на то, что материал не обладает отталкивающими свойствами, структура его такова, что после завершения обработки он становится практически непроницаемым, то есть достаточно простейшей поверхностной чистки. — Гарак подцепил пальцем каплю джема — всё, что осталось от одного из десертов, — и тщательно вымазал ею тот самый, замеченный в прошлый раз Джулианом остров. Продемонстрировал, что капля не спешит соскальзывать, а затем слизал её языком, тщательно проследив, чтобы на поверхности миниатюры не осталось ни джема, ни даже слюны. Джулиан сглотнул. — Весьма полезное свойство, вам не кажется? — Потрясающий, — выдохнул Джулиан. — Что? — переспросил Гарак, не уверенный в переводе. Джулиан невинно улыбнулся и протянул руку, чтобы погладить статуэтку в том месте, где Гарак демонстрировал фокус с джемом. — Потрясающий материал. Удивительно практичный и эстетичный, — продолжил Джулиан, захватывая ласковыми круговыми движениями всё больше поверхности миниатюрной планеты и внимания Гарака. — У нас с ним, наверное, могут сравниться закалённое стекло и прозрачный алюминий. Но, достаточно пластичные при обработке и приятные на вид, они значительно проигрывают в приятности прикосновения. Пальцы Джулиана, следуя всё увеличивающейся спирали, скользнули по коже Гарака — не менее приятные на ощупь, чем материал статуэтки, и значительнее теплее него. Гарак чуть развернул кисть, подставляя под следующее прикосновение больше чувствительной кожи ладони и запястья, и плавно шагнул ближе к Джулиану. — Но ведь приятность прикосновения, это один из важнейших факторов для кардассианцев, — возмущённым тоном заявил он, добавив в голос шипящих ноток. — Разве у вашей расы иначе? — Зависит от многих факторов, — спокойно, будто перехватив предыдущий лекторский тон Гарака, ответил Джулиан. Его пальцы окончательно переселились на ладонь Гарака, поглаживая, ощупывая, щекоча лёгкими касаниями подушечек и дразня чуть царапающим обратным движением ногтями. — Не все люди обладают достаточной чувствительностью, чтобы оценить тонкую разницу фактуры. И далеко не всем из них интересен секс сам по себе. В истории нашей расы секс бывал в том числе и одним из способов проявления агрессии, а сексуальное насилие считалось одним из способов доказать собственную состоятельность и утвердиться или подняться в иерархии. Гарак вздрогнул от смысла этих слов, но в большей степени — от тона, каким они были произнесены. Будто Джулиану было стыдно за всё человечество разом. — Это ужасно, доктор, — откровенно ужаснулся Гарак, и тут же накрыл его замеревшие и почти успевшие отстраниться пальцы свободной ладонью. — Но это в прошлом. Джулиан вздохнул. — Надеюсь, что навсегда, — ответил он голосом, в котором не чувствовалось особой надежды. — Однако история, по крайней мере в отношении моей расы, циклична. Боюсь, что однажды… — Будем надеяться, что ваши опасения не сбудутся, — вкрадчиво перебил его Гарак, осторожным движением сокращая всё ещё разделяющее их расстояние в полшага до совершенно интимного и заглядывая ему в глаза. — В ваших руках не допустить этого как минимум на срок вашей жизни. Он улыбнулся, и Джулиан машинально улыбнулся в ответ. Потом моргнул, и его улыбка расширилась, а вокруг глаз снова собрались милые сердцу Гарака морщинки. — Вы коварный манипулятор, Гарак. — Вы снова мне льстите, доктор, — выдохнул Гарак ему прямо в губы, ещё немного приподняв голову. — Я всего лишь скромный портной, — закончил он привычную отговорку и отступил за миг до того, как Джулиан наклонил голову ему навстречу. — И ваш сегодняшний гид в мир загадочной кардассианской анатомии, — напомнил он, поднимая Кардассию на уровень груди и прикладывая напротив сердца. Едва слышный разочарованный выдох Джулиана обернулся на полпути судорожным вдохом, когда Кардассия заскользила ниже, очерчивая мускулы живота, напрягающиеся от прикосновения под налившейся цветом кожей. Наслаждаясь жадным внимательным взглядом Джулиана, будто прикипевшим к статуэтке, Гарак всё сильнее замедлял движение, пока окончательно не остановился, лишь на полпальца не доведя её до нежно подрагивающего в предвкушении паха. — Полагаю, моё дальнейшее удовольствие придётся доверить вам, дорогой доктор, — Гарак поманил Джулиана к себе, и тот шагнул вперёд, не отрывая метнувшегося всего на миг вверх взгляда от его чуть подрагивающей под сферой Кардассии плоти, — поскольку я опасаюсь, что у меня, в силу возраста и образа жизни, уже не получится принять позицию, в которой я смогу и применить эту прекрасную миниатюру по назначению, и продемонстрировать это применение вам. Джулиан осторожно, будто боясь сдвинуть статуэтку хоть на волос, заменил его ладонь на её основании своей, и лишь тогда позволил себе снова поднять взгляд и заглянуть Гараку в глаза. — Я обещаю быть достойным слушателем и ведомым, — сказал он серьёзно. — Направляйте меня. Терпение, напомнил себе Гарак, расставляя ноги шире. Только благодаря терпению он не спугнул Джулиана, привязав его к себе достаточно крепко, чтобы тот не сбежал от одной лишь мысли о ситуации, подобной нынешней. Теперь надо было постараться и сделать так, чтобы он не сбежал после. Оставить его любопытству неисследованные участки. Предоставить его чувству общности комфортные условия. Раздразнить его жажду приключений увлекательными обещаниями. — Вы можете изменять нажим, но лишь немного. Слишком слабый будет неприятной щекоткой, слишком сильный может причинить дискомфорт. — Гарак подождал, пока Джулиан опишет Кардассией небольшой круг по его животу, чуть заметно изменяя силу нажима, и кивнул. — Буду благодарен, если вы продолжите придерживаться заданной амплитуды, хотя несколько позже нажим можно будет немного усилить. — Сообщите мне, когда это время наступит, — попросил Джулиан, и только по размеренности тона можно было понять, насколько тяжело ему сейчас сохранять видимость спокойствия. — Медленные плавные движения наиболее приятны большинству кардассианцев и используются как в самом начале сексуального взаимодействия, — Гараку и самому было всё сложнее придерживаться нейтрально-лекторского тона, особенно когда Джулиан опустился перед ним на колени и принялся плавнымм спиралями опускать Кардассию всё ниже, но он сам выбрал эту игру и собирался довести партию до конца, — когда партнёры только разогреваются и привыкают друг к другу, так и после достижения наивысшего наслаждения, когда удовольствие зату-ах!-хает. — Он глубоко вдохнул и медленно кивнул. — Полагаю, теперь вы можете чуть усилить нажим, обводя предназначенное для проникновения отверстие по кругу, постепенно сужая диаметр. — Могу ли я касаться вас где-нибудь ещё? — глухо поинтересовался Джулиан снизу, начав первый мучительно медленный круг в указанном месте. — Я не ограничиваю ни ваше любопытство, ни вашу фантазию, — разрешил Гарак после краткого сомнения. — В конце концов, я уже доверял вам свой мозг, и вы прекрасно справи-ах! Не дождавшись, пока он закончит, Джулиан прижался к его бедру губами. Мягкими. Горячими. Чуть влажными. Нежными. Упругими. Подвижными. Дразнящими снова и снова, то выше, то ниже, то ближе к внешней стороне над коленом, то почти у самого паха. Поцелуи отвлекали, не давали сосредоточиться на контроле дыхания. Не позволяли в полной мере отслеживать, насколько близко подобралась дразнящая нежный пульсирующий желанием вход Кардассия — пока та единым мягким усилием не вдавилась внутрь, раздвинув влажные стенки и сладко дрогнувшие мышцы. — Джулиан, — шипяще выдохнул Гарак, вцепляясь одной рукой в спинку ближайшего стула, а второй — Джулиану в волосы. Джулиан застонал, обдав бедро Гарака горячим выдохом, и повернул Кардассию внутри него по направлению вращения, дразня выпуклыми горными хребтами и островами содрогающуюся вокруг плоть. — Джулиан, — повторил Гарак чуть громче и осторожно качнул бёдрами, вбирая Кардассию глубже, чтобы внешнее мускульное кольцо сомкнулось вокруг вытянутой узкой стрелы подставки. И, ощутив, как дрожащий напряжённый вход бережно обвели чуткие пальцы, повторил в третий раз: — Джулиан! — и сжался вокруг Кардассии, позволяя наслаждению смыть клочья самоконтроля. Кардассия снова повернулась внутри, посылая по телу волну удовольствия, и Гарак охнул. После первого — такого внезапного — пика он нашёл в себе силы разжать вцепившуюся в волосы Джулиана руку, и тот не замедлил этим воспользоваться, неспешно поднимаясь, оставляя по пути на теле Гарака крепкие влажные поцелуи, дразня лёгкими покусываниями, тепло скользя пальцами по неподвижно закаменевшей спине. И чуть покачивая и поворачивая зажатую у Гарака внутри Кардассию. То, что Джулиан не пытался ни протолкнуть статуэтку глубже, ни вытянуть наружу, было весьма предусмотрительно: Гарак намеренно не стал делиться с ним информацией о частоте и качестве этой стороны своей личной жизни, так что Джулиан не знал ни как давно он занимался чем-то подобным, ни насколько может грозить повреждениями любое неосторожное движение. С одной стороны Гараку очень хотелось попросить его изменить этой осторожности. С другой — уже проявленная Джулианом фантазия способствовала первому оргазму и неуклонно приближала второй, грозивший превратить Гарака в идиота, бессвязно стонущего любовные пошлости. — Остановитесь, — выдавил Гарак, собрав ещё не успевшие раствориться в удовольствии остатки самоконтроля. И Джулиан остановился. Застыл почти так же неподвижно, как Гарак, в позе, в которой его застала просьба. То есть с прижатыми к шее Гарака губами и напряжённо сжатыми пальцами, обхватившими перед очередным поворотом подставку Кардассии у самого входа. — Благодарю вас, — искренне и всё ещё немного удивлённо произнёс Гарак два вдоха спустя. — Вы и впрямь хороший ведомый. — Он снова медленно вдохнул, собирая разбегающиеся мысли в поисках наилучшего выхода из теряющей управление ситуации. — Насколько мне известно, человеческая слюна для кардассианцев не ядовита?.. — наконец спросил он. — Обратное утверждение так же верно, — горячо проговорил Джулиан ему в шею. — Тогда поцелуйте меня, если это не нарушает каких-нибудь человеческих или ваших личных правил, — попросил Гарак. — И можете продолжить задуманное с того места, где я попросил вас остановиться. Он ощутил, как прижимающиеся к его коже губы Джулиана растягиваются в улыбке, потом очередной горячий выдох сменился внезапной пустотой и прохладой, а потом рот Джулиана накрыл его рот, язык Джулиана раздвинул его губы, скользнул глубже, навстречу его устремившемуся вперёд языку… И стон, вырвавшийся от очередного поворота Кардассии внутри, как и было задумано, растворился в поцелуе без остатка.***
Во второй раз Джулиан остановился самостоятельно. Постоял неподвижно, поддерживая и пережидая, пока Гарака перестанет бить оргазменная дрожь, мягко погладил вздымающийся на вдохах и опадающий на выдохах живот, коснулся губами зацелованных губ. — Я не знаю, принято ли на Кардассии благодарить за разделённое удовольствие, но у нас принято благодарить как минимум за новые знания, — вполголоса сказал он, глядя Гараку в глаза. — Поэтому… Гарак зашипел. — Если вы не планируете немедленное продолжение текущего взаимодействия, — почти резко начал он, — то позвольте мне хотя бы вынуть игрушку, чтобы я имел возможность воспринимать то, что вы говорите. Джулиан виновато охнул и чуть отстранился, чтобы Гараку было удобнее двигаться, и он наконец выпустил многострадальную спинку стула. Только чтобы ухватиться за плечо Джулиана. — Когда почувствуете слабину, резко потяните вниз, — подсказал он, даже не собираясь делать это самостоятельно. Для начала — он всё ещё сомневался в том, что сможет при этом твёрдо устоять на ногах, а во-вторых, отпустить Джулиана сейчас грозило самыми худшими последствиями из всех возможных. Хуже было бы только дать ему сбежать в самом начале. Гарак несколько раз глубоко вдохнул и расслабился, нарочито безвольно обмякая в полуобъятии Джулиана. С удовлетворением почувствовал, как объятие стало крепче и как выскользнула наружу, подразнив на прощание нежный вход, Кардассия Прайм. Лёгкий стон, будто против воли сорвавшийся с губ, Гараку даже не пришлось подделывать. — Благодарю вас, доктор. — Джулиан, — ожидаемо поправил его Джулиан. — Только не говорите, что вам всё ещё неловко звать меня по имени. — Ну что вы… Джулиан, — расплылся в довольной улыбке Гарак, и с радостью заметил, что установившееся глубокое взаимопонимание никуда не исчезает: улыбка Джулиана почти идеально отразила его собственную. — Ах вы… скромный портной, — почти нежно обозвал его Джулиан, прижимая к себе ещё крепче. Настолько крепко, что Гарак наконец обратил внимание на то, что на самом деле Джулиан немного приукрасил действительность, говоря о разделённом удовольствии. Впрочем, он мог иметь в виду удовольствие менее… плотского порядка. — Я бы хотел предложить, — начал Гарак почти беззвучно, чтобы полностью завладеть его вниманием, — нам обоим немного привести себя в порядок и переместиться в соседнюю комнату, больше подходящую для ночных посиделок. Если только у вас не было иных планов, конечно. Джулиан помотал головой. Потом резко кивнул. Потом раскрыл было рот, но Гарак, вполне удовлетворённый невербальным ответом на своё предложение, не дал ему даже начать. — А в качестве благодарности, которой вы столько щедро желаете меня одарить, я хотел бы иметь шанс доставить вам не меньшее удовольствие, чем вы доставили мне. Участие в процессе Кардассии Прайм и прочих инородных тел оставляю на ваше усмотрение. Джулиан покосился на покрытую слизью статуэтку, которую так и не выпустил из пальцев, внезапно покраснел… И снова кивнул.