Васспардская охота

Васспард и окрестности 395 год К.С. 19-й день Осенних Скал

Граф Рокслей развернул лошадь и с наслаждением вдохнул свежий прохладный воздух. В этот год потихоньку холодать начало уже к середине Осенних Скал; к обеду до сих пор ещё теплело по-летнему, но с утра ощутимо веяло приближающимися заморозками. Девичий виноград расползался кровавыми следами, будто в одну ночь замок подвергся осаде невидимых тварей, лазающих по стенам. Липки желтели, а уж яблок-то было - двойной урожай. - Хороша погода, - заметил граф, ни к кому в особенности не обращаясь. - Осень рано пришла, как бы все твари лесные в норки не попрятались. Но ничего, от нас-то им не уйти, верно говорю, а? Этот старший Рокслей (хотя память о его дяде, предыдущем графе, позорно проигравшем собственную кампанию, ещё была жива, и называть его старшим в его почти сорок едва поворачивался язык) был тот ещё позёр. Его основным занятием после того, как на генеральском поприще ничего не вышло, было взращивать оруженосцев, да только и здесь, как видно, ничего толкового не сложилось - нынешнему Приддовскому наследнику служба на этого невежу явно не пошла на пользу. Да и младшие оказались не лучше. Джеймс, виконт Роксли, залихватски сбил шляпу на левое ухо, ухмыльнувшись. Ему было двадцать четыре или двадцать пять, он успел снискать славу бесстрашного бретёра и привык рваться в бой, особенно в тот, в который его не звали. Мальчишеские глупости! Во время недавнего восстания Рокслеям удалось отсидеться, именно это их и спасло - как и племянничка, вовсю теперь изображающего своё обычное гостеприимство, будто ничего и не происходило. Никудышное, впрочем, гостеприимство, с какой стороны ни посмотри. Графа с кузенами было ни объехать десятой дорогой, ни обойти незаметно - он, верно, нарочно так встал, чтобы изображать для окружающих дорожный камень, видный отовсюду. Старая лошадка, тихая, что твоя покойница, и та всхрапнула, взглянув на это безобразие. Фыркнув, Лукас направил её в объезд, поймал насмешливый взгляд Рокслея - негодник не преминул, конечно, посмеяться над стариком, ну да что с него взять. Во время охоты, будь они на настоящей охоте, этот старик оставил бы его далеко позади, показав истинное мастерство и в поиске, и в загоне зверя - и что с того, что на кобылку разменявшему седьмой десяток графу Альт-Гирке помогал с утра громоздиться конюх! Рокслей этого и видеть-то не мог, оттого, что когда один, кряхтя, взбирался в седло, второй ещё мирно почивал в гостевых покоях. Увы, при Алисе и Франциске истинная охота умерла, и охотничьи заслуги перестали иметь значение, а родной, подумать только, братец первым приветствовал новые порядки. - Дядя! - Вальтер привстал в стременах, махнул рукой. Преодолев раздражающее препятствие, старый граф мгновенно угодил в новую ловушку и намертво в ней застрял. - Мы ищем вас добрую половину часа, - ловушка захлопнулась, стылые рыбьи глаза брата взглянули с чужого лица. - Вынужден просить вас не удаляться от процессии, когда мы выедем. - Я объезжал угодья, - проворчал Лукас Альт-Гирке, стягивая перчатку с худой руки, дабы принять кубок, учтиво протянутый подбежавшим слугой. Тёплое питьё после таких утренних прогулок полагалось полезной необходимостью, и старик своим привычкам не изменял, что бы там ни было. - Твои егери с двух шагов не отличат барсука от ежа, а тем благородным, с позволения Создателя сказать, кавалерам, что ты нынче пригласил развлекаться, идти разве что на индюка с рогатиной… - Вы распугаете нам всю добычу, дядя, - от племянника веяло нудной менторской строгостью, которой позавидовал бы с позором изгнанный из Васспарда прежний математик. Менторы в этом замке редко задерживались надолго; менторы да клирики… - Вынужден просить вас занять положенное место. Значение это имело двоякое: с одной стороны, Альт-Гирке исправно занимал предназначавшееся ему в кавалькаде место, с другой же - упорно отказывался признавать, будто охотится со всеми. Он не охотился - он наблюдал за разворачивающимся представлением, будто за бродячим цирком, и ворчал, ворчал, раздражённо пощёлкивая хлыстом. Остаться дома ему не позволяла гордость, молча стрелять в окружённого собаками зверя - глубокая неприязнь к тому, что нынешние графья да виконты называли “охотой” - к неторопливым конным прогулкам со смехом и улюлюканьем, кончавшимся обыкновенно пикником с сыром и ягодами. Старик сердито щурился на оставшийся по правую руку дворец, когда из-за спины захрапело, тихо сказало “но!”, и вперёд выехал двоюродный внук, золотистый под разгорающимся осенним солнышком. Этот был второй; в отличие от старшего, наследника, он удался ни то в собственного отца, ни то в самого Амадеуса, и лицо-то у него было такое - неулыбчивое, и взгляд - свысока. И молчаливый он был, тише старшего и сестёр. Ни дать ни взять тихий омут, в котором и не знаешь, что искать - по крайней мере, вспыльчивости братца там точно не водилось, но да что тогда? Внук учтиво, но неискренне поздоровался и выказал интерес к его самочувствию; Лукас пробормотал столь же неискреннее заверение, что поживает он замечательно. С его стороны стоило бы поинтересоваться здоровьем в ответ, да только не его это было дело, даже если припомнить, что вечером Валентин выглядел не лучшим образом и действительно едва не сказался больным, так что все полагали, будто в кавалькаде его не увидят. Но нет - поднялся, обрядился в охотничью курточку, и кудри, детские ещё, выбились из-под шляпы. Амадеус такой же был, то схитрит, то притворится, то вдруг задерёт нос и влезет под пули, вернее, под стрелы злых языков - какие там, под лебединым крылышком, пули… А ведь будто и скука даже без него берёт - никогда бы не поверил, что так будет, а вот тебе на. - Это вас приставили наблюдать за мной или меня - за вами? - Лукас не мог совладать с брюзгливостью и равнодушно молчать, как это делал внучок. Тот посмотрел: серьёзно, чуть-чуть устало, будто не спал ночью, а читал всякие глупости, чем обыкновенно и занимаются юнцы его возраста. - Полагаю, и то, и другое. Я постараюсь не доставить вам неудобств, господин граф. Старик поджал губы. Ко вторым и третьим сыновьям в роду отходили обыкновенно титул и земли Гирке, но отыскать среди таковых достойных людей нужно было ещё постараться. С сыновьями же Вальтера дело обстояло ещё более сомнительно: из старшего уже вышло кошки знают что, а этот - что тёмная лошадка, поди его разбери, кто в конце концов вырастет. Да и по поводу неудобств Валентин слукавил, сторожить его, пока эти идиоты во главе кавалькады распугивают дичь, было не менее сомнительным удовольствием. Стрелял он неуверенно, к пятнадцати, должно быть, не попав ещё ни в одну самую завалящую утку, в седле держался аккуратно, но чересчур аккуратно, коня объезжать не умел, да и кто бы его научил. Только собаки его любили, а он их рисовал - лежащих, бегущих, стоящих на задних лапах; Лукас раз нашёл эти рисунки вложенными в оставленную на столе книгу в васспардской библиотеке. Две-три плавных линии, пара углов, глаз одной чёрной точкой - тоже мне, художничек, а в итоге всё равно получалось, что вышла бегущая борзая, почти летящая, такой силуэт в движении... Впрочем, из всех достоинств - рисование да пение, что за дурость!.. Наконец, коротко протрубил рожок; поехали. Будто за обеденным столом, заняли надлежащие места егери, герцоги и графы, встретились и потащились бок о бок Рокслеи, Гирке, Борны. Охота в конце Осенних Скал теперь считалась малой, семейной - это при Алисе, будь она неладна, здесь закатывали пиршества на сотни человек. Лебединые острова, жаворонки, пикники; гостевые спальни - синие с золотом… А теперь спросишь, кто занял спальню, а слуга отвечает, будто там ютится какой-то Килеан или, того хуже, Карлион, кошки их разбери. Так вот и выходило, что ни с Алисой хорошо не было, ни без неё, всё-то сплошное созерцание природы, скука и тягомотина, в особенности до первого выстрела. Этот акт пьесы Альт-Гирке не любил до дрожи, он был самым нудным и раздражающим: плетись в процессии, выглядывая, что там, впереди, пока скучающая лошадь норовит ободрать ягоды с соседних кустов на ходу, а не менее скучающий герцог Придд во главе кавалькады созерцает свои владения, выглядя так, будто кто-то вытащил прогуляться неподвижную конную статую. Амадеус-то хоть красовался, а этот так, делает одолжение. Стрелял Вальтер всё одно не лучше своего второго сына, зверя гнать не имел желания - охота при нём перестала быть не то чтобы спортивным состязанием, а прекратила всяческое движение в принципе. Теперь они медленно плыли, ведомые парой егерей, пока где-то там, впереди, происходило настоящее движение, где загонщики разворачивали и гнали оленя на встречу в условленном месте. Здесь же было ещё тихо, и дамы высматривали белок, ожидая, пока какой-нибудь дурень, наконец, не поднимет ружьё и не спугнёт напрочь всю мелкую живность. Внучок в силу ни то возраста, ни то скудоумия тоже был скорее склонен любоваться белками вместо того, чтобы сопровождать отца и учиться, по крайней мере, хоть чему-нибудь. В лесу на его лицо легла тень, но солнце пробилось сквозь неумолимо желтеющие листья, будто сквозь решето, и рассыпало по его лбу, носу, щекам золотистые веснушки. Верно, с виду они со старшим были очень похожи: для того, кто не жил с ними бок о бок, должно быть, сошли бы за близнецов или за два портрета одного человека, только с разницей в несколько лет. Но Лукас-то видел, как Приддовский наследник вымахал за последнее время, пока без дела болтался при Рокслее и рвался в армию, а потом, наконец, выискал себе место и бросился воевать, будто за ним кто гнался. Валентин был другой - не оттого, что никуда не рвался, тут зарекаться не стоило, он ещё найдёт, чем удивить, а другой по сути - отрешённый, как будто постоянно смотрел не на окружающих, а в самого себя. Это раздражало. - Ваш брат совсем забыл родные края. Где это видано - второй год пропускать осеннюю охоту, - ворчливо сообщил Альт-Гирке непринужденно молчащему Валентину, так, будто продолжал давно начатый разговор. Внук ответил, мгновенно переняв манеру - что надорская ласка, сменившая шубку на зиму. - До вас, господин граф, видно, медленно доходят вести с фронта, - ну вылитые дед и отец, только много моложе! - Мой брат, как и положено тому, кто окончил службу оруженосца и получил звание, прилежно исполняет свой долг перед Талигом и его королём. Вот так, разговаривать по-человечески он был явно не намерен. Лукас хмыкнул, открыл было даже рот, чтобы рассердиться - да отчего-то промолчал. Теперь, после двух восстаний, Придды стали в разы осторожнее, и Вальтер без труда научил собственных сыновей трусливо поджимать хвосты. Этого, по крайней мере - а может, его и учить было не надо. Теперь они, оказывается, не только на словах, но и на деле были преданы Фердинанду, который хоть и казался слаб на вид, а обзавёлся союзниками, сильными и способными прижать к ногтю любое восстание. И потеря маршала Савиньяка никак не сказалась на силах Олларов - ему на смену быстро пришли его же сыновья и, что всего страшнее, этот Леворукий во плоти - Рокэ Алва. Вести с фронта всегда включали Савиньяков и Алву - и именно туда-то, судя по всему, и спешил так отчаянно Юстиниан Придд. - ...А мне от тех вестей скучно, - третий из Рокслеев, чьё имя напрочь вылетело из головы, вынырнул вдруг из ниоткуда между ними, улыбающийся и разгорячённый. Пока они плелись, как свиньи на убой, он вырвался из кавалькады и умчался куда-то влево, исследовать орешник и липу, и вот вернулся - с плодами и тонкими, зеленоватыми ещё листьями. Сверкнул жемчужинкой в мочке уха, бросил пригоршню липовых орешков на Валентиновы колени, взглянул на Лукаса в каком-то ожидании, потом изобразил кивок: - Прошу простить, граф Альт-Гирке, вы меня, верно, не помните. Дэвид, кавалер Роксли, к вашим услугам. Валентин, вы не устали? Хотел просить вас забыть об этой бессмысленной расстановке и бежать со мной в леса… но вы, кажется, не слишком хорошо себя чувствуете. Как жаль, этот негодник Альт-Вельдер тоже мне отказал - он, как идеальный супруг, не отходит от вашей сестры. Внучок рассеянно улыбнулся, будто совсем его не слушал. - Вы не собираетесь стрелять в оленей? - брезгливо уточнил Лукас. - Никак нет, господин граф, - отрапортовал надорец. - Ни в единого. Здесь и без меня достаточно стрелков и им сочувствующих. В лесах водятся вещи куда более чудесные, чем олени. - Это какие же вещи? Дэвид посмотрел на Валентина в задумчивости, будто его тревожила какая-то совсем другая мысль, потом сказал: - Чудесные вещи. Я как-то раз проезжал через лесок в Роксли, тот, что на границе предместий старого города, и моё внимание привлёк свет между деревьями. Солнце только пошло к закату, и оставалось светло, так что в том не было ничего удивительного, но мне стало любопытно взглянуть, откуда так сияет. Я поехал в ту сторону и увидел поляну, довольно большую, так что мне сперва даже показалось, что я вовсе очутился за границей леса. - Что ж вы нашли удивительного в поляне? - буркнул Лукас. Мальчишка этой историей явно пытался привлечь внимание Валентина, которому было что в лоб, что по лбу - всё одно, он сидел невозмутимый и играл поводьями. - Так дело было, граф, не в самой поляне, а в том, что я на ней увидел. Во-первых, солнце светило прямо на неё, будто обыкновенно оно рассеивает лучи по миру, а тут вдруг выронило их все разом прямо посреди леса. - Я, должно быть, встречал этот образ у Веннена, - подал голос внук. - Должно быть, что так. И прямо посреди этого сияющего пространства - фигура всадника, охотника, хотя и не знаю, отчего я так решил. Весь в позолоте и неподвижный, будто картинка, и голова запрокинута… Я не решился подъехать ближе, так и стоял, а потом моргнул - а его уже нет. Пропал. - Как это, раз - и пропал? - Именно так, - младший Роксли пожал плечом. - Я выехал на поляну, но та была пуста, ни всадника, ни лошади, и солнце принялось садиться. А вы говорите - олени… Эх, да что там! Он махнул рукой и опять перестроился, явно намереваясь снова выбраться из процессии и умчаться в лес, что заяц. Только что Валентина за собой увести не успел - впереди вдруг что-то вскрикнуло, охнуло, и всё остановилось. Остановились и они; Лукас тщетно вытянул шею, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть, но увидел только торопливо спешивающихся стрелков да коня, вставшего на дыбы. - Останьтесь, - бросил Роксли, нахмурившись, пришпорил свою лошадь и ускакал вперёд. Должно быть, и правда стоило его подождать, но не зря ведь совсем недавно мелькнула праздная мысль, что внук-то с виду тих, а на деле непредсказуем: Валентин вдруг шевельнулся - и одним движением отправил своего скакуна следом. - Куда! - взревел Альт-Гирке, в котором вдруг столь же спонтанно взыграли желание повздорить и неожиданная, едва ли не юношеская прыть, и припустил за этими двоими, нещадно подстёгивая давно уже отвыкшую от подобных забегов кобылку. Когда он добрался к началу процессии, проблема, похоже, уже разрешилась. Спешившиеся Рокслей и Борн обмахивали шляпами какую-то тощую девицу, похоже, скользнувшую в обморок прямо из седла, его собственная дочь и её муженёк, глуповатый Отто, глазели на это действо, будто ничего любопытнее на их глазах уже год как не происходило, а девица Придд… вернее, виконтесса Альт-Вельдер, склонив голову, с брезгливым интересом разглядывала то, что всех так взволновало. - Расступитесь! - рявкнул Лукас, и они раздвинулись, пропустили его вперёд, ни то из уважения, ни то - потому что не хотели слушать, как он сердится. - Что здесь произошло? С самого начала! Кто-то открыл было рот, но слово, к счастью или к стыду всех остальных, взял виконт, тот самый Ирэнин супруг, и, хотя Лукас и не питал к марагонцу особенной симпатии, нельзя было не отметить рассудительности и порядочности последнего. Конечно, и здесь было о чём поворчать: порядочные люди в наше время? О, нет-нет, старика таким не проведёшь - но этого новоявленного спрута, по крайней мере, можно было слушать. Ситуация прояснилась в мгновение ока: выходило, что девице вздумалось выехать вперёд из кавалькады, её лошадка наткнулась посреди дороги на мёртвого оленя, девица охнула, ахнула, лишилась чувств, вовремя увидев спешащего на помощь Рокслея; вот вам и вся история. - Вот только этот олень, - веско сказал Альт-Вельдер, дав Лукасу пару мгновений на раздумья, - мёртв не просто так. Он убит, и намеренно, и затем брошен посреди тропы. Старик пригляделся к находке. Чем и как убили оленя, понять не выходило, но, должно быть, пулей или стрелой - последнее предпочтительнее, раз стрелок позаботился о том, чтобы не потревожить егерей, рыскавших неподалёку от этого самого места. Место ранения теперь было скрыто остывшей кровью; ровно вспоротый охотничьим ножом живот явил на всеобщее обозрение напоказ выпущенные внутренности. Некрасиво это было, неправильно: с живым зверем так не поступают, а хороший охотник ценит живого зверя и уважает. Нельзя отбирать жизнь просто так, без достойной цели. А здесь по виду туши выходило, что её бросили уже некоторое время назад, и никто, кроме мелких зверей и птиц, на неё не наткнулся - внутренности растащили едва-едва, и ведь даже егерские собаки не почуяли… Странное дело - не сходится. Разве что убили не здесь, а привезли и бросили посреди дороги?.. - Дядя? - спросил Вальтер строго, и Лукас, вот правда, прямо там, при гостях и родне, едва не спросил, не сбрендил ли он - и вовремя сдержался. Странный сегодня день был, полный неизведанного и нежданного. - Я, герцог, ещё не впал в старческий маразм, как бы вы на то ни надеялись, - кричать Альт-Гирке не стал, но яду в голос влил столько, сколько было в его силах. - Я охочусь один, верно, но я ещё помню, что трофеи предполагается забирать домой, а не оставлять посреди дороги с выпущенными кишками. - Создатель, - вздохнул какой-то из Борнов, - граф, здесь дамы. Нужно попросить побыстрее убрать это. - Если это не вы устроили нам сюрприз, - сказал Вальтер брезгливо, и на его лице проступила та же скучающая усталость, что и у пятнадцатилетнего Валентина, оставшегося где-то позади, - то кто и для кого? Альт-Вельдер выглядел хмурым - он думал. Он всегда вёл себя так, будто возомнил себя верным рыцарем герцога Придда или был серьёзно чем-то ему обязан. Женитьбой на этой бледной девице, что ли? Вот умора-то. - Умоляю вас, это всего лишь олень, - вздохнула бледная девица, вернее, виконтесса, поведя плечами, - а не послание и не жуткий знак. Не нужно нагонять страха там, где и без того невесело. Это, как ни странно, всё решило. Егери занялись уже остывшим оленьим трупом, которого, как они клялись, при утреннем обходе на этом пути и в помине не было, иначе, разумеется, они бы давным-давно его убрали. Альт-Вельдер подозревал в этом злой умысел: нетрудно было узнать, по какой дороге отправится охота, и очевидно было, что во главе её будет сам герцог. Но герцог зазевался, а девица, чьё имя Лукас так и не расслышал, замечтавшись, позволила кобыле вынести себя вперёд. Впрочем, собственной оплошностью она воспользовалась весьма ловко - старшему Рокслею сложной приманки и не требовалось. Вскоре всё унялось; время подходило, а они как раз топтались по условленному месту. Стрелки выстроились, замкнулись. Выскочил откуда-то барсук, шмыгнул мимо, прошуршав листьями. Пропустили - отдали дань традиции: перед охотой на оленя барсука не бьют. Кто-то удержал лошадь, принявшуюся переступать ногами; Вальтер привстал, глянул вперёд… потом - назад, на гостей. Нахмурился. Огляделся по сторонам, быстро, как будто растерявшись, и на его лице проступило странное, словно непонимающее выражение. - Валентин-Отто! - позвал он. - Где Валентин?.. Ближние к нему кавалеры заозирались вынужденно, без особого желания, будто потревоженные птицы на голубятне. Лукас обернулся на то место, где оставил Вальтерова сынка, вгляделся между деревьев, привстал в стременах, но тщетно - только Дэвид смотрел с тем же непониманием во взгляде. В суматохе и беспокойстве внук исчез. - Олени, олени! Идут! - весело охнул кто-то, ещё не ведающий о пропаже, и все вдруг зашевелились, приготовились, кто подхватил ружьё в спешке, кто - толкнул зазевавшегося соседа, осадил коня, присвистнул… Ещё несколько мгновений всё было спокойно, и тут они появились, встревоженные, сами того не понимая, выскочили прямо на стрелков, самки - сначала, молодняк - следом. Грохнул выстрел, послышался женский вскрик; Гертруда Гирке, охнув, приникла лицом к лошадиной шее, и Лукасу вдруг почудилось, ясно, как наяву, будто ему снова тридцать, и его растяпа-тесть сослепу пристрелил собственную борзую.