Научи меня жить

Катя медленно поднялась, и Мишка увидел на её скуле огромный, наливающийся кровью синяк. Миха не понаслышке знал, как выглядят следы от кулаков, и как это больно, поэтому усадил девушку обратно и спросил: — Это чё? Кто тебя? Катя молчала, но Миха выжидающе смотрел на неё, стоя рядом, и она не выдержала. — Ну что ты так смотришь? Дима это. И что теперь? — Где он? — Мишка перешёл на угрожающий шёпот. В общем-то, ему не должно было быть дела до Катьки, но Димону явно стоило объяснить, что так вести себя с девушками нельзя. — Миха, не трогай его, — Катя поднялась. — Не лезь. Я послала его на хуй, и больше не хочу видеть, этого достаточно. — Нет, вовсе не достаточно! — сжал кулаки Миша. — Это принципиально, понимаешь, да? — Ты упрямый, как, я не знаю, как ишак. Ты мне никто, даже не друг, — возразила Катька. — Отвали от меня, иди куда шёл. — Он точно где-то в клубе, да? На, подержи, — Миха быстро сунул прифигевшей девушке чехол с гитарой и вошёл в здание, благополучно миновав охрану у входа. В клубе звучала музыка, совсем чужая и бьющая по ушам, свет гас и мерцал, на танцполе было довольно много людей, и Мишке пришлось осторожно пробираться между танцующими. Только когда электронный «тыбыдыщ» сменился медляком, Мишка увидел Диму, который обжимался с неизвестной девчонкой. «Вот, наверно, и причина ссоры», — решил Миха. Внутренний голос подсказывал ему остановиться и не лезть не в своё дело, но жажда справедливости и совесть активно возражали. Горшок замер на пару секунд, прислушиваясь к баталиям в своей голове, а потом всё же шагнул к Диме и схватил его за воротник рубашки. — Доброй ночи, Димочка, — тихо сказал Миша, медленно зверея от его равнодушного выражения лица. — Ну-ка, выйдем. — Эй, Дим, что это за тип? — прижалась крепче к нему девушка, испуганно глядя на Миху. — Женя, подожди, я сейчас во всём разберусь. Ну, пошли, коль не шутишь, — Дима шагнул из зала вслед за Мишкой. — Ты как тут оказался? Чё надо? Миха вести переговоры не собирался и, едва они вышли наружу, сразу же въехал Димке по лицу, всё так же удерживая за шею. — Ещё кого из девчонок хоть пальцем тронешь — получишь снова. Понял? — Горшок, я же просила! Пусти его немедленно! — подбежала к ним Катя. — Дима, как ты? — Уже нашла себе защитничка? — процедил сквозь зубы Дима, размазывая по щеке кровь. — Мразь. — Чья бы корова мычала, сам первым нашёл себе потаскуху! — воскликнула Катька, но присела на корточки рядом, аккуратно осматривая ссадину и гладя своего ненаглядного Димочку по голове. — Вот он, этот парень! — привела охранников Женя, кивнула на Мишу, увидела Катюху и тут же вцепилась в её волосы, оттаскивая от Димки. — Ах, ты опять тут? Мало он тебе вдарил в прошлый раз? Миха попятился, глядя на это безумие, и хотел по-тихому улизнуть, но один из охранников остановил его и больно вывернул руку. — Эй, мужик, пусти! Ты чё руки ломаешь? — раскричался Миша, но ему тут же заткнули рот ладонью. — Тихо, пацан. Будешь шуметь — отправишься в ментовку дожидаться родителей. Ты начал драку? — Он, он, — вдруг хором заговорили девчонки, забыв о своей драке и ополчившись на Мишку, и он наконец серьёзно пожалел, что ввязался не в свою игру. — Я вообще-то заступиться хотел, понимаете, да? — Мишка попытался объясниться, охрана, не желая связываться с милицией, быстро разобралась в ситуации и отпустила всех четверых, запретив им даже близко появляться рядом с клубом. — Больно надо, — хмыкнул Миха. — Идиотское место, идиотская музыка. — Ты, Горшок, опять нарвался, — сообщил ему Дима, как только они оказались подальше от шума и огней заведения. — Я соберу пацанов, тебе, блять, не жить, сука! — Да пошёл ты нахуй, — резко ответил Мишка. — Разбирайся сам со своими тёлками, только бить их не смей, понял? Катька, где гитара? — Да вот она. Бери и съебись куда-нибудь, а? Миха взял инструмент, показал им всем фак и свернул во двор, чтобы через него выйти на соседнюю улицу. Голова шла кругом, он сел на широкие качели, выдохнул и медленно стал раскачиваться. Но сегодняшняя ночь решила, что приключения ещё не закончились, и вскоре Мишка услышал визги и крики: — Помогите! Один голос принадлежал, несомненно, Катьке. Миха вскочил, свернул за угол и увидел совсем не то, что ожидал. Он думал, что крики вызваны новыми бесчинствами Димки, но картина была совершенно другой: Димон лежал носом в землю, придавленный здоровым пьяным мужиком, а его кореш лапал девчонок, то ли искал деньги и ценности, а то ли просто хотел поразвлечься. Мишка подобрал с земли удачно валявшуюся неподалёку толстую палку и прицельно опустил её на голову человеку, который держал Димку. Тот качнулся и упал на колени, Дима сумел вывернуться из-под него, глянул на неожиданного спасителя, и они вместе свалили в грязь второго урода. — Всё, давайте, погнали отсюда, пока они не очухались, — крикнул Горшок, схватил за руку Катьку, потому что она была ближе к нему, и рванул с ней по дворам. Сзади послышался топот и пьяные оры, Миша свернул в подворотню, прижался к стене и приложил палец к губам. Катька кивнула и почти слилась со стеной рядом с ним. Наконец, всё стихло. Катя огляделась и нервно захихикала. — Ну и ночка… Пиздец просто… — Ага, — согласился Мишка и прямо сказал. — Я тебе вообще поражаюсь… Эта сука Димка бьёт тебя, мутит с кем-то, ты его посылаешь, но потом защищаешь… А от него толку, как от козла молока, он даже постоять за тебя не может. Чё за фигня? — Тебе реально не понять, — отмахнулась Катька. — Я и сама себя не всегда понимаю. А ты вот понимаешь себя? Мишка призадумался и сказал: — Наверно, нет. Я так-то сам сегодня… Глупость большую мог сделать. Блин, а Андрюха молодец, понял раньше меня, что я пожалею… Катька ничего толком не поняла и молча кивнула. Миха осмотрелся и сказал: — Ладно, чё, пошли. Провожу тебя. Они вернулись на проспект, чтобы по нему быстрее пересечь город и оказаться в своём районе, но вскоре об этом пожалели. — Чёрт, стой, там вон ещё милицейский патруль какой-то шарахается, — зашептал Миша, но поздно, милиционер уже заметил подозрительных подростков и двинулся в их сторону. — Бежим, блять, я не хочу, чтоб батя меня из ментовки забирал, он же мне потом месяцами это припоминать будет. Мишка снова взял Катю за руку, и они резко свернули во дворы между старыми хрущёвками, чувствуя, как хрустит под обувью хрупкий лёд первых весенних луж. Патруль, впрочем, посчитал выше своего достоинства гоняться за ребятами, но Миха на всякий случай увёл Катю поглубже в хитросплетения домов. — Лучше б они тех гопарей ловили! — задыхаясь от бега, сказала ему Катька. — Ага. Опа… — Мишка завернул в арку и вдруг увидел, что они здесь не одни. На детской площадке сидела компания парней с пивом и гитарой. На шпану они не были похожи, но Миха напрягся, всё-таки бродить ночью по чужим дворам было опасно. Лучшим решением было уйти отсюда, но один из пацанов взялся за гитару, и Миха узнал по голосу Антона, того самого, что лежал с ним в больнице. — Чего ты, Миш? — спросила Катя, видя, как он замер в ступоре, не зная, что делать. — Да я это… Похоже, знакомого встретил. Ну-ка, давай подойдём, — он приблизился к компании и сказал. — Здоро́во, пацаны. Классно играешь. — Чё надо? — Антон перевёл взгляд от грифа вверх и заулыбался. — Ба, Миха, ты, что ли? — Ага. А ты как тут? Я думал, ты уже уехал. — Так я пока у бабушки живу, я же к ней приезжал. Скоро в Питер возвращаюсь. Мих, — он присмотрелся к нему и Катьке, — а вы откуда вообще свалились? — Да бегаем тут, то друг от друга, то от гопников, то от ментов… — плюхнулся на скамейку Горшок. — Ёбнуться можно. А я вообще-то ещё концерт отыграл, устал как собака… — Весёлая у тебя жизнь, Мишка, — заметил Антон. — Но я так рад, что мы встретились. Мы же два идиота, ни телефонами, ни адресами не обменялись. А я вспоминал про тебя. А это Таня? — Не, это Катька. Моя одноклассница. Случайно встретились, — объяснил Миша и подумал про себя: «А чё я будто оправдываюсь-то? Ведь так всё и есть». — Понятно. А это вот мои друганы ещё со школы, Вовка и Тимур, — представил Антон вежливо не вмешивающихся в беседу парней. — Вовану сегодня восемнадцать стукнуло, вот празднуем по-тихому, он у нас не любит шумные вечеринки. Да, Вов? — Ага. Но вы садитесь с нами, — предложил именинник. — Я не знаю, — Мишка посмотрел на Катю. — Тебе домой пора? — Меня никто нигде не ждёт, — вздохнула Катюха. — Мама на меня вообще забила. — Так радоваться надо, — подал голос Тимур. — Иди, садись сюда. Вот это фингал! Кто тебя так? — Парень её. Я вообще хуею с таких отношений, — заметил Миша. — Захлопнитесь все, это моя личная жизнь, — отбрила всех Катька и отобрала у Тимура пиво. — Миха, а ну-ка, спой нормально под гитару? Я же так и не слышал твоих песен. Пацаны, вы посмотрите внимательно на этого чувака, у него есть группа и даже записан альбом, вы представляете? Ты, Мих, подумал кстати насчёт переезда? — спросил Антон, пока Мишка настраивал гитару. — Подумал, — усмехнулся Горшок. — Даже пацанам объявил, что уезжаю, сказал, выбирать, со мной они или как. А потом… Потом просрал все деньги. И сейчас уже не знаю, надо ли мне всё это… — Стой, как просрал? Ты на чё их умудрился спустить? — Так вот. Самое обидное, блять. Ни на что, на самом деле. У меня их просто спиздил один чувак. — Охуеть… Ну ты же вроде не дурак? — Дурак, наверно, — засмеялся Миха. — Да чё теперь, похер уже на этого Эда. — Как ты сказал? — вскочил вдруг Антон. — Эд? За «Алису» топит, да? Выездной, и все дела. У него ещё татух полно всяких. — Ну он вроде, да, — кивнул Мишка. — Эх, он, значит, опять за старое взялся… — Ты чё, его знаешь? — удивился Мишка. — Знаю. Помнишь, говорил про приятеля, который в студии звукозаписи связи имеет? Так вот, это Эд. — Ё-моё... Ну он же крутой пацан, у него такие взгляды охуенные... — растерялся совсем Миха. — У меня никак в голове не укладывается, зачем ему это было надо? — Да нарик он, Мих, вот и всё. Недавно, кстати, лечился. Но эта наркота, такая дрянь, не отпускает, — вздохнул Антон. — Я найду его, Мишка. Он всё вернёт, я обещаю. Миша пробовал возразить, но Антоха был непреклонен.

***

За песнями и выпивкой они не заметили, как погасла ночь и наступил холодный мартовский рассвет. — Пошли ко мне домой? Холодно, нахуй, — предложил Антон. — Мне к себе вообще-то надо и к Таньке… А хотя… Похуй, пошли, — согласился Миха. — Кать, ты чё, куда? — Домой хочу. Мальчики, может, проводит кто-то меня? Она ушла вместе с Тимуром, а Мишка поднялся с Антоном в трёхкомнатную квартиру его бабушки. Женщина уже проснулась, слегка неодобрительно глянула на непрошеного гостя и покачала головой. — Антоша, ты опять по ночам шалопутничаешь? — Баб, ну у Вовки же день рождения был. А это мой знакомый, вернее, друг, Мишка. — Здрасьте, — бормотнул Миха, отдаленно осознавая, что его вид вряд ли может сейчас располагать к себе. — Пошли в комнату, не обращай внимания. Бабуля у меня хорошая, но ворчливая. Давай, рассказывай, чё у вас с Танькой произошло, и почему ты с какой-то левой девицей ходишь? — Да с какой девицей, блять, ну ты чё? Я ж говорю, это одноклассница моя. А с Танюхой… Ну, мы, типа, поругались. Да она сама себе всё накрутила. Я её ждал, сука, на концерте, а она не пришла. Что мне думать? — спросил Миха, а потом добавил. — Но я уже соскучился… — Мишк, — положил руку ему на плечо Антон. — Надо идти мириться. — Надо, — зевнул Миха, устраиваясь поудобнее на диване, — только давай потом, днём… Антоха улыбнулся, глядя на быстро засопевшего Миху, побрёл в другую комнату и сам завалился спать. Проснулись парни ближе к вечеру. Миха кое-как привёл в порядок расползшиеся по всей голове мысли, встал, потянулся и стал искать телефон, уже предчувствуя кучу пропущенных звонков. Мобильник нашёлся в гитарном чехле, Мишка посмотрел на экран и присвистнул: кто только ему не звонил. Он пролистал список, понял, что дома его ждёт пиздец какой разгром, увидел пару пропущенных от Оксаны и один от Тани. Миха посмотрел на время — звонок был вчерашний, ещё до концерта. Он перезвонил, один раз, два, пять, но Танька не отвечала. Мишка выругался и сел на диван. В комнату заглянула бабушка Антона. — Проснулся, голубчик? Пойдём, накормлю тебя. Чая горячего налью. — Спасибо, только вы не беспокойтесь, я уже ухожу. — Пошли, пошли, Мих, у бабули отменные пироги, — позвал его Антон. — Ты чё такой грустный? Башка болит? — Болит, но плевать, — Мишка сел на кухне за стол. — Танька не отвечает, и сама звонила только вчера один раз. Ну это ладно, но ещё отец несколько раз звонил, а это значит, мне конец. Как вот домой-то идти? — Ну хочешь, оставайся? — предложил Антон. Мишка задумался, но потом отрицательно покачал головой: — Не, спасибо, но… Всё равно домой рано или поздно придётся возвращаться. Мне б школу закончить, а там уж я разберусь. — Ну смотри, дело твоё, — сказал Антон. — Я на следующей неделе пока ещё здесь, заходи в гости. — Хорошо. А ты приходи к нам на репетицию? Во вторник, наверно. Ну я тебе позвоню. Спасибо за всё, Антох, я пошёл. Он лениво добрёл до моста, спустился и глянул на окна Танькиной квартиры. «Странно… Обычно всегда по вечерам свет на кухне горит», — подумал Миха и позвонил в домофон. Устройство дребезжаще надрывалось трелью, но никто не открывал. «Чёрт, значит, точно никого нет дома. Где же Танька?» — заволновался Миха и набрал номер квартиры Матвея. — Кто там? — ответил женский голос. — А Матвея можно? Это Миша. В динамике зашуршало, а потом заговорил Матвей. — Привет, Мих. Впустить тебя? — Да не… Я узнать хотел, ты не знаешь, где Танька? — Нет. А дома нету? Тебя, кстати, отец искал. — Я догадался. Ладно, я домой. Это… Если про Таню чё узнаешь, так звони. — Хорошо. Я спрошу у Марины, может, она в курсе. — Молодые люди, это вам не телефон, — обиженным тоном прервала их разговор подошедшая бабка. — Мне домой надо попасть. Матвей нажал кнопку открытия дверей, Миха пропустил старушку, а сам пошел домой. С неба посыпалась снежная крупа, холодная, противная и колючая, под стать Мишкиному паршивому настроению. Он поднялся по лестнице, нехотя повернул ключ и шагнул в прихожую. На стук гитары вышел из комнаты отец и сказал: — Ну что, Михаил Юрьевич, ты, кажется, доигрался. Ты где пропадаешь целыми сутками? — Пап, я всё объясню. — Конечно, объяснишь. Давай, раздевайся, приводи себя в порядок. Я жду в гостиной. Мишка умылся, зашёл в комнату и встал перед отцом на вытяжку. Не то, чтобы он его боялся, но уважал и всё ещё не хотел разочаровывать, несмотря на то, что давно прошли те времена, когда Миша пытался во всём походить на папу и мечтал о карьере военного. — Я слушаю, — сказал Юрий Михайлович. — Так а чё говорить-то? — пожал плечами Мишка. — Я выступал, у нас с пацанами концерт был. А до этого мы репетировали. — Концерт вы играли вместе, но почему-то все ребята сегодня днём были дома. А тебя опять носило неизвестно где и с кем. Мама вся испереживалась. Ты пил? — Я друга встретил, а у его друга был день рождения, ну и… — Так, ладно, с этим потом решим. Что с твоими оценками? Откуда столько прогулов? — Мишин папа достал дневник и, раскрыв его, обличающе ткнул пальцем в замечания, тройки и одну двойку за контрольную, на которой Миха и вовсе не был. — Оценки как оценки, всегда такими были, — бормотнул Мишка. У него не было ни сил, ни настроения ругаться. — Значит, так, Миша. Всю предстоящую неделю ты исправляешь двойки и сидишь дома, готовишься к экзаменам. Я надеюсь, ты помнишь про них? И никаких репетиций и прогулок. — Ну как? А группа? — воскликнул Миха. — Будешь возражать или попытаешься сбежать — я вообще выброшу гитару на помойку. Ты понял? — Да понял я, понял, — вздохнул Мишка. — Можно идти? — Иди, готовь домашнее задание на завтра. Через час мне покажешь. — Хорошо, — Миха ушёл в комнату и только там дал волю эмоциям, от всей души пнув стул. — Досталось? — понимающе спросил Лёха, свесившись со второго яруса кровати. — Конечно, отца, что ли, не знаешь, — Миха достал рюкзак и принялся вынимать из него тетради. — Я б мог сцепиться с ним, но… Пошло всё... — А ты чего злой-то такой? — поинтересовался Лёша. — Ничего, — огрызнулся Миша. — Отстань, Лёх, не мешай.

***

Таня стояла у окна и печально смотрела на школьный двор и совсем сейчас неуместную надпись на асфальте: «Школа, прощай!», оставленную выпускниками в прошлом году. Она пришла слишком рано, совершенно выпав из реальности и забыв, что сегодня у них нет первого урока. Отец лежал в больнице, в реанимации, и не приходил в сознание после серьёзной черепно-мозговой травмы. Врачи уверяли, что жить он будет, вот только какой именно будет эта жизнь, никто не мог сказать наверняка. Таня с мамой вчера весь день дежурили в больнице, но потом решили, что в этом нет никакого смысла и отправились домой. Танька замкнулась в себе и никак не могла свыкнуться с мыслью, что её весёлый, жизнерадостный, никогда не унывающий папа может превратиться в овощ. Она не звонила никому из подруг и ни с кем не собиралась делиться своими переживаниями. Даже с Мишкой. Тем более с Мишкой. Несмотря на всё, что случилось, Таня не забыла про ссору и про то, как легко он строил планы на будущее, совсем не думая о ней. — Привет, — неожиданно раздался рядом голос одноклассника Димы. Таня вздрогнула и удивилась, обычно они не разговаривали друг с другом. — Привет, — тихо ответила она, продолжая смотреть в окно. — На тебе лица нет. Грустная такая. Уже всё знаешь? — спросил Дима и встал рядом с ней. — Знаю о чём? — не поняла Таня. — О Мишке твоём. Или уже не твоём. Он с Катюхой гуляет. — Что? — Таня резко повернулась к парню. Она думала, что всё самое плохое в её жизни уже случилось, но сейчас стало хуже в разы. — Не может быть. Ты врёшь! — Можешь успокаивать себя сколько угодно, — хитро улыбнулся Дмитрий, — но это правда. Я сам видел, они ночью были вместе. — Ночью? Вместе? — потерянно повторила Танька. — Да. Ну вот, с субботы на воскресенье. Так ты ничего не знала? — притворно удивился Дима. — Блин, извини, не хотел тебя расстроить. Ладно, я тогда пойду, оставлю тебя. Таня прижалась лбом к холодному стеклу, постояла так немного, а потом быстро пошла в туалет и там, не удержавшись, разревелась, потом смыла слёзы холодной водой, достала сигареты, забралась на широкий подоконник и решила, что жизнь её летит куда-то в тартарары. Будто подтверждая эти слова, в туалет зашла уборщица, разоралась и выгнала девушку, едва не огрев по спине мокрой тряпкой. Таня пошла медленно бродить по школе и подошла к нужному кабинету математики как раз перед звонком. Мишка, обсуждавший что-то с Князем, увидев её, встал и подошёл, улыбаясь шире чеширского кота. — Танюха, — он хотел её обнять, но она выставила вперёд руки. — Не надо. Не трогай меня. — Ты чё? — оторопел Миша. — Всё ещё обижаешься? Ну это… Прости… — Не в этом дело, — покачала головой Таня и зашла в класс. Сидеть пришлось вместе с Андреем, который по Мишкиной просьбе всё время пытался выяснить, что случилось, но девушка молчала. Вдобавок ко всему Алиса Сергеевна вызвала Таньку к доске, но мысли в её голове путались, и все примеры она решила неправильно. — Тань, с тобой всё хорошо? — даже обеспокоилась учительница. — Ты бледная такая… Может, заболела? — Всё в порядке, — ответила Танька, но голова её кружилась, а в глазах иногда темнело. — Садись, Таня. Я не буду тебе оценку в журнал ставить пока. А к доске пойдёт Ушакова. — А можно мне тоже не ставить оценку? У меня голова болит. — Меньше ночами шарахаться с кем непопадя надо, — вдруг сказала Таня, — тогда и голова болеть не будет. Катя удивлённо посмотрела на неё, а Миха оторвал голову от парты, на которой почти лежал, и насторожился. «Чёрт… Похоже, Танюхе уже кто-то что-то донёс… И всё переврал, — подумал он, окинул взглядом одноклассников и остановился на Димке. — И я, кажется, догадываюсь, кто». Весь школьный день Мишка, подключив Марину, как лучшую подругу Тани, пытался хоть что-то узнать, но Танька упорно молчала, а потом вовсе стала от них прятаться. После уроков в раздевалке Миха подошёл к Димке и припечатал его к стене. — Признавайся, это ты что-то Тане сказал? — Ты чё? Сдурел? Что я мог сказать? Эта твоя Танька с самого утра была странная, как в воду опущенная! Изумление Димы показалось Мишке искренним, и он отстал от парня, пошёл догонять Таню и во дворе школы наткнулся на отца. — Домой торопишься, Михаил? Это правильно. А я вот мимо шёл на обед, решил тебя встретить. Чтоб ты нигде не потерялся по дороге. — Блин, пап, я чё, третьеклассник, встречать меня? — Нет, ты слишком свободолюбивый трудный подросток, — заметил мужчина, и Мишка поплелся домой вслед за ним. «Не хочет со мной разговаривать — и не надо, — думал Мишка о Тане. — Время пройдёт, всё равно заговорит». Дома отец дал Михе учебное пособие для подготовки к экзамену по русскому языку и велел делать упражнения. Мишка вспоминал чёртовы правила и жутко хотел послать всё, сбежать из дома, забрать с собой Таньку, пусть она и будет сопротивляться, и увезти её куда глаза глядят, где они останутся только вдвоём и смогут спокойно поговорить. Но это были лишь мечты… В таком ритме прошла вся неделя, на горизонте забрезжил праздник 8-го марта, и Мишка решил, что это удачный, хоть и банальный, момент для примирения. Он очень соскучился по Тане, по её поцелуям, смеху, прикосновениям, но Танюха выстроила вокруг себя прочную стену, и Мишка, как ни бился, не мог её сломать. Школьные дни стали для него мучением, он видел Таню, но не мог даже поговорить с ней, она просто убегала или молчала. Миха сходил с ума, но старался держаться, копил всё в себе и был похож на закипаюший чайник, с которого вот-вот па́ром сорвёт плотно закрытую крышку. Тане было нелегче, снаряды жизни летели в неё со всех сторон, вдобавок ко всему у них с мамой заканчивались скромные сбережения, ведь отец работал в семье один. Руководство завода обещало выплатить компенсацию за произошедший несчастный случай, но деньги должны были поступить на счёт только через несколько месяцев. Танина мама, дёрганая и нервная, стала искать работу для себя, а Таня пошла на молодежную биржу труда в надежде тоже найти какую-нибудь подработку.

***

Всю неделю Миха вёл себя вполне прилично, и Юрий Михайлович смягчился и разрешил ему в субботу делать всё, что хочется, с условием, что он вернётся домой до полуночи. Эта суббота была последним учебным днём перед праздничными выходными, вся школа была завалена тюльпанами и конфетами, нарядные мальчишки поздравляли учителей и одноклассниц. Мишка долго думал, дарить ли что-то Тане в школе или обойтись цветами, а к главной части перейти уже непосредственно восьмого числа. Наконец, он остановился на втором варианте, купил небольшой букет, но Таньки в школе не оказалось. Миха еле высидел четыре урока, отмахнулся от Князя и Балу и решительно пошёл к ней домой. По домофону ответила Танина мама, впустила Мишу и довольно приветливо встретила на пороге. — Здравствуй, Миша. Давно же ты не заходил… Таня говорит, всё некогда тебе? Репетируешь, выступаешь? — Эм… Ну, да, — кивнул Миха. — А где Таня-то? — Она пошла на собеседование. Сказала, что в школе сегодня всё равно предпраздничный день. — Какое собеседование? Зачем? — удивился Миха. — А она работу ищет, она тебе разве не говорила? — сказала Любовь Ивановна. — Да ты проходи, Миш, я тебя чаем угощу. Миха снял ботинки, заметил дырку на носке, чертыхнулся и побыстрее вымыл руки и сел за стол. — Извини, чем богаты, тем и рады, — говорила женщина, ставя на стол вазочку с простым недорогим печеньем. — Эх, тяжело сейчас без Гриши… Мишка внимательно посмотрел на Танину маму и взволнованно спросил: — Что-то случилось? Я… Я же ничего не знаю. Честно говоря, Таня в последнее время вообще со мной не разговаривает. — Да как же так, Мишенька, — всплеснула руками Любовь Ивановна. — Ведь беда-то какая у нас… Папа наш в реанимации лежит в коме… На заводе своём грёбаном чуть не убился… Женщина заплакала и отошла в угол кухни к раковине. — Вот это да… — выдохнул Миха. — И Таня молчала… Ё-моё… Да если б я знал… Слушайте, чем я могу помочь? — Да чем тут поможешь, Миша… Ты… Ты уж будь с Таней. Я очень боюсь за неё, она так изменилась в последнее время… — Конечно! — воскликнул Миша. — А можно я её здесь подожду? — Можно, Миша, — кивнула мама, вытирая слёзы. — Проходи в комнату, располагайся. А я тут приберусь пока… Миха ходил кругами по комнате, наплевав на дырявый носок и мимолётно разглядывая сувениры, мягкие игрушки, книги, плакаты и кассеты с дисками. Всё здесь дышало Таней, он сел за стол, где обычно сидела она, задумчиво покрутил шариковую ручку и вдруг увидел тетрадь с надписью. «Личный дневник… — догадался Миша, потянулся к нему, но рука его дрогнула. — Нет… Нельзя… Ну нехорошо же». Он долгих пять минут боролся с собой и всё-таки взял его и открыл сразу на последней странице. Там были Танины размышления об отце, а потом короткая фраза: «Миша и Катя?!» «Блять, всё-таки она из-за этого… Ну ничего, я всё объясню! Это же всё неправда!» — Миха вскочил, положил дневник на место и снова принялся нарезать круги по комнате. Он прождал, наверное, целую вечность, наконец, щёлкнул замок, и Таня вошла в квартиру. — Мама, а я нашла подработку, в кафе недалеко, грязная работа, конечно, но пока хотя бы так, — с порога заговорила она, увидела на вешалке Мишкину куртку и хотела уйти, но Миха вышел из комнаты и крепко схватил её за плечи. — Таня, стой! Ну, пожалуйста! Тань! Я же люблю тебя… Я всё знаю. Почему ты мне ничего не сказала? Таня дёргалась и вырывалась, а потом вдруг обмякла, прижалась к Мишкиной груди и заревела. Он ослабил хватку, заменил её на объятия, увлёк Таню за собой в комнату, сел в кресло и уместил её у себя на коленях. Она всё плакала, вздрагивая и всхлипывая, как маленький ребенок, а он гладил её по волосам, а сердце его разрывалось от нежности, любви, боли и сострадания. Любовь Ивановна тихо заглянула в комнату, посмотрела на ребят, снова смахнула слёзы и аккуратно вышла из квартиры, чтобы им не мешать.