868 г. н. э., Чжунго
______________________________
— Как он? — спросил Икарис. Они все еще были на Домо. Ее волосы были в беспорядке, а глаза — покрасневшими и слегка опухшими. Прошло два дня с тех пор, как Друиг сделал попытку захватить девианта, потерял сознание — и не приходил в себя с тех пор. Маккари почувствовала его осознание и ожидала, что проникновение в ее голову заставит его очнуться, но вместо этого он немедленно вышел, оставляя за собой отголоски искреннего и всеобъемлющего ужаса. Осознал ли Друиг, что он сделал? Винил ли он себя? Маккари надеялась, что нет — она знала, как сильно он наказывает себя за свои ошибки. Однажды во время эвакуации людей после очередной атаки девиантов он пропустил маленькую девочку, которая была убита прежде, чем кто-либо осознал происходящее — после этого Друиг не разговаривал ни с кем неделями. В этот раз, однако, он был без сознания, ранен и беспорно винил себя за то, что было полностью ее оплошностью. — Аяк уже приходила сегодня, а сейчас он отдыхает. Каждое утро в течение этих двух дней Аяк навещала Друига и проводила как минимум по часу в глубокой медитации, исцеляя его. Маккари спрашивала, почему Аяк не использует сразу всю свою силу чтобы разбудить его, но Аяк объяснила, что повреждения Друига требовали чрезвычайно осторожного обращения, с которыми нельзя было торопиться. Маккари была выбита из колеи бесконечными просьбами подождать и дать его ранам возможность вылечиться самостоятельно. Она хотела, чтобы он проснулся, и проснулся немедленно — хотела увидеть его теплые голубые глаза, чей цвет напоминал ей о небе, его неизменную самодовольную ухмылку, — но больше всего она хотела попросить прощения, заверить его, что здесь нет его вины. И все это время она не отходила он него. Пытаясь предотвратить слезы, Маккари проморгалась. — Как дела у остальных? Вначале она была в ярости из-за того, что никто за все это время не пришел проведать Друига после происшествия, но позже оказалось, что Аяк просто-напросто запретила им приближаться. — Беспокоятся, — показал Икарис. — Мы сказали им, что с тобой и Друигом произошел несчастный случай во время боя с девиантом, но никаких подробностей. — Почему не рассказали правду? — Нельзя вызывать еще больше волнений, когда в любую секунду они опять могут напасть, — объяснил Икарис. — И не можем рисковать ими, пока он в таком состоянии. Маккари сжала губы. Ей хотелось сказать, что Друиг больше не был угрозой, но это было бы ложью. С тех пор как он прорвался через ее ментальные щиты и осознал, кого все это время атаковал, он больше не подавал признаков активности. Маккари была уверена, что скорее всего он больше не использует свою силу, но рисковать точно было нельзя — Аяк требовались часы, чтобы исправить то, что он сделал в ее голове не более чем за несколько секунд. Займи его приход в чувства чуть больше времени, и повреждения были бы необратимыми. Аяк, мягко говоря, была очень зла. Икарис, не сводя глаз с Друига, переместился ближе. — То, что он сделал, было абсолютным идиотизмом — даже по его стандартам. Маккари перевела на него напряженный взгляд. Отношения Икариса и Друига даже в лучшие времена можно было бы назвать только натянутыми, но говорить подобные вещи после произошедшего? Она подняла руки, готовясь начать спор, но Икарис фактически перебил ее. — Но в этот раз я хотя бы понимаю, почему он это сделал. Ярость Маккари испарилась, морщинка между бровей разгладилась. — Потому что он хотел бороться с девиантами, как и все мы. Брови Икариса взлетели вверх. — Думаешь? Маккари поморщилась. А это что должно значить? Спросить она не успела — Икарис выпрямился, отвернулся и в несколько шагов дошел до двери. — Мне нужно вернуться к остальным. Без тебя на передовой и Друига для контроля смертных мы окажемся не в лучших условиях, если девианты внезапно атакуют. В ответ он получил кивок. — Скажи им перестать волноваться. Я знаю, как это бывает, особенно с Серси. Упоминание ее имени заставило Икариса на короткий миг напрячься. — Скажу. После этого обмена репликами Икарис покинул комнату, а Маккари опустилась назад в кресло, где провела последние два дня. Ее тело запротестовало, ответив вспышкой боли — типично после отсутствие движения на протяжении такого промежутка времени. Сидя в одиночестве, она размышляла о том, что имел в виду Икарис. Неужели у Друига была мотивация захватить сознание девианта, о которой она не знала? Однажды он рассказал, как его расстраивала бесполезность его способностей в бою, и все это время Маккари считала, что это и было причиной, почему он согласился принять участие в этом безумном плане. Была ли она неправа? Как мог Икарис, из всех на Земле людей, знать о Друиге что-то, чего не знала она? В конце концов размышления об этом вызвали у Маккари измождение — лучше всего было отложить их на другое время и вернуться в настоящее к Друигу. На губах Маккари появилась маленькая улыбка — во сне он выглядел по-настоящему умиротворенным; неожиданно для себя она поняла, что взглядом изучает твердую линию челюсти, расслабленные брови и другие черты его лица. Удивительно, но до этого момента Маккари никогда на самом деле не задумывалась о том, настолько симпатичным был Друиг.______________________________
Раздражение и злость — едва ли два этих чувства могли точно описать его состояние в тот момент. Он сделал несколько безуспешных попыток заставить себя проснуться, но его тело не отвечало, что бы он ни делал. Друиг не знал, где находился и что с ним произошло — единственной вещью в его мире оставалась пульсирующая боль, прочно засевшая в его голове, а вокруг была только темнота. Даже его обычно активный мозг, непрерывно анализирующий происходящее с помощью телепатии чувствовался пустым. Он сам был пустым. Любая попытка обратиться к силам заканчивалась чем-то вроде болезненного удара молнии прямо в голову. Что, черт возьми, произошло? Друиг возвращался к этой мысли уже в миллионный раз. Имела ли место быть атака девианта? Кажется, нет — девиант бы не оставил его в живых. Еще одна идея, практически безумная — столкновение с другим телепатом. Только ему подобные могли нанести его сознанию ущерб, способный вызвать боль такой силы. Однако и это было маловероятно, так как телепаты встречались крайне редко, а вероятность того, что один из них мог оказаться на Земле, была мала. Так что… Сознание Друига затопило инородное чувство умиротворения. Он вздохнул. О, как раз вовремя. Друиг с облегчением почувствовал, как какая-то сила постепенно залечивает его внутренние раны и уносит с собой часть боли — в последнее время ему часто приходилось испытывать ее воздействие. Он не знал, откуда эта сила пришла, но должно ли это волновать его, раз она приносила с собой лишь умиротворение? В этот раз она, однако, не остановилась на том, чтобы просто облегчить боль, и Друиг почувствовал что-то вроде толчка — побуждения очнуться. Несмотря на неисчезающее последние дни аналогичное желание, он почувствовал себя колеблющимся. Тогда незваный гость в его голове надавил сильнее. Друиг открыл глаза и едва не разрыдался от боли — искусственный свет нещадно жег его сетчатку. Резко отвернувшись от ламп, он невольно осознал, где находился. Кабинет Аяк. Что, черт возьми, привело его в кабинет Аяк? — Добро пожаловать назад, Друиг, — раздался ее знакомый голос. Превозмогая себя, он нашел ее взглядом. Аяк возвышалась над ним; руки, являвшиеся в тот момент сосредоточием космической энергии, мягко прижаты к его голове — она исцеляла его. Друиг нахмурился. Что происходит? Он попытался отодвинуться. — Не шевелись. Твой мозг получил обширные повреждения, которые до сих пор не восстановились. Друиг послушно откинулся назад на диагностический стол. Ревущая боль подсказывала ему, что Аяк говорила правду — что-то произошло, что-то ужасно серьезное. — Что со мной случилось? — спросил он хриплым, как ото сна, голосом. — Как много ты помнишь? Он задумался. Теперь, придя в сознание, пользоваться памятью было значительно легче, хотя мысли и были все еще запутанными. — Я помню битву. — И все? Морщинка между его бровей углубилась. — Маккари была там. Мы ждали чего-то, а потом… Не успели следующие слова сорваться с языка, как его разум затопили воспоминания. План, девиант, захват. И, над всем этим, невыносимая боль. Друиг четко вспомнил: как только между его разумом и разумом девианта появилась связь, он попытался ее разорвать, но по какой-то причине не смог — было слишком поздно. Теперь в его голове хозяйничал монстр, и все на свете телепатические способности не могли помочь Друигу вырваться из этой клетки. Если бы у него не получилось перехватить контроль, его разум наверняка был бы уничтожен. Поэтому, как только Друиг оказался за штурвалом, он сделал все, чтобы убить это чертово создание. К сожалению, ситуация в тот момент не позволяла ему осознать, что их разумы все еще были связаны — девиант в мучениях умирал, а Друиг чувствовал все, что чувствовал он. Воспоминания после потери сознания были мутными — его перегруженный и потрясенный разум пытался восстановиться, вернуть себе контроль, наделить происходящее хоть каким-то смыслом, так что незамедлительно атаковал, в очередной раз осознав чужое присутствие, но наткнулся на щиты. А потом один из щитов спал, и… Каждый мускул в теле Друига потяжелел, ладони сжались в кулаки. На лице Аяк появилось тревожное выражение, но он даже не заметил его. — Тебе нужно успокоиться, Друиг. Он навредил Маккари. Как он мог? Она в порядке? Как сильно она пострадала? А если он уб… — Где Маккари? — выдохнул он; голос дрожал. — Мне нужно ее увидеть. — Она в порядке — я просто выставила ее за дверь. Она хотела быть рядом, когда ты очнешься, но мне нужно было поговорить с тобой с глазу на глаз. Друига накрыло облегчение. Она в порядке, слава целестиалам, у нее все хорошо. Но ты все еще ранил ее. Он закрыл глаза. Боль, накатывающая то маленькими, то большими волнами, заполнила его голову. Маккари была самым чудесным и жизнерадостным созданием во вселенной, а он мог лишить ее этого, атаковав — он был не лучше девианта, обычного зверя. И то, как много времени у него заняло осознание того, с кем именно он это делает… Друиг сжал челюсти. — Зачем ты вообще лечила меня все это время? — спросил он низко. — Я использовал свои способности против Маккари. Я нарушил приказ. Обычно он смотрел на приказы сквозь пальцы — время от времени даже позволял себе маленькие бунты, но в этот раз? Все было иначе. На Олимпии существовал всего один закон, властвующий над всеми остальными: никогда не использовать свои способности против других Вечных. И где был он? Он ранил не просто другого Вечного, он ранил члена своей семьи, ранил Маккари — лучшую подругу. А Аяк после его выпада даже не сдвинулась с места — руки по-прежнему на его голове. Их взгляды не встречались. — Ты чувствуешь, что заслужил наказание? — Не меньше. Я мог убить Маккари. Аяк кивнула. — Да, мог бы, но это бы не было твоей виной. Мы обе знали, что ты не в себе, но тем не менее она рискнула и опустила свои ментальные щиты, — сказала она. — Если бы не это, то я бы не смогла исцелить тебя, и ты бы скончался от полученных повреждений. Он хотел начать спор, но тут она заговорила опять. — Надеюсь, сейчас ты осознаешь тяжесть последствий. Не только того, что ты сделал Маккари, но и в целом последствий своего идиотского поступка с попыткой овладеть сознанием девианта. За все годы, что Друиг провел под командованием Аяк, он еще не помнил, чтобы она обращалась к кому-то с такой суровостью. В этот момент он вспомнил, что она была не только материнской фигурой — в первую очередь она являлась Верховной Вечной. — Надеюсь, что ты усвоил урок и отныне никогда больше не будешь пытаться совершить что-то подобное. Друиг весь сжался и кивнул — конечно, никогда. В нем даже не укладывалось то, почему тогда он подумал, что это была хорошая идея, а сейчас, он полагал, ему придется научиться жить с проблемами, вызванными его собственными решениями. Аяк улыбнулась, кажется, удовлетворенная, и убрала руки с его головы. — Теперь можешь поговорить с Маккари, — она направилась к двери. — Удивлена, что она еще не выломала ее. Едва Друиг успел развернуться, Маккари уже сидела на столе, втягивая его в крепкое объятие и спрятав лицо в изгибе его плеча. На секунду он замер, но тут же расслабился, выдыхая; руки сами собой нашли свое место на ее спине в ответном объятии. Она была в порядке. Она была в безопасности. Они оставались в этом положении, по ощущениям, вечность. Ее ресницы щекотали его кожу — и даже это чувствовалось прекрасно. От одного ее присутствия ему становилось легче переносить боль. Разорвать эти объятия и заставить ее отодвинуться стоило ему огромных сил. — Маккари, — выдохнул он; ее темно-карие глаза встретились с его голубыми. Друигу хотелось спросить, как у нее дела. Почему она, с этими темными кругами под глазами, выглядела настолько уставшей. Но был также один вопрос, важность которого перевешивала все остальные. — Зачем ты это сделала? Почему пустила в свой разум? Ты знала, что я могу убить тебя? Маккари не казалась застигнутой врасплох этим вопросом, но ее губы затряслись. — У меня не было выбора. В противном случае умер бы ты, а я… Ты мой лучший друг, Друиг. Стоять и смотреть как ты умираешь я бы не смогла. Друиг всегда рассматривал себя как образец хладнокровия за способность на протяжении пяти тысяч лет наблюдать за тем, как люди вырезают друг друга, не ломаясь. Тем, что сломало его в итоге, оказалась одинокая слеза. И следующая за ней, и еще одна. Маккари, не пытаясь закрыться, плакала перед ним. За все годы их знакомства это был первый раз, когда Друиг видел ее такой. Маккари, самое сильное создание, которое он знал, сосредоточение счастья и улыбок, не плакала никогда. Она редко злилась и еще реже грустила — но ничто не трогало сердце Друига сильнее, чем ее слезы. Пытаясь сохранять самообладание, Друиг сделал несколько глубоких дрожащих вдохов. Говоря откровенно, он любил Маккари и знал это с того дня, как поженились Серси и Икарис. Осознание отняло у него массу времени, но после того, как он понял, что внезапно поразившая его вспышка ревности значила лишь то, что он хотел испытать то, что испытывали эти двое, но с Маккари, расставила все на свои места. Друиг хотел смотреть на Маккари так, как Икарис смотрит на Серси. Хотел держать ее за руку, когда приспичит. Хотел иметь возможность прильнуть и поцеловать ее прекрасные губы. И что он сделал с этими чувствами? Спрятал в глубине своей души — именно то, что Аяк попросила его не делать. Друиг обхватил ее лицо своими ладонями и большим пальцем поймал слезинку, скатывающуюся по ее щеке — аккуратно, словно она была драгоценным камнем. — Не плачь, — взмолился он. Маккари всхлипнула и посмотрела на него. — Мне жаль. — О нет, тебе не за что просить прощения. Это я атаковал тебя. — Но я просила тебя попытаться завладеть сознанием девианта. По моей вине произошло и остальное. Друиг поймал ее ладонь и мягко сжал. — Ты по-настоящему сильна, Маккари, но даже ты не можешь влиять на сделанные мною решения. Я решился на это, потому что хотел, а не потому, что ты меня заставила, — он переплел их пальцы. — Так что если это и означает что-либо, так то, что мы оба упрямые идиоты. Так что не плачь, ладно? Вначале ему показалось, что она продолжит настаивать на своей вине — назвав ее упрямой, он не шутил и не преувеличивал. Они оба были упрямы, и регулярно соревновались в том, кто кого переупрямит. Узел в его груди расслабился лишь когда на ее губах возникло подобие улыбки, а слезы медленно высохли. — Идиоты, — показала она. Друиг издал смешок. — Абсолютно точно. Ничего более они не сказали, предпочитая просто наслаждать компанией друг друга. Теперь, имея больше возможностей рассмотреть ее, Друиг понимал, что она не спала, похоже, с самого инцидента, даже не сняла броню. Он открыл рот, намереваясь спросить, отдыхала ли она хоть чуть-чуть, но тут почувствовал незнакомую активность на границах своего сознания. Голова все еще раскалывалась, так что найти источник этой активности — чужое присутствие — у него получилось не сразу. Но как только он нашел его, то сразу же распознал. Прошли тысячи лет с тех пор, как он в последний раз чувствовал сознание Маккари так близко, но он никогда не забывал его, его мягкость. Детское любопытство, направленное на все вокруг. Спокойствие, в которое так хотелось упасть и потеряться. Конечно, сейчас там была и грусть, вызванная событиями последних дней, но даже эта грусть в ней была прекрасна. В этой грусти Друиг чувствовал, как она на самом деле заботится о нем. В отличие от первого раза, когда он оказался внутри ее головы, Друиг не поспешил сразу же покинуть ее; вместо этого от сделал мысленный толчок, давший бы ей понять, что он был там. То, как Маккари подскочила на месте, почувствовав его, заставило Друига улыбнуться. Кажется, ты не выставила свои ментальные щиты назад, сказал он мысленно. Кто-то другой был бы в ярости, вторгнись в их разум, самое приватное место, кто-то посторонний, но Маккари была не как все. Странное чувство присутствия лишь заставило ее широко улыбнуться. — Я забыла об этом, — показала она. Хотя Друиг и так мог слышать ее мысли сейчас, он никак это не прокомментировал. Ее руки, способные вложить в простые жесты бесконечное множество эмоций, были его самым любимым зрелищем на свете. — Когда ты вошел в мой разум, ты уничтожил все оставшиеся одним махом. Улыбка Друига растаяла; он снова почувствовал укол вины. Маккари, кажется, немедленно пожалела о своих словах. — Может, поможешь мне восстановить их? Его брови взлетели. — Ты бы пустила меня в свою голову после всего, что я сделал? — Почему нет? Ты бы никогда не навредил мне намеренно. Он тоже так думал — до тех пор, пока это на самом деле не произошло. Он не озвучил эту мысль вслух; если она ради него пытается перешагнуть чувство вины, то он должен сделать то же самое ради нее. Кивнув в подтверждение, он расположил руки по обе стороны от ее головы и сконцентрировался. Это заняло больше времени, чем обычно, но в итоге его глаза все равно загорелись золотом; сила заработала во всю. Кирпичик за кирпичиком, он помог ей восстановить щиты. Время для использования способностей было слишком раннее, поскольку головная боль усиливалась, но Друигу было все равно. Помощь восстановлением ее щитов была меньшим, что он мог сделать для Маккари после всего. Когда он опустил руки, его глаза уже вернулись к своему обычному голубому. — Все, теперь я не смогу залезть в твою голову, как бы сильно ни старался. Маккари, хмурясь, подняла новый щит. Чувствовать, как ее сознание с каждой секундой становится все более и более приглушенным, пока окончательно не исчезло от него, было почти болезненно. — А что, если бы я хотела тебя в своей голове? — С чего бы ты хотела меня в своей голове? — спросил он, натягивая свою лучшую маску, старательно скрывая воодушевление. Она пожала плечами. Друиг пожалел, что она уже подняла щит — он на самом деле хотел знать ответ. — Ты можешь всегда опустить их, знаешь. Поверь мне, я пойму, если это случится. — он прижал палец к ее лбу. — И загляну внутрь — но только если это то, чего ты хочешь. Маккари вновь подарила ему одну из своих великолепных улыбок. Теперь, когда все было позади, Друиг расслабился и по-настоящему почувствовал боль в теле, появившуюся из-за часов, проведенных в одном положении. Разместив руки по обе стороны от себя, он оперся на стол и попытался подняться, но весь мир закружился. Маккари толкнула его назад. Друиг застонал и прижал руки ко лбу. — Тебе нужно отдохнуть. Ты же еще восстанавливаешься, — показала Маккари. Друиг неохотно принял ее помощь, когда она взяла его за локоть и помогла подняться. Со столика рядом с ними она взяла стакан воды и прижала к его губам. Как только первые капли коснулись его языка, он начал глотать воду, как безумец. Маккари отняла стакан от его губ до того, как он захлебнулся. — Медленнее, — пожурила она. — Вода никуда не денется. Он слегка надулся, но послушался и, когда она вернула стакан, пил медленнее. До него не доходило, как интимно это было, до тех пор, пока он не закончил пить и не осознал, как близко друг к другу они находились. Маккари на самом деле была самым прекрасным созданием из всех, кого он когда-либо видел. Не осознавая, что делает, Друиг обхватил рукой ее лицо. — Моя прекрасная Маккари, всегда присматривает за мной. Его сердце с восторгом забилось, когда он заметил румянец на ее щеках. — Конечно. Ты же мой верный переводчик, помнишь? Заботиться о тебе — мой священный долг. Он рассмеялся. На секунду острая боль вернулась. — Как я мог забыть? Даже сам Аришем не мог бы одарить меня более великой жизненной целью. Маккари рассмеялась в ответ. Ох, вся его жизнь зависела от этого смеха. — Не прячься внутри себя, Друиг. — Аяк говорила ему то же самое. Механически Друиг придвинулся ближе, обернул свои руки вокруг ее спины и прижал ее к себе. Маккари, не колеблясь, позволила ему сделать это, но он не смог пропустить проблеск нервозности в ее глазах. Почти нос к носу, он наклонился и прижал свой лоб к ее. Закрыв глаза, он почувствовал ее мягкое дыхание на своем лице. Это было так сокровенно и пьяняще — быть настолько близко к ней, и было бы так легко наклониться еще ближе и поцеловать ее. Может даже рассказать о своих чувствах. Друиг никогда не считал себя трусом, но в этот момент с разочарованием осознал, что им он и был.