***
Признаться честно, Брумм не очень-то интересовался исследованием тех мест, куда прибывала Труппа по зову их общей песни, но весь день отсиживаться в шатре Маэстро в роли гармониста и «сторожа» тоже не тяготило музыканта. Простые прогулки по землям павших королевств хоть и навевали иногда тоску, ввиду тотальной разрухи вокруг, тем не менее... успокаивали, если на всё перечисленное стараться не обращать особого внимания. Во время такого незамысловатого отдыха Брумм часто думал: о жизни, о себе, о Труппе и многом-многом другом, что иногда могло отвлечь его разум от вечной песни, которая играла без конца и края, призывая завершить Ритуал. Однако, сейчас, когда богатый урожай собран с угасшей цивилизации — бродячим артистам практически нечего делать в этих землях, только ждать нового призыва. Теперь у Брумма было небольшое, но всё же время, чтобы расслабиться. Когда-то, возможно, местные земли и полнились различной жизнью, в том числе разумной. Но сейчас не осталось вокруг ничего, кроме камней, серых песков и продувающего всю поверхность ветра. Со средних размеров скалы вдалеке Брумм смог кое-как рассмотреть окончательно развалившиеся здания безымянного города, что будто муравейник, простирался далеко за видимые горизонты. Местные, очевидно, строили много и на века, раз некоторые постройки до сих пор стоят, пускай в крайне плачевном состоянии. Разум гармониста был настолько спокойным, насколько это было возможным в данный момент. И сейчас в его голову вновь закрадывались различные идеи, мысли, вопросы и возможные ответы к ним. Это занятие по копошению в самом себе было довольно затягивающим, но больше всего Брумма интересовал Маэстро — он сам по себе существо-загадка, которому гармонист служил вот уже какую сотню лет, при этом не зная о Гримме ровным счётом ни-че-го. Кто он? Откуда он? Как он обладает такой силой? Впрочем, несмотря на приличное количество вопросов, задать ни один из них Брумм не решался. Во-первых, многое было сугубо личным и, так сказать, интересоваться чужой жизнью не очень-то прилично. Во-вторых, гармонист не знал, как сам Маэстро отреагирует на подобного рода вопросы… он может спокойно ответить, а может испепелить Брумма одним щелчком пальцев. В это мгновение размышлений у бедного гармониста, обычно спокойного, встал неприлично большой ком в горле. После нескольких минут ступора, Брумм всё же решился пойти обратно к шатрам. Время шло, и ветер, и без того сильный, становился только суровее, грозясь сдуть всё на своём пути. А уже у шатров он спросит Маэстро… если хватит смелости и тот будет в добром расположении духа, конечно же.***
На небольшой по масштабам, укрытой каменистыми холмами песчаной полянке расположились в привычном для Брумма порядке оба шатра Труппы: большой и тот, поменьше, в коем обосновалась Святая. Пускай музыкант и привык к её поведению за долгие годы, она, тем не менее, не переставала иногда его удивлять… в хорошем или плохом смысле. Так и сегодня Брумм из палатки обычно неестественно радостной Святой, слышал совершенно нерадостное рычание, недовольные вскрики и грохоты немногочисленной имевшейся в её распоряжении домашней утвари. Было несколько не по себе от такого, но проверить старую подругу всё же стоит, хотя бы ради приличия. Брумм неторопливо, практически на цыпочках подходил сбоку к шатру подруги. Когда тот был совсем рядом со входом, он аккуратно, медленно отодвинул шторку, лишь бы краем глаза заглянуть внутрь. К сожалению или к счастью, но даже такое тихое и незаметное действо Святая умудрилась услышать, а может и учуять незваного гостя. — КТО ЗДЕСЬ?! — У Брумма от такого пронзительного крика с вылетающими во все стороны слюнями аж забилось с новой силой сердце, ушедшее в пятки. Однако, он не побоялся показать свою голову Святой, пускай ноги были полностью готовы, в случае чего, к побегу. Стоило ей увидеть знакомое лицо, как гневливая подруга расплылась в задорной улыбке. — А-а-а-х-х-х-х, Бру-у-ум! Это ты, дорогуша! Входи-входи, мой милый дружочек, не стесняйся! — Вся злоба Святой во мгновение ока испарилась, будто всего ранее происходящего ужаса и не было. Матка термитов отвернулась, передвинувшись на своём брюшке за деревянным низким столиком, который был так небрежно откинут ею же в сторону. Она поставила его по центру шатра, размахивающей клешнёй приглашая Брумма присесть. Он, впрочем, продолжил стоять на месте, не приближаясь ни на шаг. — Почему ты разозлилась? — Спокойным, казалось, бесчувственным голосом спросил музыкант. Святая продолжала расплываться в улыбке, несмотря на неприятный вопрос, жгущий самолюбие внутри. — Такая бедная земля и такие тут живут хамы! Ты и сам видишь, дружочек, как тут пусто. Нечего съесть… ничего вкусненького… — Святая облизывала клыки, так и представляя, как ей приносят целые горы восхитительных амулетов не менее аппетитные путники. Ничего страшного, предчувствие её не подводит: скоро она наестся досыта. — Мне нужно к Маэстро. Прости, не могу задержаться. — Брумм виновато склонил голову. — Хи-хи-хи, прошу-прошу, не стоит извинений, дорогуша! Иди, иди куда тебе нужно! — Жучиха вновь засмеялась, погрузившись в собственные мысли. Гармонист не стал задерживаться на месте и быстрым шагом пошёл к изначально намеченной цели. — Та-та, сладенький! — Эхом послышался протяжной голос вслед из маленького шатра. Войдя в пасть палаты, где обычно у входа располагался сам Брумм, а Маэстро на сцене, жук спокойно расхаживал по тёмным коридорам с алыми стенками, за годы ставшие ему родным местом обитания… даже домом, если так можно сказать. Здесь он зачастую коротал однообразные дни, играя на гармони песнь Труппы, что разносилась по небольшой округе. Брумм вышел на круглую сцену, над которой, будто пылинки, парили металлические фонари с алым огнём в них. Однако, несмотря на довольно хорошее освещение, места для зрителей оставались во тьме. По крайней мере, Маэстро сейчас был здесь, видимо, в очередной раз репетируя какой-то экзотический танец танец. Гармонист не был знатоком в этом. Барабанная дробь, фонари наводят свой свет на одно чёткое место и из самой тьмы, со взрывом и алой дымкой, из ниоткуда материализуется сам Маэстро: всё такой же высокий и в добром здравии. Низким поклоном он приветствует строго друга, на что Брумм отвечает взаимностью. Что же, если он не прогнал музыканта, значит в добром здравии… — О верный мой слуга, что так волнует в этот день тебя? — Гримм чувствовал мысли каждого из Труппы, Брумм не был исключением и Алый Бог прекрасно знал, какими вопросами задаётся музыкант. — Огонь манит меня, Маэстро. И всё же, позвольте мне, прошу, задать один единственный вопрос: как пламенем вы овладели? Как силу ту вы подчинили? — В вопросе Брумма не было страха, хотя вот его хозяин чувствовал сомнение в мыслях. Тем не менее, он посчитал, что поскольку гармонист служит ему уже сотни лет, так и не придав, не навредит открыть ему часть правды. — То долгая история, мой старый друг, но ежели ты хочешь знать и не боишься правды — так присядь… — Щелчком пальцев Маэстро призывает, если можно сказать, «стандартный для разговоров набор»: деревянный столик, два стула и фарфоровый чайный сервиз, собственно, с самим чёрным чаем, от которого шёл поток горячего воздуха с приятным ароматом. Из банальных правил этикета и уважение к Маэстро, Брумм сел за столик, удерживая крошечную в его руках чашку. Также поступил и сам Гримм, заранее прочистив горло от излишней хрипоты. — А теперь слушай, слушай… внемли каждому моему слову, ибо рассказанное тебе есть величайшая, древнейшая из древнейших истин. Та история стара, как само мироздание, и тёмная, как тьма Бездны, а вот как всё на самом деле началось…***
В давние времена… не настолько давние, когда мир только формировался, но которые проходили в необычайно большой промежуток времени далёкого прошлого, если судить с позиции простых смертных. Пустынный, на вид необитаемый мир, так или иначе, но постепенно наполнялся жизнью, пускай сначала и примитивной. Те звери были велики в размерах, могущественны… они могли легко сравнивать скалы в равнины или же сами становится частью земли после смерти. Однако, совсем не у многих тогда был разум. Нет, теми существами руководили лишь первобытные инстинкты. Грёзы… непонятно для самого же себя откуда, но Гримм обрывками помнил, как это чудное измерение выглядело, пока будущий Маэстро был единым целым с Лучезарностью. Хотя… их даже не было в то время. Они были неосязаемой энергией, чем-то древним, необъяснимым, что не дано было понять. В Грёзах не было ни света, ни тьмы. Там было всё, и ничего одновременно. Эфемерное пространство, что осознать могут только Высшие Существа. Тогда там были только те примитивные, смертные зверьки в виде духов и размытых образов, наполняя измерение своей жизненной энергией и скудными, но мыслями, пускай даже не осознавали этого. То было райское место, с которого большая часть богов черпала свою силу, становясь много могущественней себя прежних. Так, в один момент, некоторые боги впитали сами Грёзы, став проводниками света — Белого Света, возвысившего их над «Высшими». Господство бледных сущностей было абсолютным, власть безграничной... но так не могло продолжаться вечно. Свободные мысли великого множества существ заполняли измерение Грёз. Те мысли были разными: одни источали радость, другие грусть, третьи любопытство, четвёртые гнев... так сбылся самый страшный, самый кошмарный из снов и существа Бледного Света потеряли власть над Грёзами и простыми смертными. Поток когда-то беспорядочно летавших мыслей сливался в единое целое, такое похожее и родственное, но такое разное и чужое. Миру явились два новых божества, которым неровней были остальные. Мир Грёз разделился на сами Грёзы и Кошмары — больше у «земных» Высших Существ не было власти над этими измерениями и те начали слабеть, увядать и умирать. Лишь немногие выжили.***
— Я и сестра, мы были не схожи изначально… во всём, — Гримм впервые за долгие минуты своего подробного рассказа хлебнул чисто символически чаю из кружки, вновь прочищая хрипящее в последние годы горло. — но несмотря на это, являлись связанными друг с другом происхождением. Мы пообещали самим себе хранить хрупкий мир: моя Труппа и ногой не ступит в её земли, а она не покусится на ту часть Грёз, что подвластна Кошмарам. — Мастер, и даже ведь сейчас так сильна Лучезарная Богиня, как и вы? — Брумм не скрывал в своём голосе вопроса. Он и представить себе ранее не мог существо, что будет выше Гримма силой. — Хм-м… сложно сказать. Не общался я давно с ней, да и не нужно оно более: нынче своих дел хватает, а ещё интересоваться чужими та-а-ак утомительно. — И Брумм нисколько не уловил в словах Маэстро лжи, ведь и правда, зачем ему интересоваться делами далёких и не самых любимых родственников? — Ясно. Продолжайте. — С удовольствием, Брумм, так на чём же мы остановились? Ах да! — Маэстро театрально поднял указательный палец вверх, будто вспоминая давно минувшие дни с долей ностальгии. — Тогда, в Грёзах, я выглядел несколько иначе, хотя и походил отдалённо на нынешний облик. Вместо сестры, что предпочла остаться со своим дряхленьким народцем в четырёх стенах родного гнёздышка, я искал новую силу. Ведь, как однажды сказано было… — «Нет предела собственному совершенствованию» — На мгновение глаза Маэстро расширились, то ли от непродолжительного анализа фразы, то ли от удивления, что Брумм его перебил, пускай и в корень зрит. Впрочем, Гримм не стал подавать виду, довольно улыбнувшись собеседнику. — Всё верно, мой старый друг — всё верно до последнего слова. Мы всегда должны познавать новое, совершать открытия, достигать новых высот… а иначе, в противном случае, «жизнь» равна не более чем жалкому существованию. В тот момент, когда я осознал суть своих же слов, то отправился в далёкое странствие по этому чахнущему миру…***
Неимоверно сильный ветер дул, казалось, со всех сторон одновременно, разрывая тёмно-серую мантию на части. Надоедливые песчинки так и норовили залететь в глаза, в рот и небольшие ушные дырочки. Но всё это сейчас нисколько не волновало слепо идущего за своей целью Бога Кошмаров. Со стороны того можно было легко принять за обезумевшего странника, которого не волнует даже собственная жизнь. Однако, подобное представление было большой ошибкой: Гримм знал, куда должен идти. Более того, у него был дальнейший план… Многие обыватели редких поселений думают, что в бескрайних пустошах ты не встретишь ничего, кроме смерти. Для них Пустоши были не просто пространством, заполненным песком, камнем и кровожадными дикими тварями, но имели более глубокий… сакральный смысл. Туда отправлялись и никогда не возвращались, кем бы ты ни был: детёнышем малым, закалённым воином, опытным путешественником, дряхлым стариком или даже божеством — Пустошь забирает в своё дикое, безжизненное царство всё, всех и вся. Пред ней равен каждый и каким бы горделивым не было какое-то племя — они уважали того, кто смог понять Пустошь и стать с нею единым целым наравне с могущественным богом. Гримм знал лишь несколько таких счастливчиков за все тысячи лет и имена их давно уже затерялись в памяти. Однако, и эти мастера выживания (как, впрочем, и многие боги) знали о бесплодных землях далеко не всё. По крайней мере, Гримм знал намного больше: знал, что нынешние Пустоши когда-то, как и вся прочая земля, полнились разной жизнью, приобретавшей порой самые причудливые формы. Так могло быть вечно, но старый мир неустанно меняется, хотим мы того или нет. И это — одно из изменений, уничтожившее одно и давшее жизнь совершенно другому. Воздух, несмотря на сильные ветра и закрытое бесчисленной пылью и облаками солнце, становился всё теплее и теплее. Ещё несколько шагов — Маэстро уже будто сидел рядом с огромным кострищем, обжигающим, плавящим чёрный хитин. Но даже тогда Гримм не подумал остановиться, развернуться и уйти восвояси, упорно продолжая идти к такой близкой цели. Ничего страшного, он вытерпит этот неестественный жар. Среди прочих скал возвышалась одна единственная: та, что была выше и больше других. Ничем не примечательный памятник местной «природы» для многих, но не для Алого Бога. Наконец-то, спустя целые годы странствий он нашёл то, что нужно. Из дальних ходов горы лился красновато-оранжевый свет, знаменуя окончание путешествия. Пускай жар воздуха неприятно жёг хитин, Гримм продолжал идти вперёд с ещё большим упорством. Он наконец-то стоял напротив гигантского пещерного прохода, из которого исходило ало-оранжевое свечение в разных оттенках. Ну как стоял… уже ползал на коленях. Какой бы совершенной и приспособленной для разных условий не была его оболочка — она может выдержать далеко не всё. По крайней мере не такую силу. Ноги и руки сводило от нестерпимого жара, а в горле встал горячий воздух, готовый, казалось, сжечь Гримма изнутри. Когда даже на ногах было невозможно ползти, он всё ещё использовал руки, карабкаясь по неровному каменистому полу будто в гору. Несмотря на разъедающую всё тело боль, Алому Богу не хватало воздуха, из-за чего тот старался дышать глубже и больше, лишь причиняя самому себе новые страдания. Однако, неведомая сила, что жуки называли «волей к жизни» двигала им, заставляя ползти и ползти дальше к своей цели. Бесчисленное множество неровных пещерок всё же вывели Гримма к, похоже, самому центру горы: месту, где жил Бог Богов… один из них, если быть точнее. Посередине на удивление симметричного и необычайно просторного помещения находилась так не вписывающаяся в теперешнюю обстановку кривая дыра, обложенная камнем. Огонь лишь самыми верхними язычками выглядывал из неё, спокойно колыхаясь в пределах кривого круга. К небольшому удивлению Алого Бога, общая температура именно этого зала казалась вполне удовлетворительной и даже больше — комфортной для смертного тела. Настолько, что пара минут лежания на холодном полу вернули к Гримму все затраченные силы. Впрочем, для него не было чем-то неожиданным наличие такой специфической охраны, от которой любой другой скончается ещё на подходе к жилью древнего бога. Гримм буквально на цыпочках крался к бездонной огненной дыре, стараясь не издавать лишний шум. Впрочем, польза от его попытки подкраситься сомнительна — опасность ему не грозит… не сейчас точно. Сердце в груди, тем не менее, колотилось с бешеной силой, но не от ранее испытанного жара, а из-за банального страха, которому был подвержен даже Бог Кошмаров. Когда он стоял над самой огневой проростью, то заглянул в глубокую яму, ведущую в пекло — к ядру земли. Всё, что он мог сейчас сделать, так это с треском хитина упасть на колени у обрыва. И Гримм принялся ждать... ждать и молиться, чтобы Бог Богов не испепелил его на месте и прислушался к желанной просьбе.***
Долгое нахождение прислонённым всем телом к полу в поклоне всё больше навевало на уставшее тело Гримма желание заснуть, поспать хотя бы немножечко. Он с огромным упорством отгонял мысли о сне, стараясь напрячь, взбодрить тело. И у него даже получалось противиться какое-то время… Каждый раз, когда Алый Бог закрывал глаза, веки слипались вместе всё сильнее и сильнее, обволакивая красные очи тёмной, прохладной и такой приятной пеленой. Он чувствовал, как силы покидают смертную оболочку, унося прямиком в Грёзы. Тело застыло в одной позе, будто каменная статуя, не было сил даже думать. Гримм в последний раз с огромным трудом приоткрыл на четверть глаза, видя всё то же огнище через расплывающуюся муть, после окончательно провалившись в глубокий сон.***
Гримм более не чувствовал собственного тела. Ноги, руки, туловище, голова — всё стало невообразимо лёгким, будто стоит оттолкнуться от какой-то поверхности и он начнёт парить высоко над землёй. Но была ли земля в месте, куда попал Алый Бог? Веки неохотно открылись лишь наполовину и Гримм узрел перед собой великое ничто. Полная пустота. Безграничное пространство, где не было ничего: ни земли, ни неба, ни света, ни тьмы, ни воздуха, ни понятий «верх» и низ», ни одного намёка на хоть какие-то формы жизни. Несмотря на это, Гримм прекрасно видел, где находится и как никогда чётко осознавал себя. Он мог дышать, издавать звуки. Это место, значение которого даже самые высшие из богов понять неспособны. Оно было всегда и никогда одновременно, находилась везде и нигде, тут было всё и ничего. Это место, что было, есть и будет до и после существования самого времени и пространства. Тем не менее, даже сюда можно попасть, если знать как… Перед Гриммом из ниоткуда вспыхнуло маленькое пламя, едва больше его ладони. Оранжево-красный огонёк не приближался и не отдалялся от него, будто внимательно осматривая незнакомца. А Гримм предпочёл лишний раз не двигаться… не в такой момент и не в таком месте. Огонёк спокойно потрескивал на месте, выпуская искры во все стороны, которые тут же исчезали в абсолютном ничто, становясь его частью. Гримм внимательно следил за ним, надеясь на хоть что-нибудь, любой знак или действие. В один момент, огонь стал в разы больше, неминуемо приближаясь к Гримму и внезапная боль ударила того в голову, будто кулаком, кувалдой или чем-то ещё тяжёлым. Теперь он вновь уснул, но уже далеко не сладким сном, как раньше. Глаза резко открылись и Гримм всё ещё прекрасно ощущал последствия сильного удара в виде боли, разрывающей голову на части. Когтями он вцепился в рога, пытаясь унять её. Однако, нечто перед ним не было намерено ждать… — Встань. — Короткий приказ вылетел из грубого, басистого голоса, не выражающего ни единой знакомкой эмоции. Гримм повиновался, сначала приподнявшись на четвереньки, а затем, упираясь руками в колени, на свои ноги, затёкшие от долгих часов в нижайшем поклоне. Взору его предстало извивающееся во все стороны пламя, достававшее своими языками до самого потолка огромной пещеры. Огонь, казалось, слегка склонился в его сторону, будто внимательно прислушиваясь. Только вот у Бога Богов, находившегося перед Гриммом, похоже вообще ничего не было. Ни глаз, ни рта, ни рогов, ни рук тот не имел. Но голос, всё-таки, исходил именно от него, отдаваясь продолжительным эхом. — Я знаю, зачем ты пришёл в вечное пристанище. Твоё желание присуще всем: не только низшим смертным, ползающим в земле, но и богам, парящим в небе. Я позволю говорить сейчас из милости и выслушаю твоё лепетание, но помни: говори чётко, проси мало и уходи быстро. Если посмеешь дерзить — не просто душонки своей жалкой лишишься, а познаешь невиданные муки, что будут длиться бесконечное множество лет. — От голоса осыпались камни пещеры и Богу Кошмаров, как бы иронично это не выглядело, стало страшно… как минимум за себя. С трудом он сглотнул ком, подступивший к горлу и набравшись силы духа наконец заговорил, хоть не по своей воле. — Сильнейший и мудрейший Бог из Богов, дикого пламени ты повелитель с самого начала времён. Милость ты высшую мне даровал, не отдав в жертву всепоглощающему и ненасытному пламени. Позволь же мне, низко прошу, пламя нести в своём сердце всю вечность. — Слова каким-то неведомым образом сами вылетали из уст Гримма, чему тот был несказанно удивлён. Пламя лишь слегка колыхнулось в правую сторону, казалось, будто вовсе пропустив молитву мимо «ушей». — Если истинно твоё желание… — От огромного кострища будто бы отвалился огонёк поменьше, размером едва больше ладони Гримма, куда тот и сел: грея, но не обжигая хитин. — …То прими дар. — Бог Богов говорил всё таким же грубым голосом, пока Король Кошмаров без лишних эмоций рассматривал переливающийся в руках огонёк, что был подобен больше какой-то жиже. Гримм в последний раз взглянул на огромное кострище, представляющее высшую силу даже для него самого. Огонь скрипел, будто в нём что-то догорает, и обдавал своим жарким дыханием, вновь нагревая тело до высоких температур. Король Кошмаров тщательно планировал свои действия годами и сейчас стоит на пороге выполнения поставленной задачи. Он в очередной раз прокручивает в голове каждое своё действие, вплоть до самых ничтожных мелочей, пытаясь найти возможные, но такие нежелательные изъяны в ходе долгого путешествия. Однако, к его удивлению: ничего. Нет ни одной причины, по которой тот должен усомниться в правильности всего сделанного. Гримм полностью закрыл свои глаза, мысленно концентрируя каждую частичку своего тела на огоньке. Точнее, на поглощении оного. Сначала простое тепло разливалось по венам и только потом пламя начало рассеиваться в разные стороны, впитываясь в хитин невидимыми струйками. На удивление, то проходило совершенно безболезненно, даже напротив — приятно очищая разум от лишних мыслей. «Время пришло… сейчас!» Король Кошмаров направил обе руки к Огнебогу, растопырив тонкие пальцы, тот принялся поглощать не только данное ему пламя, но и само божество. Алый огонь окутал того со всех сторон, сковывая движения, будто цепи — теперь ему некуда бежать и Гримму он ничего не сделает. Он продолжал реками впитывать в себя пламя Бога Богов, пока тот постепенно становился всё меньше и меньше… даже когда хитин буквально разрывало изнутри на части от переизбытка мощи, а тело уже не слушалось собственного хозяина, воля Гримма была по-прежнему непреклонна. Когда закончилось место в нём самом, то Король Кошмаров напитал энергией и Сердце, начавшее биться в несколько раз быстрее. Огнебог, казалось, бессильный и беспомощный, ничего не мог сделать наглецу, кроме как издать пронзительное, прерывистое кряхтение, будто умирающий в последние мгновения старик что-то пытался сказать… или засмеяться над ситуацией. И Гримм, в сравнении с ним, был самим воплощением напряжённости, что аж глаза чуть не вываливались, пока тело поглощало пламя. Даже когда от подобного «угощения» тянуло блевать, он, скрипя зубами, только усилил натиск, сдавливая противника со всех сторон. Когда же всё наконец закончилось — потухло дикое пламя, а Гримм свалился мешком наземь, будто мёртвый, не в силах даже дышать нормально. По сути своей, Алый Бог и был какое-то время мёртв… в материальном мире. Но отнюдь не в Кошмарных Грёзах, где тот лишь «переводил дыхание» в компании собственного Сердца. Что-что, а оно было довольно новым угощением, позволившим биться быстрее, сильнее и что не менее важно — вечно. Теперь нужно лишь топливо для пламени, в коем не было нехватки: всем сняться кошмары, особенно в тяжкие времена. Когда Гримм вновь проснулся в своей смертной оболочке, то помимо прочих привычных за сотни лет ощущений, чувствовал горящее внутри пламя. Уже его и только его пламя. Оно скреблось и искрилось внутри, раскаляя внутренности. Стоило Гримму лишь попробовать открыть рот, как горло пронзил сильный кашель и наступившая за ним хрипота, сменившая некогда прекрасный певчий голос на такой звук, будто две заржавевшие металлические пластины трут друг о друга. Он медленно, вяло плёлся к выходу из ныне обычной большой пещеры и совсем недавнее время назад — бывшего храма Бога Богов. Одного из тех, кто застал рождение мира. У Короля Кошмаров было много планов на пламя и его новые возможности, которые открывала обретённая сила. Слабый и изнеможённый огненной пыткой, он радостный, довольный и горделивый плёлся к выходу на хромых ногах. Не сразу Огнебог вновь смог себя осознать, просыпаясь везде и нигде одновременно. Он прекрасно чувствовал, что ныне лишён прежних сил и теперь не более, чем сторонний наблюдатель. Благо хоть незаметный для нового «хозяина» пламени. Юный наглец может и потрепал его, но не убил, ибо такое существо невозможно уничтожить окончательно — ему подобные всегда вернутся, в том или ином виде. «Наконец-то… свобода-а-а-а…» — Шептал про себя Огнебог. Придёт один день и он снова выберется, на сей раз окончательно. Ведь что такое несколько сотен лет, когда ты живёшь вечность? Он обязательно, обязательно отомстит судьбою вверенному для него Алому Богу, но лишь когда пробьёт нужный час… И тогда мир узрит его истинную мощь…***
— Ну что же, Брумм — мой верный друг, понравился тебе рассказ? И вижу по глазам пытливым, что заинтересован ты сейчас услышать ту историю ещё не раз. — Довольный восторженным взглядом подопечного, Маэстро хрипло рассмеялся, допивая чай из кружки. — А, впрочем, на том она к концу подходит, слуга мой верный. Так поспешим! Я чувствую, что ритуал зовёт нас вновь. Укажет нам пути огонь той вечной песни, поёт которая о жизни бесконечной! — Радостный Гримм откинул кружку в сторону и та незаметно растворилась в воздухе, будто никогда её и не было. — Спасибо за историю, Маэстро. Я буду помнить её всюду, хранить средь дум пустых всю службу на посту. — Брумм почтительно поклонился, уходя после на привычное место у входа. И Гримм тому вслед не смотрел, ведь есть и более насущные вопросы. Зовёт огонь всю Труппу в королевство, величию которого равных нет. Там ввысь идут дома, разрывая полотно небес. И в то же время те уходят в Бездны низ, во мраке всем давая свет. Последняя цивилизация. Последний оплот разума. Дом Черва. Халлоунест.