Одинаковые

— Дебил, сука, ёбаный. Космос мечется по квартире, не находя себе места, то и дело нервно хватаясь за волосы. Ненависть к самому себе зашкаливает. Где-то в глубине сознания внутренний голос мерзким тоном требует закинуться очередной дозой кокаина, расслабиться, забыться; но Космос к этой дряни больше не притронется, нет. Обещал ведь. Пчёлкин вот уже пару дней не звонит и не пишет, и Космос с ума сходит — донимает Белова звонками и расспросами, и тот почему-то каждый раз на очередное: «Сань, чё там с Пчёлой? Он там живой вообще? Он не появился?» вместо посыла нахуй терпеливо отвечает: «Нормально с ним всё, Кос, не истери. К родителям уехал. Проветрится и вернётся обратно». Космос молча кивает, будто Саша может это видеть сквозь телефонную трубку, но звонить родителям Пчёлкина не решается — им лишние переживания точно ни к чему. Так и проводит одну из двух выделенных Беловым недель отпуска — нарезая круги по комнатам и сражаясь с собственными мыслями. Простипростипростименяпожалуйста. К вечеру воскресенья у Космоса заканчивается терпение. Он поспешно набрасывает на плечи длинное черное пальто, запирает квартиру и едет к Пчёлкину, по пути купив в супермаркете дорогущий виски. Руки трясутся, будто от ломки, сердце колотится где-то в горле, заглушая стуком мысли. Космос едет наугад, не зная, дома ли Витя. Если потребуется, он будет ждать его у двери, словно преданный любящий пёс. Любящий. Космосу страшно до чёртиков. Космос боится похерить всё, что у него осталось, за один раз, рискует разрушить хрупкое равновесие, но молчать и терзать себя самого у него сил уже не хватает. Кто бы мог подумать, что он влюбится в лучшего друга. Влюбится отчаянно, до надрывного воя, рвущегося наружу, до выворачивающей боли под ребрами. Когда это началось, Космос точно сказать не может. Кажется, что так было всегда. Его магнитом тянуло к Пчёлкину, и одновременно хотелось постоянно быть рядом и в то же время сбежать, исчезнуть, лишь бы не наблюдать, как Витя с девушками флиртует, как ищет очередную пассию на одну ночь. Как принадлежит не ему. Иногда он думал, что его дурацкие чувства взаимны. Витя вёл себя как обычно, но Космосу казалось, что он смотрит на него иначе. Чуть дольше, чуть теплее, чуть внимательнее. Пчёлкин больше всех бесился, когда Космос подсел на кокаин. Пчёлкин первым оказался рядом, когда Космос чуть не умер от передоза — будто чувствовал, что ещё немного, и Космоса больше не будет. Он вспоминает панику, плескавшуюся в глазах Вити, когда Шмидт нашёл его и привёз в больницу, и очередная волна ненависти к самому себе захлёстывает его ледяной волной. Вспоминает, как Пчёлкин испуганно смотрел на него и как дрожала его рука, в которую Космос яростно вкладывал пистолет, крича: «Прости, прости меня, брат, это я, я виноват, я!». Он быстро добирается до нужного адреса. В окнах Витиной квартиры свет не горит. Космос на ватных ногах идёт к подъезду, игнорирует лифт, поднимаясь на нужный этаж по лестнице. Нервничает, как первоклассник у классной доски, когда заносит руку над дверным звонком, медлит, пару мгновений собираясь с мыслями, и резко, не позволяя себе отступить, жмёт кнопку. Трель звонка кажется ему чересчур громкой — Космос слегка вздрагивает, а когда гул утихает, напрягает слух, стараясь уловить в установившейся тишине звук шагов за дверью. Он поднимает руку к звонку, намереваясь нажать кнопку снова, но не успевает — дверь распахивается, и он встречается взглядом с Пчёлкиным. Витя выглядит растерянным. — Ты чё тут делаешь? — вместо приветствия выдаёт он. Космос жмёт плечами и как-то рвано и нервно хмыкает. — Пустишь? Витя отходит в сторону, кивает — мол, конечно. Космос заходит, чувствуя, как дрожат колени. Блядство какое. «Тебе что, десять лет, тряпка?» — А я переживал, знаешь, — говорит Космос, снимая пальто и обувь. — Что за молчанку устроил, а, Пчёла? Витя смотрит на него слишком пристально, будто в душу заглядывает. Космосу внезапно хочется попросить: «Отвернись». — Родителей навещал. Отпуск же. Белый план мести Кордону строит, решил вот перед боевыми действиями проветриться немного, пока возможность есть. Как-то, знаешь, подташнивает уже от всего этого, — Витя отвечает ровно и спокойно. Будто и не было ничего. Будто не он из-за Космоса чуть не получил пару недель назад подписанный смертный приговор. — Ясно, — кивает Космос. Вспомнив про виски, он достает бутылку из кармана пальто и протягивает её Вите. — В знак примирения. — Примирения? — Пчёлкин слегка выгибает бровь. — Помирились ведь уже. Медицинского спирта тебе мало было? — Бля, Пчёла! — рявкает Космос. Невозмутимость Вити его бесит. — Забери уже эту ебучую бутылку! — Не ори, — спокойно говорит Витя. Забирает из рук Космоса виски и уходит на кухню, жестом позвав его за собой. И Космос идёт, как заворожённый, мгновенно забывая все ругательства, что вертелись на языке. Витя молча достаёт два стакана, разливает виски и протягивает один стакан Космосу. Тот отказывается, как-то странно тушуясь. Витя делает пару глотков, после чего не выдерживает: — Кос, что за хуйня с тобой происходит? — Со мной? — удивляется Космос. — Нет, блять, со мной! — повышает голос Витя. — Смотришь на меня взглядом щенка побитого, Сане мозги выносишь — где я, что со мной! Мне позвонить было слабо? Боялся, что я с тобой разговаривать не буду? Не в детском садике вроде. — Стыдно мне! — перекрикивает его Космос. — Стыдно, блять, потому что из-за моей тупости ты чуть не умер! В комнате устанавливается напряженная тишина. Они смотрят друг на друга неотрывно, пристально, будто в гляделки играют. Отведёшь взгляд — потеряешь шанс на прощение. Космос, кажется, даже моргать забывает. А Витя, допивая виски, вдруг смеётся. — Ты обдолбался, что ли? — Я завязал. Ты прекрасно знаешь. — Сколько раз ты завязывал уже? — В прошлые разы я тебе не обещал. Витя еле заметно улыбается. — Вон оно что. — Не издевайся, — не выдерживает Космос. — Я вообще не выпить пришёл. — А зачем тогда? Космос глубоко вздыхает, будто готовится нырнуть в ледяную воду. — За прощением. Витя смотрит на него непонимающе. — За что? Мы вроде как разобрались уже со всем. — Пчёла, бога ради, прекрати. Я тебе чуть приговор не подписал, понимаешь? Я тебя предателем посчитал, был готов лично тебя пристрелить. Я тебя возненавидел, убить хотел, потому что такую подставу не прощают никому — ни друзьям, ни… — Космос резко осекается, будто из него выбили воздух. — Ты осознаёшь, что если бы Ольга хоть на минуту задержалась с камерой, ты бы здесь сейчас не стоял? По моей вине! — Не только по твоей. — Это я убедил Белого, что ты подстроил взрыв. Витя молчит, наливает еще виски в стакан и медленно отпивает. Космос злится ещё больше. Равнодушие Пчёлкина раздражает. Хочется, чтоб он ударил его, наорал, выгнал, да хоть что-нибудь уже сделал, лишь бы не смотрел так, будто Космос ничего не натворил, не перешёл допустимую грань. Космосу вывернуться наизнанку криком хочется; как тогда, в больнице, хочется вложить Вите в руку пистолет и наставить на собственный лоб. Видел бы их в этот момент Фил — покрутил бы пальцем у виска, обозвал идиотами и оказался бы стопроцентно прав. — Да не молчи ты! — орёт Космос, делая шаг ближе. Выхватывает из рук Вити стакан и с размаху швыряет его в стену. Осколки разлетаются в разные стороны, по светлым обоям некрасиво расплывается влажное пятно. Нервы у Космоса натянуты до предела, еще немного — и взорвутся, прямо как этот стакан. — Придурок лагерный, — тихо говорит Витя. — Я всё понимаю. И простил тебя давно. Всё, успокоился? — Ты не понимаешь, что это для меня значит, Пчёла! Я же… — начинает Космос, и в тот же момент замолкает, потому что Пчёлкин резко подается вперед и Космос чувствует его губы на своих. Где-то внутри у Космоса в то же мгновение взрываются фейерверки. Он широко распахнутыми глазами смотрит на Витю — боже, неужели это реальность — и отмирает спустя несколько бесконечно долгих секунд, несмело отвечая на поцелуй. Витя толкает его к столу, руками скользит по бокам и спине. Космосу мало, катастрофически этого мало. Обострившееся желание туманит его разум, он хочет всё и сразу, но остатки здравого смысла подсказывают ему, что ещё не время, и он мягко отстраняется. — Вить… — Я же не слепой, Кос. И не идиот. Хотя, наверно, идиот — сумел же в тебя, придурка, влюбиться. — Ты… Чего? — Бля, Кос, — Витя нервно проводит рукой по волосам. — Не ты один тут несчастно влюблённый в своего друга детства, прикинь? Космос изумлённо молчит. Витя прижимается лбом к чужому лбу. — Думал, незаметно? — Да, — честно признается Космос. — Как ты понял? — Мы с тобой одинаковые, чудовище космическое. Не надо быть гениальным психологом, чтоб понять, что ты чувствуешь. У Космоса сдают нервы, и он начинает смеяться. Тихий смех переходит в истерический. Космоса ведет в сторону от понимания, что ему не казалось и он не сошёл с ума — у них и вправду взаимно. Он сползает вниз, на пол, прижимаясь спиной к ящикам стола, закрывает лицо руками. По щекам катятся непрошеные слёзы, но Космосу плевать. Витя осторожно убирает его ладони и снова целует, отчаянно, яростно, пытаясь заставить Космоса поверить в происходящее. И Космос верит. Он целует в ответ, цепляясь за чужие плечи ледяными пальцами, с силой сжимая Витину рубашку и притягивая его к себе как можно ближе, будто хочет раствориться в нем. — Я люблю тебя, — выдыхает Космос, едва они прерываются, чтоб глотнуть немного воздуха. Витя смотрит на него так, будто Космос — самое дорогое в мире сокровище. — Я люблю тебя, — четко повторяет он, глядя Космосу в глаза. И мир для них перестаёт существовать.

***

— Кос, ты идёшь или как? — Я не могу найти грёбаный галстук! — возмущённо откликается Космос. Витя закатывает глаза и возвращается в спальню. Космос яростно копошится в открытом ящике бельевого шкафа, что-то бурча себе под нос. — Да забей ты на него, — Витя берёт его за руки и поворачивает к себе. Космос дуется, пока Пчёлкин расправляет воротник его рубашки. — Мне ты нравишься любым, а остальные тебя и без галстука узнают. — На крестины ведь собираемся. Официальность положена. — На крестинах дочери Филатовых твоя официальность точно ни к чему. В офисе натаскаешься своих галстуков, — Витя разглаживает невидимые складки на ткани рубашки и быстро целует Космоса в уголок губ. — Поехали, а то опоздаем. — Я просто нервничаю, — признается Космос. Он поднимает правую руку и задумчиво смотрит на тонкое золотое кольцо, опоясывающее безымянный палец. Витя тоже поднимает правую руку и показывает ему такое же кольцо. Они обменялись ими два дня назад, на их десятую годовщину. Объявлять во всеуслышание об этом они не собирались, но прекрасно понимали, что друзья заметят их обновки и без внимания не оставят. — Я тоже, — кивает Витя. — Но сейчас всё хорошо, Кос. Самое страшное мы уже прошли. Теперь всё в порядке, у каждого из нас. И всегда будет в порядке, я тебе обещаю. Веришь мне? И прежде чем поцеловать его, Космос отвечает: — Верю.