Большие Надежды

Переминаясь с ноги на ногу на крыльце побитого временем, но некогда роскошного особняка, он пытался морально подготовиться к встрече с мадам Бэрбоун, о которой местные слагали небылицы. Вот только дядя не верил во всю эту чушь. По крайней мере, не во все. — Перси, — говорил тот напутствие накануне, — сама Мэри Лу Бэрбоун захотела, чтобы ты поиграл с ее воспитанником. Только и всего. Кто знает, что на уме у этой сумасшедшей? Но она обещала вложиться в мое дело. Мальчик не виноват, что его покровительница немного не в себе. Персиваль не горел желанием развлекать безумную мадам Бэрбоун. Да и ее воспитанник, как было известно, младше него на несколько лет, а может и вовсе школьник. Обычно у мальчиков в их возрасте совершенно разные интересы. Но дядю Гондульфуса разочаровывать не хотелось, да и заняться на каникулах перед университетом Персивалю было нечем. Дверь по-прежнему не открывалась, и он постучал еще раз в старомодный молоток в виде головы птицы. Персиваль осмотрел себя еще раз, надеясь, что выглядит достаточно опрятно для знакомства. — Первое впечатление всегда самое главное, — учил дядя. — Инвесторы сразу решат, достоин ли ты. Что же, сейчас Гондульфус инвестировал своего племянника в их будущее, пусть и делал это без злого умысла. Тяжелый засов заскрипел, и в дверном проеме показалось лицо молодого юноши. Персиваль ожидал увидеть кого угодно — веселого мальчика, на которого воспитание в странной обстановке не произвело никакого эффекта, тихого и скромного юношу, мечтающего наконец достигнуть совершеннолетия, чтобы сбежать из этого дома. Но на него пара карих и непроницаемых почти черных глаз смотрела со снисхождением. — А, это ты, — небрежно бросил он, распахивая дверь. Назад он отступил с таким видом, будто делал великое одолжение, чем еще больше вызывал недоумение. — Входи. Тебя уже ждут. Персиваль сразу понял, что с ним будет трудно. Не потому ли с мальчишкой хотят играть только за деньги или покровительство Мэри Лу? Его высокомерие настолько поразило Персиваля, что он растерялся, даже не представившись и не поставив зазнайку на место. Может, оно и к лучшему? Если нужно было понравиться мадам Бэрбоун и развлекать ее вместе с воспитанником, то вряд ли в это понятие входило «учить жизни» и «делать замечания». Лучше проглотить свое негодование и потерпеть, чтобы не разочаровывать дядю. Так и не представившийся мальчик вел плетущегося за ним Персиваля через пыльные просторные залы, гордо выпрямив спину. Нежно-лавандовая рубашка свободно облегала его тело, а темные, как шкурка спелого инжира, шорты едва доходили до середины бедра, зато в тон рубашке гольфы были натянуты чуть ли не до колен, как у гимназиста богатого интерната, плотно обхватывая крепкие икры. — Куда мы идем? — спросил Персиваль, не уверенный, что ему вообще станут отвечать. — К мадам конечно же, — хрипловато ответил мальчик. Его подростковый голос уже начинал ломаться. Он замер перед высокими дверьми, развернувшись, и указал взглядом на них. Персиваль наконец-то смог рассмотреть его лицо. Выступающие скулы, нежные пухлые губы, нос с аристократической горбинкой и маленькой родинкой, по-детски пока еще округлые щеки. Они были уже одного роста, хотя Персиваль и старше года на четыре точно, если не больше. Смотрел он оценивающе, изучающее, будто хотел найти слабое место у своего гостя. С трудом отведя взгляд, Персиваль взялся за ручку и потянул дверь на себя. Мальчик не шелохнулся. — А ты разве не пойдешь? — немного растерялся он. В ответ тот выразительно закатил глаза, круто развернулся на каблуках кожаных ботинок и пошел прочь, демонстративно выкручивая ноги так, чтобы выставить напоказ тонкую кожу под коленями. Персиваль еще с минуту растерянно смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из виду, и лишь тогда решился переступить порог комнаты. Первое, что ему бросилось в глаза — это стоящая в центре огромная высокая клетка с огненно-красным попугаем. Приблизившись, Персиваль сунул палец между прутьям и согнул его, ухватившись за решетку, заглядывая в черные глаза птицы, от которых к затылку шли узкие лиловые перья, точно небрежный мазок кисти. Попугай задумчиво склонил изящную голову, рассматривая гостя с неприкрытым любопытством. Переминаясь на месте, он распушил крылья с черными подпалинами. — Пальцы! Персиваль вздрогнул, отдернув руку на приказ строгого женского голоса, доносящегося откуда-то из глубин будуара. Мадам Бэрбоун. — Красному лори достаточно одного щелчка клювом, чтобы серьезно травмировать человеку палец, — выходя из-за штор, частично закрывающих портал, за которым скрывалась еще одна комната, объяснила Мэри Лу Бэрбоун. Она была уже немолода, но сохранила былую красоту. Прямые черные волосы, остриженные под каре, четко выверенные жесты, тонкие губы и цепкий взгляд, как когти лори. Персиваль послушно выпрямился и склонил голову, приветствуя хозяйку. — Мадам, — учтиво произнес он, не смотря ей в глаза. — Мисс. Мисс, мой мальчик,— поправила она, подходя к нему и с любопытством разглядывая, точно ее птица. — А ты хорошенький. Мэри Лу улыбнулась, беря его за руку, а другой коснулась щеки, с торжеством изучая его лицо, но буквально мгновение, и ее взгляд помрачнел и даже слегка прояснился. — Ты кто такой? — Персиваль, — живо ответил он. — Персиваль Грейвз. Племянник Гондульфуса Грейвза, он… — Да-да-да, я помню, — осадила она, махнув рукой, и ее губы вновь растянулись в улыбку. — Юный Персиваль, как Артурианский рыцарь, искавший Золотой Грааль. — Мэри Лу похлопала его по щеке. — Что станет делать доблестный рыцарь, чтобы спасти свою прекрасную королеву Кондвирамур? — Сразит дракона? — нерешительно предположил он, поскольку никогда не доводилось читать Артуриану, хоть он и увлекался писательством. — Победит осаждающих ее замок рыцарей, — со снисхождением, точно таким же, как и у ее воспитанника, пояснила она, сжимая его ладонь и не желая отпускать. — Молодое поколение такое необразованное. Когда-то рыцари в куртуазную эпоху готовы были лечь на мечи, чтобы коснуться локтя своей возлюбленной, и пройти сотни миль, лишь бы встретиться издалека с ней взглядом. Прикрыв глаза, Мэри Лу прижала его ладонь к своей напудренной щеке. — У тебя есть возлюбленная, рыцарь Персиваль? Уж не хотела ли она претендовать на эту роль?.. Персиваль хотел соврать, чтобы оставить в прошлом этот неловкий момент, но не смог. — Нет, мисс. — Правильно делаешь — любовь коварна. Вот, смотри. — Она отняла его ладонь от щеки и прижала к своей объемной груди, скрытой плотным сливовым платьем. — Знаешь, что это? Персиваль смущенно заглянул в ее глаза и приоткрыл рот, не зная, что сказать. — Вы… Ваш бюст, — ответил он в полнейшей растерянности. — Сердце, — грустно объяснила она. — И оно разбито… — Простите… — Ничего. Мэри Лу печально улыбнулась, беря его под руку и прижимаясь головой к плечу. — Итак, Персиваль. Перси… Могу я так звать тебя? — Да, мисс. — Перси, — с чувством повторила она, ведя его в следующую комнату. — Твой дядя любезно согласился, чтобы ты составил нам с Криденсом компанию. Ты уже познакомился с ним? — Он… привел меня сюда, — объяснил Персиваль, садясь рядом с Мэри Лу на обитую ситцем кушетку. «Криденс», — повторил он про себя, будто пробуя имя на вкус. Криденс. Криденс. Кри… денс. — Очарованный мальчик, — похвалила она воспитанника. — Все схватывает на лету. Мое лучшее творение. Скажи, что ты думаешь о Криденсе? — Я… — Ты, ты, — поторопила она. — Ну? Шепни мне на ушко. Обещаю, он ничего не узнает. — Он несколько заносчив, — опасливо произнес Персиваль, морально готовясь к резкой реакции. Но вместо того, чтобы осудить его за критику своего лучшего творения, она хитро скосила на него глаза. — Что-нибудь еще? — Он красивый, — чтобы немного сгладить первый ответ, признал Персиваль. Это утверждение было невозможно отрицать. Несмотря на надменность, мальчик и правда оказался чудо как хорош собой. — Что-нибудь еще? — подбодрила она, поглаживая его предплечье, точно хотела утешить. — Кажется, я ему не нравлюсь. Мэри Лу согласно прикрыла глаза, с пониманием кивая. — Но ты его любишь. — Она удрученно вздохнула, точно ее пророчество уже сбылось, и в этом не было никаких сомнений, поскольку оно являлось непреложной истинной. — Он разобьет тебе сердце. Печально, но факт. Ты уже полюбил его. И хотя я знаю, что этот мальчик причинит тебе лишь боль, ты все равно будешь желать его. Любовь — великая вещь. Персивалю отчаянно хотелось возразить, что его поняли совершенно неправильно, и Криденс лишь ребенок, пусть и достигший довольно зрелого возраста. Он начинал жалеть, что согласился на эту авантюру, но ему не хотелось подводить дядю, хоть и подмывало вырваться из цепкого захвата Мэри Лу и навсегда покинуть этот дом. — Мне не нравятся мужчины, — робко признался он, надеясь не рассердить незнамо что навооброжавшую себе мисс Бэрбоун. — И правильно делаешь, — поддакнула она, поглаживая его руку сквозь ткань рубашки. — Испорченные создания. Ты сам можешь когда-нибудь стать таким же. — Мэри Лу доверительно похлопала его по предплечью. — Итак, что ты умеешь? — Прошу прощения? — Развлекать! — Вращая запястьем, она помахала рукой в воздухе, наконец-то отпустив его. — Танцы? Ты умеешь танцевать? — Боюсь, что нет, — ответил Персиваль, пытаясь поспевать за резкой сменой тем. — Простите, мисс. — Боишься? — хохотнула она. — Или не хочешь? Может, рисовать? — На уровне школьных уроков изобразительного искусства, — торопливо пояснил он, чтобы не дать повода усомниться в своей искренности. — Тогда зачем ты мне здесь нужен? — недовольно вздохнула она, откидываясь на спину кушетки, будто хотела оказаться от него подальше. Кажется, сейчас-то его и выставят за дверь после глупых и дерзких ответов. Дядя, конечно, не будет злиться, он поймет и не осудит, но Персивалю хотелось отплатить ему добром за то, что он воспитал его после гибели родителей. А ведь у Криденса тоже не было родителей… Только Мэри Лу. — Я пишу, — с надеждой поведал он. — Не слишком увлекательное со стороны занятие, — она задумчиво поджала губы. — Что пишешь? Фантастику или любовные романы? — Это скорее наблюдения. — Почитай нам, — улыбнулась она, вальяжно закинув ногу на ногу, и повернула голову в сторону первой комнаты с попугаем. — Криденс! Криденс, иди сюда! Я знаю, что ты слушаешь под дверью. Меньше, чем через минуту и правда появился Криденс, с вежливым равнодушием взирая на обоих. — Персиваль любезно предложил нам почитать, — проворковала она, указывая на кушетку напротив. — Но у меня с собой ничего нет, — спохватился Персиваль. — Принесешь в следующую субботу. А пока… — она заозиралась по сторонам, ища что-нибудь подходящее. Криденс вопросительно взглянул на Персиваля, будто пытался заглянуть в душу, отчего у того пошел мороз по коже, но тело охватил легкий жар. С напускным изяществом опустившись на соседнюю кушетку, он закинул ногу на ногу, выставляя обнаженное колено напоказ. Может Персивалю и не нравились мужчины, но благородная грация Криденса заставляла сердце предательски замирать. Подростки так себя не ведут. Слишком зрелый, слишком тонко умеющий чувствовать слабые места. Будь он девушкой, Персиваль бы уже бежал за ним десятки кварталов на пределе сил, чтобы догнать и попросить номер телефона или пригласить на свидание. Но Криденс не был девушкой. Зато сидел напротив него, и за ним не надо было бежать… А Мэри Лу хотела, чтобы Персиваль пришел к ним в следующую субботу. — Вот, — она протянула ему набоковскую Камеру Обскура. — Доставь нам удовольствие. Думаю, писатели умеют читать с выражением? Персиваль не знал, нарочно ли Мэри Лу выбрала эту книгу, но во время чтения он не мог перестать проводить ассоциации между Магдой, главной героиней, и Криденсом. Прошел вероятно час, прежде чем Мэри Лу наконец сжалилась, остановила его и попросила Криденса принести Персивалю стакан воды перед уходом, чтобы тот промочил надсаженное горло. — Увидимся через неделю, мой мальчик, — попрощалась она, сразу потеряв к нему всякий интерес и переключившись на клетку с красным лори, которому насыпала корм. Криденс в полном молчании повел Персиваля обратно к выходу, точно с ним и не было никакого спутника или за ним влачился незримый призрак. Стакан воды и правда бы не помешал, но тот видимо не собирался вести его на кухню. — Кто ухаживает за вашим домом? — прочистив пересохшее и немного саднящее горло, спросил Персиваль. — Экономка, — кратко объяснил Криденс. — Она же и готовит. Либо мы заказываем еду из ресторана. Обратный путь он выбрал иной, следуя незнакомыми коридорами и заведя Персиваля в роскошный зимний сад с журчащим фонтанчиком, над которым склонился Криденс, точно это читал без продыху битый час. Он вытянул губы к одной из тугих струй и прикрыл рот. Персиваль жадно смотрел, как дергается его кадык, пока тот глотал воду, как свесилась черная челка, заслоняя лицо, но не скрывая мокрых губ. Вода ручьями бежала по подбородку, брызги оседали на рубашке мелкими темными пятнышками. Криденс медленно отстранился и еще медленнее вытер губы тыльной стороной ладони, изучая лицо Персиваля, точно видел впервые. — Хочешь? — он кивнул на фонтан. — Не отравлено. На нетвердых ногах Персиваль подошел к фонтану, благодаря небо за то, что Криденс не стал слизывать воду с губ. Этого он бы точно не вынес… Наклонившись, он прикрыл глаза и с наслаждением припал к холодной струе, сделал жадный глоток, другой, третий… Лед обжег горло. А потом горячий язык коснулся его губ. Растерявшись, Персиваль вцепился пальцами в каменный бортик фонтана, чтобы не потерять равновесие. Криденс приблизился к нему всем телом, вовлекая в невинный ленивый поцелуй, чуть приподняв голову и почти плотно сжав губы, чтобы вода не била по ним. Персиваль, точно ослик на привязи, в забытьи последовал за ним, потянулся за его горячим мокрым ртом, забыв обо всем — где он, кто он, — и пытаясь продлить блаженный момент, лишавший его воли и самообладания. Так же медленно Криденс отстранился от него, мазнув кончиком языка по своим губам. Персиваль испуганно прижал ладонь ко рту, таращась на него во все глаза. Он точно запомнил ту секунду, когда внутри него оборвалась какая-то нить, скрепляющая прошлое и настоящее, и вся его прежняя жизнь оглушительно и обреченно ухнула в зияющую пропасть. — Ну как? Помогло? — с нечитаемым выражением лица спросил Криденс. Лишь уголки рта дрогнули, чуть поднялись в намеке на скупую улыбку. Дождавшись его заторможенного кивка, Криденс развернулся, задев плечом листья раскидистой пальмы, и пошел прочь. Стук подошв его ботинок о плитку эхом разносился от стеклянных стен оранжереи и отдавался глухими ударами где-то под болезненно ноющим сердцем. Персиваль только сейчас понял, что его бедра покалывает мурашками. — Ну? Ты идешь? — обернувшись через плечо, небрежно спросил Криденс. Персиваль резко сорвался с места, нагоняя его. Ему так многое хотелось спросить, остановить Криденса, схватить за руку, потребовать объяснений. Что он творит?! За что он с ним так? Для чего эта игра? Но понимал, что если коснется его руки и развернет к себе, то поцелует его уже сам. И тогда Персиваль Грейвз пропадает окончательно. «Не смотри на меня больше», — молился про себя Персиваль, не пытаясь его обогнать, чтобы вновь увидеть его лицо. Не увидеть на нем вежливого равнодушия. И Криденс точно слышал его, так ни разу больше не обернувшись, пока медленно шел вперед к парадному входу, будто плыл по воздуху. Будто и не было между ними никакого поцелуя… — До следующей субботы, — сказал Криденс на прощание и закрыл дверь, даже не дав шанса что-либо сказать в ответ. Сунув руки в карманы брюк, свесив голову и бредя по аллее к воротам сквозь запущенный сад, Персиваль клялся себе, что на этом все, больше ноги его не будет в особняке Бэрбоун. Он скажет дяде Гондульфусу, что больше никак не получится, он не готов к такой жертве, потому что часть его уже осталась в этом доме вместе с Криденсом, и ее уже не вернуть назад. Криденс… Имя-то какое. И он оправдывал его — Персиваль доверился ему, как мальчишка, позволил взять свое сердце в ладонь и крепко сжать, чтобы пошла густая кровь. Красная, до синевы фиолетовая. Горячая. Каждый шаг по аллее отсчитывал по одной секунде до того момента, как наступит следующая суббота. Шаг — и он вновь увидит Криденса. Шаг — и позволит вертеть собой, как хочет. Этого Криденс добивался? Об этом говорила Мэри Лу, когда обещала, что ее воспитанник разобьет ему сердце, что причинит лишь боль? «Ты уже полюбил его. Ты все равно будешь желать его», — звучали набатом слова Мэри Лу в его голове, точно мрачное пророчество. Нет. Никогда. Он этого не позволит. …В следующую субботу, сжимая во вспотевшей от напряжения ладони обложку тетради со своими рукописями, Персиваль стоял перед дверями особняка Бэрбоун, считая удары сердца до того момента, как ему откроет Криденс.