One Night

Намджун смотрел на сидящего напротив парня, лениво, немного манерно отпивающего ледяное дорогое шампанское из высокого бокала, и не мог поверить своим глазам. Он выглядел еще лучше, чем на фото. В тысячу, нет, в миллионы тысяч раз. Произведение искусства во плоти. И за все те пятнадцать минут, что они были вместе в лимузине, Намджун так и не смог оторвать от него взгляда. Ни на мгновение. Когда две недели назад Намджун случайно обмолвился Тэхёну о том, что ему смертельно нужно попасть на благотворительный вечер семьи Сон, посвященный поддержке легализации ЛГБТ-сообщества, чтобы встретиться с одним своим очень важным клиентом, который в последние недели не выходил на связь и, кажется, собирался слиться с продления контракта, но у него нет пары, а этот прием был исключительно для пар, то тот предложил ему самый простой и безопасный, но от того не менее отвратительный способ решения проблемы: нанять себе в компаньоны парня из эскорта – и даже поделился номерком соответствующего агентства. Пару дней Намджун усиленно раздумывал над этим предложением, заодно неспешно прозванивая своих друзей и бывших, но никто из них, увы, именно в этот вечер не мог составить ему компанию. Но, как оказалось, это было к лучшему. Потому что Намджуну пришлось позвонить в это агентство и сбивающимся от волнения голосом объяснить, что ему все-таки нужно. Сопровождение на вечер. Парень. Кореец. Коммуникабельный, образованный, симпатичный и ухоженный. Обязательно с хорошо поставленной речью и владеющий языком. Английским. И ничего больше. Когда девушка, принимающая заказ на парня, словно он был коробкой пиццы, уточнила у Намджуна: «Интим?», то тот выпалил отказ так быстро, что чуть не вывихнул себе челюсть. Никакого секса за деньги. Это было кредо Намджуна. До того, как он увидел в заботливо присланном агентством каталоге этого парня. «Чон Хосок. 27 лет. Сеул, Южная Корея. 178 см. 65 кг. 18,2 см. Все виды услуг. Предпочтительный контакт – гомосексуальный. Универсал». До того, как Чон Хосок сел в салон его лимузина, изящно закидывая ногу на ногу и буквально снося Намджуну крышу и все его принципы. Потому что Чон Хосок не был пиццей. Он был самым изящным и самым желанным в мире десертом. Это Намджун понял еще по фотографиям. И сейчас, нервно сглатывая так и заполняющую рот слюну, мог убедиться воочию. Каштановые, уложенные нарочито небрежными волнами волосы. Невероятно красивое и гармоничное лицо, которым можно было любоваться просто бесконечное количество времени. Холеная, как будто светящаяся изнутри загорелая кожа, лисий разрез глаз, подчеркнутый дымчатыми тенями и темной подводкой, точеный нос и пухлые, покрытые толстым слоем блеска, так и манящие попробовать их на вкус губы. И, разумеется, ямочки на щеках. Скрытые под маской серьезности. У Намджуна и у самого были такие. И это заводило его еще больше. Но куда сильнее его заводила такая тонкая и хрупкая и в то же время обладающая каким-то животным магнетизмом фигура. Или дело было в этих сумасшедше длинных ногах и худых узловатых пальцах, каждую костяшку на которых сначала хотелось укусить, а потом зацеловать. А может, в словно нарочито открытых для чужого взора сразу тремя расстегнутыми пуговицами леопардовой рубашки острых ключицах, которые тоже хотелось кусать и целовать. Целыми сутками. Без перерыва. Но пока Намджун еще мог держать себя в руках. А может, дело было в подобранной этим парнем одежде. Вроде бы нарочито простой, но в то же время буквально кричащей о своей баснословной стоимости. И о стоимости своего владельца. Черные туфли из мягкой кожи, узкие черные брюки, сидящие так хорошо на этих ногах и бедрах, что хочется плакать, расстегнутая на грани позволенного и вполне достаточного для буйного цвета фантазии леопардовая рубашка из тонкого шелка, которая могла бы выглядеть кричаще, но была сглажена наброшенным на плечи черным пиджаком с рукавом три четверти, идеально приковывающим взгляд к самым красивым на свете запястьям и пальцам. Или в критическом минимуме украшений, который заставлял восхищенный взгляд задержаться и зрачки – расшириться там, где это было Чон Хосоку нужно? Длинная серьга из белого золота с подвеской-крестиком в левом ухе подчеркивала тонкую изящную шею, утопающий в вырезе рубашки кулон на тонкой длинной цепочке возбуждал острое желание нырнуть глубже и узнать, что же скрывает под собой леопардовый шелк, массивный «Ролекс» делал и без того тонкое запястье еще более хрупким, почти кукольным, а единственное кольцо на среднем пальце правой руки – совершенно простое, ободок из платины – вызывало слишком много вопросов. И ни одного ответа. Намджун так жадно рассматривал этого парня, впитывая в себя и впечатывая в свое сознание каждую деталь, что, казалось, вот-вот просто возьмет и захлебнется в нем. И в собственных желаниях и эмоциях. Это был самый красивый человек из всех, что встречались на его пути. И самый желанный. Поэтому буквально спустя пару минут после того, как Чон Хосок сел в его лимузин и с царской благосклонностью принял от него бокал шампанского, он, сражая самого себя и все свои принципы наповал, выпалил: – Я хочу продолжения, – мучительно краснея и сгорая внутри от желания и стыда по миллиону раз за мгновение. Какого черта?! Намджун же был хорошим человеком. Ну, по крайней мере, считал себя таковым. До этого момента. До встречи с этим демоном соблазна во плоти. С Чон Хосоком. И сейчас… сейчас Намджун просто брал и добровольно с обрыва сбрасывался в бездну. И… получал от этого такое наслаждение, которое никогда не было ведомо ему прежде. А ведь это были лишь его мысли. И очень много совсем не хороших и добродетельных фантазий. И всё из-за одного человека. Стоимостью ровно 10 000 долларов за вечер. И еще столько же за ночь. Эти цифры отчетливо врезались в сознание Намджуна, пусть он и не желал их помнить. Слишком дорого за чье-то время и внимание. Слишком дешево, чтобы иметь право обладать Чон Хосоком. Пусть и временно. – Секса? – чуть вздернув уголки губ в подобии улыбки, уточнил Чон Хосок, заставляя тело Намджуна покрыться мурашками. То ли от звука его голоса, глубокого, пронизывающего насквозь, то ли от легкости тона, которым был задан этот совершенно непристойный вопрос. – Да, – рвано выдохнул Намджун. – Я заплачу… – Конечно, заплатишь, куда ты денешься, – насмешливо фыркнул парень, делая еще глоток шампанского и морщась от ударивших в нос и в голову пузырьков. – Сумму знаешь? – Да, конечно, – отрывисто кивнул Намджун, чувствуя, что у него горят уже не только щеки, уши и лоб, но, кажется, и вообще всё тело. Правда, неясно, от чего: то ли от волнения, то ли от стыда, то ли от оглушительно сильного, накатившего на него настоящим цунами после десятибалльного землетрясения возбуждения. – Ты хочешь сейчас? – вопросительно вскинул правую бровь парень, окидывая Намджуна таким оценивающим и красноречивым взглядом, что тот сразу понял: от этих подернутых поволокой лисьих глаз не скрылось абсолютно ни-че-го и он видит его абсолютно насквозь. И знает о каждом его грязном взгляде, мысли и желании. – Нет, после, – сделав глубокий вдох и пытаясь хоть как-то привести себя в чувство, рвано выдохнул Намджун. Ему нужно было хотя бы подобие здравого рассудка. Для приема. И для встречи с клиентом. Ведь если ему не удастся поговорить с ним, то они не получат инвестиции и не закончат строительство до конца года и две тысячи детей останутся без школы еще на целый год. Нет, Намджун просто физически не мог позволить себе это. Особенно ради мимолетной прихоти. ТАКОЙ прихоти. – Любишь откладывать десерт на потом? – широко улыбнулся парень, откидываясь назад и не отводя от Намджуна этого своего пристального, пробирающего насквозь, до мозга костей взгляда. – Я тебя понимаю, – хищно улыбнулся и подмигнул Намджуну он, заставляя все его внутренности скрутиться болезненными узлами. – А теперь… – он сделал драматичную паузу и внезапно переключился на абсолютно не вяжущийся со всем тем, что было раньше, сдержанный тон: – Расскажи мне нашу легенду и то, что от меня требуется на приеме. И потом. – И потом? – глухо спросил окончательно ошарашенный и растерянный от этой игры и этого человека Намджун. – Потом, – кивком подтвердил Чон Хосок. – К тебе домой или в отель? Ты хочешь быть сверху или снизу? У тебя уже был секс с мужчинами или это первый раз? Любишь минет? А римминг? Прости, у меня нет с собой никаких игрушек, если бы ты предупредил заранее, что хочешь продолжения, и рассказал, что тебе нравится, я бы подготовился, – деловито, совсем как секретарь Ким на утреннем собрании, уточнил у Намджуна парень, еще больше смущая его, хотя, казалось бы, сильнее уже некуда, но… – Ничего не нужно. Кроме тебя, – практически просипел Намджун, испытывая острое физическое желание расстегнуть верхние пуговицы белоснежного накрахмаленного ворота рубашки и ослабить узел на идеально повязанном галстуке. – Отель. Ты будешь снизу, – только и смог выдавить из себя он, будучи не в силах озвучивать еще какие-либо подробности. – Хорошо, как скажешь. Любое твое слово для меня сегодня – закон, – подарил еще одну завораживающую улыбку Намджуну Хосок. И, отставив в сторону почти пустой бокал, медленно, не отрывая от него глаз и продолжая гипнотизировать, поднялся с низкого диванчика напротив, вальяжно, как хищник к своей жертве, приближаясь к нему. Как будто заказчиком и тем, кто диктует правила, тут был он. А вовсе не Намджун. И даже в такой позе: наклонившийся, на согнутых ногах и чуть покачивающийся, чтобы удержать равновесие, – этот парень выглядел так чертовски сексуально, что у Намджуна в прямом смысле захватывало дух и прихватывало сердце. Нет, это точно какая-то чертовщина. А уж когда он плавно, обдав его восхитительно тонкой смесью запахов дорогого табака, персика и чего-то похожего на пудру, опустился к Намджуну на колени, обнимая его за плечи и приближая свое лицо к лицу Намджуна так близко, что тот, кажется, чувствовал не только тепло его дыхания на своих губах, но и сладковато-пьянящий привкус шампанского, то все происходящее и вовсе стало напоминать иллюзию. Или дурной, но такой приятный сон. – Я думаю, что нам стоит познакомиться немного поближе, чтобы ты не шарахался от меня, – парень медленно, явно наслаждаясь процессом, поерзал на напряженном пахе Намджуна и шепотом спросил: – Помочь тебе с этим? – Пока не нужно, нет, – с трудом выдавил из себя Намджун, до кончиков пальцев захваченный волной совершенно новых ощущений. У него был секс с парнями. Правда. Много секса. Но это был первый раз, когда всё было… настолько волнующе. Словно он был неопытным девственником, попавшим в ловко расставленные сети коварного соблазнителя. – Да ты еще и мазохист. Как скажешь, – ухмыльнулся Хосок ему прямо в губы, а затем всё же затянул Намджуна в неспешный, чуть пьяный и поразительно сладкий поцелуй. Настолько чувственный и умелый, что еще немного – и Намджун бы просто взял и кончил себе в штаны, как будто ему снова пятнадцать, а не тридцать, но Чон Хосок был слишком умел и отлично чувствовал все грани дозволенного, поэтому сумел отстраниться от него за пару секунд до. – А теперь расскажи мне про прием, – попросил Намджуна он, пристально глядя в темные от страсти, с расширившимися практически во всю радужку зрачками глаза. – Благотворительный вечер семьи Сон в поддержку ЛГБТ-сообщества. Там все должны быть с парами… – И поэтому тебе нужен я, – закончил за Намджуна Хосок, прекрасно видя и чувствуя собственной задницей, насколько тяжело тому сейчас дается каждое слово. – И кто мы? Возлюбленные? Любовники? Супруги? – Возлюбленные, – кивнул Намджун, которого едва не начала бить дрожь при мысли о том, что он мог бы любить этого парня. А Хосок – его. И даже зная всю суть их отношений на эти вечер и ночь, он не мог не позволить себе маленькой слабости в виде этой совершенно нежизнеспособной иллюзии. – Познакомились и начали встречаться совсем недавно. Да. Так будет хорошо, и не нужно продумывать легенду целиком и все детали. Если будут что-то спрашивать о нас или нашем знакомстве, отвечай первым. Я со всем буду просто соглашаться. Договорились? – Хорошо, – взяв на себя временно роль Хосока, покорно кивнул Намджун. – Что-то еще? – склонив голову набок, уточнил Хосок, словно по щелчку пальцев отключив всю свою сексуальную энергию и сейчас просто… как будто согревая и успокаивая его? Хотя Намджуну и без того было жарко. Очень жарко. – Мне нужно поговорить с одним из моих клиентов. Он долго не выходит на связь, и я хочу убедиться, что все наши договоренности еще в силе… – Хорошо, я помогу тебе, – с улыбкой кивнул Хосок. – Чем ты занимаешься? – Строительством, – кивнул Намджун. – Мне не нужно помогать, просто будь рядом. – Да, конечно, как скажешь, – покорно согласился парень, очевидно даже не собираясь спорить с ним. И… Намджуна заводило даже это? Хотя нет. Его заводил контраст. Эта дикая смесь самоуверенности и покорности, деловитости и абсолютно обескураживающей сексуальности. Его заводил Чон Хосок. И отрицать это Намджун тоже уже даже не пытался. Но сначала дела. И проблемы. Затем – всё остальное. И… Хосок сумел помочь ему и с этим. Он чувствовал себя на благотворительном приеме как рыба в воде. Куда лучше самого Намджуна, которого подобные мероприятия до сих пор тяготили и заставляли чувствовать себя третьим лишним. Взяв прямо на входе бокал с шампанским с подноса пробегавшего мимо официанта и подхватив Намджуна под локоть, чтобы абсолютно все знали, кому он принадлежит этим вечером, Хосок начал улыбаться так широко, что, кажется, своей улыбкой был способен осветить весь этот зал и сотни людей в нем куда ярче огромных и пафосных хрустальных люстр. Он без труда лавировал в толпе, помогая отыскать Намджуну того единственного гостя, который ему был нужен, здоровался на безупречном английском, раздаривал свою потрясающую улыбку направо и налево, очаровывая всех вокруг, с легкостью заводил светские беседы и, кажется, мог поддержать абсолютно любую тему: искусство, кино, политика, последние новости и даже религия, причем так умело и тонко, что абсолютно каждый его собеседник оставался доволен, даже если их мнения по каким-то вопросам были диаметрально противоположны. А уж как был доволен Намджун своим спутником на этот вечер – не передать словами. Он буквально не мог отвести от него взгляда. И выглядел… как будто по-настоящему влюбленным в него? Особенно когда Хосок со всё той же легкостью очаровал и господина Кима с супругой – главную цель Намджуна на сегодня, заставив того признаться, что он действительно не собирался продлевать контракт в следующем месяце, причем по одной простой причине: ему не нравился курирующий их стройку менеджер, ведь всё остальное и правда было на высоте, Намджун контролировал это. И оказалось достаточно всего лишь одного обещания, что Намджун снова будет лично курировать проект, чтобы вернуть былое доверие. И десяток улыбок Хосока. Которые вполне могли претендовать на самую ценную валюту в этом мире. – Вам очень повезло с вашим парнем, Намджун, – вполне искренне и без всякого подтекста улыбнулся Намджуну господин Ким после рукопожатия и договоренности встретиться завтра вечером за деловым ужином, чтобы еще раз обговорить все детали и подтвердить следующий транш. – О нет, это мне повезло, – низким, немного грудным смехом рассмеялся Хосок, поглаживая предплечье Намджуна и заставляя только-только успокоившегося мужчину вновь покрыться мурашками. – Я думаю, что это взаимно, вы очень красивая пара, берегите друг друга, – подарила им улыбку госпожа Ким, заставляя снова замечтавшееся сердце Намджуна оборваться куда-то вниз. Если бы только да. – Обязательно, – Хосок подарил супругам Ким еще одну свою очаровательную, почти приравненную Намджуном по силе действия к смертельному оружию улыбку. Они поболтали еще немного о всяких глупостях с ними и еще парой человек, наладить контакт с которыми Намджун тоже был не против – так, на всякий случай, и задержались на вечере еще на пару часов. Честно говоря, на целых три часа дольше, чем изначально планировал Намджун. До того самого момента, пока счастливый и раскрасневшийся Хосок, поднявшись на цыпочки, не спросил: – Теперь мы можем сбежать и приступить ко второй части наших планов на сегодня? – обдавая его ухо своим обжигающе горячим дыханием. И все внутренности Намджуна тоже. Конечно же, они уже могли сбежать. Намджун в этот момент всерьез задумался о том, что он вообще не понимает, по какой причине они всё еще находятся тут, а не наедине. Вдвоем. И не занимаются тем, чего им двоим, нет, Намджуну так хотелось. Разумеется, лимузин, как назло, в этот раз подавали слишком долго. Разумеется, им пришлось пережить непростительно долгий акт всех этих светских прощаний и расшаркиваний, с которыми Хосок, в отличие от захлебывавшегося в своих желаниях Намджуна, справился просто безупречно. Разумеется, путь до парковки оказался таким же долгим и мучительным, как девять кругов Ада Данте. Но Хосок с лихвой компенсировал всё это. Стоило им только оказаться в машине, за надежно тонированными стеклами и поднятой перегородкой, как он плавно опустился перед рухнувшим на кожаное сиденье Намджуном на колени и, облизнув губы, на которых не осталось ни капли блеска, с поражающе невинной улыбкой спросил, глядя на него снизу вверх: – Хочешь? Разве мог Намджун возразить ему? Конечно же, нет. Поэтому он дал единственно возможный ответ: резко утвердительно кивнул, вцепляясь похолодевшими от предвкушения пальцами в кожу сиденья, позволяя этому парню делать с ним всё, что он пожелает. Вернее, всё, чего Намджун так сильно желал сам. Хосок медленно, не разрывая зрительного контакта, расстегнул его ширинку, приспустил черную ткань боксеров, ловко добираясь прохладными пальцами до своей главной цели – пока еще полувозбужденного члена, которому оказалось достаточно лишь пары движений рукой и одного едва уловимого теплого дуновения из сложенных трубочкой губ, чтобы подняться в полную силу. – А ты у меня большой, малыш, – в резко понизившемся голосе Хосока, смотрящего на его член с таким восхищением, словно это была минимум статуэтка «Оскар», зазвучали особые мурлыкающие нотки. – Мне так нравятся большие парни вроде тебя и их большие члены, – восхищенно выдохнул он, заставляя Намджуна дрожать от восторга и предвкушения, а в следующее мгновение накрыл головку его члена своими роскошными губами, выбивая остатки разума из головы Намджуна и остатки воздуха из его легких. Был ли это самый лучший минет в его жизни? Безусловно. Хосок делал его нежно, неторопливо, словно вырисовывая языком на тонкой с проступающими венами коже одному ему известную картину, постепенно заглатывая член всё глубже и глубже и ускоряя темп, заставляя кусающего в кровь губы и закатывающего глаза от наслаждения Намджуна дышать всё чаще и отчаянно цепляться пальцами за внезапно ставшую горячей и влажной кожу сиденья. Но рот Хосока был еще горячее и влажнее. И когда его член внезапно оказался вне его, то Намджун с огромным трудом сдержал недовольное шипение. Однако Хосок оторвался от него лишь затем, чтобы задать один вопрос: – Хочешь кончить мне в рот? И получив в ответ нервный, нетерпеливый утвердительный кивок, вновь вернул всё на свои места, заглотив член Намджуна так глубоко, что у того едва не посыпались искры из глаз. Ему понадобилась всего пара минут, чтобы с глухим стоном кончить сладко причмокивающему и явно наслаждающемуся процессом Хосоку прямо в рот, задыхаясь от волнами накатывающих на него спазмов наслаждения. Коричневая кожа сиденья все-таки не выдержала напора его пальцев и ногтей и с треском разорвалась прямо по целому. Как и всё внутри Намджуна, когда он смотрел в темные, полные чего-то демонического глаза стоящего перед ним на коленях парня и чувствовал, как его внутренности скручивало от боли. – Тебе понравилось? Хосоку не нуждался в ответе на этот вопрос. Он и так всё видел сам. Своими глазами. Он прекрасно умел доставлять людям удовольствие. Возможно, он был создан именно для этого. И Ким Намджун не был исключением. И ему, как и всем, не было достаточно всего одного оргазма. Он хотел большего. Он хотел намного большего. Он хотел обладать Хосоком целиком. И тот готов был отдать ему себя. Покорно позволяя поднять себя с колен и впиться в губы жадным, требовательным поцелуем со вкусом спермы, табака, дорогого алкоголя и вишневого блеска для губ. Хосок обожал всё это. И обожал целоваться. Мокро. Глубоко. Возбуждающе и так прекрасно грязно. А еще ему нравилось чувствовать своей задницей, что его клиент снова возбужден. Так сильно, что ему наверняка практически больно. Вот только в этот раз Хосок не собирался дарить ему оргазм слишком быстро. Нужно насладиться этой игрой. Этими собственническими, такими, словно они и правда принадлежали друг другу, поцелуями. Жадной близостью друг друга и обжигающими, так прекрасно контрастирующими с шелком его рубашки прикосновениями. А еще им нужно было насладиться необходимостью прерваться и разорвать, кажется, жизненно необходимый сейчас тактильный контакт. Как минимум для того, чтобы выбраться из машины и снять номер. Не обращая внимания на любопытные и откровенно осуждающие взгляды. Ведь все вокруг видели и понимали, как сильно они жаждут друг друга и что очень скоро у них будет секс. Очень много очень грязного секса. Хосоку было абсолютно плевать на мнение людей вокруг. Он всегда упивался и наслаждался этим вниманием и собственными предвкушением и возбуждением. Намджуну тоже было плевать. Сейчас. В нем не осталось ни капли того хорошего принципиального парня, которым он был. В его голове было лишь одно: поскорее остаться наедине и снова добраться до этих магнетических губ. Получить Чон Хосока в свое полное распоряжение. И наконец-то избавить его от этой раздражающей и такой ненужной сейчас одежды. Намджун снял для них лучший номер. Пентхаус с панорамными окнами и видом на вечно неспящий Нью-Йорк. Хосока это не впечатлило. Он бывал в местах и получше. Впрочем, это было неважно. Его волновал лишь Ким Намджун. Его руки. Его губы. Его внимание и его наслаждение. Их поцелуи. И то, как он дрожащими руками стягивал с Хосока пиджак и путался в слишком мелких петельках и пуговицах. – Позволь я сам разденусь. Для тебя, – рвано то ли выдохнул, то ли простонал ему Хосок прямо в губы, толкая покорного мужчину на застеленную идеально белоснежным бельем огромную кровать, и неторопливо, искренне наслаждаясь процессом, начал раздеваться. Восемь пуговиц леопардовой рубашки за две тысячи долларов, соскользнувшей с плеч к его ногам и обнажившей загорелую, усыпанную россыпью родинок кожу. И цепочку с простым католическим крестиком на ней. Идеальные ключицы. Руки. Грудь. Подтянутый живот с едва-едва намечающимися кубиками. И резко выступающие косые мышцы, которых так и хотелось коснуться. Острые бедренные косточки, так и молящие о том, чтобы их укусили. Хосок удовлетворенно улыбнулся, увидев, как Намджун, не отрывая от него опаляющего взгляда, нервно сглотнул и облизнулся. Он обожал раздеваться. Перед кем-то, кто восхищался им так сильно, что это было почти осязаемо. Следом за рубашкой на пол отправился ремень из кожи питона. Минус еще тысяча долларов из его образа. И плюс тысяча к возбуждению. Куда-то вдаль отправились его туфли, носки и брюки, которые, по словам продавца в магазине, Хосоку так идеально шли. Семь тысяч долларов. Но если сравнивать их с длинными загорелыми ногами, которые они скрывали, то… они не стоили и цента. Намджун, жадно разглядывающий открывшуюся ему картину, с удовольствием бы это подтвердил. Парень – горячий, возбужденный, волнующий и волнующийся сам – был красив настолько, что не нуждался ни в какой одежде. И когда последним на пол полетело его нарочито скромное белое белье, обнажая последние скрытые участки кожи, Намджун не смог сдержать восхищенного вздоха. – Нравится? – хищно прищурившись, растянул губы в ухмылке Хосок и повернулся вокруг своей оси, с удовольствием красуясь перед своим единственным зрителем. – Да. Я… – рвано выдохнул Намджун, собираясь было уже подняться с кровати, чтобы хотя бы кончиками пальцев коснуться этого совершенства, но Хосок жестом остановил его. – Позволь мне растянуться для тебя, – предложил замершему на месте Намджуну он. Снова не оставляя тому шанса отказаться. Слишком уж завораживающее зрелище его ждало. Намджун оказался так сильно захвачен предвкушением, что даже не понял, откуда в руках у Хосока появились презервативы и смазка. – Всегда ношу с собой, неприкосновенный запас. В моей работе это важно, – в ответ на удивленный взгляд Намджуна слегка насмешливо объяснил ему Хосок, словно желая напомнить, КАКИЕ отношения их связывают и что он умеет доставлять не только удовольствие. Но и боль. Такую восхитительную, что Намджуну это нравилось. Почти. Но куда больше ему нравилось то, что происходило перед его глазами. Как Хосок медленно развернулся к нему спиной и пододвинул к себе так вовремя подвернувшийся под руку вычурный стул. Как он, не переставая красоваться и наслаждаться сам собой, поставил на этот стул левое колено и прогнулся в пояснице, открывая Намджуну самый потрясающий вид из всех, что он видел, и, опершись о спинку стула левой рукой, начал медленно, осторожно, жутко красиво и волнующе растягивать себя. Сам. Один палец. Губы Намджуна пересохли так сильно, словно он провел целую вечность в пустыне. Второй палец. Сердце Намджуна пропустило свой удар и забилось в три раза быстрее. Кто бы знал, как ему хотелось быть не только наблюдателем этой будоражащей картины. Третий палец. Хосок прогнулся еще сильнее и, покрывшись мурашками, издал свой дрожащий тихий первый стон, прозвучавший для Намджуна райской музыкой и сигналом к действию. Он больше просто не мог сдерживаться, в одно мгновение оказываясь рядом с ним и накрывая его руку своей, чтобы замедлить темп. Рука Намджуна обхватила чужой истекающий смазкой и напряженный до предела член, заставляя Хосока дрожать еще сильнее и застонать еще громче. – Пожалуйста, – в голосе парня звучала неприкрытая мольба, когда Намджун медленно стал двигать своей рукой снизу вверх по его члену, а второй держал запястье Хосока, не давая ему ускорить темп и проникнуть пальцами в себя еще глубже. – Не так быстро, – теперь пришла очередь Намджуна растягивать губы в усмешке. И подразнить и распалить своего поддавшегося эмоциям и возбуждению партнера еще сильнее. Впрочем, как можно сдерживать себя, когда в твоих объятиях извивается и молит о большем само совершенство? И Намджун не смог продержаться долго, резко разворачивая Хосока к себе и снова впиваясь, нет, почти вгрызаясь поцелуем в его сухие распахнутые губы, пока тот дрожащими от напряжения и возбуждения пальцами сдирал с него совершенно не желающую слушаться сейчас одежду. Но ему удалось победить ее. И маленький, так и ускользающий из пальцев блистер с презервативом тоже. Наконец-то добираясь руками, губами, каждым сантиметром своей кожи до обнаженного тела. Такого огромного, мускулистого, горячего и восхитительно желанного сейчас. И в какой-то момент они вдвоем, не разрывая поцелуя, рухнули на кажущиеся сейчас прохладными белые простыни, чувствуя, что больше просто не в силах продолжать эту игру и эту прелюдию. Намджун вошел в гибкое податливое и такое желанное сейчас тело одним плавным толчком, заставляя Хосока выгнуться на простынях и хрипло простонать ему прямо в губы: – Господи, как же ты хорош, – заставляя Намджуна раскраснеться от смущения, которое, впрочем, практически мгновенно рассыпалось пеплом в обжигающем пламени их страсти и возбуждения. Хосок был самым лучшим. Во всём. Что касалось секса. И не только. Намджун еще никогда в жизни не получал столько удовольствия. От поцелуев. Прикосновений. Стонов. Чувства принадлежности. И острого желания присвоить этого парня себе. Целиком и полностью. Каждый сантиметр его тела. И души. Чтобы он изгибался и стонал только под ним. Чтобы царапал короткими ногтями только его спину и плечи. И чтобы так доверчиво прогибался и открывался лишь под ним и перед ним. Чтобы он целовал только Намджуна. И чтобы только Намджун мог целовать его. Чтобы каждый оргазм он стонал лишь его имя. И чтобы только его сперма стекала по этим совершенным бедрам. Чтобы все эти взгляды, ухмылки и ужимки были лишь для него. И вся его одежда и обнаженность. Каждая их поза. Каждое их движение и прикосновение. И каждая минута их времени. Раз за разом. До бесконечности. Но. Двадцать тысяч долларов. Один вечер. Одна ночь. И ничего больше. Таково было основное условие контракта с Чон Хосоком. Они оба знали и прекрасно понимали это. Вот только это знание причиняло боль лишь одному из них. Когда растрепанный, тяжело дышащий, всё еще подрагивающий после волны последнего оргазма, липкий от спермы и пота Хосок повернулся к нему лицом, выдыхая Намджуну прямо в припухшие зацелованные губы: – Ты был так хорош, малыш, лучший секс в моей жизни, – то Намджуну захотелось кричать. И бросить весь мир к ногам этого парня. Лишь бы он остался. С ним. Навсегда. Но. – Не останешься? – хрипло выдохнул он, пристально глядя в лисьи, совершенно бесстыжие глаза и уже зная ответ на свой вопрос. – Нет, спасибо, – с улыбкой отрицательно покачал головой Хосок, поднимаясь с постели и озираясь по сторонам в надежде найти хоть что-то, чем можно было бы сейчас вытереться. На душ у него просто не было сил и настроения после интенсивного трехчасового секс-забега. К счастью, в подобных отелях в нынешнее время для всех постояльцев у входа на тумбе оставляли антисептик и влажные салфетки. То, что нужно, чтобы стереть с себя остатки собственной и чужой спермы. – Зачем ты делаешь это? – сев на растерзанной, как и его душа и сердце, постели спустя пару минут гнетущей тишины, все-таки решил спросить у совершенно спокойно обтирающего себя и ничуть не стесняющегося своей наготы и своего тела Хосока Намджун. – Это? – Хосок повернулся к нему, изумленно вскидывая брови и глядя на салфетку в своей руке. – Чтобы быть… чистым? – насмешливо фыркнул он, не представляя, что даже сейчас выглядит так, словно спустившееся с неба на землю божество. Даже еще лучше. В миллионы раз. Для Намджуна. – Нет. Эскорт. Тебе нужны деньги? У тебя какие-то проблемы? – Как бы Намджун ни старался, чтобы его голос звучал спокойно, но тревога так и прорывалась в него. Он знал, что очень маленькое количество людей идут в эту профессию добровольно. И… Хосок, оказывается, был одним из них. – Нет у меня никаких проблем, – досадливо поморщился Хосок, отбрасывая в сторону использованные салфетки и пытаясь отыскать взглядом на полу свою одежду. – Да, мне нужны деньги. Как и всем. У меня красивая внешность, и я очень люблю секс, поэтому выбрал такую профессию. И абсолютно доволен ею, – вполне искренне улыбнулся он, направляясь к стулу, рядом с которым валялись его белье и одежда. – Если тебя вдруг… – начал было Намджун, вспомнив все те жуткие истории о парнях, которых удерживают силой, однако Хосок недовольно, почти зло перебил его: – О нет, – простонал он, натягивая трусы и даже в такой момент выглядя как произведение искусства. Очень злое и раздраженное и оттого еще более притягательное. – Не делай опрометчивых предложений и не давай опрометчивых обещаний. – Но я… – зябко кутаясь в простыню, попытался было подобрать правильные слова, чтобы объяснить, что он чувствует, Намджун, однако уже успевший натянуть штаны Хосок снова перебил его: – Давай закончим это так же хорошо, как и начали, – устало улыбнулся Намджуну он, явно давая понять, что не намерен продолжать этот разговор. Сколько таких клиентов у него уже было? Жаждущих спасти и наставить на путь истинный? Каждый третий? Сотня? Две? Три? Кажется, больше полутора тысяч. И каждая встреча с ними заканчивалась подобным предложением. Еще пару лет назад Хосок смущался и не знал, как ему отнекиваться, но сейчас он уже умел вести подобные разговоры. И завершать их так, чтобы это было приятно и красиво. Вот и сейчас, одевшись в гнетущей тишине, он подарил своему бывшему клиенту на прощание еще один долгий, вкусный, волнующий поцелуй и, подхватив брошенный в прихожей клатч, в котором не было ничего, кроме мобильного, влажных салфеток и запаса презервативов и смазки, выпорхнул из номера, тут же по пути вызывая такси и отвечая на сообщение Хичоля, спрашивающего, как прошла сегодняшняя «встреча». С тех пор, как один из них попал в руки к садисту-психу, такая отметка: «Жив, здоров, еду домой» – была их обязательной традицией. Отписавшись Хичолю и ответив на его ехидный комментарий: «Что, добавил еще одного влюбленного клиента в свой ЧС?» – лаконичным «+1» и смайликом с оттопыренным средним пальцем, Хосок рухнул на заднее сиденье такси, на всякий случай уточнив у пожилого темнокожего водителя адрес жилого комплекса, в котором агентство снимало ему квартиру каждый раз, когда он работал в Нью-Йорке. Убедившись, что его везут в нужное место, Хосок попросил мужчину сделать музыку погромче, тем самым показывая, что он не настроен на долгую беседу, и, включив фронтальную камеру телефона, достал из клатча салфетки, чтобы безжалостно смыть остатки макияжа: потекшие подводку, тени и тушь, остатки тональника и тинта для губ – всегда под утро жалкое зрелище. Дышать без этого безобразия на лице стало куда легче. Но еще легче ему стало дышать, когда он наконец-то остался один в своей квартире, скинул опостылевшую за вечер одежду, просто разбросав ее по дороге в ванную и решив, что избавиться от нее можно будет и завтра утром. А пока долгий горячий душ с так любимым Юнги гелем с запахом персика. Стакан апельсинового сока, пара овсяных печений вприкуску с таблетками от похмелья – и наконец-то рухнуть в постель, наслаждаясь прохладой натурального шелка, запахом свежести и приятной усталостью и негой во всём теле. Как всегда после хорошего рабочего дня. И, конечно же, не забыть написать сообщение для одного самого драгоценного контакта на свете. YourHope: Привет, хён) Ты как? Как утренняя трансляция? Я только отработал и наконец-то иду спать. Всё хорошо? SugaCatBoy: Привет^^ Только закончил этот праздник жизни для извращенцев. Благодаря твоим подаркам мне надонатили за 2 часа больше, чем за прошлые два месяца. И раскупили приват на три недели вперед. Так что с меня поход в то кафе с щенками и твоя любимая курочка, когда ты вернешься домой. YourHope: Я же говорил, что тебе пойдет, хён ;) SugaCatBoy: Просто кошачьи уши, мини-юбки в складку и кружевные чулки – не совсем мой стиль) Но теперь мой. Спасибо ^^ YourHope: Не за что) Хочу вживую увидеть это) SugaCatBoy: Тогда поскорее возвращайся домой. Я очень люблю тебя и скучаю) YourHope: Я прилечу через три дня) И да, я тоже люблю тебя и скучаю, хён) SugaCatBoy: Спи спокойно, чудовище) И сладких тебе, самых асексуальных на свете снов :) И лишь затем сладко и безмятежно уснуть, в который раз подумав перед сном о том, что он, кажется, самый счастливый человек на этом свете.

THE END