.
18 ноября 2021 г. в 15:06
Он носил эту маску так долго, что она, казалось, уже срослась с его личностью. Он так к ней привык, что и не замечал, как она сама оказывалась на его лице, и не прикладывал никаких усилий, чтобы её удерживать. Носить её было так же естественно, как дышать — возможно, поэтому он всякий раз и задерживал воздух в легких перед тем, как произнести, придыханием разбивая на две части, имя своей персоны. Не той фальшивой и сверкающей, которую он показывал этим самонадеянным отбросам, а истинной, зародившейся в нём уже давным-давно, гораздо раньше, чем он узнал о другом мире. Сейчас Локи дремал, глубоко спрятанный в подкорке сознания вместе со всеми замыслами Акечи, уступая место Робину Гуду и тщательно выработанному образу детектива. Так было нужно, и Акечи верил, что это было просто — пока не встретил его.
Джокер, при всей своей ничтожности, был опасен — вот, что сразу понял Акечи, едва узнав о чужих вторжениях в Чертоги. Он быстро разработал план по избавлению от Призрачных воров и долго, неуклонно следовал продуманной стратегии.
Джокер был невыносим. «Случайные» встречи с ним были пыткой — одна хуже другой. Никогда раньше Акечи не чувствовал, что его идеальная маска может быть такой неудобной и тяжёлой. Если обычно она ложилась на его лицо легко и незаметно, то при встрече с Джокером он почти физически ощущал все её неровности. Это было странно, необъяснимо и вызывало жгучее, как зуд, раздражение, которое быстро и неуклонно перерастало в ненависть, из-за чего Акечи приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы контролировать каждое своё слово и движение. А это оказалось неожиданно, до безумия трудно. Каждая мысль, которую высказывал Джокер, цепляла его. Он слышал в его словах потенциал превосходного оппонента, видел в его поведении черты верного друга, и все эти детали сразу же оседали где-то в глубине его души. И он возвращался в это жалкое подобие кафе, чтобы встретиться с этим жалким подобием самого себя. И всякий раз он с трудом сдерживался, чтобы не раскрыть своих истинных мыслей. Всей душой он ненавидел этот устроенный Джокером бардак в своей голове. Всей душой он ненавидел и самого Джокера.
Джокер был отвратителен. В Чертоге Саэ Акечи приходилось следить за собой ещё внимательнее, чем в обычной жизни. Он прекрасно справлялся со своей ролью, он был в этом уверен — до тех пор, пока не замечал на себе пристальный взгляд тёмных пронзительных глаз и неоднозначную ухмылку. В эти моменты уверенность Акечи в том, что он полностью контролирует ситуацию, пошатывалась. И его это злило. Эту злобу оставалось только вымещать на Тенях под видом праведного гнева. От постоянного напряжения во снах он стал видеть, как целится из пистолета Джокеру в голову, как направляет острие меча ему в грудь, как сжимает руки у него на шее… Но он всегда просыпался раньше, чем доводил дело до конца. Он чувствовал, что Джокер сводит его с ума. Он мечтал это прекратить. И он знал, когда это сделает. Он знал дату и время, когда с Джокером будет покончено. Оставалось только довести всё до завершения.
За несколько дней до запланированного похищения Сокровища Джокер позвал Акечи в Чертог под идиотским предлогом дополнительной тренировки. Акечи прекрасно понимал, что у Джокера на уме было что-то иное. Если бы он действительно хотел тренироваться, он бы пригласил и всех остальных. Если бы он хотел поговорить, он бы просто встретился с Акечи в реальном мире.
— И что же послужило причиной вызвать меня сюда? — прямо спросил он, опершись на игральный стол, когда они укрылись в ближайшей безопасной комнате.
Этот вопрос не застал Джокера врасплох. Наоборот, он довольно усмехнулся, услышав его. Он знал наперед, что Акечи не станет ходить вокруг да около, как и сам Акечи знал, что они здесь не просто так. Они всегда предугадывали шаги, иногда даже мысли друг друга. Джокер был подобен паразиту, медленно поражающему его сознание, и Акечи ненавидел это до едва сдерживаемой дрожи.
— Я хотел поговорить, — взгляд Джокера, прямой и твёрдый, впился в глаза Акечи, — но понял, что одними словами вряд ли обойдётся.
— А ты, как всегда, непредсказуем, — с улыбкой ответил Акечи, с трудом не соскальзывая на саркастичный тон. — Это интригует, но я хотел бы знать, почему мы сейчас здесь.
— Потому, что я вижу, как ты смотришь на меня.
Акечи опешил. Впервые за всё время их лицемерного общения он действительно не знал, что сказать. Воспользовавшись этим, Джокер уверенно подошел к нему, не спуская с него настойчивого взгляда.
— Я вижу, что ты хочешь что-то со мной сделать. Ты не так хорошо это скрываешь.
Голос Джокера был спокойным, едва ли не насмешливым, и Акечи чувствовал, как этот высокомерный тон заставляет злость закипать в нём, пульсировать в груди, жаром разливаясь по телу. Но он сохранял самообладание, выдерживая на лице равнодушную улыбку.
— И, пытаясь это скрыть, ты, видимо, не заметил, что наши желания могут совпадать.
Хорошо, что на Акечи была маска. Иначе его замешательство было бы слишком очевидно. Он вглядывался в хищные глаза Джокера, судорожно пытаясь понять, какую игру он ведет на этот раз. Он не мог догадаться, что Акечи собирается его убить. Не с его доверчивостью.
— Что ж, раз я не заметил, — начал Акечи, сохраняя голос ровным, — не скажешь мне, чего ты хочешь, Джокер?
— Нет, — Джокер, усмехнувшись, пальцами обхватил острый нос маски Акечи, бесцеремонно сдвинул её с его лица и наклонился ближе, опираясь рукой на стол за ним. — Уже поздно объяснять.
Он положил руку на затылок Акечи и, с силой притянув его к себе, впился в губы настойчивым, требовательным поцелуем. От неожиданности Акечи толкнул Джокера в грудь, но тот, будто предугадавший его действия, с приглушенным в поцелуе смешком вжал его в край стола собственным весом, выбивая озлобленный стон. Акечи вдруг осознал, что пульсация в его груди — не совсем ненависть. И жар, прокатывающийся волнами по телу — не совсем злоба. Было ещё какое-то, не знакомое ему чувство — такое же тёмное, горячее и удушающее. Прямо сейчас Джокер, кипевший этим чувством, давал ему волю. И Акечи не успел заметить, как сам притянул его ближе, вцепившись в ворот плаща. Пропустив пряди его волос сквозь пальцы, Джокер провёл рукой по его спине, заставляя прогибаться под ней, спустился к бедру и, крепко подхватив его снизу, стал наваливаться на Акечи в попытке уложить его на стол. Тот же, в наказание за такую наглость, запустил пальцы в волосы Джокера на затылке, сжал их в кулак и оттянул назад, разрывая поцелуй. Впервые он видел его таким. Впервые он видел, чтобы его глаза были такими тёмными, а приоткрытые губы — такими яркими. Джокер смотрел на него с вожделением, а усмехался с вызовом, и это было пыткой худшей, чем все их прежние встречи. Словно всё это время Джокер готовил его к этой кульминации. И Акечи проигрывать не собирался.
Перехватив запястье Джокера, он одним сильным движением развернул их обоих и нетерпеливо толкнул к столу, побуждая сесть на него. Джокер оказался внезапно послушным и позволил, подпуская ближе, раздвинуть свои ноги коленом. Но, когда Акечи потянулся к его волосам, чтобы снова взять ситуацию под свой контроль, он с усмешкой отклонился и лёг спиной на разбросанные по столу карты. С трудом сдержав раздражённый вздох, Акечи забрался следом и навис над Джокером, на лице которого царило отвратительно самодовольное выражение. Да, это действительно была самая сложная конфронтация. Невероятно трудно было сохранять свою личину, когда объект ненависти будоражил больше обычного — во всех возможных смыслах. Джокер раздражал и манил, соблазнял и отталкивал, и Акечи, обуреваемый ненавистью и страстью, не мог выбрать между ударом и поцелуем. Ни то, ни другое не было похоже на образ, который он создал. Не было это похоже и на него настоящего. Прямо сейчас он окончательно сходил с ума, теряя ориентиры в этой омерзительной эмоциональной пучине. Его маска дала слишком много трещин изнутри и была готова вот-вот рассыпаться — и тогда весь его кропотливо выстроенный план бы провалился. Только эта мысль позволяла Акечи сейчас сохранять рассудок.
Он взял Джокера за подбородок и, заставив приоткрыть рот, припал к его губам, найдя чужой горячий язык своим. Поцелуй был грубым, жадным и долгим, будто Джокер был ядом, который Акечи хотел выпить до последней капли. Отравленный, он скользнул рукой под его плащ, нажимом пальцев очерчивая на серой рубашке изгибы крепкого, стройного тела. Чужие руки обвились вокруг его шеи, пальцы вплелись в волосы, убирая их, и, когда Акечи оторвался от Джокера, чтобы перевести дыхание, тот немедленно переключился на его шею, мокро целуя. Акечи закрыл рот рукой, подавляя стон, но все-таки не сдержался, когда Джокер впился в его кожу.
— Что ты делаешь? — спросил он, резко отстранившись. — Я не могу появляться на публике с засосом на шее, знаешь ли.
— Закроешь волосами, — пожал плечами Джокер, отпуская каштановые пряди и дразняще проводя руками вниз к груди.
«Ненавижу, » — думал Акечи, беря чужие запястья и вдавливая их в стол. «Ненавижу, » — думал он, оттягивая зубами воротник тонкой рубашки с чужой шеи. «Ненавижу, » — покрывая горькими поцелуями бледную кожу.
— Значит, если засосы будут на мне, тебя это не волнует? — заметил Джокер с легкой издевкой. — Грубовато для принца.
Акечи промолчал, оторвавшись от шеи, теперь усыпанной его следами. Он жадно пожирал это зрелище глазами, и даже не пытался объяснить себе, почему оно доставляет ему такое удовольствие. Не только эмоциональное.
— Я вижу, ты готов, — приподняв бедро, Джокер потерся коленом между чужих ног, заставив хриплый стон вырваться из горла Акечи. — Жаль, что мы до сих пор одеты.
Отпустив его запястья, Акечи знал, что сегодня получит всё, что мог получить от Джокера. Поэтому позволил его рукам лечь на пояс мундира. Ловкие пальцы играючи разобрались с пряжкой, и Джокер, с ухмылкой взглянув на выгравированную на ней букву «А», вальяжным движением отбросил пояс на пол и потянулся к вороту. И, только когда он был расстёгнут, Акечи осознал, каким тесным он всегда был и как сдавливал горло.
— Обязательно тратить на это время? — едко спросил он, наблюдая, как руки Джокера постепенно спускаются ниже, разбираясь с золочеными застежками.
— Твой мундир слишком длинный.
Они оба знали, что это была просто отговорка. Джокер, скользя жадным взглядом вниз по открывающейся полосе кожи, будто невзначай проводил по ней пальцами, явно растягивая удовольствие. И чем ниже спускались его прикосновения, тем сложнее было Акечи скрывать свою слабость к ним. Только когда Джокер положил ладони, жар которых чувствовался даже сквозь перчатки, на его ключицы и провел к плечам, раздвигая расстёгнутый мундир, Акечи осознал, что очередная короткая пытка подошла к концу, давая начало новой. Но он не собирался терпеть это в одиночку. Он хотел стереть эту заносчивую улыбку с лица Джокера. Проведя рукой по его бедру, он скользнул под серую рубашку на низ живота, ища пальцами пуговицы брюк. Крепкие мышцы напряглись под его прикосновением, и Джокер резко выдохнул, обхватив Акечи ногами.
— Не терпится? — улыбнулся Акечи спокойно, так, будто сам не подавлял в своём теле излишне резкие порывы, и принялся расстегивать чужие брюки.
Джокер не ответил, усмехнувшись. Его ноги двинулись, и ботинки, один за другим, упали на пол с глухим стуком. Сняв с него брюки, Акечи стянул одну из перчаток и, отбросив её, опустил руку вниз.
— Левая рука? — заметил Джокер насмешливо. — Я польщен.
Раздражённый, Акечи начал действовать без предупреждения, и с губ Джокера сорвался напряжённый стон, на секунду согнав с его лица улыбку. Но, быстро расслабившись, он снова взглянул на Акечи из-под прикрытых в усмешке век, заставляя того с легким удивлением обнаружить, что его пальцы не встречали никакого сопротивления.
— Кажется, в Метаверсе можно обойтись без прелюдий, — руки Джокера скользнули под ткань белых брюк. — Но спасибо, что постарался.
Всё это выводило Акечи из себя. То, как Джокер улыбался, как говорил, как, даже позволяя управлять ситуацией, продолжал не подчиняться. Акечи не мог предугадать, просчитать, что будет в следующую минуту, и это бессилие тягуче перетекало в желание наказать Джокера за все, чему он подверг его ум за последние несколько месяцев. И чему подвергал сейчас.
Он подался бёдрами вперёд, заставляя Джокера закусить костяшку пальца, и медленно выдохнул, стараясь сохранить на своём лице непринуждённое выражение. Было горячо, и этот жар вызывал такое невыносимое наслаждение, что Акечи пришлось закрыть глаза, лишь бы не видеть Джокера в этот момент. Но тот, разумеется, не мог просто оставить его в покое. Положив руку на его затылок, Джокер притянул его ближе, заставляя посмотреть себе в глаза.
— Не сдерживайся, — внезапно серьёзно проговорил он. И Акечи молча согласился.
Темп вырос быстрее, чем он сам заметил. Вся мучительная ненависть к Джокеру превратилась в сплошное ядовитое удовольствие. Чужие стоны резали слух, хаотичные прикосновения заставляли кожу гореть, а раскрасневшееся лицо размывалось перед глазами. Поддавшись особенно сильному толчку, Джокер запрокинул голову, открывая покрытую россыпью темных пятен шею. Акечи взглянул на неё — и больше не мог оторваться. Перехватив его взгляд, Джокер усмехнулся.
— Давай, — тихо сказал он, неожиданно мягко взяв Акечи за руки и поднеся их к горлу. — Я же вижу, что ты этого хочешь. Попробуй.
Акечи сомкнул руки на его шее, как много раз делал во снах. Но, как и во снах, он не смог. Не смог убить его.