a little about virgin skateboards

ночью в их заброшенном скейтпарке на всю громкой jbl-евской колонки бледный орет «нон-стоп», а джи-ен слушает его лишь вполуха, разглядывая высоковатую нескладную фигуру в шестьдесят седьмой баскетбольной майке зеленого цвета, заходящуюся в мэнуале и падающую на асфальт с хилфлипа обычного уже полторы минуты. у нее на лице гамма эмоций причудливая, когда она ебашит доской в стену, едва задевая джи-ен. та давится берном с киви под «беспечного рыцаря», а дылда даже не извиняется, подбирая доску с красивой «пошел нахуй» на обороте, нарисованной маркером перманентным. — ты заебала на меня пялиться, — бросает ей дылда, пиная полуубитым конверсом пустую жестяную банку пива. — мне нельзя? — да. — а где написано? — джи-ен даже смешно стебаться над младшими, а дылда младше, очевидно. — иди нахуй, — охуенно посидели, заебись поговорили, а джи-ен не привыкать. серый асфальт рыжеет стремительно под фонарями ночными, а на черном небе не единой звезды, и в ебало придувает слегка ветерком летним. джи-ен устроилась по-турецки на выступе, слушает кирилла самозабвенно, разглядывает сперва граффити на стенах, следом переводя карий взгляд на веснушек караван на щеках скейтерши, а по соображениям той раздевает мысленно. — съебись. — почему? — съебись. просто. — не хочу. она называет свое имя спустя десять минут препираний, и джи-ен искренне считает это успехом. кан сэ-бек под «все хотят меня поцеловать» разваривает ей мозги до той степени, что джи-ен в открытую ее в магаз за пивом зовет. и даже на кассе им в уши бьет «молли», а сэ-бек громко, перекрикивая песню, срется с новой кассиршей, не продающей ей сиги и алкоголь, и джи-ен приходится ласково показать свой паспорт и слушать, как сэ-бек хуесосит эту клушу старую. и джи-ен меньше удивляется, что ей только семнадцать, а в глазах черных подоженный бензин, и в веснушках солнце бы играло красками летними, но джи-ен и фонарей достаточно. у сэ-бек голос хриплый, смешанный с кашлем сигаретным, ведь от нее табаком несет за километр, но и нежным бывает, как и щелбаны невзначай. они видятся там каждую ночь, и каждую ночью джи-ен, плохо сдерживающая улыбку, наблюдает за выебонами сэ-бековскими на скейтборде и возле кольца баскетбольного. и, пока сэ-бек думает, как красивее прыгнуть, чтобы одобрительный взгляд на худощавом личике увидеть, джи-ен сильнее в нее влюбляется, с размаху влетая в проблемы собственные, и все от головы дурной и, может быть, скейтерши охуенной. как пятилитрушка керосина горящая, лезет драться и орет матом на всю улицу, чтобы джи-ен ее затыкала мягко, осаждала почти по-родительски. а джи-ен-то и правда такая — заботится о сэ-бек весь месяц получше приемной мамаши, пластырями коленки заклеивает после падений, расспрашивает о любви и парнях из школы, надеется, типа, кого-нибудь склеить. сэ-бек отрезает эту тему ножницами по нитке неаккуратно кинутым: — я лесбуха. — типа, по девочкам? — спрашивает джи-ен для проформы, знающая все на самом деле, просто изъебнуться надо. — типа, да. а о том, что ее «лесбухой» только мамка приемная кличет, предпочитает умолчать, ибо табу на то и табу, что все знают в округе, но в тряпочку молчат, уроды тупые, типа, отвратительно и грязно. у сэ-бек своя компания есть, ей пиздато и так, беженке ебаной, у нее ж еще и джи-ен появилась, затавщившая ее пьяную в постель на неделю знакомства и подарившая ей незабываемый первый секс за все семнадцать лет отшельничества. ведь сэ-бек такая и есть, целоваться не умеет вовсе, но алкоголь ей по мозгу ебашит слишком сильно, чтобы думать, когда джи-ен ее засасывает посреди скейтпарка под «райские цветы». в голове до сих пор мотив отзывается, когда сэ-бек прижимают спиной к мягкой кровати в чужой квартире, и хуй его разберет, как она оказалась здесь, хотя ее больше заботят чужие губы на своих. пьяный взгляд полуприкрытых карих глаз, в которых зрачки расплываются по краям, нежный блеск лабрета в носу остром, и руки теплые на ребрах своих, гладящие медленно, ногтями кости пересчитывающие. у сэ-бек соски напряженные видны через спорт-топ черный, когда джи-ен задирает майку до подбородка. джи-ен с улыбкой наблюдает, как зрачки сэ-бековские боязливо бегают по сторонам, когда касается пальцем ее соска через топ, слышит сдавленный стон и с гордостью понимает, как в точку попала. наклоняется к ее уху левому, облизывает зачем-то, но сэ-бек вдруг передергивается и краснет густо-густо, не успевая проглотить стон. джи-ен ржет, попутно отмечая, где у прячущей личико в подушках сэ-бек эрогенная зона. лезет пальцами ей под топ, слышит над самым ухом тихие постанывания ее низким голосом, заставляющим нагло водить круги вокруг соска хнычущей сэ-бек, второй рукой задирать топ кверху и облизывать сосок языком. для сэ-бек непривычно слишком до сжимающихся вместе ног, и пальцев, тянущих слегка уебищное джи-еновское каре от соска подальше, чтобы не унижаться лишний раз, но у джи-ен на жизнь и секс в целом взгляды свои, причем, не спрашивающие разрешения сэ-бековского. старшая ласкает нежно, в улыбке расплываясь, а сэ-бек задирает голову подбородком вверх, кричит громко и кашляет с непривычки. джи-ен решает ей деликатно так клитор помассировать и отрывается от груди, наконец, чтобы рассмотреть получше ее личико, заходящееся громким стоном. и сэ-бек, вроде бы, так охуительно на своем скейтборде делает вид, что крутая, но у джи-ен есть свое понимание красивого, выгибающееся под ней с полукриками в костлявое запястье. джи-ен в нее вводит медленно, играючи, но привыкнуть дает — это ж первый раз у сэ-бек, а такие запоминаться должны, а не как пизданутым оргазмом прилетело в ебало, и никто ничего не понял. проходит минут пять мерных толчков и стонов, громких чересчур, когда джи-ен на плеву натыкается, и она б поржала, но сама все понимает. разрывать ее, конечно, не из приятных дело, а особенно для сэ-бек, но ничего тут не попишешь, раз начала — закончи. сэ-бек кричит. кончает громко так, жарко и мямлит неразборчиво, что ей, между прочим, пизда как больно, а у джи-ен в сердечке хрупком щемит от ее эфемерности и нежности, и она дарит младшей поцелуй в разгоряченный лоб, шепча на ушко милые слова. засыпают они вместе. и, просыпаясь в объятиях ласковой джи-ен, сэ-бек пугается не на шутку при виде милого личика, уткнувшегося в ее ключицу носом. старшая просыпается, зевает и целует сэ-бек в губы быстро, улыбается солнечно. у сэ-бек спина болит сильно и сидеть, оказывается, тоже трудно, а у джи-ен на лице написан ржач дикий с нее, смущающий донельзя младшую. сэ-бек сбрасывает тысячный звонок от матери и выключает телефон, запирая в ящике тумбочки. у джи-ен небольшая, уютная квартирка в сеульской четырнадцатиэтажке, а на личике вид непринужденный и дарящий поцелуй в щечку. сэ-бек приходится ответить. у нее теперь на коленках, вдребезги разбитых, пластыри, приклеенные неровно, и отпечатки поцелуев мокрых из ванны, а в голове — воспоминания о ночах сумашедших и джи-ен в полумраке. на скейтпарк и баскетбол у нее в мозге выделяется чуть большим пяти процентов, а каштановое каре занимает остальные девяносто пять. сэ-бек не перестает ее целовать, утыкаясь носом в шею и вздыхая неаккуратно, жарко. лицо джи-еновское телевизор освещает, и сэ-бек роняет случайно миску с остатками попкорна — тянется за поцелуем. джи-ен не в силах устоять перед этой чистотой непритворной. они громко целуются, сталкиваясь лбами — на кухне и в ванной, перед зеркалом и возле плиты. джи-ен ей лижет бесподобно, в ощущениях забываясь, будто в транс впадая. не слышит ни стонов, ни криков — не желает прекращать, даже когда у сэ-бек все тело дрожью пробивает и мыщцы сокращаются в оргазме. раз в третий уже точно. сэ-бек зарывается в подушку во время римминга по утрам, сдавленно скулит и мнет края наволочки, а джи-ен вводит в нее язык, как только может глубже, прижимая к себе сильнее. сказал бы ей кто-нибудь раньше, как сильно это действует на сэ-бек, то у нее б было одним сожалением меньше. младшая краснеет, вздрагивает и кричит, всхлипывает, носом шмыгая, и у джи-ен одним сожалением больше — она не видит ее лица. зато видит слегка неестественно сведеные лопатки, острые плечи, красные от стыда. видит на них веснушки точками темными и редкими, потом покрытыми. сэ-бек выгибается в спине, подается ей навстречу, не поворачиваясь — у нее бедра разведены, а джи-ен ей дрочить не позволяет, вынуждает второй раз кончать от одного только римминга, но, так уж и быть, соглашается на массаж простаты напоследок, отрывается и приподнимается чуть, целует сэ-бек меж разведенных на выдохе лопаток. улыбается. о том, что это такое вообще, сэ-бек слабо понимает, доверчиво опускается на кровать перед джи-ен, доверчиво позволяет ввести в себя пальцы. сэ-бек ртом жадно воздух ловит, когда ощущает тепло резкое, в одной точке сокращенное, готовится снова разрыдаться — все ж, классно это так, чересчур красиво и нежно в исполнении джи-еновском. той узко, что, в принципе, неудивительно, если учесть, что сэ-бек девственна, как утром купленный джи-ен хлеб. себя саму джи-ен оценивает, как скейт сэ-бековский, которому по легендам уже бог знает сколько лет. джи-ен массирует нежно, стараясь ограничить боль в этом невинном, эфемерном теле, мягко давит и бедра оглаживает рукой свободной. сэ-бек хнычет в судорогах, подается совсем чуть-чуть навстречу, скулит и ноет, раскрасневшись. сопливая такая, совсем по-детски, мило и нежно, что в груди щемит сильно-сильно, когда сэ-бек носом шмыгает и слезы с глаз оттирает. кончает снова.