Богатые тоже плачут

Тэхен всегда удивлялся, как можно жить и скупать одежду тоннами, мерить ежедневно наряды, подбирать образы, вызывать на дом стилистов, чтобы полегче с выбором было. Тэхен помнит, как когда-то семь лет назад он впервые увидел гардероб юного Пак Чимина и у него челюсть отвисла. Этот омега был самый настоящий шопоголик. Различные виды рубашек, миллион брюк, ремни, пиджаки, белье. Обуви еще больше. И все было качественное, от именитых брендов. Такое, которое не найдешь в масс маркете или надетым на любом другом встречном. Чимин всегда любил выделяться. Выглядеть лучше всех у него получалось лучше всего. Омега любил роскошь, купался в ней, как рыбка в воде, и гордо задирал подбородок, когда его осыпали комплиментами об его внешнем виде. Он никогда не сомневался в правильности выбора одежды, лишь поддакивал, когда его хвалили за наряд и учтиво кланялся, если это были люди взрослее. У Чимина было полно одежды до свадьбы с Мин Юнги, что уж скажешь, когда он все-таки выскочил за него замуж? Шкафы ломились от одежды, обувь уже некуда было прятать, пришлось раздавать половину. Чимин каждую пару, как от сердца отрывал, рыдал, с каждой вещичкой свое прошлое ассоциируя. В итоге более как гардероб разгрузили. И вот опять это случилось. Тэхен с ужасом вспоминает, как им приходилось всю одежду из Кореи в Испанию собирать. Теперь история повторяется. Если Пак Чимин слыл самым заядлым шопоголиком и модником всея Южной Кореи и Испанского полуострова, то его еще даже не родившийся альфа омегу с лихвой переплюнул. У малыша, которому до появления на свет оставалось всего несколько часов, уже было все, о чем можно было бы только мечтать. Чепчики, комбинезоны, носочки, шелковые пеленки. Все самое дорогое, качественное и лучшее. И на минуточку, всем этим закупом не Чимин занимался, это у Мин Юнги так крышу жестко снесло. Он стал самым настоящим параноиком, не давал омеге и шагу без охраны ступить. Сотовый Чимина разрывался от его звонков, когда альфа улетал срочно по делам. Дворецкий глухо смеется, вспоминая прошедшие дни, пока совсем рядом Пак Чимин надрывно орет, пытаясь разродиться в конце концов. И Тэхен совсем не понимает, почему именно в такой момент ему навеяло ностальгировать. Во времена, когда Пак Чимин, осыпанный заботой и подарками со стороны родственников ходил с выпирающим животом на четвертом месяце, ему вдруг приспичило на колесе обозрения прокатиться. Был солнечный день, парки аттракционов были открыты для посещения, поэтому Чимин схватил своего дворецкого и пару охранников для спокойствия своего параноика-альфы и стремглав направился в ближайший парк повеселиться. Пак скупал всякий бред, что попадался ему на глаза. Мягкие игрушки, фенечки, цепочки, разноцветные фонарики, ловцы снов, сплетенные из подручных материалов. Чимин хотел и фургончик мороженого выкупить, но Тэхен принудительно настоял, что это будет пустой тратой денег и тот сдался без боя. Омега помимо этого рвался на опасные аттракционы с бешеными глазами смотря на все это зрелище и слушая громкие крики катающихся. Однако, к счастью, в помутненном сознании все еще оставался светлый разум, и Чимин лишь из-за ребенка отказывал себе в своих желаниях. А вот на колесо обозрения идти было можно. Оно безопасное, с толстыми цепями, и вообще, это же обычное колесо, что может с ним произойти? Произошло. Тэхен, усевшись напротив господина, спокойно поедал свое таящее на глазах мятное мороженое, когда колесо, набрав приличную высоту, вдруг затряслось и заглохло. Дворецкий испуганно глянул вниз, Чимин тоже замер. Внизу суетливо бегали охранники и персонал, напоминающий отдаленно стайку муравьев. Не прошло и пяти минут, как омега начал нервничать и материться. И ко всему этому, ребенок совсем недавно начал давить на мочевой пузырь и в туалет теперь тот бегал чуть ли не каждые тридцать минут. — Юнги, я застрял на колесе обозрения, — бурча пролепетал Пак, набрав номер мужа, не подумав. — Что? — кажется ор Мин Юнги был слышен на другом конце галактики. — Как ты себя чувствуешь? — Я хочу в туалет. Очень сильно. Не успел Пак договорить, как альфа бросил трубку. Омеги переглянулись. Все ясно, Мин Юнги уже несется со скоростью ветра сюда. — Он стал такой опекающий. Ну прям до тошноты, — скорчил лицо Чимин. — Отцовские рефлексы. Он очень дорожит вами и вашим ребенком. — Я знаю, да, но это так странно. И иногда пугает. И действия господина Мина на самом деле пугали. Он был на месте уже через пятнадцать минут. Мы разглядели черное пятно в смокинге внизу, активно махающее руками. Тот бегал из стороны в сторону, разговаривая с механиками, пытавшимися ввести в положенный строй оборудование. — Детка, не переживай. Потерпи немного, — кричал изо всех сил Мин, распугивая людей вокруг. — Главное, чтобы с моим малышом все было в порядке. Ты точно хорошо себя чувствуешь? У меня сердце неспокойно, когда ты там наверху. — Кошмар, он меня позорит, — прикрывался ладонями омега, выглядывая с высоты вниз. Дальнейшие действия Мин Юнги просто поразили всех наповал. Как повезло, что в округе не было папарацци. Альфа схватился за железные балки и серьезно настроенно начал вскарабкиваться наверх. — Мин Юнги, ты придурок? Слезь немедленно! Ты же убьешься! — кричал Чимин, округленными глазами таращась на мужа. Тэхен поневоле ассоциировал своего господина с орангутангом, вскарабкивающимся за своим семейством по деревьям. — Юнги, пожалуйста, не нужно сюда лезть! Ты больной? Паку становилось хуже с каждой секундой наблюдения за всей этой картиной. Зеваки вокруг уставились на все это с открытыми ртами. Мин Юнги намеренно решался не сдаваться. — Если ты полезешь еще выше, то я закачу скандал! Слезай немедленно и не позорь меня! — крик Пака разнесся по всей округе. Дворецкий, хлопая ресницами, наблюдал и придерживал двумя руками своего хозяина, пытающегося докричаться до супруга. Мин Юнги слез. Он бы и не смог физически залезть на такую высоту, но целеустремленности его нужно было позавидовать. Через десять минут колесо удачно запустилось. После этой ситуации Мин Юнги не отлипал от живота мужа еще трое суток, обвивая его своими руками, как настоящими щупальцами. Альфа Пак Чимина стал кошмарно опекающим. Его отцовские рефлексы проявились острее, чем кто-либо другой мог предположить. Обычно, Мин Юнги было нельзя ничем удивить. Он был самодостаточным, спокойным, уравновешенным, адекватным и со здоровой психикой. Но когда дело касалось его дитя, то альфу сводило с ума в два счета. Каждый день он словно мантру и молитву повторял слова «Никому нельзя доверять, детка, ты же понимаешь? Он совсем кроха, его нужно защищать». Кого и стоило защищать в действительности, так это людей. Окружающих людей, с которыми контактировал Пак Чимин. Если господин Мин стал по своей натуре напоминать таящий пластилин на солнце, готовый распластаться в любой форме ради своего наследника, то господин Пак превратился в грозного надзирателя тюрьмы строгого режима. Его и так стальной характер теперь стал совсем непробиваемым, исчезла нежность и ласка, остались лишь хмурые брови и частые бурчания. Омега по пятам следовал за своим мужем, наблюдал, чтобы он не разговаривал с другими омегами более двадцати минут, а когда тот нарушал позволенные рамки, то закатывал истерику и заявлял, что не хочет рожать в семье, где нет любви и верности. И как бы это не было странно, Мин Юнги шел ради Пак Чимина на уступки, делал так, как он просит, и терпел. Спокойно и смиренно терпел. — Вы должны постараться, Пак Чимин. Схватки всегда болезненны, — спокойно говорит доктор, пока ходит туда сюда по палате. — Где Юнги? — как резанный орет Чимин. — Пусть придет сюда и смотрит, как я мучаюсь из-за его ребенка. Черт. Я умру! Тэхен жмурится, пока терпит стальную хватку пальцев на своей ладони. Пак Чимин впился в него всеми правдами и неправдами. Так сильно, что рука немеет. Дворецкий щурится, заглядывая в экран сотового. Его мобильный разрывает от сообщений господина Мина: «Как он там?», «Ему больно?», «Я уже еду», «Роды ведь должны были начаться только через два дня». Да, должны были. А Ким Тэхен должен был взять свой заслуженный отпуск через два дня и лететь на Багамы, чтобы отдохнуть со своими родителями. Но именно сегодня, когда он уже успел подписать бумагу об отпуске, и когда дворецкий с ярчайшей улыбкой ехал по магазинам с Пак Чимином, чтобы купить себе купальные плавки его мечты, у господина резко потянуло поясницу и прямо в машине отошли воды. Тэхен больше скажет, он вообще не должен был оказаться в этой родильной палате, и наблюдать, как его хозяин рожает и орет на всю клинику. Этим всем должен был заниматься отец ребенка. Мин Юнги так мечтал быть рядом, мечтал наблюдать за рождением своего ребенка. Он спал и грезил, как первым услышит его плач, но вот незадача, все как всегда вышло в точности наоборот. — Он уже подъезжает, потерпите, господин, — пытается размять в сжатой ладони Тэхен свои пальцы, превратившиеся в плоское желе. — Пиздец, больше никаких детей. Больше никаких детей, сука, — омега воет еще громче, матерясь на всю палату. У врачей уши вянут и они неловко переглядываются между собой. А у главного врача, который прибежал впопыхах самый первый, когда услышал, что тот самый важный пациент Пак Чимин наконец рожает, на лице было написано: «Это и есть тот самый супруг Мин Юнги, который миллиардер и из семьи аристократов?». — Не надо стоять просто так. Сделайте что-нибудь. Вы же видите, что я не могу родить его! — Это нормальный процесс. Схватки могут длиться до суток. Лицо Пак Чимина надо видеть в этот момент. Его глаза по величине напоминают блюдца от кофейных чашек. — Я не выдержу, Тэхен! — скулит омега, смотря глубоко в глаза душевного друга. У дворецкого мурашки по телу бегут. И ведь ничем не поможешь, такова природа. Пока Чимин успокаивается и переводит дух между болезненными схватками, Тэхен невзначай оглядывает палату. Да в этой палате не то что рожать, в ней всю жизнь жить можно. Мин Юнги об условиях родов уже на втором месяце позаботился. Самый лучший роддом Сеула, самая лучшая палата, самые лучшие врачи. Альфа не поленился и даже личные дела абсолютно всех вплоть до санитаров прочитал. Два раза приезжал в палату, всю аппаратуру по его просьбе двигали, чтобы после рождения ребенка, когда он будет в своей крохотной кроватке лежать, в нее лучи солнца с окна не падали. И это еще не все. По просьбе Мин Юнги для его мужа разработали специальное меню, пока тот будет находиться в роддоме, чтобы молоко было такое же чистое, как воды священных источников. И все это для каких-то четырех дней, пока его счастье Пак Чимин, кроющий прямо сейчас всех на свете матом, будет после родов здесь находиться. Дворецкий выдыхает и грустно потолок оглядывает. А он ведь мог прямо сейчас чемоданы собирать, вещи в бутиках скупать и готовиться к поездке. — Папа-а-а! — Дышите глубже, пожалуйста. — Юнги-и-и! Теперь Тэхен понимает, почему его хозяин так сильно деторождения боялся. Это же настоящий кошмар воплоти! Чимин весь в поту поднимает туманный взгляд, а в его глазах только вселенская усталость читается и желание исчезнуть, ну или убивать на крайняк. О, этот взгляд Ким Тэхен хорошо запомнил. Этот пронизывающий до костей, смертоносный взгляд господина Пака. Он точно также на своего альфу смотрел, когда ворвался к нему радостный в кабинет его офиса месяца три назад, а тот в расслабленной позе сидел глубоко в своем кресле, кофе попивал и о чем-то серьезном с незнакомой омегой разговаривал. Дворецкий глухо смеется, вспоминая. Их отношения такие же, как американские горки. Только в настоящих горках ты все-таки с горем пополам до точки финальной добираешься, а в их отношениях тоже самое, как в этой каталке железной с трамплина слететь и в космос упорхнуть. — Все хорошо? — спросил в тот пасмурный день Мин Юнги, застав своего мужа с открытым ртом на пороге кабинета. — Это я у тебя должен спросить, — кулаки омеги сжались. — Э? У меня все хорошо, — пожал плечами Мин, и взгляд медленный на застывшего дворецкого перевел. Дворецкий только и смог намеком головой мотнуть. Мин Юнги намека не понял. — Ты прекрасно знаешь, что твой ребенок, напомню на минуточку, в моем животе, которого я ношу, как мне кажется, уже всю свою сознательную молодость, не переносит запаха чужих омег на тебе. Или ты забыл, милый? Слово «милый» звучало так гадко, что у Тэхена на всю жизнь к этому слову выработался какой-то эффект ненависти. — Не глупи, детка, это всего-лишь мой партнер Хван Джин, познакомься, — привстал с улыбкой Мин Юнги. Тэхен отсканировал взглядом этого Хван Джина. Тот вырядился весь с иголочки, пах парфюмом, как взрыв на фабрике, и жевал жвачку совсем отвратительно. — Партнер? — опешил Пак. — А я уже твоим партнером не являюсь, да? — омега гладил ладонью свой округлый живот, успокаивая самого себя. — Все альфы партнеры в этом мире закончились, да? Я все правильно понял? Мин Юнги вообще ничего не понял. Лишь раскрыл рот шокировано и замер. — Пожалуй, на сегодня закончим, Хван Джин, извините, — поклонился господин Мин, и незнакомый омега лишь кивнул, собираясь уходить. — Да, ты у нас любитель заканчивать. Один раз так закончил, что у меня теперь ребенок в животе размером с дыню, — Пак демонстрирует проходящему мимо Хван Джину свой живот, тыча в него указательным пальцем. — Спешу напомнить, что ваш партнер семейный человек, и его супругу совсем скоро рожать, и у нас прекрасные отношения и крепкая любовь. Это я так, для информации вам говорю. Хван Джин хлопает ресницами, оглядываясь. — Извините? — Не за что извиняться, надеюсь когда-нибудь ещё увидимся, — Пак грубо захлопывает дверь прямо перед носом растерявшегося бедняги. — В другой жизни! Дворецкому хочется смеяться во все горло, ну или провалиться сквозь землю от стыда за своего хозяина. — И что это было? — Мин Юнги, ты такой наивный, за тобой глаз да глаз нужен. Я прям уже вижу в своем воображении, каким партнером этот омега тебя видит! — ругается Чимин. — В твоей жизни из омег только я, твоя семья и Ким Тэхен должны быть! Все на этом! Ты запомнил? И не нужно вводить меня в состояние стресса, я и так в последнее время много нервничаю! Мин Юнги хотелось на тот момент многое сказать, но он тактично промолчал и кивнул, рухнув в кресло. И такие приступы ревности у Пак Чимина наблюдались все месяцы его беременности. Иногда дворецкому казалось, что она никогда не прекратиться, что этот ребенок – это просто иллюзия, матрица времени, в которой он застрял с Мин Юнги на пару. Теперь с младенцем под сердцем Пак Чимину было дозволено все, начиная от ювелирных украшений, скупаемых килограммами, заканчивая фермами с овцами, потому что омеге вдруг показалось, что барашки очень милые и это просто идеальное вложение для их денег. Тэхен улыбается нахлынувшим воспоминаниям. Это было пару месяцев назад, когда Пак Чимин ходил пузатый, ругался на всех, и болтал со своим малышом, поедая тонны попкорна, приготовленного итальянским шеф поваром, а теперь уже его господин рожает, и скоро все их жизни с появлением этого чуда с ног на голову перевернуться. Мин Юнги и Пак Чимин ждали своего первенца альфочку. Им об этом сразу на узи сказали, и господин Мин ходил после этой новости, как настоящая новогодняя гирлянда целый день и светился идентично. — Детка, я приехал! — в палату врывается новоиспеченный отец в полном обмундировании. На нем медицинский халат, бахилы, а в руках планшетник с документами, который он видимо не додумался оставить на работе. — Как ты, сладкий? — Юнги-и, — Пак кажется только и ждал своего мужа, чтобы разразиться в громком плаче. — Ты обещал, что будет не больно! Ты обманул меня! — Малыш, ну потерпи, пожалуйста. Постарайся ради нашей крохи. И Пак Чимин через каких-то полтора часа, пока Мин Юнги бегает вокруг суетливо, а Ким Тэхен, как в бреду, головой по сторонам мотает, наконец рожает. Ребенок разрывается громким ором на всю палату и дворецкий готов поклясться, что новорожденный альфочка даже рыдает также, как и его папа. Также беспощадно и раздражающе. Малыша тут же обтирают, приводят в порядок, и кладут на грудь выдохшегося Пак Чимина, который что-то бормочет несвязно. — Больше никаких детей, никаких детей, — шепчет. Тэхен обходит пару, обходит заказных фотографов, щелкающих вспышками, и кидает взгляд на кроху. Он кряхтит и глазки открывает, смотрит на весь мир вокруг себя. Дворецкий щурится, наблюдая. — Охринеть, — говорит Пак, всматриваясь в черты лица ребенка. Тэхен хочет сказать тоже самое, а все из-за того, что младенец копия семейки Мин. Такие же черные волосы, узковатые губы и даже пальчики крохотные такие же изящные и тонковатые. — Я вообще участвовал в зачатии или нет? — Он очень сильно похож на вас, господин Мин, — говорит то что на уме дворецкий. — Просто копия. — Никакой справедливости, — обидчиво тянет Пак. — Я же тебя носил девять месяцев, хотя бы губы были бы мои, — обращается к ребенку омега. И ребенок вновь орет. Кричит так, что у всех вокруг уши вянут. А потом берет отцовский палец и хватает в свою маленькую ручку со всей силы, что тот аж вскрикивает от боли. Характер у крошки альфы точно Пак Чимина.