Обыкновенное чудо

Острый запах нашатыря резко ударил Питеру в нос, и подросток открыл глаза. За секунду до этого он видел какой-то сон, или видения уставшего мозга, но сейчас подросток не вспомнил бы ничего из этого. Голову как будто набили ватой, а перед глазами всё плыло. Питер сообразил, что находится в комнате, где-то довольно яркий источник света, и что у него чертовски всё болит. Ему было холодно, его мутило, и он очень, очень сильно жалел, что появился на свет. «Я в жизни больше не буду ни с кем сражаться, Боже, как же мне плохо». А ещё он понял, что в помещении кто-то есть. И этот кто-то понял, что подросток очнулся. — Надо же, я ведь только открыл флакон. У тебя прекрасный нюх, Паук. Питер облегченно выдохнул, узнав в говорившем Мэттью. Тот был уже без костюма, в обычной футболке, забрызганной кровью. Его кровью. Осознание произошедшего глыбой ужаса свалилось на подростка. Он резко сел, чтобы посмотреть на свою рану… И тут же со стоном упал обратно. Перед глазами всё плыло, а тошнота снова подступала к горлу. — Эй, парень, успокойся. Тебе нельзя делать резких движений, — произнёс Мёрдок, и Питер почувствовал холодную ладонь мужчины на лбу. Это было… приятно, потому что всё тело подростка будто горело. — Я зашил рану, но ты потерял много крови ещё до моего прихода, так что лежи. И… Есть вероятность, что ты подхватишь вирус? — А? — переспросил Питер. Его блуждающее сознание отказывалось понимать суть вопроса, а перед глазами словно белый экран был… — Антибиотик колоть надо? Мужчина ждал, а Питер не знал, как ответить на этот вопрос. Да, после укуса и зрение восстановилось, и зимой обошлось без простуды. Но распространяется ли это на всю ту дрянь, что он мог нахвататься, пока валялся возле мусорных баков? Он не знал. И проверять, если честно не хотел. Но антибиотики — деньги, а мужчина и так слишком много для него сделал. Поэтому подросток тихонько просипел: — …нет. Мистер Мёрдок устало вздохнул. — Ты же в курсе, что я чувствую ложь? — спросил он, и подросток почувствовал, как от стыда краснеют его уши. «Нашёл кому врать!». — Давай ещё раз. Ты точно уверен, что ничего не подхватишь? — Нет, — прошептал Питер. Он заметил, как мужчина прикусывает нижнюю губу, но вместо того, чтобы объявить, что всё происходящее вина подростка, Мэттью ободряюще улыбнулся. — Хорошо. Постарайся не двигаться — этот укол довольно болезненный. Он не соврал. Как только мужчина надавил на шприц, вводя вещество, Питер зашипел, сжав руками диван. Послышался треск отдираемой обшивки, но разжать руки он был не в силах. Подростку под кожу будто вводили растопленное железо. «Это ради меня, — напомнил он себе, — просто потерпи». Но это быстро закончилось, и подросток выдохнул, расслабляясь. Он чувствовал, что весь взмок от напряжения и жара регенерации. Костюм с него уже сняли, так что прохладный воздух комнаты приятно охлаждал кожу. Мэттью сел возле его ноги и довольно точными движениями для слепого начал бинтовать рану. Подождите… — Как вы её зашили? Вы же, ну… — Слепой, да. Люди часто не хотят об этом говорить, словно если не произносить это слово, то мне будет легче, — произнёс мужчина, стараясь не слишком туго затягивать бинт. И что-то в его фигуре, освещаемым ярким светом, успокаивало Питера. — Когда я начал этим заниматься, то часто получал травмы. И не все можно было показывать врачу. Так что мне пришлось научиться тому, что и зрячий человек порой сделать не в состоянии. Питер кивнул. Ему всё ещё было неловко оттого, что мужчине приходилось бинтовать его. Подросток с детства привык сам заботиться о своих ранах, хотя и получал их не так уж и много. Сложно пораниться, когда тебя днями не выпускают из квартиры, но Питер преуспел в этом сполна. — Всё, готово. — объявил Мэттью, перевязав края повязки. — Завтра нужно будет поменять его. Если он уже не потребуется, то хорошо, — объяснил мужчина, ощупывая свою работу. — Спасибо, — прошептал Питер. Он уже собирался встать, как вдруг Мэттью перевел на него взгляд. — О чём ты думал, бросаясь ему под ноги? Я дал добро на операцию с Электро, потому что ты всё продумал. Тут же… — А что мне оставалось делать? — ощетинился подросток. Он пережил такой ужас, а Мёрдок ещё и отчитывает его? — Если бы не я, эти люди бы погибли! — Если бы ты не оставил эту дурацкую записку возле Электро, Фиск не выпустил бы его в город, — спокойно ответил Мэттью. Он будто не замечал раздражение подростка. — Будь скрытнее. Ты не можешь оставлять на своей работе следов. Иначе можешь просто нарисовать на лбу большую мишень и ходить с ней по городу. — Если вы такой умный, то что же сами не разобрались с ним? — нахмурился Питер. — Ты не хочешь сказать, что я должен был вмешаться раньше, — резко сказал Мэттью. — Сделай я это — мы оба были бы мертвы. К тому же важно, чтобы Фиск не узнал, что я с тобой. — Почему это? — вспылил Питер. — Неужели боитесь подставиться? К его удивлению, этот вопрос вызвал лишь улыбку. Грустную. — Нет, ты не понял, — сказал мужчина. — Пойми Фиск, что мы заодно, он бы взялся за тебя всерьёз. А этого я допустить не могу. И тут Питер заметил, что пальцы мужчины слегка подрагивают, а сам он бледен. Кровь черными пятнами покрывала не только футболку, но и руки, и лицо. «А ведь я действительно мог умереть, — с леденящим спокойствием осознал Питер. — Меня спас он, и я чуть не умер на его руках». Мысль о собственной смерти всегда казалась Питеру чем-то далеким. Чем-то, что случится в далеком будущем, и коснется только его близких. Самому Питеру будет уже плевать. В детстве он часто представлял, что с ним было бы, умри Бен. Может, приют, где его приняли бы хорошо, и добрые воспитательницы позволяли бы собирать ему конструкторы лего каждый день. Может, нашёлся бы дальний родственник, как в фильмах обычно и бывает. Он забрал бы Питера к себе, и воспитал бы хорошим человеком. Но никогда ещё Питер не задумывался, как его смерть повлияла на окружающих. И теперь видел — плохо. — Простите меня… — прошептал он. — Я просто хочу, чтобы ты научился продумывать свои действия. И мне не хочется объяснять Старку, почему его стажер умер по моей вине. — Простите меня, — прошептал он, ощущая привычное чувство вины. — Если бы я в том переулке был быстрее и не упал, вам бы не пришлось… — Знаешь, — перебил его Мэттью. — Не важно, сколько раз ты упадёшь. Важно лишь то, что ты каждый раз поднимаешься. Питер кивнул. Эти слова… Они так вовремя сказаны. «И как нормальным героям это удаётся?..» — Кхм, так ты останешься на ночь? — вдруг спросил Мэттью. — В таком состоянии ты не будешь бегать по крышам. А машину я не вожу по понятным причинам. И тут Питера будто холодной водой облили. Точно! Бен! Он уже и забыл о том, в каком состоянии уходил из дома, и что возвращаться ему не хотелось. Сейчас же он мечтал о том, чтобы залезть под одеяло в свою постель и проспать часов сто. — Мне… Нужно домой, — сказал он, всё же садясь на диван. Голова его тут же закружилась, но на этот раз он удержался в этом положении. Мэттью глубоко вздохнул. — Сиди здесь. Я позвоню кое-кому. Если он согласится, то ты поедешь домой, — произнёс он, выходя из комнаты. Питер кивнул. Когда головокружение утихло, а глаза привыкли к темноте, он смог осмотреться. Комната была не слишком большой, и обставлена была… Никак. Словно и не жил здесь никто. Его взгляд упал на открытую аптечку, когда вошел мистер Мёрдок. — Сейчас мы спустимся, и тебя заберёт один человек. Не волнуйся, он не будет задавать лишних вопросов, — сказал он, подходя к Питеру и протягивая ему домашнюю одежду. — На. Можешь не возвращать. — Эм, спасибо, — поблагодарил Питер, быстро натягивая футболку. Со штанами возникли трудности, но он всё же справился. И, опираясь на мужчину, он молча прошел с ним к лифту. И даже когда они спускались, он не решился спросить, почему в его аптечке лежат антидепрессанты. *** Если бы у Питера был выбор, он бы не просыпался в этот день вовсе. Возможно, он не был бы против не просыпаться вообще. Боль он почувствовал прежде, чем осознал, что он уже проснулся. С глухим стоном подросток сел на диван. Его мутило, а ногу хотелось отпилить. И всё-таки, он был жив! Питер глубоко вздохнул, неожиданно наслаждаясь этим чувством. Живой! Таким прекрасным казалось ему это слово. Он произнёс его по слогам, наслаждаясь каждым звуком, а потом, шипя от боли, отодвинул занавеску, впуская в комнату первые лучи солнца. Сейчас вид из окна, вид этих грязных улиц и сложенных у стенки мусорных мешков, казался ему прекрасным. Потому что это всё было настоящим, оно существовало, и Питер при желании мог выйти на улицу и пойти куда хочет. Весь мир будто был ему открыт. «Как глупо я с дядей вчера поссорился. Надо бы извиниться», — вдруг подумал Питер, чувствуя стыд за то, что Бен наверняка переживает из-за вчерашнего, пока он тут радуется. Ещё с детства его дядя не любил, когда кто-то счастлив, а он нет. В тоже время Бена ничего не могло заставить хотя бы улыбнуться. И часто, когда Питер в детстве смеялся, он хмурился больше прежнего и злым — этот тон даже ребёнок различал, — голосом произносил: «что, весело тебе? Ну смейся-смейся. Лишь бы тебе хорошо было». Так что сейчас он, прихрамывая, вышел в коридор. Бен уже был у двери, а связка ключей у него в руке. — Питер? — с удивлением посмотрел он на подростка, и тот улыбнулся ему. Он хотел собраться с духом, чтобы сказать, как дядя ему, ни смотря ни на что, дорог… — А ты почему ещё не в школе? Учти, если на тебя будет хоть одна жалоба, я краснеть за тебя не собираюсь. И тут что-то в сознании Питера переключилось. Улыбка медленно, словно нехотя, сползла с его лица, уступая место привычному безразличию. А дядя всё продолжал, открывая замок в двери: — Ты разочаровываешь меня, Пит, очень разочаровываешь. Это всё влияние твоего друга, Неда. Он мне никогда не нравился. Ты даже друзей выбирать не умеешь. Подросток кивнул, а сам уже не слышал этих слов. Внутри снова зародилась обида. «И как я мог подумать, что он станет меня слушать? Я же извиниться хотел… Ха! Да ему они не нужны даже, он уже и забыл про вчерашний день…» — … и ты сейчас не завтракай, в школу лети. Поешь на перемене, чек вечером отдашь. Ты понял? — Понял, — эхом отозвался подросток. Дверь закрылась. Бен ушёл, а с ним и надежда на что-то светлое в будущем Питера. Он чувствовал себя так, словно сунул пальцы в костёр и обжёгся. Он обижался и на Бена, и на свою надежду поговорить с ним. Ведь он вчера чуть не погиб, и зачем? Чтобы снова вернуться в ужасную повседневную жизнь? А дядя? Снова и снова он пытался донести до Бена нечто важное, а взамен получал лишь упрёки и ругательства… Так может, не стоит больше и пытаться? Питер похромал в выцветшую кухню, и тут понял, что его дядя забыл выключить телевизор. Подросток поднял пульт с грязного, — «вечером уберу, сейчас времени уже нет», — стола, но палец так и замер над кнопкой выключения. На него с экрана телевизора глядел он сам. Точнее, Человек-Паук. Фотографу удалось заснять его в момент прыжка, когда он проносился мимо Носорога. Получилось неплохо, Питеру понравилось. Также нижней строкой шла информация о количестве пострадавших (28 человек), из которых некоторые (7 человек) находятся в тяжелом состоянии. Погибших нет. — Нашим репортерам удалось опросить нескольких пострадавших, — вещал голос ведущей, под кадры из больницы, — все они заявляют, что обойтись таким малым количеством пострадавших удалось благодаря помощи недавно появившегося на улицах нашего города Человека-Паука. Он с замиранием сердца слушал эти слова. Это они сейчас… Серьёзно? На экране возникло лицо женщины в больничной палате, которую подросток не узнавал. Она с жаром заговорила: — Человек-Паук появился, и тот громила сразу напал на него. Если бы не он, нас бы раздавили в лепёшку. Кадр сменился, и теперь перед Питером возник мужчина. — Я видел, как перед Носорогом упала девочка, совсем маленькая. Он бы её раздавил, но Человек-Паук в последний момент спас её. И машину, летящую в нас, тоже он отбросил. Он герой. Питер слушал все эти слова, и не верил, что говорят о нём. Он же не способен на такое, верно? Людей спасают всякие герои, а он… Он обычный подросток, пусть и с суперсилами. Так ли это? Питер резко поставил раненую ногу на стул и разорвал бинты. Рана уже покрылась струпом, а кожа по краям сильно опухла и была нежно-розового цвета. А ещё он не мог ходить, не хромая, но… Пожалуй, оно того стоило. Питер никогда не думал о таких вещах, как самопожертвование и героизм, но, глядя на счастливые лица людей, он понимал, что сделал что-то достойное. Но повторять подобное ему, конечно же, не хотелось бы. Да только кто его спрашивать будет… *** День тянулся до безобразия долго. На уроках не выспавшийся мозг активно протестовал против усвоения новой информации, так что Питер тихо дремал на своём месте. Нед, конечно же, желал расспросить его обо всём, а потому елозил на стуле, с нетерпением ожидая последнего урока. До которого было как пешком до Канадской границы. В обеденный перерыв Питер устало плелся по школьному коридору, стараясь меньше наступать на левую ногу. Хоть она уже меньше болела, он всё равно не мог полностью опираться на неё. Само воспоминание о том, как кровь вытекала из его тела, была достаточным стимулом для того, чтобы не тревожить рану некоторое время. Он надеялся подремать десять минут в кабинете истории, где пройдёт их следующий урок. Но, едва он подошёл к двери, как услышал стук сердца и дыхание за дверью. Подросток огорчённо вздохнул — плакали его надежды на одиночество, — но идти куда-то ещё у него попросту не было ни сил, ни желания. Поэтому он медленно открыл дверь, надеясь, что это кто-то из дружелюбных ребят. Это оказалась его одноклассница. Она сидела в конце класса, прямо под открытым окном, что-то рисуя в своём блокноте. «А, Мишель». Не то, чтобы он с ней часто пересекался. Это происходило редко и только на уроках. Или проклятых дополнительных, куда подросток начал попадать в последний год. Странная. Это было единственное слово, которое идеально бы описывало Мишель в глазах одноклассников. Она переехала не так давно и ещё не успела влиться в компанию ребят, которые знали друг друга с детства. И не очень-то и старалась, если честно. Она была одна, и в этом одиночестве ей было комфортно. А ведь она с легкостью могла присоединиться к периодическим издёвкам Флеша над Паркером. Питер знал, что у неё острый ум и подвешенный язык: слышал, как она ответила задирам в столовке, все ребята тогда с удивлением и восхищением в глазах смотрели на тихоню, которая гордо, словно не замечая этих взглядов, вышла из помещения. Так что будь её воля, она бы с легкостью обошла бы Флеша по части оскорблений. Но она так не поступала, и только за это Питер уже был благодарен. — Эм… Не помешал? — из вежливости задал он вопрос, проходя на своё место. — А? — переспросила девушка, вынимая из уха наушник. Подросток тут же почувствовал себя максимально глупо. — Эм, ничего, извини, что помешал… — пробормотал он, садясь на своё место. Он надеялся, что девушка не будет акцентировать внимание на его неловкости и снова займётся своими делами. Но вместо этого она продолжила в упор смотреть на него. Наверное, таким же взглядом змеи гипнотизируют птиц, чтобы те замерли на месте. Ведь желание подростка лечь на парту подремать до урока куда-то исчезло, и он смотрел в ответ в тёмные глаза, ожидая, что же произойдёт дальше. — С чего ты взял, что помешал мне? — спросила она, прищурившись, отчего Питеру вдруг стало неуютно. Словно его душу раскрыли, как книгу, и пробежались глазами по самым интересным местам. — Сегодня ты… Выглядишь хреново. Можно тебя нарисовать? — Что? Эм, ладно… — пробормотал он, растерявшись, ведь… Это было неожиданно. Питер не думал, что кто-то заметит его состояние — ведь кроме Неда на него мало кто обращает внимание, а Флеша мало интересует состояние Паркера, — а если и заметит, то молча удивится и не будет подходить. Максимум посочувствуют. Но реакция одноклассницы его удивила. «Пожалуй, она действительно странная», — подумал Питер с внезапной теплотой. Эта странность пока что выражалась в прямолинейности и не отталкивала его. Тип, серьёзно, вчера он чуть не умер от человека, одетого в костюм Железного Носорога, а его должны отталкивать слова девушки? Нет уж. Мишель пересела поближе, и, закинув ногу в потертых джинсах на другую, начала делать первые взмахи карандашом. Грифель чуть слышно царапал поверхность бумаги, взгляд девушки то и дело возвращался к подростку, а её спокойное сердцебиение расслабляло. Он тоже периодически смотрел на её сосредоточенное лицо, и как она всё время поправляет мешающуюся кудрявую чёлку, и когда, чуть хмурясь, стирала лишние линии. Питер вдруг почувствовал умиротворение. Будто весь мир за этой комнатой перестал существовать, забирая в небытие все тревоги, а вчерашний день был сном обычного подростка. Ведь не может так быть, чтобы каких-то двенадцать часов назад ему казалось, что вся его жизнь лишь беспросветная тьма, а сейчас наслаждался этим мгновением. — С тобой спокойно, — вдруг произнёс он, даже не смутившись. В любой другой ситуации он бы скорее отрубил себе руку, чем сказал такое малознакомому человеку. Но в последнее время произошло так много всего, и… Он просто так устал. А сейчас ему было хорошо. И почему-то ему хотелось, чтобы она тоже ощутила это. — Эм… Спасибо? — произнесла она, не отрываясь от работы, но Питер услышал, как она напряглась. — Это из-за того, что я тихоня? — М, наверное, нет? — ответил он, и получил вопросительный взгляд от девушки. «Другая бы обиделась, — почему-то подумал он. — Точно надулась и ушла бы, а она лишь смотрит пронзительно своими чёрными глазами да карандашом водит по бумаге». И вдруг его переполнило такое восхищение, что он невпопад выпалил: — просто ты… У тебя на всё есть своё мнение. И ты точно не веришь всему тому, что несёт Флеш… — А тебя волнует, что он говорит? — вдруг спросила она, нисколько не удивившись тому, как он перешёл на свою главную школьную проблему. — Не наклоняй голову. — Да. Прости, — произнёс он, выпрямляясь. Ему следовало бы собраться с мыслями, но она так смотрела, что пришлось говорить то, что он думает. То, что так долго сидело в его душе. — Это просто… неприятно. Он поступает так с детства, и я так и не понял, что с этим делать. — Ты поэтому и говоришь, что ненавидишь Человека-Паука? — внезапно спросила она, секунду критически оценивая собственный набросок. Питер замер. «Почему вдруг она затронула эту тему?» — В смысле? — Ну, это довольно очевидно, — произнесла она. Но тут же закончила свою мысль, так быстро, что подросток даже не успел испугаться. — Ты же всю ночь следил за событиями? Поэтому такой убитый? — Какими событиями? — не понял ход её мыслей Питер. Видимо, он выглядел настолько удивленным, что девушка поверила ему и огорченно вздохнула. — Прости. Думала, ты тайный фанат, а говоришь, что ненавидишь нового супергероя просто чтобы не быть похожим на Флеша, — ответила она, и Питер окончательно расслабился. — А ночью снова появлялся Человек-Паук. Спас пару горожан, надрал задницу суперзлодею. Этот парень начинает мне нравиться, — дружелюбно усмехнулась она, но Питер подумал, что это с таким же успехом мог быть сарказм. Новости… Единственной полезной информацией было то, что Носорог удрал, что Питера не особо ободряло. А так… За день в школе Питер всё узнал о ночной битве, даже то, чего там не было. Человек-Паук и пламя тушил, и детей с женщинами из горящих машин вытаскивал, и, по слухам, даже ядом плевался. Но было то единственное, в чём все слухи сходились. Этой ночью Человек-Паук стал героем. А Питер сегодня так и остается всего лишь подростком, который не может противостоять школьному хулигану. — Нет, я не хочу специально с Флешем спорить, — начал оправдываться он. — Себе дороже… — Неудачник, — фыркнула Мишель. Питер в шоке уставился на неё. Она серьёзно это сейчас сказала? Ни сочувствие, ни совета, а это? — Спасибо, очень ободряюще, — фыркнул он. Она даже взгляд не подняла. — В смысле? Я вообще-то не пытаюсь тебя ободрить, — произнесла девушка, как ни в чём не бывало старательно стирала очередную линию. — Ты сам позволяешь ему так с собой обращаться. Если ты правильно себя поставишь, то он больше не будет задирать тебя. — А не поздновато? — язвительно спросил Питер. Она на секунду остановилась и посмотрела ему прямо в глаза, и Питеру стало неуютно. Это был тяжелый взгляд человека, который знает больше, чем говорит. — Учиться за себя постоять никогда не поздно, — произнесла она. И тут Питер вспомнил, что никто так не знает, что именно было в её прошлой школе, и почему она перевелась. Он почувствовал, как уши его краснеют. — Спасибо, Мишель, — произнёс он, стараясь звучать искреннее. — И за рисунок тоже. Она кивнула, а взгляд её заметно потеплел. «Это хорошо. А то я будто не разговариваю, а в сапёра играю, — подумал Питер. — И мне это нравится». — А, не за что. И это… — впервые за весь разговор она замялась, но тут же взяла себя в руки. — Можешь звать меня ЭмДжей. — Хорошо, — улыбнулся Питер, чувствуя себя заметно лучше, чем за всю эту сложную неделю. Рисунок она не отдала, сказала, что потом доработает. Питеру внезапно захотелось спросить, когда они ещё смогут так посидеть, или, может, она любит гулять в парках… Но тут прозвенел звонок, и момент был упущен.