Мелодия чувств

Лба легонько коснулось что-то холодное. — Акеми, — услышала я бархатный голос Джаса, — Мы приехали в аэропорт. Я разлепила веки и тяжело вздохнула: пора было встретиться с реальностью, которая больше походила на кошмар. Мы подъехали ко входу в аэропорт Сиэттл-Такома. На улице была уже ночь, поэтому Джаспер спокойно вышел из машины и пошел к багажнику, чтобы вытащить наши вещи. Я тоже выбралась наружу и сразу же принялась оглядываться, пытаясь найти своих родных среди потока других людей. — Они внутри, — подошел ко мне Хейл и аккуратно сжал своей свободной рукой мою. Я лишь кивнула, перед тем как нетерпеливо зашла в аэропорт. Мама и Джун стояли у стоек регистрации, забирая билеты, и я тут же подбежала к ним. — Мама, Джун… Семья повернулась ко мне, и я почувствовала, как меня буквально затопила невыносимая реальность происходящего. Мамино посеревшее от горя лицо ничего не выражало, а у сестры под покрасневшими от слез глазами залегли темные круги. Я обняла их, глуша крик боли в волосах мамы, и невольно заплакала, выплескивая накопившееся отчаяние, горечь, скорбь и бессилие. — Акеми, ты здесь, хорошо, — безэмоциональным голосом проговорила мама и повернулась к Джасу, который не отходил от меня, — Джаспер, спасибо большое тебе и вашей семье за помощь. Я надеюсь, что ты передашь нашу искреннюю благодарность доктору Каллену и миссис Каллен. Даже не знаю, что бы мы смогли сделать в ответ… — Мисс Уилсон, не беспокойтесь об этом, — перебил Хейл успокаивающим голосом, — И примите наши глубочайшие соболезнования. Мама в ответ лишь кивнула и сразу же отвернулась от всех. Я заметила, что ее плечи начали немного подрагивать, но решила не тревожить ее — мама всегда старалась показывать нам с сестрой только свою сильную сторону, будучи матерью одиночкой с двумя детьми. Поэтому сейчас ей было особенно тяжело. Я все еще обнимала Джун одной рукой, другой вытирая дурацкие слезы с щек. Плакать больше не хотелось — этого требовал организм. Когда поток воды из глаз прекратился, я аккуратно отодвинулась от сестры, чтобы взглянуть ей в лицо. — Джун, ты как? Она подняла на меня свои пустые глаза, которые стояли на мокром месте. Маленькая моя! В таком юном возрасте ей пришлось прочувствовать невосполнимую боль от потери близкого человека! Я мельком посмотрела на Джаспера, умоляя взглядом немного взбодрить сестру, и, не знаю как, но он меня понял — я почувствовала, как до моих чувств долетает облако спокойствия, окутавшее Джун. Она пару раз глубоко вздохнула, переставая плакать, и немного дезориентировано огляделась. — Я… я в порядке — неуверенно ответила мне сестра. — Начинается посадка на рейс Сиэттл-Такома–Нарита, — раздался механический голос из динамиков над нашими головами. Весь полет до Японии, который длился целых шестнадцать часов, я провела в объятиях Джаспера, который был рядом и молча поддерживал меня, понимая, что никакие слова не смогут помочь мне сейчас. Пару раз парень все-таки предлагал повлиять немного на мои эмоции или хотя бы расслабить достаточно, чтобы усыпить, но я отказывалась. Вокруг меня и так происходило слишком много сверхъестественного, что отрывало от обычной реальности и немного пугало, поэтому я позволила себе полностью прочувствовать эти хоть и невероятно болезненные, но максимально человеческие ситуации, пока возможно. — В Вакканае должно быть довольно пасмурно в это время года, но все-равно будет довольно опасно появляться днем на людях, — обратилась я к Джасу, когда наш самолет начал приближаться к Нарита. — Я что-нибудь придумаю, Акеми, — парень заправил мне прядь волос за ухо и мягко поцеловал в лоб. — Я не оставлю тебя одну и буду рядом. Эмпат нежно сжал мою руку, и я благодарно улыбнулась ему в ответ. Все-таки Джаспер очень тонко чувствовал даже малейшее изменение в моем настроении. Например, сейчас я пыталась подавить в себе сожаление о том, что его возможно не будет рядом на похоронах, потому что понимала, как опасно вампиру находиться при свете дня на людях, однако мне и на секунду не удалось его провести. В международном аэропорту Нарита нас ждала пересадка на другой самолет до города Вакканай в префектуре Хоккайдо. Мой родной город. Весь полет я чувствовала нарастающее напряжение — осознание того, что скоро мне придется увидеть бабушку, однако в этот раз она не встретит нас с теплой улыбкой и объятиями, приносило невероятную боль. По прибытии на Хоккайдо я была полностью измотана — тяжелые мысли не давали расслабиться и заснуть. Мама тоже выглядела эмоционально разбитой, когда мы забирали багаж, но хотя бы Джун удалось прилечь на пару часов во время полета, поэтому она чувствовала себя чуть лучше, чем когда я увидела ее в Сиэттле. — Когда мы приедем домой, я ненадолго отлучусь: мне надо съездить в больницу, — предупредила нас с сестрой и Джаспером мама, пока мы ехали в такси, — Попытайтесь поспать и отдохнуть. — Хорошо, мама. Я прослежу за всем и приготовлю обед. Или это уже ужин? — я глянула в окно: на улице было туманно. — Спасибо, дорогая. Что бы я без тебя делала, — мама устало, но искренне улыбнулась мне. Вскоре таксист подъехал с деревянному дому в пригороде Вакканай. Бабушкин дом находился среди таких же старых, построенных задолго до моего рождения домов, в которых жили в основном старики, передававшие их из поколения в поколение. Бабушка всегда отказывалась переезжать в современные квартиры в центре города, ссылаясь на то, что в ее возрасте делать там нечего, а покидать насиженное место и знакомые лица ей не хотелось. — Я приеду поздно вечером, — сказала мне мама, пока Джаспер и Джун (в основном Джас) переносили чемоданы в дом, — Нужно съездить в морг и еще подготовить все к похоронам. Проследи за сестрой, пожалуйста, дорогая. — Не переживай, мама. Все будет в порядке, — я крепко обняла ее, перед тем как она села обратно в такси и уехала. Заходя в дом, я сразу же почувствовала благовония, которые бабушка всегда зажигала. Она была довольно религиозным человеком и говорила, что аромат благовоний защищает нас от злых духов. Вместе с этим запахом голову начинали заполнять различные воспоминания, связанные с бабушкой: наши частые приезды к ней, когда мы еще жили в Японии; ее рассказы перед сном и колыбельные, которые она пела своим прекрасным голосом; как однажды мы с Джун ходили с ней в оперный театр, где она когда-то работала; ее звонкий смех, доброе сердце и бесконечную любовь к семье. Глаза невольно начали наполняться слезами, что мгновенно почувствовал Джаспер и неожиданно появился рядом со мной. — Я когда-нибудь привыкну к твоей скорости? — недовольно пробурчала я себе под нос, утирая влагу с глаз краем кофты, однако тут же резко повернулась к вампиру, — Где Джун? Она не видела? — Джун сразу же убежала в комнату, — успокаивающим голосом произнес Джас. — Слышишь? Она играет. Вынырнув из болезненных воспоминаний, я прислушалась и различила тихую гитарную мелодию. — Что привело к слезам? — мягко спросил Хейл, поглаживая мою скулу. — Запах, — в глазах парня промелькнуло непонимание, — Он напомнил мне о днях, когда мы с сестрой приезжали сюда. — Мы можем пожить в отеле до отъезда, — тихо предложил Джаспер. — Нет, — я посмотрела на него решительным взглядом, — Здесь я быстрее приму то, что ее уже нет с нами. Кроме того, нам нужно кое-что найти. — Что? — Старый дневник прабабушки. Думаю, он еще где-то здесь. Бабушка вряд ли бы успела его отправить мне перед… Я невольно запнулась на слове «смерть», но Джас понимающе кивнул. — Скорее всего, он в ее комнате, — сказала я и посмотрела в сторону коридора, где находилась комната бабушки. По коже невольно пробежались мурашки при мысли о том, что мне придется зайти туда. В этот момент Джаспер пропал и буквально через секунду снова появился рядом со мной, держа в руке какую-то потрепанную книгу. — Ты была права, дневник был в той комнате. — Как?.. — я пораженно уставилась на парня. — По запаху, — немного самодовольно улыбнулся мне Джас, передавая старый дневник. — Его было довольно легко найти: он находился в шкафу. — А как?.. — Я же эмпат, — усмехнувшись, перебил вампир, снова отвечая на мой незаданный вопрос. — Однако в нашем случае даже не это играет роль. Просто ты — часть меня, как и я — твоя. Я всегда буду чувствовать твое присутствие, потаенные эмоции, искреннюю любовь, — последние слова Джаспер чувственно прошептал, нежно поглаживая меня по щеке. Я придвинулась к нему ближе, на секунду позабыв обо всем на свете. Все мое естество тянулось к нему, а глаза невольно скользнули по столь желанным губам. Как же мне хотелось его поцеловать! Джаспер нагнулся ко мне, и я уже чувствовала его холодное дыхание в жалких сантиметрах от себя, как вдруг до ушей донеслась звонкая трель телефона. Все проблемы и мысли разом ворвались в наш маленький мирок. — Думаю, тебе нужно ответить, — немного хрипло шепнула я, не отрывая от Хейла глаз. Ни один из нас ни на миллиметр не сдвинулся. Мы так и продолжали стоять, пронзительно смотря друг на друга, и я видела, как в янтарных глазах Джаспера борются дикое желание поцеловать меня и необходимость ответить на звонок. Решив больше не мучить бедного парня таким непосильным для влюбленного вампира выбором, я нехотя отошла от него. — Ответь, — уже более настойчиво сказала я, пока Джас с таким же, как и у меня, недовольным лицом вытаскивал телефон. Я невольно улыбнулась и, не сдержавшись, быстро подошла к нему и легко чмокнула в ухо, шепнув, что у нас впереди есть вся ночь. Джаспер буквально съел меня глазами, заставив глупое сердце быстро затрепетаться, словно крылышки колибри, и наконец ответил на звонок. — Что случилось? — бархатным голосом произнес парень, переводя взгляд. Я глубоко вздохнула, приводя мысли в порядок, и потрогала горевшие щеки. Вот же нашли время для романтики! Оставив Джаспера разговаривать по телефону (его скорость речи все-равно невозможно было разобрать), я прошла к дивану и поудобнее уселась на него. Надо было возвращаться к насущным проблемам. Темно-красная обложка дневника была кое-где порвана и чем-то измазана. На ней ничего не было написано, поэтому я сразу же раскрыла дневник на первой странице. На пожелтевшей от времени бумаге в самом верхнем правом углу красивым почерком значилось: «Собственность Ёсидзава Саюри». Какая интересная и жестокая штука эта судьба — девушку, чье имя означает «маленькая лилия», убила «цветочная болезнь». Прабабушка, видимо, начала вести этот дневник в довольно раннем возрасте: она не записывала дат, но сам стиль написания на первых страницах дневника говорил о юном возрасте его владелицы. Я пролистывала записи, которые с легкостью можно было отдать в какой-нибудь исторический музей: прабабушка описывала смену власти и политического режима в Японии, начавшиеся мировые войны, бедность и голод, которые ей приходилось переживать в эти страшные годы, и раннее рождение ребенка, что привнесло свет надежды в столь непростую жизнь. Я продолжала проходиться глазами по страницам дневника, узнавая тяжелые детали истории своей родственницы, и так в это погрузилась, что не заметила, как рядом со мной сел Джаспер, задумчиво смотря в пространство. — Акеми. — Джас? — я недоуменно повернулась на звук его голоса, — Ты уже закончил? Что-то случилось? Хейл был напряжен, хоть и умело скрывал это за маской задумчивости и безразличия. Я сосредоточила все свое внимание на нем, откладывая дневник в сторону и пересаживаясь к Джасперу на коленки. Он тут же родным движением обнял меня за талию, а я обвила руки вокруг его шеи, тревожно заглядывая в янтарные глаза. — Элис сказала, что обмануть ищейку не удалось. Она с Беллой и Эмметтом подъезжают к Финиксу, где чуть позже встретятся с остальными. — С ними все в порядке? — взволнованно спросила я, а перед глазами пронеслись лица уже таких родных мне Калленов. — Да. Элис хотела посоветоваться со мной насчет их плана, и как дальше могут повести себя чужаки. Непредсказуемость ищейки и живучесть той вампирши составляют серьезную опасность не только для Беллы, о чем беспокоится Эдвард, но и для всей нашей семьи. Джас механически поглаживал меня по спине, задумчиво нахмурившись. Мне вдруг стало очень тревожно за Калленов — думаю, до смерти бабушки я не сильно понимала то влияние, которое может оказывать на тебя гибель близкого человека. — Но больше всего меня волнуют будущие действия Виктории. Это та рыжая вампирша, — напомнил мне Джаспер. — Она помнит твой запах, и он ее заинтересовал. Элис, конечно, старается просматривать и ее будущее, но сестре сложно уследить за всем. Кроме того, ищейка является сейчас большей опасностью для них. — Думаешь, она погонится за нами? — По словам Элис, она сильно привязана к Джеймсу и вряд ли бросит его. Но я не могу быть уверен. Если бы я сам почувствовал от нее такие эмоции, тогда еще ладно, — мы перекинулись с Джасом взглядами, и вдруг он зарылся лицом мне в волосы, глубоко вдыхая цветочный аромат. — Мысль о том, что кто-то или что-то может причинить тебе хоть мельчайший вред сводит с ума. — Рядом с тобой мне ничего не страшно, — искренне сказала я, аккуратно перебирая медовые волосы. В ответ Джаспер чуть сильнее сжал меня в своих объятиях и лениво приподнял голову, поглядывая исподлобья. В резко изменившемся выражении прекрасного лица проскальзывало любопытство. — Что интересного прочла в дневнике? — Я только дошла до рождения бабушки, — я потянулась к дневнику и, схватив его, устроилась читать прямо на коленях у Джаса. — Скоро должны появиться упоминания о ханахаки. Я пролистала пожелтевшие страницы и снова погрузилась в прабабушкины записи. Началось описание очень скромной свадьбы, затем — семейного быта и новой работы. Больше половины дневника уже было пройдено, но о болезни не попалось еще ни слова. Постепенно, записи становились короче, оставалось все меньше и меньше страниц до конца, как вдруг на старом листе промелькнуло маленькое темное пятно. Я присмотрелась к небольшой точке, которая напоминала давно запекшуюся кровь, и наткнулась на необычные пассажи. Остановившись на этой странице, я сосредоточилась на японских записях и постаралась максимально точно перевести слова. «Силы меня покидают, а кровь не перестает идти из легких. Древние легенды насчет цветочной болезни оказались правдивыми. Мой дорогой муж ничего не подозревает, однако долго скрывать свое ухудшающееся здоровье у меня не получится. Любимая дочь еще слишком юна, чтобы узнавать о смертельности и реальности цветочной болезни, но достаточно зрела, чтобы впитывать в себя рассказы о ней в форме сказок, как в свое время делала я. Тот человек нашел любимую и уехал в Канадзаву пару недель назад. Я не смогла признаться». На этом запись заканчивалась. Я тут же принялась читать следующую, с этого момента больше не пролистывая страницы и вникая в каждую историю. Прабабушка описывала свое ухудшающееся состояние, но ни разу не написала название болезни. Кроме того, она обходила стороной любое описание возлюбленного, из-за которого начали расти в ее теле цветы, и даже не называла его по имени, обращаясь к нему только как «Тот человек». Я подходила уже к концу дневника, но так ничего нового о том, как вылечить ханахаки не узнала. Прабабушка лишь поведала о будущем, которое ждет меня: у нее усиливался кровавый кашель, из легких выходили полноценные стебли с цветком гвоздики, что приносило невероятную боль, дышать иногда было почти невозможно. Она описывала, как теряла сознание от этой невыносимой пытки, что происходило все чаще и чаще. Слепая надежда почти угасла, и беспомощность снова начинала заполнять мое сердце. Последняя запись прабабушки была очень короткой. «В районе сердца начинает пробиваться бутон. Последний этап. Думаю, это моя последняя запись в дневнике. Та молодая пара пообещала уладить вопрос с моими похоронами, чтобы никто не узнал о болезни. Я им благодарна за всю помощь. Если бы они только нашли меня раньше, то, возможно, смогли бы помочь. Хотя, даже доктор не был уверен в том, что это бы спасло меня. Я не хочу умирать…» Я несколько раз перечитала последние слова прабабушки, чувствуя, как в голове начинает зарождаться бесконечное количество вопросов. Джаспер, который все это время сидел неподвижно, словно статуя, осторожно провел по моей руке. Оказывается, она дрожала. — Что тебя взволновало? — настороженно спросил парень, пристально вглядываясь в мое лицо. — Я… я не уверена, — мозг не мог сформулировать полноценные предложения, — Кажется, у прабабушки был шанс… Шанс спастись. — Что здесь написано? — Джас тут же обратил все свое внимание на дневник. Я немедленно перевела ему последнюю запись, немного заикаясь. Новость о возможном излечении от ханахаки взбудоражила нас не на шутку. — Значит, та пара знала о болезни, — задумчиво произнес Джаспер. Парень пытался держать свои эмоции в узде, но я могла видеть безумный блеск надежды, который метался в его глазах. — Но бабушка говорила, что только наша семья знала о ханахаки. — Однако мы не знаем, были ли еще люди с такой болезнью, — справедливо заметил Хейл. — Может быть, кто-то из них смог вылечиться от нее, но я не уверена, — я снова перечитала запись. — Прабабушка писала довольно скрытно, не упоминая никаких деталей. — Тогда, значит, что люди уже находили способ излечения, — голос Джаспера был спокоен, но его глаза ослепительно сияли блеском моего возможного спасения. — Но они жили в начале прошлого века, — я не хотела зазря поливать в сердце зерно призрачной надежды. — Кто знает, остались ли хоть какие-нибудь записи о них, их опыте, если он был, исследованиях, которых, может быть, и не было… — Акеми, — перебил меня улыбающийся своей самой обезоруживающей улыбкой Джас, — Мы постараемся найти любые клочки информации, которые смогут помочь. Главное, что начало этому положено благодаря твоей прабабушке. Я не могла сопротивляться его нечеловеческому обаянию и улыбнулась в ответ. Он был прав. Смысла в накручивании удручающих мыслей сейчас не было. Нужно просто попытаться сделать все возможное, чтобы найти информацию. — Акеми, — услышала я голос сестры из комнаты, — Что будет на ужин? Реальность имела привычку напоминать о себе в самый неподходящий момент. За окном виднелись последние лучи заходящего солнца. Наступал вечер. — Рамэн, — прокричала я в ответ. На него должно было уйти не так много времени. Джун промолчала, что я приняла за согласие, поднялась с дивана (точнее, с колен Джаспера) и направилась в сторону кухни.

***

Ярко светившее солнце будто издевалось над нами. Почему именно в этот день должна быть такая хорошая погода? Больше подошел бы проливной дождь. — Мои соболезнования, — произнес очередной гость в черном костюме, протягивая маме поминальный конверт. Сегодня был день похорон. В храме было довольно душно, что не помогало моральному состоянию. Мы с мамой стояли у входа в траурный зал, встречая всех, кто хотел попрощаться с бабушкой. Людей было довольно много, как и на вчерашнем отпевании. Я смотрела пустым взглядом в конец зала, где стоял гроб. Вчера я уже видела тело бабушки, и впервые за долгое время не смогла уснуть ночью рядом с Джаспером: каждый раз, когда я закрывала глаза, перед внутренним взором вставала картина мертвой бабушки. Джас хотел мне помочь заснуть, но я боялась, что это видение будет преследовать меня и во сне. Поэтому в этот день у меня не было не только моральных сил, но и физических. — Мои соболезнования, — к нам подошла женщина в возрасте, держа в руках конверт. Я отметила, что ее вчера не видела — некоторые люди пришли только на похороны. Мама поблагодарила женщину и приняла конверт. Как семья покойной, мы должны были встречать всех гостей, которые пришли проститься, и принимать денежные поминальные конверты, часть суммы которых, по традиции, вернется гостям обратно в конце похорон. Мама хотела провести бабушку в последний путь по всем японским обычаям. — Наши соболезнования, — пара гостей, которых я тоже на поминках не видела, в полностью черных одеяниях, покрывавших каждый миллиметр кожи, и больших широкополых шляпах протянули маме траурные деньги. Я поклонилась гостям. Движения были машинальными — мне просто хотелось, чтобы этот день поскорее закончился. Джаспер сегодня никак не мог прийти, но находился снаружи храма. На солнце, понятное дело, моему вампиру находиться возможности не было, а в траурном зале храма было множество окон, через которые пробивался свет. Однако, оставить меня одну он никак не мог, поэтому арендовал тонированную машину, в которой сейчас сидел, специально на такой случай. Я чувствовала, что мое дыхание было тяжелее обычного, но это было намного лучше, чем если бы Джаса не было поблизости. Тут мимо нас прошел священник, что означало начало церемонии. Мы с мамой прошли за ним, к самому гробу. У него уже сидела Джун — сестра, в силу возраста, не обязана была встречать гостей вместе с нами, чему я была рада: Джун чувствовала себя очень подавленно, и я хотела, чтобы у нее было время просто скорбеть. Священник начал читать сутры и воскуривать фимиам. Я прикрыла глаза и стала молиться про себя. Мучительная горечь заполнила мое сердце, пока я мысленно провожала в последний путь любимую бабушку. Я никогда не смогу до конца отпустить ее, но эта невыносимая боль со временем должна стать тише. Она бы не хотела, чтобы мы грустили, вспоминая ее, однако печаль невольно будет сопровождать каждое воспоминание, связанное с ней. Подходил конец церемонии похорон. Священник произнес последние слова, и гроб закрыли. Когда его вывезли из зала, мама повернулась к нам с сестрой. — Через некоторое время нам надо собраться в другом зале и провести перенос костей в урну. Я совершенно точно не хотела этого делать. Не выдержу. — Мама, я не могу… — голос сорвался. — Я помогу тебе, мам, — неожиданно выпалила Джун. Мы с мамой удивленно повернулись в ее сторону. Она выглядела такой хрупкой и подавленной, но решительно смотрела на меня. Я всегда старалась защищать Джун, ощущая на себе ношу старшей сестры, однако в этот момент она хотела помочь мне. — Ты уверена? — спросила мама. — Да, Акеми и так много взяла на себя, — я невольно подивилась тому, что моя сестра уже не тот маленький ребенок, которого я помнила: теперь и она могла защитить меня. Мама внимательно посмотрела на нас с Джун и молча кивнула, а затем обняла нас. — Я горжусь вами, — услышала я ее тихий шепот. Я почувствовала, как глаза наполняются влагой, и аккуратно выбралась из объятий, тут же прикладывая к глазам рукав, чтобы не дать слезам вытечь. — Я отойду, — пробормотала я маме с Джун и пошла в сторону выхода. Мне нужно было найти Джаса и попросить его поманипулировать эмоциями. Надо было держаться, хотя бы до конца этого дня. Я вышла из траурного зала и наткнулась на мужчину во всем черном, чуть не влетев в него. — Прошу прощения, — протараторила я и попыталась обойти его. Однако мужчина перехватил меня за руку и развернул к себе. Не успела я удивиться или испугаться, как он прикоснулся к моему лбу, и я почувствовала, что проваливаюсь в небытие. Последнее, что я услышала, было тихое: «Спи».