***
Ему нужно было выжить. Его долг как последнего выжившего был в скорби, но вместо этого он выбрал месть — иначе он превратился бы в пустую оболочку, такую же мертвую, как и все остальные члены его клана.***
Прошла целая вечность, прежде чем их пути пересеклись. Этот мужчина был словно воплощение смерти — кровь и трупы оставались там, где он прошел, как единственное доказательство его существования. Но как бы сильно Курапика ни хотел покончить с ним, судьба не спрашивала, чего он хочет. Жизнь этого человека, в конце концов, оказалась в его руках, однако было нелегко вынести ее тяжесть. Он сковал его сердце цепями, и оно билось несмотря ни на что, как и он сам вопреки всему улыбался холодной, торжествующей улыбкой. Он даже что-то говорил — беззвучно, одними губами — но Курапика не смог понять что — все, на чем он мог сосредоточиться, это его сердцебиение. Оно становилось все громче, все сильнее, все неустойчивее, заглушало все прочие звуки, отвлекало на себя все внимание, пока, наконец, не замерло. И этот последний удар оглушил Курапику. Свет в глазах человека померк, сменившись бесконечной темнотой. Он стал причиной этой смерти. И не только этой, но и гибели других людей. Они, конечно, были убийцами, и он убедил себя, что ему плевать на реакцию их семей или друзей, но факт был в том, что он сделал это… он убил их. И поэтому ничем от них не отличался. От этих преступников, которых ненавидел и презирал, которых всеми силами стремился остановить. И чего он совсем не ожидал, так это чувства глубокой потери. Но он не станет зацикливаться на этом. Сочувствие никогда никого не спасало.***
Курапика проснулся, судорожно дыша, и не сразу смог заставить себя открыть глаза, опасаясь увидеть перед собой изломанное тело с безжизненным взглядом. Постепенно ему удалось успокоиться — восстановить дыхание и прислушаться к чужому, такому спокойному и размеренному. Почувствовать сильные руки крепко, собственнически обхватившие его. Он провел ладонью по лицу. Все было хорошо. Курапика высвободился из объятий и повернулся, чтобы посмотреть на Куроро. Черные волосы спутались и растрепались, вуалью упав ему на лицо, скрывая татуировку. Он казался таким юным и беззащитным. Это было бы так просто. Так просто было бы покончить с ним сейчас, пока он спит, воплотить сон в реальность, но… но почему-то Курапика ощутил лишь облегчение, увидев, что тот жив и здоров. Это чувство было непростительным, и Курапика не знал, что с ним делать. Он вообще больше ничего не знал — не знал даже самого себя. Ведь после столь долгой борьбы он уступил, поддался инстинкту, позволил себе дышать этим человеком, попробовать сладость его губ и наполнить себя без остатка. Он вздохнул, отгоняя лишние мысли, бросил последний взгляд на своего партнера и, тихонько встав, отправился в ванную. Его отражение оставляло желать лучшего: все тело было в синяках — на ногах, на груди, но самый необычный и яркий был на шее. Метка была опухшей и покрасневшей и начинала наливаться фиолетовым. Курапике не доводилось раньше видеть чего-то подобного. Ткнув в нее пальцем, Курапика зашипел от боли и отдернул руку. На самом деле, все не так уж плохо, если не считать метку на шее. А даже если и считать — это просто одна из многих отметин, оставленных на нем Куроро. Не более. Вернувшись в комнату он щелкнул выключателем, и свет озарил весь беспорядок, который они вчера здесь оставили. Их одежда хаотично валялась на полу, как свидетельство свершившегося ночью, и Курапика поспешно, стараясь не смотреть, прошел к шкафу. Переодевшись в свой обычный рабочий костюм, он, наконец, обратил внимание на Куроро. Подошел к кровати, сел на ее край, наблюдая за ним. Спящим он казался куда лучше — его длинные ресницы чуть подрагивали, дыхание было ровным. Такой безмятежный. Курапика потряс его за плечо. Куроро замычал и зашевелился. Попытался натянуть на голову одеяло, которое Курапика тут же стянул, и, наконец, открыл глаза, сонно моргая. — Который час? — Пять. Мне пора собираться на работу. — Я не ранняя пташка, — пробормотал он. Но все-таки сел, и одеяло сползло, обнажая его грудь. При этом на его губах появился слабый намек на ухмылку, и Курапика отвернулся. Краем глаза он заметил, как Куроро подался вперед, словно для поцелуя, и поспешно зажал ему рот рукой. — Только не говори мне, что ты забыл о нашей договоренности. — Ничуть, — возразил он и запечатлел целомудренный поцелуй на его ладони. Курапика поморщился и убрал руку. — У тебя есть десять минут, чтобы одеться и уйти. Ответом ему был тихий вздох. Пока Куроро собирал свою одежду с пола, Курапика вернулся к шкафу, рассеянно перебирая то, что там висело. В комнате повисла напряженная тишина. — Почему ты согласился на мое условие? — не выдержал и спросил Курапика. Короткий шорох и звон пряжки ремня, прежде чем Куроро ответил: — Ты мой истинный. Я хотел заполучить тебя прежде, чем это сделал бы кто-то другой. Что не так? — Ничего, — качнул головой Курапика, хотя буквально все было не так. Несмотря на внутреннее напряжение, он говорил спокойным и вежливым тоном, как с незнакомцем. — Ага. Снова небольшое молчание. Рука Курапики наткнулась на кое-что в шкафу, и он неуверенно вытянул знакомое черное пальто. Поднял глаза и встретился взглядом с Куроро. Ему показалось, что он увидел там отражение своей собственной неуверенности. — Забери это, — небрежно бросил он, кидая пальто на кровать. Заметил вчерашнюю коробку на столе и добавил: — Это тоже. — Ты должен оставить это себе, — возразил Куроро, имея в виду коробку. — Не хочу. Но Куроро никогда не был из тех, кто слушает. Он специально взял коробку и протянул ее Курапике, который намеревался продолжать отказываться от нее, но ощутил, как метка на шее запульсировала. Это было более чем поверхностное чувство, но оно сбивало с толку. Воспользовавшись его замешательством, Куроро сунул коробку ему в руки и ушел, не сказав больше ни слова.***
Несмотря ни на что разум Курапики был яснее, чем когда-либо. После того как он провел всего одну ночь со своим истинным, одолевавшая его течка полностью исчезла вместе со всеми симптомами, и он почувствовал себя обновленным. Теперь он был готов снова вернуться к делам и приступить к осуществлению своего плана по переводу королевы Оито и принца Вобл на третью палубу, подальше от этой губительной войны за престолонаследие. — Ты поступил мудро, обезопасив себя таким образом, — с торжественной улыбкой заметила она, — к тому же теперь твой партнер не сможет от тебя убежать. Что-то в ее тоне пробудило в Курапике желание узнать больше о ней и ее паре, но он быстро подавил это неуместное любопытство, заставив себя сосредоточиться на более насущных вопросах. Было трудно осознать реальность того, что Куроро действительно спал в его постели этой ночью. Как только он ушел, Курапика сменил белье, чтобы удалить все запахи им оставленные, но это было бесполезно, ведь его прикосновение теперь никогда не покинет его.***
Прошло несколько дней, прежде чем Курапика обратил внимание на нетронутую коробку на столе. Затаив дыхание, он осторожно снял крышку. Утраченная реликвия смотрела на него невидящими алыми глазами. От этого вида ему сдавило грудь, а в сердце всколыхнулось глубокое чувство потери и горя. Он благоговейно взял прохладные и гладкие на ощупь канистры в руки. Хотелось верить, что это настоящая пара, а не подделка, готовая вот-вот раствориться в воздухе, как это было в прошлый раз. Он едва вспомнил, что надо дышать.***
— Я беспокоюсь за тебя. У Леорио был очень плотный график и большая загруженность, однако он все равно смог выделить немного свободного времени для встречи с ним, хотя Курапике вообще-то хватило бы и нескольких минут. Друг, казалось, очень переживал за него, несмотря на свою собственную чрезмерную усталость: его лицо было желтоватым, а под глазами залегли тени, несомненно появившиеся из-за бессонных ночей. — Я тоже, — признался Курапика, — но со мной все будет в порядке. Он ободряюще улыбнулся, проигнорировав тоскливую боль, поскребшуюся изнутри. Слишком много секретов было между ними, а он упорно продолжал их множить. Любовь к семье и друзьям всегда была для него на первом месте. В этом плане была между ним и Куроро схожесть — тот также был беззаветно предан Призрачной труппе, и в прочности связей с близкими людьми, возможно, и заключалась их сила. Когда Леорио уже собирался вернуться к своей работе, Курапика залез в его сумку и нащупал то, что ему было необходимо. Такой знакомый вес небольшого бутылька в руке, текстура этикетки под пальцами. Он вытряхнул таблетку на ладонь, положил ее на язык и проглотил. Внезапно его охватил сильный приступ кашля, который удалось снять, только запив водой, и Курапика рассеянно задумался о побочных эффектах, которыми его пугал Леорио.***
Все в его жизни вернулось на круги своя, но что-то все-таки было по-другому. Он не мог точно понять что. Определение этому дала Сэнрицу: — Ты кажешься таким умиротворенным, — мягко заметила она, — никогда не видела тебя таким. Это открытие было неожиданным, но в него не так уж трудно было поверить. — Давно себя так не чувствовал, — вздохнул Курапика. Сэнрицу прикрыла глаза и прислушалась к биению его сердца. Взмахнула руками в такт звуку и улыбнулась. — Тебе идет быть в мире с самими собой. Это не просто, но сегодня вечером он попытается. Он почувствовал себя немного храбрее.***
Тридцать пар алых глаз, законсервированных в формалине, хранились в большом надежном сейфе, под охраной Линсена. Еще одна пара была спрятана среди вещей в его каюте. А оставшиеся пять все еще были на руках у безумного принца. Охрана молча отступила в сторону, пропуская его в каюту. Курапика невольно задался вопросом, сколько человек прошло через эти двери, чтобы больше никогда не вернуться. Помещение было богато украшено: резьба, шелка, парча, золото — все и сразу, наверное, чтобы ослепить вошедшего. Громадный обеденный стол из темного дерева отделял его от хозяина. — Добро пожаловать, мой друг, — Церридних в дальнем конце стола с невозмутимыми телохранителями по бокам презрительно усмехнулся при его появлении и поднял бокал с вином в его сторону. — Я ждал тебя. Дверь позади Курапики захлопнулась с тяжелым стуком. Чтобы заглушить растущее напряжение и неуверенность он напустил на себя безучастно-спокойный вид. — Я перейду прямо к делу, — заявил он, прикрыв глаза. В обмене любезностями не было необходимости. — Я ищу пять пар алых глаз, которыми вы обладаете. И я здесь не для того, чтобы торговаться. Когда он снова открыл глаза, их застлала багровая пелена. Если Церридних и был удивлен этим, то виду не подал, продолжая рассматривать его с отстраненным снисхождением. В отличие от него, его телохранители немедленно приняли оборонительные стойки, но принц только отмахнулся от них. Переплетя пальцы и положив на них подбородок, он сказал: — Ты полон сюрпризов, мой друг. Я вижу, пережитые тобой страдания превратили тебя в настоящий шедевр. Расскажи мне свою историю. — Моя история не для ваших ушей, — отрезал Курапика. — Что случилось годы назад… — Я не то, что случилось годы назад, я не чертова страница в учебнике истории! Если вы осознаете цену страдания, вы должны понимать и значимость глаз. Церридних усмехнулся и покровительственно погрозил ему пальцем. — В этом наше различие. Твои боль и страдания подпитывают твою волю к жизни… — он взял столовый нож, лежавший рядом с его тарелкой, приставил к своей руке и надрезал. Выступила кровь. — Но, видишь ли, у меня нет способности испытывать боль. И, честно говоря, я не могу понять тебя. — Как жаль, — равнодушно ответил Курапика, чем похоже развеселил принца, бросившего на него позабавленный взгляд. — Если ты не можешь рассказать мне свою историю, расскажи мне вот что, — Церридних понюхал воздух. — Ты пахнешь иначе. Кому ты теперь принадлежишь? Сердце Курапики на секунду остановилось. Но лишь на секунду — он быстро взял себя в руки. — Я принадлежу самому себе. — Омеги существуют для размножения, — пожал плечами Церридних. — Это всемирный закон. К черту «всемирный закон», ведь даже если Курапика переспал с альфой, он не перестал от этого быть самим собой. Он посмотрел на принца с плохо скрываемым отвращением. Тот улыбнулся и поднялся со своего места. — Мне действительно интересно узнать, кто был тот человек, успевший первым взять тебя. Он заставил тебя? — принц приближался, и стук его шагов напрягал. — Или, может быть, это ты его соблазнил? — Я ничего подобного не делал, — выплюнул Курапика. — Но факт в том, что вы, омеги, не можете подавить свои инстинкты, совсем как животные, — Церридних остановился возле Курапики и схватил его за ворот рубашки, потянул, обнажая шею. — И ты ничем не отличаешься от всех остальных. Вспышка ярости всколыхнула все внутри Курапики. — Вы правы, — согласился он звенящим от злости голосом. Обхватил запястье принца пальцами и с силой отцепил от себя. Заставил себя улыбнуться. — Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы достичь своих целей. Это было затишьем перед бурей.***
В комнате разразилась стрельба, но пули лишь бесполезно отрикошетили в стены. Пустые, использованные гильзы посыпались на пол, и их примеру последовала вся охрана принца, оказавшись без сознания разбросанной по комнате. Сам принц упал на колени в центре комнаты. Курапика пощадил его, как и всех предыдущих владельцев алых глаз — смерть слишком милосердна, существовали и другие способы, чтобы наказать этих грешников. Например, сломать их, чтобы их начали преследовать свои собственные призраки. Но он бы не забрал больше ни одной жизни — лишь только все остальное.***
Он не мог вспомнить, как оказался перед этой дверью — просто знал, что это та самая комната. Должно быть, их связь подсказала ему, куда надо идти, потянув его в нужном направлении. Он трижды ударил в деревянную створку, прежде чем услышал приближающиеся шаги и щелчок замка. Дверь распахнулась, явив Куроро, явно застигнутого врасплох. Курапика протиснулся мимо него, подвинув его плечом. — Нам надо поговорить. — Заявляешься ко мне и выглядишь вот так… — Куроро окинул его взглядом, задержавшись на растянутом воротнике. — Ты хоть представляешь, что ты со мной делаешь? — Я не для этого пришел, — вспыхнул Курапика. Куроро был так мягок и терпелив в их последнюю встречу, поэтому Курапика полагал, что он не сделает с ним ничего, против его воли. Альфе, кажется, было весело: он жестом пригласил Курапику сесть на диван и улыбнулся, когда тот расположился как можно дальше. — У Церридниха не было глаз, — перешел Курапика сразу к делу. При упоминании этого имени Куроро моментально посерьезнел. — Пропали без вести. Похоже, их украли. — Верно, — протянул он, снова уставившись на его шею. Курапика внезапно почувствовал себя неловко и торопливо поправил рубашку. Сжал губы и раздраженно спросил: — Это так весело — издеваться надо мной? — Я не издеваюсь над тобой, — заверил его Куроро, но Курапика мог поклясться, что он лгал. Куроро вздохнул и материализовал книгу, заставляя Курапику напрячься, пролистал ее, остановился на нужной ему странице и вытянул левую руку вперед. Через мгновение в ней появилась большая черная ткань, из которой он извлек пропавшие у Церридниха канистры, одну за другой составляя их на стол. Курапика завороженно наблюдал за, казалось, парящими в воздухе, но на самом деле плавающими в консервирующей жидкости, малиновыми глазными яблоками. — Я отдаю их тебе. Этот жест совсем не был милым. Куроро всегда все портил, вмешиваясь там, где в нем совсем не нуждались — гордость Курапики была задета тем, что даже когда дело дошло до принца, Куроро оказался на шаг впереди него. — Мне не нужна была твоя помощь, чтобы выполнить свою миссию, — процедил он. — Я просто хотел вернуть тебе то, что твое по праву, — повинился Куроро, склонив голову. Таким он становился похож на пнутого щенка. Это нелепо. Куроро забрал у Курапики все, а теперь собирался отдавать. Вот только даже если бы он отдал ему свою жизнь, долг крови нельзя было искупить так просто. — Я тебя не понимаю. — Я твой истинный, и поэтому у меня есть… желание заботиться о тебе, — подбирая слова, признал Куроро. Курапика задался вопросом, насколько сильно их связь повлияла на него. — Я сам могу о себе позаботиться. — Я знаю. Извини, — проговорил он едва слышно. — Я преступил черту, сделав то, чего не должен был делать. Курапика промолчал, так как не знал способен ли Куроро на самом деле испытывать сожаление. Его слова не должны были улучшить ситуацию, но Курапика обнаружил, что вопреки всему не почувствовал ожидаемого раздражения. На него внезапно накатила усталость: не такая, какая бывает после тяжелого физического труда, а скорее… душевная, возникшая в результате завершения дела всей его жизни. Ярость, питавшая его все эти годы, вдруг обернулась печальной пустотой. Теперь он, наконец, мог упокоить своих погибших собратьев. Он глубоко вздохнул. А ведь он был так близок к тому, чтобы дать волю своим эмоциям и прибегнуть к насилию, но так и не позволил своему темпераменту контролировать себя. — Мне не верится, что ты отдашь мне это, — невозмутимо заметил он, указывая на глаза, — просто так. Куроро приподнял бровь, кажется, удивляясь его спокойствию. — Возможно, ты прав, — он протянул руку вперед, легонько касаясь пальцами его бедра. Курапика рефлекторно дернулся, чуть не ударив его. — Одолжи мне свои колени, — не дожидаясь возражений он опустил голову ему на ноги, устраиваясь, как на подушке. Вытянулся на диване целиком, посмотрел на Курапику нечитаемым взглядом снизу вверх, а потом закрыл глаза. — Я ничего не буду делать. Просто побалуй меня немного. Курапика ничего ему не был должен. Однако, после небольшого колебания, расслабился и запустил пальцы в его волосы, убрал челку со лба. — Что, даже никаких угроз смертью? — Вопреки мнению, которое у тебя, возможно, сложилось, моя жизнь не вращается вокруг твоего убийства, — усмехнулся Курапика. — У меня есть более важные вещи, на которых нужно сосредоточиться. Они погрузились в уютное молчание. Курапика продолжал играться с волосами Куроро, обнаружив, что это скорее успокаивало, чем возбуждало. Судьба сочла их идеальной парой, двумя половинками сломанного целого, которые могли бы неплохо существовать и по отдельности, но гораздо лучше функционировали вместе. Курапика никогда не задумывался о том, что люди могут нуждаться друг в друге, чтобы почувствовать себя целостными, но именно это сейчас с ним и происходило — он, наконец, ощутил, что на самом деле означала их связь. В мире было совсем немного людей, о которых он переживал и заботился, но включить в их число Куроро казалось безумием. Даже если их связала сама судьба. Это было возможно только в какой-нибудь другой жизни, где все было бы по-другому, и они сами тоже — тогда и только тогда они бы смогли, в конце концов, быть вместе. Он отбросил эту глупую мысль. Без своего стремления отомстить он уже не был прежним собой. Ведь что толку мечтать о том, чего бы он хотел в другой жизни, если лучше думать о том, чего ему хочется сейчас. Поэтому он наклонился и поцеловал Куроро в вытатуированный крест на лбу, чем, похоже, сильно его удивил. — Ты только что усложнил задачу по выполнению собственного условия. — Не ты ли всегда берешь то, что хочешь? — густо краснея, ответил Курапика. — Да, но мне важно знать, чего хочешь ты, Курапика. Между ними снова повисла тишина, но она больше не была приятной или успокаивающей. Курапика рассеянно продолжал теребить волосы альфы, пытаясь определиться со своими желаниями. — Не знаю, — наконец, сказал он. Ему не хотелось признаваться в возникшем чувстве, будто он нашел что-то, что давным-давно потерял. — Прямо сейчас я просто хочу тебя поцеловать. Куроро сел прямо, и Курапика с готовностью обхватил ладонями его лицо. То, что произойдет дальше, определит ход их будущих отношений, поможет разобраться, насколько это влечение было инстинктивным, а насколько осознанным. Он на секунду задержался взглядом на губах Куроро, а после втянул его в нежный поцелуй. Он был легкий, как едва заметное касание пальцами или тихий вдох, но он приносил облегчение, которого Курапике годами не хватало, наполнял новыми силами. Даже когда Куроро перехватил инициативу и углубил его, это все еще оставалось чем-то медленным и приятным. — Мне казалось, что это сложно для тебя, — прервавшись, проговорил альфа, — ведь у тебя есть эти твои рамки. — Всегда будет сложно, — впервые улыбнулся ему Курапика. — Но я хочу прикасаться к тебе так же, как ты прикасался ко мне. Он ласково толкнул Куроро, чтобы тот откинулся на спинку дивана, и, не давая опомниться, забрался к нему на колени, оседлав его. — Курапика, что… Что бы он ни собирался сказать, Курапика не дал ему такой возможности. Он нашел его пульс на шее и прикусил его, присосался к мягкой белой коже до розовых пятен. — Притормози, — все-таки смог пробормотать Куроро. — Ну что? — прижавшись губами к его горлу спросил Курапика. — Я не думаю, что было бы уместно делать это здесь, — низким голосом, явно с трудом сдерживая всю бурю внутри себя, заметил он. — Ну, так отнеси меня в кровать, — фыркнул Курапика куда-то ему в челюсть. Повторять дважды не было нужды — Куроро тут же поднял его, подхватив под бедра, позволяя обвить себя ногами. Пока он нес его, Курапика не переставая и не обращая ни на что внимания кусал его в шею. Альфа пинком распахнул дверь в спальню, ввалился туда, аккуратно положил его на кровать и вдруг — замер. — Ты уверен? Его колебания были не совсем понятны: сейчас у Курапики не было течки и он владел ситуацией и собой в большей степени, чем в прошлый раз. — Если ты и дальше будешь тянуть, я передумаю, — проворчал он. Куроро тихо рассмеялся, и его черты лица смягчились. Он поднял руку, отвел многострадальный воротник в сторону, спустился ниже, расстегивая пуговицы рубашки. Когда оголилась метка, он склонился, чтобы ее поцеловать. Курапика отклонил голову вбок, позволяя ему это сделать. Теплое дыхание на коже, поцелуй и укус — останется еще один синяк. А Куроро уже провел кончиками пальцев вниз по шее, к ключице, к груди, задел один сосок, заставляя Курапику вздрогнуть, прошелся языком по другому, вызывая у него тихий прерывистый вздох. Ощущение было необычным, но Курапика не возражал. Но альфа не стал надолго задерживаться и в этом месте — спустился к талии, расстегнул молнию на штанах, стянул их вместе с бельем. Просунул руки ему под колени, чтобы раздвинуть ноги и устроиться между ними. Невесомо притронулся губами к внутренней стороне бедер, потом поцеловал так, что Курапика не смог сдержать предательский всхлип, который попытался заглушить, прижав ко рту ладонь. — Ты прекрасен, — прошептал Куроро, проводя зубами по коже, покусывая ее. — Во всех отношениях. Курапика судорожно вздохнул и убрал руку ото рта. — Что это за новое увлечение моими бедрами? — Мне нравятся твои ноги, — пожал плечами Куроро. — Мне нравится, что когда я делаю так, — он укусил, оставляя на ляжке синяк, — только я могу это видеть. Курапика почувствовал, что краснеет. — Поторопись. — Все, что захочет мой омега, — дразняще улыбнулся Куроро. Он сел, стянул футболку, бросил ее куда-то за пределы кровати. Взгляд Курапики не мог не задержаться на его подкаченном теле, на рельефных мышцах и, конечно же, на татуировке у него на плече. Как бы сильно ему ни хотелось дотронуться до нее, он старался держать свои руки при себе. Куроро тем временем потянулся к тумбочке возле кровати, выдвинул ящик пошарился там и извлек бутылку со смазкой. Щедро налил себе на ладонь и снова устроился между бедер Курапики. Первое прикосновение смазанными пальцами показалось холодным, заставило Курапику вздрогнуть, так что Куроро подождал какое-то время, нагревая смазку, обводя колечко ануса. Как только температура стала приемлемой, он ввел пальцы внутрь, приступая к растяжке. Все его прикосновения были аккуратными, нежными и знающими — он точно понимал, чего Курапика хотел и как ему будет приятно. В какой-то момент, он нажал на самое чувствительное место, и Курапика закрыл глаза, полностью сосредоточившись на ощущении. — Я знаю, что тебе здесь нравится, — сказал Куроро. — Но я хочу знать все, что тебе нравится. Когда Курапика снова открыл глаза, они наверняка заалели. Он изнывал от потребности почувствовать Куроро внутри себя, поэтому потянулся вперед и ухватил его за запястье. — Позволь мне. Ответом ему было не столько слово, сколько прерывистый выдох. Куроро осторожно убрал пальцы и отстранился, чтобы избавиться от оставшейся на нем одежды. Курапика активно помог ему в этом, а потом повалил на кровать, испытывая моральное удовлетворение от удивленного выражения лица своего партнера. Он устроился сверху и склонился, снова вовлекая его в поцелуй. На какой-то момент все вокруг стало туманным и расфокусированным, и Курапике пришлось глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться. Куроро погладил его по спине, по тазу, прижимая к себе. Они оставались в таком положении, когда Курапика направил эрекцию Куроро внутрь себя. Не удержался от стона удовольствия, почувствовав приятное растяжение, когда головка толкнулась внутрь. Ему сносило голову это густое и тяжелое ощущение того, как Куроро скользил внутри. Но в то же время он не торопился, стараясь наблюдать за реакцией самого Куроро, и был вознагражден тем, как лихорадочно заблестели его глаза, стоило ему опуститься чуть ниже на члене. — Кто-нибудь еще видел тебя в таком состоянии? — сипло выдохнул альфа. Куроро был для него первым во многих аспектах их отношений, и Курапику позабавило, что он забеспокоился об этом сейчас. — Разве это имеет значение? — Конечно, — нахмурился Куроро. — А что насчет тебя? — Я другое дело, — возразил Куроро, крепче сжимая бедра Курапики. — Нет. Ты такой же, как и я, — он был многое готов отдать за это сбитое с толку выражение, появившееся на лице Куроро, и снова наклонился ниже, чтобы поцеловать его. Приподнял бедра, снова опустился. Это было приятно, ошеломляюще приятно. От ощущения сытости у него снова закружилась голова. — Курапика, — зачарованно выдохнул Куроро. Он смотрел на него, как на чудо. И это было так опьяняюще. Заставляло чувствовать себя таким сильным. Но этого было недостаточно — он собирался опустить Куроро на ступеньку ниже, поэтому прошептал ему в ухо, касаясь губами серьги: — Ты кончишь только после меня, Куроро. Тот издал сдавленный удивленный звук, и сильнее сжал пальцами Курапикины бедра, помогая удобнее устроиться: Курапика выпрямился, положив ладони Куроро на плечи, при этом член задел что-то внутри, из-за чего новый ракурс вызывал всплеск удовольствия при каждом движении. Знакомый жар, растекшийся внизу живота, заставил его сбиться с ритма и мелко-мелко задрожать. Курапика хотел еще немного потянуть это сводящее с ума ощущение, но член задевающий самые чувствительные места, хриплое дыхание Куроро, его запах… Это было слишком. Курапика наклонился вперед, сближая их лица, касаясь губами кожи шеи, согревая своим дыханием — и укусил, оставляя свою собственную метку. Куроро заметно вздрогнул, но у Курапики не было времени обдумывать его реакцию — он достиг своего предела. Он никогда еще не кончал без прикосновений, и очередной толчок заставил его это сделать. Следующее, что он помнил — это то, как он лежал на простыне, а Куроро целовал его в губы, лихорадочно толкаясь. И каждое его движение вызывало целую гамму ощущений в сверхчувствительном после оргазма теле Курапики. — Боже, — простонал он, — как хорошо. — Мое имя, — требовательно проурчал Куроро, увеличивая силу толчков. — Куроро, — послушно выдохнул Курапика. Его последнее движение заставило Курапику выгнуться. Кончая, Куроро закрыл глаза, закусил губу и напрягся, и это выглядело настолько эротично, что Курапика чуть снова не возбудился. Но нет — он уже насытился. Куроро завис над ним, переводя дыхание, а потом чуть повернул голову, чтобы посмотреть, и взгляд Курапики упал на свежеоставленную метку. Он, не задумываясь, протянул руку вперед, кончиками пальцев касаясь этого места. Даже если она со временем она начнет исчезать, что бы ни случилось Курапика позаботится о ее сохранности.***
Ранним утром Курапика беззвучно выскользнул из постели и тихонько щелкнул балконным замком. Встал босыми ступнями на сырой, холодный пол и поежился. Морская гладь сверкала в свете утреннего солнца. Она казалась бесконечной и бездонной, но несмотря на это совсем не пугала. Курапика сделал глубокий вдох, полной грудью дыша самым чистым воздухом за все последние дни. Подул бодрящий ветерок, вызывая толпу мурашек. Внутри разливалось приятное спокойствие — он снова чувствовал себя живым. За спиной послышались по-кошачьи мягкие шаги, а затем ему на плечи опустился его же пиджак. — Пахнет тобой, — прокомментировал Куроро, обнимая его сзади. Никакого времени бы не хватило, чтобы забыть совершенное им, никакого милосердия не хватит, чтобы простить — по крайней мере у Курапики. Но тем не менее пришло время двигаться дальше. Курапика смирился с прошлым и обнаружил, что может жить настоящим. Возможно, они даже смогут однажды существовать вместе в долгосрочной перспективе — жизнь весьма непредсказуема. Словно прочитав его мысли, Куроро, наклонившись к его уху, спросил: — Что я должен сделать, чтобы ты влюбился в меня? Шутливая интонация его слов не дала Курапике обмануться. — Можешь ли ты быть серьезнее, — пихнул он его в бок. — Это что, вызов? — продолжал дразниться Куроро. Его слова показались странно знакомыми, но Курапика не смог вспомнить почему. Он не стал на этом зацикливаться, вместо этого повернулся к Куроро лицом. — Для разнообразия я хочу дать тебе кое-что, — Курапика порылся в кармане пиджака и вытащил копию ключа от своей каюты. Куроро озадаченно склонил голову набок, уставившись на его протянутую ладонь. Курапика улыбнулся и сунул ключ ему в руки. — Надеюсь, теперь ты перестанешь вламываться в мою комнату. Лицо Куроро озарила улыбка, и он поймал Курапику в объятия. Уже очень-очень давно никто не обнимал его так. Его охватила освежающая уверенность, немного рассеявшая чувство вины, которое привело его сюда. Возможно, все это было не тем, что ему необходимо, и не самым мудрым его решением, но, по крайней мере, он избавился от части терзавшего ранее беспокойства. Присутствие Куроро делало все проще. Еще, конечно, оставалось так много вопросов, требовавших ответов, и так много вещей, которые надо было обсудить. Но все в порядке. У них есть время, чтобы сделать это. Вместо того чтобы пожертвовать одним ради другого, Курапика, невзирая на последствия, выбрал и то, и другое — долг перед кланом и тяжесть мира. И, что бы ни случилось, он не собирался жалеть об этом.