Кровавый мир. Сквозь мрак и отчаяние

      Будучи командой с самого детства, троица саннинов знала друг друга как облупленных. Вместе они выполнили сотни серьёзных заданий, на которых командная работа — одно из важнейших составляющих.       Они прошли сквозь огонь и воду, победили кучу противников (в том числе легендарного Ханзо Саламандру), пережили войну… Но сейчас был совершенно другой случай. Всё-таки существует противник, который не по зубам даже Денсетсу-но Саннин.       Это был Хаширама Сенджу, который вполне мог сражаться сразу с четырьмя соотечественниками. Завладев биджу, он начал использовать характерные для них особенности, например: стихию магнетизма от Ичиби, стихию лавы от Йонби и синий огонь от Ниби.       В купе с получением новых стихий, а также его величайшим мастерством в мокутоне, он стал ещё более опасным противником в ниндзюцу. Если добавить к этому ещё тот факт, что он мог использовать техники, складывая при этом всего одну печать, можно было с уверенностью сказать, что его контроль также был на высочайшем уровне.       Ни ядовитые змеи Орочимару, ни скользкие жабы Джирайи, ни лечебные слизни Цунаде, ни ловкие гепарды Минато не могли оказать помощь в убийстве Бога Шиноби. Всем призывным животным было тяжело даже находиться рядом с Хаширамой из-за чудовищной чакры, которая от него исходила.       И закончилась бы история тройки молодых легендарных ниндзя и юного гения, если бы не подоспели Цутому с Мадарой, которые с ходу запустили в бывшего главу Сенджу совмещённую технику воды и огня.       — Эх… значит вы уже наигрались… — бывший первый Хокаге, защищаясь от летящей техники корнями деревьев, казалось, не испытывал какого-либо страха перед шестёркой окруживших его шиноби.       — Шутки кончились. Теперь тебе не сбежать от нас, — несмотря на уверенные слова, Цутому всё равно внимательно следил за каждым малейшим движением противника, зная, что даже при таком раскладе, ему есть что предъявить.       — А кто сбегает-то? Я что ли? — наигранно удивился владелец риннегана, выставляя в их сторону руки. — Это вы от меня уходите! Шинра Тенсей!       На этот раз толчок с помощью гравитации был в разы сильнее, отталкивая всех на приличное расстояние. К счастью, окружающая среда была скудна на природные объекты, так что ребята не могли болезненно столкнуться с чем-нибудь твёрдым.       Мгновенно поднявшись на ноги, они злобно зыркнули на ухмыляющегося Хашираму и, внимательно наблюдая за противником, встали в полукруг, дабы составить небольшой план. Однако их тут же прервал Сенджу, моментально оказавшийся рядом с ними:       — Вы думали, я дам вам время решить, как со мной бороться? — ехидно усмехнулся он, запуская в них древесные лианы.       Неожиданная атака владельца мокутона была прервана другим владельцем Стихии Дерева, который, однако, использовал тот Кеккей Генкай, который развивал с самого детства — Стихию Крови. Так, активировав кровавый меч, он смог в прыжке разрубить опасную технику мокутона ещё на подлёте, пока она не достала до союзников. Затем, дабы получить время на обсуждение плана, запустил в него волну крови, от которой простой стеной из дерева не защитишься из-за токсичных свойств техники Хиго.       — Значит так, я, Джирайя, Минато и Цунаде, навязываем ему ближний бой, — Цутому решил взять ситуацию в свои руки, на ходу разрабатывая хоть какую-то схему действий. — Орочи и Мадара помогайте нам техниками ниндзюцу. Я и Цунаде будем вылечивать раны, но в это время нас должны прикрывать остальные. Всем ясно?       — Да! — хором ответила собравшаяся команда, которая после получения привычных для шиноби приказов, воспряла духом. Однако… согласны были не все:       — Не выйдет… — покачал головой Мадара, не разделяя боевой дух ребят. — Как бы вы не распределяли силы, он сможет успешно нам противостоять. А судя по его нескончаемой чакре, делать это он будет ещё очень долго. Такими темпами, мы выдохнемся намного раньше него.       — И что вы предлагаете? — недоумённо подняла бровь Цунаде, с сомнением воззрившись на легендарного Учиху.       — Просто… — выдохнул он так, будто бы слова ему давались очень тяжело. — Просто задержите его хоть на секунду. Всего на одну секунду…       — Чего ты удумал, старик? — нахмурился Цутому, который, кажется, стал догадываться о том, что собирался сделать его учитель.       — Пора оставить этот мир в руках нового поколения, — по-филосовски начал Учиха, на лице которого уголки губ обозначили тёплую улыбку. — А нам старикам — пойти на покой. Вечный…       — Нет… — прошептал Хиго не верящим тоном.       — Да… — перебил его Мадара, похлопав своего единственного ученика по плечу. — Оставляю на тебя организацию, Цутому-кун. Я верю, что ты сможешь найти себя в этом мире…       — Мадара-сенсей… — светловолосый юноша провёл «взглядом» вышедшего вперёд Учиху, понимая, что лишние слова, могли бы пошатнуть гордость старика. К тому же, такого человека, как Мадара — невозможно переубедить, так что всё, что оставалось делать Цутому — так это уважать его решение.       Хаширама, который к этому времени избавился от кровавой техники Хиго, непонимающим взглядом вперился в вышедшего против него один на один Учиху. Сам старик, повернулся к ребятам и губами проговорил: «Всего одну секунду».       Ребята мрачно кивнули и каждый принялся выполнять свою роль: Джирайя разлил жабье масло вокруг Сенджу, Минато его поспешил поджечь, Цунаде с силой ударила кулаком по земле таким образом, что образовавшиеся трещины существенно снизят манёвренность врага, Орочимару призвал трое врат Рашомон, которые прикрыли противнику пути для отступления, и наконец Цутому выпустил свои фирменные цепи, которые на этот раз были совмещены с чакрой биджу для их укрепления и мокутоном для высасывания чужой чакры.       Мадара в это время проглотил сразу пять боевых пилюль, которые были призваны за максимально короткий промежуток времени увеличить количество чакры в человеке. Обычно после окончания действия одной принятой пилюли, шиноби вынужден отлёживаться пару дней, дабы энергия восстановилась до самого конца самостоятельно. Больше двух пилюль употреблять не рекомендуется ни при каких условиях. Стоит ли говорить, что будет с человеком, если он примет сразу пять?..       — Что это ещё за игры? — несмотря на то, что он был связан цепями и окружён со всех сторон различными техниками, на губах Хаширамы продолжала играть издевательская улыбка, хотя было отчётливо видно, что в глазах его постепенно нарастала необъяснимая тревога. — Вы же понимаете, что меня это не сдержит? Я могу выбраться в любой момент и тогда вам…       — Не выберешься… — перебил его спокойный голос Мадары, который пробил его грудную клетку в районе сердца заряженным чакрой кулаком.       — К-как… так быстро… — владелец мокутона зажмурил глаза, будучи не в силах смотреть на пылающего чакрой Мадару.       — Теперь всё закончится, мой вечный соперник… — опуская побеждённого противника на землю, Учиха поморщился от нарастающей боли в чакроканалах, но упорно продолжил сверлить Сенджу немигающим взглядом двух шаринганов. — Даже ты со своей хвалённой регенерацией не сможешь восстановить сердце…       — Видимо, это и вправду конец… — не совершая никаких действий, когда Мадара вытащил руку и немного отошёл, Хаширама начал отрешённо смотреть на безоблачное ночное небо, на котором были видны тысячи ярких звёзд. — А ведь я всего лишь хотел помочь своему внуку…       К этому времени все бои вокруг уже закончились. Даже Каге, которые раньше сражались, будучи под контролем, пришли в себя. Видимо, в связи с предсмертным состоянием бывшего первого Хокаге, гендзюцу спало само по себе.       Все понимали, что битва наконец окончена. Что это конец. Конец всем смертям и убийствам. Конец бессмысленной жестокости.       Уже и Хитоши подошёл к Цутому, положив руку ему на плечо. И Пакура с едва заметным румянцем поглядывала на светловолосого юношу. И Минато приобнял ослабевшую, но улыбающуюся от уха до уха Кушину.       Вот только сам Цутому не радовался. Его учитель — Учиха Мадара, от перенагрузки очага и каналов чакры, также упал бы, если бы он его не попридержал за спину, мягко опуская на землю.       Он умер со слабой улыбкой на губах, передавая свою несгибаемую волю новому поколению. Его будут помнить, как человека, который несмотря на предательство родной деревни и последующие бесконечные гонения, сохранял веру в людей.       — Покойся с миром… — прошептал Цутому, закрывая ладонью глаза погибшего с честью Учихи.       — Ха-ха… всё-таки ты умер первым… — с трудом выговорил ещё чудом не умерший Хаширама, который держался за счёт жизненной силы Сенджу и наличием восьмерых запечатанных биджу.       — Ну и чего ты радуешься? Тоже ведь сейчас умрёшь, — Хиго выпрямился и снизу вверх «взглянул» на умирающего предка.       — Смеюсь я, потому что… — прокряхтел из последних сил владелец мокутона, а затем внезапно прокричал: — Потому что у меня есть для всех вас прощальный подарок! Баншо Тенин!       Неожидавший подобного от умирающего Сенджу, Цутому под силой гравитации полетел в его сторону, готовясь продолжить сражение. К буквально ожившему мертвецу подскочило несколько человек, поспешившие отрубить его голову, однако, прямо перед самой смертью, Хаширама успел напоследок зажечь на трёх пальцах руки синие огоньки с изображёнными кандзи, с силой вбить их в живот светловолосого и глумливо проговорить:       — Веселитесь…       Голова Бога Шиноби покатилась к простым шиноби, которые, увидев окончательную смерть тирана, возликовали, радостно поднимая руки вверх. Каждый из них мечтал об этом очень долгое время и теперь, когда это свершилось, они могли вполне законно праздновать победу.       И только некоторые заметили нечто странное. Некое необычное ощущение, исходящее от опустившего голову Хиго Цутому, который никак не реагировал на происходящее вокруг.       Он стоял над трупом Хаширамы Сенджу и мелко подрагивал, будто бы от холода…       …или дикого желания.       — Всё в порядке, Цутому-кун? — к нему начал медленно, с хорошо различимой опаской подходить настороженный Хитоши, который пытался понять, что происходит с его другом. — Ты какой-то странный, может в твоём теле яд или…       — Кровь… — внезапно тихо пробормотал Хиго, медленно, будто бы оттягивая момент, поднимая голову. — Кровь…       — Что? Я тебя плохо слышу, — красноволосый брат Узукаге упорно продолжал подходить к юноше, решив, что он тронулся умом из-за смерти сенсея.       — Хочу крови! — столь же неожиданно для всех выкрикнул Цутому, голос которого казался безумным и словно потусторонним.       Все отпрянули от безумца, настороженно реагируя на чудовищную ки, которую парень и не думал скрывать. И лишь пару человек знали на самом деле, что с ним сейчас происходило.       Обведя каждого «взглядом», он был словно хищником, который выбирал себе жертву. Наконец, остановившись на ближайшем к нему источнику крови — Хитоши, Хиго ощетинился и, вытянув руку в его сторону, отправил несколько кровавых шаров.       Узумаки смог не без труда увернуться, воспользовавшись помощью хирайшина Минато, который его телепортировал из опасной зоны.       — Хитоши-сан, что с ним происходит? — напряжённо поглядывая на недовольного ускользнувшей жертвой Цутому, Намикадзе старался не терять его из виду, прекрасно понимая, что он представляет себя весьма нешуточную угрозу наравне с Хаширамой.       — Коротко говоря: он обезумел. Сейчас это не Хиго Цутому. Он — зверь, движимый лишь одним желанием…       — Мне нужна кровь… — закончил за Узумаки сам владелец Кеккей Генкая, возобновляя «охоту». Теперь он решил не отвлекаться на одного, а направить атаку сразу на множество людей.       Мудрый биджу, находящийся внутри безумца, перекрыл возможность носителя пользоваться демонической чакрой. Когда Цутому перестал отвечать на слова обеспокоенного Кокуо, он понял, что тюремщик в данный момент не в самом адекватном состоянии.       И это он с радостью подтверждал, разбрасываясь кровавыми техниками направо и налево. Простые шиноби в очередной раз решили не вмешиваться, оставляя инициативу более сильным товарищам, которые могли справиться с обезумевшим Алый Дьяволом Конохи.       Главной проблемой для сражающихся было то, что они не хотели его убивать. Одно дело, когда ты бьёшься с Хаширамой — тем, кого нужно было убить, а другое — с соратником, другом и близким человеком. Также ещё не стоило забывать о том, что многие здесь пребывают на поле битвы уже целый день, а чакра имеет свойство заканчиваться. Да и выносливость у людей не бесконечная.       А вот распоясавшемуся Цутому будто бы на это было всё равно. Казалось, его кровавое безумие восстановило его силы и обновило организм, помогая делать из себя второго вечно сражающегося Хашираму.       Даже сверхбыстрый Минато не успевал нанести ему удар со спины расенганом. Хиго чувствовал его метки и понимал, где желтоволосый мог оказаться в следующий момент. Казалось, что его аналитические способности должны были атрофироваться после превращения в неразумное существо, однако такие манёвры доказывали обратное.       — Цутому, остановись! — попытался вразумить своего друга Орочимару, бесстрашно вставая перед ним. — Это не ты! Борись с этим безумием!       Однако светловолосый с рычанием отмахнулся от назойливой мухи в виде змеиного саннина, который от такой мощной оплеухи отлетел на пару метров. Кто бы не пытался с ним поговорить, он всех игнорировал, нанося всё более сильные и страшные раны.       Вот, например, он, задержав на мгновение кровь Джирайи в районе руки, безжалостно сломал её, сдерживая в тисках из кристаллизированной крови. Или выпустил из рук токсичную кровь прямо на спину заоравшего Минато, к которому бросилась Цунаде, дабы залечить столь ужасные ожоги.       — Цутому-кун… прошу, приди в себя, — упёршись о колено от полученных ран, Хитоши всё ещё отчаянно пытался дозваться до Хиго. — Сделай это ради Мадары, сделай это ради нас!       Безумец со звериной ухмылкой наблюдал за этими жалкими, по его мнению, попытками, выставив руки в стороны и заставив всех находящихся рядом шиноби, кто хотел спасти Хитоши, замереть.       Страх и безысходность исходила от каждого человека, кто удручённо наблюдал за тем, как сейчас лишится жизни Узумаки Хитоши. И самое в этом страшное было то, что никто ничего не мог с этим поделать.       — Ха-ха-ха… кровь… — Цутому начал покрывать свою правую руку густой плёнкой из алой жидкости, готовясь нанести финальный удар.       Хитоши зажмурился, преспокойно ожидая смерти. Если ему судьбой было предначертано умереть от рук близкого человека, то пусть так и будет. Судьба есть судьба… против неё не попрёшь.       А потом он открыл глаза, услышав звук разрываемой плоти.       Представшая картина будет сниться ему до конца дней. Между ним и Хиго стояла его дочь, из спины которой торчал заряженный чакрой кулак. Кровь ручьём лилась из смертельной раны, но Кушина, казалось, на это совершенно не обращала внимание. Всё, что она сделала, это крепко обняла Цутому и, роняя слёзы, утешительно проговаривала:       — Всё будет хорошо, братик… Мы справимся с этим вместе, как раньше…       Давление чакры постепенно сходило на нет, а покров на окровавленной руке бесследно исчез. Безумное бормотание Хиго прекратилось и теперь он внимательно слушал знакомый голос человека, которого он всегда считал родным.       — Я рада, что ты выжил… Рада, что мы смогли встретиться ещё раз…       Во мраке начал появляться образ озорной красноволосой девочки, что своими проказами могла любого довести до белой горячки. Но он почему-то никогда на неё не злился. Как можно злиться на такого милого хомячка?       — Я надеюсь, ты будешь счастливым… Не грусти, Нии-сан… Мы ещё увидимся…       Теперь в голову юноши хлынули воспоминания, связанные с этой девушкой. Первая встреча. Знакомство с её отцом. Вечные подколы друг друга. Тёплые чаепития. Разговор перед отправкой его на войну, который оказался последним… до этого момента.       — К-кушина… — выдавил из себя пришедший в норму Цутому, повязка которого намокла из-за горьких непрекращающихся слёз, что текли от осознания содеянного.       — А мне надо немного… — её голос стал ещё тише, превращаясь в шёпот, а тело практически полностью обмякло. — …немного… отдохнуть…       — Кушина… сестрёнка… родная… не умирай… пожалуйста… прошу тебя… — Хиго достал руку из тела девушки, сел вместе с ней на колени и обнял, рыдая от горя и всё повторяя и повторяя её имя.       Имя той, чьё сердце перестало отбивать свой ритм. Имя той, чей яркий, словно полуденное солнце, свет навеки погас в его наполненной болью и страданиями жизни…       …оставляя его наедине в собственном мраке и отчаянии.