Метаморфоза

Я заслонил тебе солнце. Я заменил тебе социум. Я наступаю на горло. Я перекрыл тебе воздух. Эта клетка открыта с обеих сторон, Только мы никуда из нее не уйдем. Эта камера пыток — наш будущий дом, Ведь у нас всё серьёзно. Глава ведется от третьего лица. Тишина заполнила комнату собой, было слышно только учащенное дыхание темноволосого, сейчас кажущегося в разы более хрупким, напуганным. Он чувствовал, как холодные черные прожигают его, изучают поведение и жесты, стараются понять, о чем тот сейчас мыслит. Ни о чем и о многом одновременно, если честно. В голове звенящая пустота наперевес с отголосками где-то на подсознании. Они кричат, что… а что они кричат? Такемичи, рассматривая лужи крови, постепенно стекающие к нему в ноги, мелкими шажочками подается назад, прижимаясь к стене, неверяще мотая головой из стороны в сторону. Непонимание вместе со страхом начинают разливаться в нем с медленно приходящим обратно в тело сознанием. — М-мафия?.. — глаза расширились. — Майки, что сейчас происходит? Кто все эти… — обвел головой лежащие на полу трупы, а также стоящего на одном колене рядом с ним подчиненного, заматывающего бинтом пулевое ранение, что удачно прошло навылет, лишь задевая плечо, — люди? Майки встал, одними лишь глазами показывая его человеку выйти, оставляя их сейчас наедине. Почти наедине, рядом были только обезображенные тела, которым уже не дано подняться. — Как я и сказал, да, мафия, — шаг в сторону Такемичи, — и я повторюсь, — заминка, взгляд исподлобья, — что-то не так? Прохладный ветер из разбитого окна пронесся по квартире, растрепав волосы обоих находящихся сейчас в комнате, заставив их покрыться гусиной кожей, только никто в этот момент этого не заметил. Сано засунул руку в карман, откуда достал пачку сигарет, таких нужных ему сейчас, дрожащими от нервов пальцами подцепил одну скрутку, зажигая ее и предаваясь короткому чувству эйфории. «Да, не то время, не то место, как и обычно», — пролетело в голове. — Отвечать не планируешь? — подумав немного, решил продолжить. — Какой смысл бегать от правды, Такемичи. Ты бы рано или поздно узнал об этом, так не считаешь? Я хотел рассказать тебе, но чуть позже, чем сейчас. Я знаю, что ты меня любишь, — выдохнул сизый дым, — а потому примешь таким, какой я есть, верно? — ответа вновь не последовало, только тихое шарканье в сторону двери в комнату. Подобные действия быстро привели Сано в еще большее раздражение. — Мне же воспринимать это как просто испуг, да? — процедил. — Или отрицательный ответ на мои слова? Все, что я тебе скажу — ты мой. Всегда был и никогда не перестанешь. Я уже сделал свой выбор, а потому тебе уже никуда не деться, Такемичи Ханагаки. Приятно, кстати, познакомиться, — ухмылка. — Теперь карты раскрыты. Пухлые губы наконец-таки приоткрылись, тихо вбирая воздух и готовясь дать ответ, что вряд ли понравится Майки. — Ты… как червь-паразит, — удар под дых, — въелся в мои тело и душу, не отпускаешь… Я люблю тебя, но… — слеза скатилась по округлой щеке, — как я могу любить такого человека? Ты же… убийца, — опустил взгляд в пол, продолжая проливать соленые капли на паркет. Взбешенный Сано принялся приближаться к Такемичи, пока между ними не остались лишь считанные сантиметры, а после — выдохнул прямо в губы. — Оу, Такемичи, ты неправ, — дал надежду, — я не только убийца, еще и поставщик наркотиков и оружия, а также хозяин сети борделей, расположенных по всей стране и за ее пределами, — но тут же ее оборвал. — Не ожидал, правда? — да, не ожидал. Губы коснулись чужих невинно, аккуратно, словно старались успокоить захлебывающегося в набирающей обороты истерике парня, только они были не успокоением — еще большим давлением на него, на осознание того, кто все это время любил не того человека. Ошибочного. — Что ты со мной сделаешь? — Неправильный вопрос ты задал, Такемичи… Что я могу тебе сделать? — на самом деле может и еще как, если тот продолжит сопротивляться, если не дастся добровольно в чужие руки. Сначала, естественно, будет попытка, и не единственная, поломки, а если тот все же окажется духом сильнее, чем показывал ему, что очень маловероятно, то негодный товар подлежит уничтожению. Но до этого, надеется, что не дойдет. Ведь ему самому будет не менее больно. Как и говорил Сано ранее: «Не мне, значит никому». — Правильно, ничего. Просто сейчас мы с тобой спокойно пойдем ко мне в резиденцию, где спокойно поговорим, — утер большими пальцами влагу, — согласен? Ты же мой плакса… Когда Сано схватил Такемичи за руку, тот ожидаемо принялся оттягивать от ее от него, бормоча под нос, что он «не хочет». У самой двери их заметил тот самый подчиненный, а после увидел удар по лицу, что нанес этот черноволосый его господину. Он поступил как истинный служащий семьи Манджиро — подошел и схватил наглого парнишку за руку, за что получил точный выстрел в ладонь, негромко ахнув. Такемичи замолчал. — Не прикасайся к нему, отродье, — прошипел тот, параллельно закинув себе на плечо ношу и идя в сторону лифта, оставляя раненого «зализывать свои раны». Как только они спустились с высотки, их уже ждала машина S класса — BMW X7, плотно затонированная со всех сторон. Сано закинул внутрь мальчишку, залезая за ним следом. В салоне стояла удушающая тишина, нервы ни к черту. Не спасали и люди, сидевшие на передних сидениях за перекрывшим их стеклом. Светловолосый просто сидел и молчал, поставив руку на подлокотник, думая о чем-то своем, успокаиваясь. — Когда подъедем, я представлю тебя как своего друга. Ни о чем не спрашивай и ничего лишнего не говори, пока мы с тобой не окажемся в моей комнате, ясно? — внезапно начал Сано. — Почему?.. — вполне естественный вопрос. — Потому. Делай, как я сказал, если не хочешь еще больших проблем. Сано понимал, ведь единственное, что он сейчас может сделать — это привести своего возлюбленного в главный дом, там ему будет обеспечена безопасность от окружающего мира, а также, если не оставить его себе на попечение, он не сможет предпринять попытку сбежать, хотя и она будет в любом случае провальной. Он его из-под земли достанет, но вернет. Он знает, что под властью эмоций и в отдалении друг от друга к младшему будут лезть непрошенные, ненужные, как считает Майки, ни ему, ни Такемичи, мысли. Холодные капли начали медленно спадать с неба, постепенно переходя в продолжительный ливень, застилающий весь обзор на дорогу. Раскатистый гром был слышен отовсюду, а на небе сверкали яркие молнии, на доли секунд освещая ночной небо. Каждый здесь думал о своем, о больном. Один — как удержать, другой — что ему делать. Звонок потревожил обоих. Сано спокойно достал телефон из кармана, не читая проведя большим пальцем по дисплею. — Слушаю, — молчание. — Проведите чистку как обычно. Пострадавшие среди гражданских? Нет? Отлично. Журналисты уже на месте? Хорошо. Понял. Пришлите зама, чтобы он со всем разобрался. Главное, чтобы никто не узнал, что наша банда как-либо замешана в этом деле, — отключил. Такемичи, сжимая сомкнутые ладони между бедер, все же решился подать голос, придя к своему выводу, сложившемуся из всей этой ситуации. Ему было больно видеть, кем на самом деле является предмет его воздыхания, а также то, на что он способен. Любить он от этого не перестал, но бояться начал только больше… Он помнит ту пощечину, помнит его ревность и собственничество, что путами окольцовывали его, не давая и шагу ступить в сторону. Боль распространялась по всему его телу. Он никогда не был плаксой, никогда не был таким падким на отрицательные эмоции, никогда не прогибался под кого-либо, всегда отстаивая свое мнение. Но все это «никогда» настигло его со встречей с одним лишь человеком, что сумел открыть ему мир в неизведанное, яркое и цветное, а позже опустить на самое дно. Разве любовь может быть такой болезненной? Да, он всегда читал сказки и знал, что ради нее нужно проходить испытания, но они отличаются от ожиданий. Что делать, когда твой принц самолично является тем самым драконом, сжигающим всех и вся ради него одного? Нет, это неправильно… — Майки, я… — прохрипел он от долгого молчания. — Что? — оторвался от разглядывания леса, мелькающего за окном, пригвождая Такемичи своими темными глазами. — Я… я хочу с тобой… — Сано сузил глаза, примерно уже представляя, что тот хочет сказать. Это было явно не тем, что может его обрадовать. Не ожидал он такой слабохарактерности от своего партнера. От того, кто клялся ему в своей любви. Пустей треп, в итоге, ничего более. Только не у самого Сано. Все те моменты, когда он говорил, что Такемичи теперь принадлежит ему, что он любит его — чистой воды правда. И отказываться он не собирается, но все же молчит и ждет, пока тот договорит, тепля в себе надежду на лучшее. — Понимаешь, я не могу принять все это… Я хочу с тобой… расстаться, оставь меня, прошу… Хотя бы на время… — а лучшего то и не было. — Ха. Такемичи взглянул в сторону Майки, наконец подняв глаза со своих колен, где-то на фоне показалось огромных размеров здание, полностью освещенное светом уличных фонарей, но не они привлекли внимание голубоглазого, а разъяренное выражение лица, на котором читалось огромное количество эмоций, уместившихся все вместе разом: гнев, печаль, боль, раздражение… Сердце будто иглой кольнуло от их переизбытка. Кольнуло у обоих. — Вот что ты, значит, захотел, — помотал головой, играя не улыбкой — оскалом. — Птенчик хочет сбежать, птенчик хочет на волю, вылететь из своей золотой клетки. Правда? Считает свободу дороже рук хозяина. Она еще не знает, насколько хозяин ею дорожит? — будто говорил с Такемичи, а на деле — сам с собой. Слова пугали, настораживали, заставляли вжиматься в сидение, но машина остановилась, из нее нужно было выходить. — Вытащите его, — раздалось грозное, после чего два амбала схватили под подмышками Такемичи, грубо вытряхивая его из салона автомобиля, потащив в сторону входа. Я ль тебя обидел? Боль в душе испита, — играет в голове. — Нет, отпустите меня, — кричал, отбивался от рук, только трепыхания его были не замечены. Ждет тебя погибель после клетки сытой. Коридоры казались бесконечными, пока того волокли по дорогому, вымощенному мрамором, полу. Сано махнул головой, сказав, что дальше «он сам», схватив тонкое запястье парня, поволочив его куда-то дальше, в только ему самому ведомое место. Вряд ли тот сейчас, как и обещал, приведет его в свою комнату. Оказался прав, они спускались все ниже и ниже, пока не дошли до места, похожего на винный погреб. Как только они дошли, Сано со всей силы швырнул того в бетонную стену, от чего тот больно ударился головой, на мгновение забыв, как вообще дышать. — Ты хоть понимаешь, что сказал? — процедил старший, холод его глаз обжигал и заставлял заледенеть одновременно. — Я… понимаю, — настаивал на своем, — я хочу расстаться, Майки, — Богу только известно, каких трудов стоили ему эти слова. Сердце сдавило, а от страха засасывало под ложечкой. Сано подошел ближе, схватив Такемичи за шиворот, еще раз припечатав к стене и выдыхая горячий воздух тому в губы. — Ты за это поплатишься, мелкий лицемерный ублюдок, — Сано неожиданно схватил Мичи за затылок, прикладывая того животом об свое колено два раза. Слюни вырвались изо рта младшего, заставляя задыхаться, а глаза наполнились невольными слезами. — Червь-паразит? Не смеши меня! Кто из нас им еще является! — кулаком об челюсть, от чего Мичи заносит в левую сторону. — Влюбил меня в себя, а после кинуть собрался, как только узнал правду? — Такемичи попытался оттолкнуть Сано, когда тот снова подошел к нему за новой порцией побоев, но тот перехватил один его палец, выгибая его в несвойственную для него сторону. Пронзительный крик раздался по всему помещению, эхом отдаваясь повсюду. Он его сломал. — П-прекрати… — на грани слышимости, но тому уже было все равно. Все его мысли занимала неконтролируемая ярость, требуемая скорейшего выхода, а тут находился ее источник. Итог очевиден. — Что? Прекратить? А не многого ли ты просишь, любимый? — продолжая серию ударов, доводя того до еле живого состояния. — Жизнь не повторится, отпусти, хозяин… — произнес он теперь уже вслух слова песни, играющие фоном с момента, как он вошел в особняк. Майки на доли секунд остановился, вспомнив мотив, напеваемый Мичи с того самого дня, как он впервые дал ему пощечину. — Не кляни судьбину, что не быть нам вместе… — хрипло. Будто психически нездоровый человек сейчас предстал перед ним, напевая слова грустной мелодии, давно позабытой людьми. Только… почему «будто»? Он уже и правда слетает с катушек… — Хватит петь! — нервничал. Пелена понемногу стала рассеиваться, являя ему то, что он совершил. — Пусть умру, пусть сгину, но спою я песню… — финальные слова, добившие окончательно. Он отпустил руку Мичи, после чего последний мешком свалился на пол, не подавая признаков жизни, лишь глаза оставались полуоткрыты и наблюдали за потрясенным своими действиями Майки. Они оба чувствовали боль друг друга. У одного — физическая, у другого — душевная. — Раз ты так хочешь расстаться, то валяй! Катись к чертям собачьим, потаскуха, — блондин перешел на несдержанный крик, смотря на лежачего сверху вниз горящими яростью глазами и перекошенным от злости лицом. Только было непонятно, на кого он зол все-таки больше. На себя, или на него?.. На парнишку, одними лишь своими словами способного разбить его сердце, или же на себя, обещавшего всегда этого самого парнишку оберегать и никуда не отпускать, а лишь немного только поломать…