Мир фарфоровых кукол

      Почему люди читают гаремные романы?       Нет, не так. Почему она это читает? От того бреда, который несет автор, уже болит голова. Хотя, стоит признать, что каплю уважения горе-писака все же заслужил: главы выходили почти каждый день и были просто огромными.       Так вот. Почему она читает это?       Видно потому что дура. Работа заставляет постоянно испытывать испанский стыд и дикое раздражение одновременно. Так что мешает ей бросить? Ничего. Почему не бросает? А вдруг там будет что-то интересное!       И понимает же — не будет. И все равно читает. Прокручивает в голове диалоги, думает, как все могло бы повернуться… только вот сюжет прост, как три копейки — месть за детские обиды и много, много секса.       Автор этого романа странный. Он выбрал себе дебильный ник, с весьма занятным значением, и написал книгу, где главный герой — кобель. Прелесть, правда? Это прямо-таки кричит о том, что у кого-то проблемы в личной жизни. И о том, что этому кому-то давно пора обратиться к психологу.       Самолета (да, русский перевод со-о-овсем не передает весь тот смысл, который автор сумел вложить в ник на родном китайском) хочется придушить. А еще лучше — пытать, прям так, как он описывал в какой-то там главе. Потому что почти все его герои — это дети с порушенными судьбами. Ну, или безмозглые курицы, которых абсолютно не волнует то, что у их мужа уже 100+ жен (а ведь это только середина истории!). Но куриц-то не жалко, а вот за детей душа болит. За «взрослых», которые так и не смогли вырасти. За тех, кто просто попал под горячую руку. Да даже за главного героя, который зациклился на своем горе и теперь уничтожает все, до чего может дотянуться!       Все то дерьмо, что происходит в романе, вызывает истерический смех. Но главное — людям нравится! Нравится мясорубка, после которой в живых едва ли остается 2-3 человека. Нравится герой, что получает все что захочет силой. Нравится безудержная похоть.       Разочарование в людях снова выросло на пару сотен пунктов, да.       Наверное, все же стоит бросить читать эту глупую работу. Сюжет, какой-никакой, кончился. Главы начинают повторяться, различаясь только названием и локацией. Да, стоит бросить… ***       Знаете, открывать глаза в незнакомом месте странно. И страшно. Вот просто одуреть как страшно. Все усугубляется тем, что тело кажется ужасно неудобным, неправильным. Чужим. Отводить глаза от потолка не хочется категорически. Потому что, если тело все же чужое, значит она… мертва? Ох…       Она поднимает руку вверх и смотрит. Просто смотрит, потому что говорить тут нечего, а в голове у нее предательская пустота.       У нее миниатюрная детская ладошка. Хрупкая такая, с маленькими тоненькими пальчиками, но вся в мозолях и мелких царапинках.       Прочитанные истории о попаданцах не помогают. Там — просто истории, чьи-то мечты, сказки, в которые очень хочется верить. А здесь — жизнь, и это значит, что она в полной жопе. Потому что мирной жизни ей не видать: куда бы не попала, она будет слишком сильно отличаться от местных. Все-таки, она просто девчонка из 21 века, по сути, не знающая проблем. А там… там осталась семья. Родная и невероятно любимая. Сдержать слезы теперь невозможно. Они текут не останавливаясь, из горла рвется крик, и она кусает себя за руку, чтобы не заорать в полный голос. Больно, как же больно, черт побери! Она скулит, как побитая собака и иронично думает о том, что теперь она и есть та самая дворняга, которую вышвырнули из дома. Потому что даже если у этого тела были родные, она не сможет их принять. Потому что они будут чужими, а ее люди остались там! А она не выдержит, сломается, уже сломалась!       Аккуратное прикосновение к плечу для нее все равно, что ведро холодной воды. Она шарахается в сторону и смотрит удивленно-испуганно на ребенка, сидящего перед ней. Тощий, в непонятной грязной рубашонке и со спутанными волосами, он смотрит на нее не менее удивленно и непонимающе, чем она сама. Зеленые глазищи изумленно распахнуты, а рука как-то беспомощно тянется в ее сторону. — Сестренка?.. — Голосок тихий, надломленный, отдается в ее голове раскатами грома. Перед ней — ни в чем не виноватый ребенок, который не понимает, что с его сестрой. Но она не его сестра. Его сестра умерла буквально полчаса назад. Теперь здесь она, глупая девчонка, которой просто не повезло. Глупый, глупый ребенок, не надо так на нее смотреть! Она правда старается улыбнуться, чтобы не пугать мальчонку еще сильнее, но что-то ей подсказывает, что выходит скверно. Она хлопает рядом с собой, и мальчик подползает, тут же доверчиво прижимаясь к боку. Ей хочется смеяться и рыдать одновременно, потому что она такого доверия не заслужила от слова совсем. Но она лишь лихорадочно шепчет какой-то бред, повторяя что все будет хорошо. И ей самой не понятно, кого она старается в этом уверить: ребенка или себя. Она обнимает малыша, зарывается в его темные волосы руками, а в мыслях крутится, что он бы стал для нее отличным якорем. Потому что не смотря ни на что, она все еще очень хочет жить. И потому, что с пугающей ясность осознает — ради себя у нее жить не получится. Она пока не может думать о нем, как о брате, но как о подопечном — вполне. Она будет заботиться о нем так, как умеет, постарается дать максимум того, что может, а он взамен даст ей возможность выкарабкаться. Ей это кажется честным.