Там, где его место

Между Остином и Бразилией разница всего в два часа и почти три с половиной тысячи миль — расстояние. На минуточку, это даже разные полушария. После изнуряющего перелета, тысяч рукопожатий, улыбок, ответов на заезженные вусмерть вопросы, общих фото с фанатами, селфи и не стихающих криков, у Дженсена гудит голова. Да что там, она готова вот прямо сейчас расколоться на миллионы кусочков. В огромном номере где он, слава всем существующим в мире, легендах и преданиях богам, оказывается наконец-то в благословленной тишине и покое, едва различимо гудит кондиционер, овивая деревенеющее от усталости тело прохладой. Снаружи, правда, — всего 66 по Фаренгейту, но рубашка давно прилипла к спине, и он с наслаждением стаскивает опостылевшую тряпку, расстегивает брюки. Не спеша отправиться в душ, буквально рушится на кровать. Оживляет дисплей телефона. Заветный номер — всегда на быстром наборе, хотя эти цифры у него, кажется, въелись в подкорку. Джей снимает трубку после шестого гудка, когда Дженсен уже решает напрячься. — Привет. На сегодня закончил? — в Техасе сейчас на два часа меньше, но Падалеки кажется заебавшимся даже больше. Усталым и грустным. У Дженсена сразу же ноет в груди, и живот сводит спазмом. Это очень неправильно и неуютно, когда Джей грустит. Это хуже, чем дни, недели под не прекращающимся ливнем, без солнца. — Уже в номере. Валяюсь на кровати. Почти без одежды... — буквально мурлычет Дженсен в ответ, надеясь услышать на том конце трубки улыбку. Вот только Джаред почему-то очень тихо шепчет: — Один? И это похоже на удар под дых и одновременно — на оплеуху. Хорошую такую, с оттяжкой. Спохватывается, правда, практически сразу и быстро выпаливает: — Дженсен, прости. Прости, я безумный придурок. Этот вопрос — самый тупой из всех, что я мог бы задать. Потому что я знаю ответ, и у него не может быть вариантов. Он, правда, знает. Они оба — знают все друг про друга. Все эти годы, когда второго успел изучить и понять лучше, чем даже, наверное, себя. И Дженсен Эклс — не из тех, кто изменяет. Они оба. — Сейчас ты не прав только в одном. Вопрос мог бы быть и тупее, — сообщает после паузы Дженсен и прикрывает ладонью глаза. Под веки будто натолкали песка, а еще в висках и затылке пульсирует боль, разрастаясь и усиливаясь с каждой секундой. — И я мог бы спросить тебя про?.. — Например, про то, сплю ли я с Карлом. Обилие в интернете фоток, где Эклс и Урбан вдвоем, где Карл его то хлопает по плечу, то тянется к нему, то обнимает, — вполне нормальное явление для промо-тура, для двух ведущих актеров, которые к тому же ладят довольно неплохо, но все же... Дженсен все еще помнит про снимки, где к Падалеки постоянно лип Кигэн Аллен, писал ему комментарии в "Инстаграм", отмечал в публикациях, называл Джареда братом. Короткий и, кажется, виноватый вздох с другой стороны подтверждает все его опасения. — Это не значит, что я не доверяю тебе или в чем-то подозреваю, — бурчит сдавленно Джей. И Дженсен сейчас отдал бы все свое состояние и будущие гонорары за возможность прижать к себе лохматую грустную дылду и просто уснуть рядом с ним. Только с ним. — Я тоже люблю тебя, большой Джей. И дико скучаю, — шепчет через сдавивший горло комок. Он все еще не привык к таким промо-турам, когда у каждого из них — свой проект, когда толпы коллег и поклонников вокруг — без той самой поддержки, которую чувствовал рядом все пятнадцать их лет. Ощущать его за плечом. Его силу, его любовь и поддержку. — Дженс. Честно, все хорошо. У нас с тобой все хорошо. Я очень жду тебя дома. — Я скоро приеду. В их гнездышко в Остине, о котором не знает никто. Где они могут остаться вдвоем и сбросить все осточертевшие маски. Просто быть собой и любить. Просто дышать — рядом с ним — полной грудью. — Давай, мужик. Сейчас отправляйся в душ и в кровать. Этот день тебя измотал, и я не делаю ситуацию проще. — Мне легче только от того, что я слышу тебя. — И это работает в обе стороны. — Знаю. Они еще немного поговорят — про детей, про завтрашний перенасыщенный событиями график, про премьеры их сериалов, даты которых объявил сегодня CW. Легко, не перегружая эмоциями и лишним смыслом. Свободно, чувствуя, как напряжение дня отпускает всего лишь от звучания его голоса в трубке. Всего лишь от того, как он дышит там, в другом полушарии, под другим звездным небом, в другом времени года. Для него одного.