Там, где его место

В Канзасе они задерживают начало Золотой панели, а на Основную выходят и вовсе позже на час. Все потому что Джей накануне полдня шатался по Лоуренсу и трескал там барбекю, пока Дженсен готовился к вечернему концерту с Робом и Стивом... Конечно же, причина лишь в этом. Других просто нет. * "Ты — рок-звезда, помимо всего остального, а я — преданный фанат. Потусуюсь за кулисами и покайфую. Другим такой возможности не обломится, к счастью. А сейчас не буду мешать", — нахально заявил ему Падалеки перед тем, как отправиться исследовать родной город братьев, созданию которых они оба отдали пятнадцать лет своей жизни. Хотя... Наверное, все же уже почти восемнадцать, потому что ничего не закончилось вместе с финалом. Потому что они (уже решено) еще непременно вернутся. "Мы могли бы потом пойти вместе", — упрекнул его Дженсен. Джей фыркнул, натягивая кепку на короткие кудри. Их так непривычно перебирать ночью в постели, пальцы постоянно соскальзывают на шею. А за долгие годы Дженсен привык, что длиннющие падалечьи патлы постоянно лезут в нос, рот и щекочут его в самых неожиданных местах в любое время суток. Менять привычки в их возрасте — сложно. "Мы не могли бы. Ты сам знаешь", — напомнил он, наверное, про Санта-Фе или Альбукерке. Или любое другое свидание, на котором вездесущим фанатам удалось их застукать. И в зале на концерте этим вечером Джея поэтому точно не будет. "Потому что ты всегда поешь для меня. А весь остальной зал превращается в огромное, бесконечно пустое пространство. Мы не хотели множить слухи". "Я помню". Вместо прогулки по Лоуренсу Джаред мог бы, конечно, пойти на репетицию. Вот только тогда Стив будет дергаться, Дженс — отвлекаться на него поминутно, а Роб — не прекращая, острить. Получится цирк, но никакая не подготовка. "К вечеру успею вернуться", — обещает ему Падалеки и целует, глубоко забираясь языком в такой сладкий рот. Дженсен стонет и меньше всего думает о концерте. "Так. Ладно. До встречи", — и отпускает его с сожалением, опуская руки, сцепленные в замок на его поясе. Стив, как-то оказавшийся у них за спиной, громко выразительно фыркает, ну а Роб по привычке выдает что-то про попугайчиков-неразлучников. А еще про тех милых карманных глазастых мартышек. И как они успели так незаметно войти? "Ладно, парни. Сильно по мне не скучайте", — ухмыляется Джаред и, не сдержавшись, целует Эклса демонстративно — очень смачно, взасос. Под удивленный смешок отпускает. "До вечера, сексуальная штучка". На концерте Джей появляется, уже когда группа (Для него они — группа Дженсена. И не иначе) выходит на сцену под оглушительный топот, визги и гвалт. Проходит за кулисы — все еще в своей темной бейсболке, надвинутой почти на глаза. Безразмерная куртка позволяет остаться неузнанным — несмотря на внушительный рост. На самом деле это просто Дженсен берет микрофон, и фанаты буквально дуреют. Дела им сейчас нет вообще ни до кого. Дженсен поет. Дженсен растворяется в музыке, становится ее частью. Каждый аккорд, каждый звук проникает под кожу, впрыскивается в вены восторгом. Голос Дженсена — для Джареда лучший кайф, такой мощный приход. Крутейший стимулятор из всех, что существуют на свете. Час, еще полчаса, еще четверть. Время — как песок, как вода. Время течет, ускользая сквозь пальцы. Уходит. И, кажется, ты только моргнул, а его уже нет. "Тебе понравилось?" — Дженсен, поклонившись, уходит за сцену и сразу там обнимает, притягивая Джея к себе. Джей пахнет дымом, соусом и чем-то пряным, приправленным перцем и кучей приправ. "Ты же знаешь, кто здесь твой главный фанат". "Не только здесь, — самодовольно хмыкает Эклс. — Хорошо погулял?" "Ты позже увидишь. Сейчас мне стоит незаметно уйти, чтобы не породить новую волну странных сплетен". Клиф с ним согласен, а потому, безмолвно возникнув у парней за спиной и манит за собой Падалеки к выходу для персонала. Это не неловко, не обидно, не странно. Это — на каких-то пару минут. До того, как он сядет в машину, в которую почти сразу же плюхнется Дженсен. "Думал, этот день не кончится никогда. Но на самом деле было так круто". "Детка, было круче, чем круто. Такой драйв, я улетел". "Спорим, сегодня я заставлю тебя снова летать?" — улыбается Эклс. За окном давно уже ночь, и свет фонарей, торопливо спешащих мимо окон машины, высвечивает их лица странными пятнами. Как кусочки мозаики. "Даже спорить не буду", — соглашается Джаред и буквально затаскивает его на себя. Водитель — из числа постоянных, невозмутимо везет их отелю. Ему платят вполне достаточно для того, чтобы молчать, а не названивать желтым таблоидам сразу, как закончится смена. В четверть четвертого ночи после трех полетов подряд Джей вспоминает про угощение, которое приволок с собой в номер из Лоуренса. И им — о чудо, в такое время удается даже найти, в чем его разогреть. Почти до рассвета они кормят друг друга с рук мясом, измазываются в соусе и жиру, как поросята, умудряются извозить и постель. Потом долго, очень долго плещутся в душе, дурачась, как подростки восемнадцати лет. "Падалеки, завтра на сцене будешь опять зевать и через шаг спотыкаться", — говорит ему Эклс. И действительно, в это время на фермах в деревнях начинают петь петухи. "Вот и нет!" — с возмущением парирует Джаред, прижимая его собой к стеклянной стене. Спать они ложатся в тот час, когда и петухи срывают от своих песен глотки. Хотя... как ложатся? Вырубаются друг на друге. Обычное дело. * Следующим утром Золотая панель по итогу (впрочем, как и всегда) начинается с опозданием. Фанаты за это своих Джеев, конечно, прощают. А кто в здравом уме смог бы их не простить? Таких флиртующих, игривых... безумно влюбленных.