***
Эндрю подскакивает на кровати, до боли в побелевших костяшках сжимая в руках белоснежную простыню. Он в своем доме, не у океана, рядом нет черных бесформенных рук или липкой воды, только кровать, постельное белье и слабый свет от ночника. Кровать сейчас — это уже слишком плохо. Воспоминания о Дрейке и остальных мразях, успевших отметится в его жизни, мигают в голове, подобно видеокассете, и Миньярд ненавидит себя, свое тело и эту гребаную мягкость матраса, вызывающую тошнотворную мышечную память. Эндрю хочется вывернуться наизнанку, скинуть кожу, подобно змее, или хотя бы потерять сознание, чтобы не видеть перед собой десятки людей, с ухмылками надвигающимися на него. Капелька медленно стекает по лбу, щекоча, и Миньярда вновь пробирает дрожь. Вода. Это плохо. Вода — это опасно. Импульсивно дергаясь, Эндрю пытается выпутаться из теплого зимнего одеяла, пледа, обвивших ноги скатавшихся простыней. Из-за десятков поочередных неудачных попыток его пробивает усиливающаяся паника, граничащая с безостановочной агрессией. Движения становятся резкими, рваными, почти психованными, что не облегчает ситуацию, а в голове, недовольной очередным ночным пробуждением, бунтует мигрень. — Сука, — яростно шипит Эндрю, трясущимися ладонями вытирая влагу с лица. — Блять, блять, блять. Это сон, это всего лишь сон. Правда ведь? Ужасное чувство рвет в груди, пока Эндрю, несмотря на тошноту, забирается обратно на кровать, придвигается ко второй половине и откидывает одеяло. Миньярд сжимает челюсть, готовясь созерцать холодные простыни и пустоту, равную той, что колотит сердце внутри. Но Нил здесь. Он мирно спит, свернувшись клубочком, чтобы было теплее, а после подобных действий со стороны Миньярда, открывает глаза, сонным взглядом палясь на взбалмошного парня. — Дрю? Хэй, что случилось? — Джостен неуверенно приподнимается на локтях, чтобы заглянуть тяжело дышавшему Эндрю в глаза. Несмотря на то, что в них пляшет лишь ужас и отвращение, Нил видит в глубине радужки мечущее беспокойство и искренний страх. Словно котёнок, зажатый в угол, Миньярд выпускает когти, готовый защищаться. — Вода, — заявляет Эндрю так, словно Нил поймет. И самое отвратительное, что он понимает. — Ты вспотел, — согласно кивает Джостен, окончательно садясь. Сон как рукой снимает. — Из-за кошмара? Принести тебе полотенце? Или сходишь в душ? — на пару секунд задумавшись о неожиданном страхе Эндрю перед водой, Нил продолжает: — Хотя нет, лучше полотенце. Нил, не медля, свешивает ноги с кровати, дабы сходить в ванну за необходимым предметом, но Эндрю почти сразу окликивает его. Миньярд не может прикоснуться к Джостену — это все еще слишком, настолько, что сама мысль об этом отдается болью в кончиках пальцев, но он до смерти не хочет, чтобы Нил уходил. Чтобы он вновь оставлял его одного с этим. Только не сейчас. Эндрю почти физически ощущает, как вода, сопровождаемая истошными криками чудовищ, подбирается к ступням, готовая в любой момент утащить его в глубину, туда, откуда нет выхода. В место, где он прожил всю свою подростковую жизнь, пока не утратил возможность чувствовать, частично вернувшуюся к нему только с прибытием Джостена — в темноту его собственной ловушки. Если Нил уйдет сейчас, Эндрю не останется. Он растворится на месте, оставляя после себя только пустоту и пару черных повязок, скрывающих его прошлые попытки не распылиться, взять контроль над собой. Люди не живут с такой болью. Она душит их не меньше одиночества. — Останься, — едва слышно просит он, но Нил непременно слышит, тепло улыбается, отгоняя ужас одним только движением тонких губ, и забирается обратно на кровать. — Я никуда не ухожу, — твердо произносит Джостен, убирая со стороны Эндрю промокшие одеяла, отправляя их на пол, и протягивая ему свое, сухое. — Ложись обратно, — не приказ, просьба. Миньярд, не готовый к подобному, отрицательно качает головой, а Нил и не собирается настаивать. — Что я могу для тебя сделать, Дрю? — Останься, — вторит Эндрю, продолжая неподвижно стоять на коленях посреди кровати. Словно если он выпустит Нила из виду, хоть на секунду, тот вновь покинет его, раздерет все, что осталось от Миньярда, в клочья и пустит по ветру. — Хорошо, — Нил забирает со своей тумбочки пачку сигарет, кладет ее на середину кровати, так, чтобы Эндрю при желании мог дотянуться, не соприкасаясь с ним, а потом, улыбаясь, ложится на кровать, кутаясь под свой плед, и глядит на парня снизу вверх. — Расскажешь про сон? Эндрю долго смотрит на Нила, не произнося ни слова. Галлюцинации так не умеют: они не перемещают сигареты, не убирают грязные одеяла, не успокаивают, подобно таблеткам или сеансу с Би. Нил здесь, рядом, на расстоянии вытянутой руки. Его рыжие волосы рассыпаются на подушке, а один глаз смешно закрыт из-за положения на боку. Завтра они поедут забирать двух кошек из приюта, которых давно присматривали — они даже уже купили миски, лежанки и пару игрушек. Эндрю, отпустив желание не заморачиваться с этим и назвать котов — котами, согласился на тупые клички, которые заставили его Нила тихо прихрюкивать, когда Ники их предложил. А потом, вечером, они отправятся на тренировку, и если для Эндрю это не будет плохой день, то, возможно, он даже постарается получше, конечно совсем не для того, чтобы Нил порадовался и поцеловал его у ворот в конце, просто он уже давно не тренировался как следует. Джостен никуда не денется, он ведь обещал остаться. В их доме больше никого не было, но, несмотря на это, они переговаривались шёпотом, настолько тихо, чтобы даже стены не услышали. И только когда мысли о прошлом утонули в бархатном голосе Нила, а за окном разгорелся восход, окрашивая небо в оранжево-красные тона, Эндрю прикрыл глаза, проваливаясь в спокойный сон.***
Второе пробуждение оказывается куда более приятным, хотя тело все еще противно ломит от неудобной позы для сна, а по коже блуждает мороз. Чёртово отопление, им стоит, наконец, открыть батареи. Эндрю, щурясь от слишком яркого света, льющегося из незашторенных окон, выпутывается из одеяла в разы успешнее, чем во время ночной паники, после чего, кулаками протирая глаза, шлепает босыми ногами до ванной комнаты. Во рту все еще стоит привкус сигарет, от которого хочется избавиться. Эндрю пытался бросить курить, потому что, как заверял его Нил — он не молодеет и любые вредные привычки рано или поздно себя проявят. Не то, чтобы Миньярда волновала идеальность его игры, но он уж точно не хочет потерять место в команде с Джостеном. Им хватило подобных разнокомандных пыток после окончания Нилом университета. Так что ему, вроде как, стоит поддерживать свое здоровье. Парой пальцев щелкнув по переключателю, Эндрю заходит в освещенную ванную, тут же двигаясь в сторону раковины. Проводит языком по налету на зубах и недовольно морщится. Остановившись напротив зеркала, он вдруг ощущает, что внутри таится беспокойное чувство тревоги, словно лихорадочно сигнализирующее о чем-то. Миньярд хмурится, заглядывая в зеркало: мешки под глазами дают знать о беспокойной ночи, кожа слегка бледнее обычного, на голове самый настоящий что ни на есть беспорядок, но в целом все не так уж и плохо. Боковой взгляд замечает сушилку, отражающуюся в зеркале. На ней висит только одно махровое полотенце. Эндрю щурится, пытаясь понять, не мерещится ли ему. Обернувшись, он убеждается в своей догадке. Но ведь Нил не забирал его вчера? Или он просто проснулся раньше? Миньярд решает выяснить вопрос пропавшего полотенца сразу после того, как почистит зубы и прополоскает ротовую полость минимум дважды. А ведь раньше ему нравилось смаковать привкус табака. Рука тянется к зубной щетке и… одна? Только одна зубная щетка? — Что за бред, — ругается про себя Эндрю, стараясь затолкать мысли о побеге Джостена, куда поглубже. Он бы не ушел. Не оставил его и их будущих котов. Не бросил бы экси — Нил ведь тот еще наркоша. Оставив свет в ванной гореть, предполагая свое скорое возвращение, Эндрю быстрым шагом следует обратно в спальню. Просто убедиться, что Нилу не нужна помощь или что ему не приснился кошмар, ну или что он не потерял Миньярда, отошедшего всего на пару минут. — Ты не молодеешь, — вспоминая слова Джостена, бурчит Эндрю, — поэтому я утром обеспечу тебе инфаркт. Дойдя до кровати, Миньярд останавливается, глядя на кучу одеял, лежащих одно на другом. Разве они не должны валяться где-то на полу? Наверное, Джостен поднял, замерзнув ночью. Оно и не удивительно с перекрытыми-то батареями. Эндрю протягивает руку к половине Нила, пытаясь нащупать его тело, но ладонь проваливается, в конечном итоге достигая матраса. Миньярд сглатывает ком, вставший поперек горла, когда, откинув одеяла, видит только пустую, холодную простынь. Никаких вмятин на матрасе или рыжих волос на подушке — ни одного признака его присутствия. Эндрю, путаясь в мыслях, бежит к шкафам, распахивая дверцы с такой резкостью, что они бьются о стены, жалобно скрипя: только черная, Миньярдовская одежда. Эндрю срывает ее с вешалок, выкидывая на пол, пытаясь найти хоть что-то, но все тщетно. Практически сорвав телефон с зарядки, Эндрю заходит в контракты: «Нил», «Джостен», «Наркоман» — ни один запрос не найден. Сердце падает в пятки, по пути совершая несколько кульбитов, пока Миньярд забивает в поисковую стоку имя своего Нила. Заголовки один за другим стреляют в миг потерявшее всю жизнь тело: «Нил Джостен — восходящая звезда пропала без вести», «Дэвид Ваймак о неожиданном уходе своего нападающего после игры в Бингемтоне», «Кевин Дэй о раскрытии личности Натаниэля Веснински». Эндрю, едва не выронив устройство из рук, вновь заходит в телефонную книгу, начиная лихорадочно искать контакт. «Отпусти» — как жалкая насмешка, загорается на экране, пока из динамиков льются гудки. — Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, — гласит противный женский голос, от которого хочется лезть на стены. Дорога в гостинную занимает меньше минуты, хоть пару раз Эндрю чуть не прочесывает носом лестницу, ведущую на первый этаж. Они с Нилом спускались отсюда вместе еще несколько дней назад: Джостен, как придурок, перепрыгивал ступени, а Миньярд ворчал на него за баловство, которое может привести к травме. Это ведь было здесь. Эндрю все еще помнит его смех, ласковое: «Да ладно тебе, ворчливый дед» и то, как Нил все-таки чуть не упал с предпоследней ступеньки. Это не могло быть галлюцинацией. Не могло. На диване нет его клетчатого пледа с эмблемой «Лисов», который они купили в ларьке после игры с Троянцами, среди дисков нет тупых гоночных игр, которые Миньярд терпеть не мог, но играл иногда, ради того, чтобы уделать Джостена, возомнившего себя королем этого жанра. На стенах не висят тупые фотографии, а над камином не помещены их награды. Пусто, пусто, пусто. Ничего нет. Нила нет. Руки лихорадочно дрожат, а в груди ноет образовавшаяся дыра. Эндрю пытается глубоко дышать, так, как учила Би, но подбородок ходит ходуном, а мир перед глазами расплывается, превращаясь в одно черное пятно. Голова расходится по швам, пока Миньярд ладонями зарывается в волосы, пытаясь удержаться на месте. Прошлое, будущее, галлюцинации и алкоголь — все смешивается в один удушающий коктейль, в котором невозможно вычленить правду. — Нет, нет, нет, — Эндрю, опираясь спиной на стену, съезжает на пол, чувствуя, что ноги более не в состоянии держать тело. — Нил, пожалуйста. Но Джостен не приходит ни через час, ни через пять, ни даже на следующий день. Когда к свернувшемуся в ничтожный комочек телу, начинает со всех сторон притекать черная, булькающая вода, Эндрю бросает смазанный, потерявший всякую надежду взгляд в угол. Туда, где должны стоять миски их котов. Но там, словно на зло, только грязь, да паутина, сплетенная каким-то одиноким паучком. Эндрю молча вытирает слезы, ложась на холодный пол, позволяя нечисти поглотить его тело, навсегда заточив в бесконечную бездну безысходности и тленности того, что осталось от жизни. Если Нил никогда ему не принадлежал, почему же его так больно потерять? Потому что он был последней спичкой в потрепанном коробке.