От любви до ненависти один шаг

Планета дрожала, а вместе с ней и девушки. Земля, кажется, раскололась на две половинки, заставляя сухую землю крушится в руках. Романофф с молниеносной скоростью оттащила Ванду. Она не церемонилась в плане аккуратности и, вероятно, даже сделала ей больно, но жизнь Ванды была куда важнее. Голова чародейки итак неподвижно лежала на коленях шпионки. Наташа пыталась привести любовницу в чувства, но все было безнадёжно. В какой-то момент Макисмофф открыла глаза, дав рыжеволосой надежду на лучшее. Вот только после этого она оскалила зубы и начала жалобно стонать. Ванда неестественно выгибала спину. То есть, если бы подобные действия выполнял обычный человек, то его позвонок с громким хрустом раскололся бы на двое. Ведьма схватила руку любимой, продолжая жалобно стонать и скрепя зубами. Казалось, что её пальцы были сломаны, но от них исходила алая магия, а глаза светились алым светом. Девушка ощущала боль, унижение и страх. Наташа чувствовала лишь собственное бессилие. Максимофф прилагала все свои силы, дабы не дать расколу земли разойтись. Она пыталась сдерживать края земли вместе, предотвращая трагедию. Края земли скрепились вместе, оставив в напоминание о расколе лишь на почве болезненный «шрам». Алая пыль осела в воздухе, а Максимофф на какое-то мгновение отключилась. Романофф ненавидела себя из-за собственного бессилия. Ванда лежала на её коленях и, казалось, шпионка чувствовала всю боль чародейки, хотя это было невозможно. Наташу положила свою голову на грудь девушки, пытаясь расслышать стук её сердца. Нат перевела свой взгляд на сухую землю, она винила себя за то, что была так слаба, что её родным приходилось спасать её, буквально доводя себя до полумертвого состояния. Ванда открыла глаза. — Мг... — издала болезный стон чародейка, прикусывая свою губу, будто она молила о помощи. Ей было страшно даже представить, что она натворила. — Всё в порядке? Как ты себя чувствуешь? — вопрос шпионки был весьма глупым, ведь было видно, что Максимофф была не в лучшем состоянии. — Да... — полуживым, тихим голосом ответила ведьма. Она облокотилась на свои локти, приподнимая голову вверх, оглядываясь вокруг себя. — Хорошо, — Романофф поцеловала девушку в лоб. — У тебя, кажется, температура, — девушка и впрямь было очень горячей. Но это была меньшая из всех проблем. — Можешь встать? — получив положительный ответ, Наташа взяла любимую за руку, помогая ей встать и начать их путь до дома. Но, видимо, их неприятности не были окончены. Они услышали пронизывающий, сбивающий с ног крик. Это был скорее рев, вот только ни одно живое существо, по крайней мере с Земли, не издавало подобных воплей. Смахивало на раненное животное, но громкость и тональность намекали на обратное. Было ощущение, что это была увеличенная в несколько децибел запись, а та активно оповещала всех через стереосистему или громкоговоритель. Ванда избавилась от опоры в лице Нат. Сведя руки в кулаки, она уже было готовилась подлететь к источнику звука, а уже там с ним расправиться, но Романофф схватила её за руку. — Ты слишком слаба! Я тебе не позволю! — прокричала шпионка, скаля зубы. — А у тебя есть другие варианты? — Ванда перешла на еле слышный шёпот, сохраняя силы. — Ты безоружна! Да и при полной экипировке ты можешь умереть от пули, чего допустить я не могу. И даже зная, что этот бой может быть последним, ты сражаешься! Потому я тоже не могу оставаться в стороне! — вырывая свою руку из чужой хватки, ответила девушка. Ванда понимала неудовольствие возлюбленной, но не хотела видеть её при смерти, а значит, нужно было действовать, даже если вдруг придется пожертвовать собственной жизнью. — Сука! Как же бесишь! — вскрикнула Наташа, глядя в след девушке. Она мигом, словно оправдывая прозвище "фурия", бросилась в быстрый бег. Где-то в снегу безжалостно брошенными остались тосковать коньки, лезвия которых застыли в земле, прокалывая ее. Романофф бежала по снегу, пытаясь опередить саму смерть. Напрочь сбитое дыхание так и молило об остановке, дышать было практически нечем, но девушка гнала все мысли прочь. Забегая на порог дома, её осенила мысль, что ключи от него у Ванды. — Сука! — она топталась на месте. На её голове была бандана, что крепко держала ее волосы, не давая им лезть на лицо. Сняв ту со своей головы, она освободила рыжие непослушные локоны. Наташа намотала на руку бандану, а затем разбила витраж. — Тупые американцы! Кто ж входную дверь со стеклянным витражом ставит?! — но включать философа было некогда, ей нужно было торопится. Романофф открыла входную дверь, входя внутрь, словно тень начиная шнырять по дому. Наташа остановились возле чемодана, она достала оттуда пистолет. Перезарядив его, агентесса кинула в карман несколько патронов, успев мысленно перебрать тысячи вариантов развития событий, хотя от каждого шли мурашки по коже. После чего шпионка направилась на источник шума, моля лишь о том, чтобы с Вандой всё было в порядке. На собственное удивление, Наташа довольно быстро оказалась на месте, даже раньше, чем Ванда. Это не могло не радовать. Но та тварь, которую шпионка увидела перед собой, в первый раз заставила её обдумать принятое ею решение. Перед ней стояло существо высотой два, возможно, два с половиной метра. Ярко-жёлтыми и голодными глазами, словно те были предвестниками приближающегося хаоса, оно куда-то смотрело. Сверху этих двух глаз расположился третий, точнее, глазная выемка, в ней не было абсолютно никакого глазного яблока. Напоминало оно небольшую дыру от выстрела, из которого тонкой струйкой текла чёрная жидкость, чрезвычайно густая жидкость. Непропорциональные конечности, толстый массивный корпус, рога, закрученные, как у муфлона. Существо стояло в согнутом положении из-за не устойчивого тела, напоминая по форме рогалик. Ужасно длинные руки, где расположились ужасно длинные и большие пальцы. На них не было когтей и, кажется, фаланги, ведь те ужасно неестественно сгибались. Несмотря на массивность тела, оно было весьма худым, словно был уморенный голодом, было отчётливо видно каждую косточку скелета. В районе грудной клетки виднелись ребра, буквально виднелись, они были поверх кожи существа, а позвоночник был сверху корпуса. Складывалось ощущение, что кто-то изменил строение этого… существа. Будто двоечнику дали задание по биологии собрать человека, а он из-за своего незнания сотворил вот… вот это. Голова сразу переходила в торс, вернее, она перед этим соединялась с плечами и шеей, но это искусно маскировалось под «воротником». Воротник был точной копией воротника клоунов из фильмов ужасов прямиком из 90-х, вот только это было частью тела, мерзкое зрелище. Стопы на концах были закручены, словно это была типичная эльфийская обувь. У Романофф возникло ощущение, что это существо ужасно холодное, хотя трогать ей его не доводилось. Возможно, из-за слегка сероватого оттенка кожи мелькали подобные мысли в голове агентессы. Процентов шестьдесят тела этого создания покрывала чешуя. Чёрная, как пепел, с золотыми вкраплениями, те, как бы странно это не звучало, ужасно красиво переливались под светом луны. И челюсть, ужасно громоздкая и приводящая в ужас челюсть. Зубы располагались в несколько рядов, верхний ряд накрывал нижний. Каждый зуб был примерно двенадцать сантиметров в длину и четыре сантиметра в диаметре. Они сужались к верху, напоминая чертовски неровный конус. Все без исключения были пожелтевшими от налёта. Челюсть существа была незакрытой, поэтому девушка могла предположить, что зубов было больше, чем у человека. Возможно, было около девяноста, может восьмидесяти. Эту челюсть можно было сравнить с челюстью акулы, зубы которой тоже имели хаотичное расположение. Но несмотря на их огромное количество, между зубами было пространство. По бокам морды располагались жабры, такого же оттенка, как и чешуя. От его тела несло неприятным запахом, кажется, примерно также пахла тухлая рыба. Будто гниль буквально проникла из-под его кожи. Запах навеял девушке воспоминания о горах трупов. Туловище было покрыто какой-то слизью, которая огромными каплями стекала по его корпусу. На его грудной клетки были видны огромные, глубокие шрамы, из которых сочилась неизвестная черная субстанция, как и из глазной дыры, видимо. На худых, длинных ногах виднелись раны, как будто кто-то вонзал в его ноги колья. Кажется, будто у охотника не было другого выхода на свое спасение. Эта безумная тварь смотрела своими голодными глазами и, казалось, проникала прямо в душу. Чёрная жидкость из глаза мерзко стекала струйками по всему телу и капала на землю. И теперь Наташе казалось, что в горе трупов появится ещё один. Её. Несмотря на то, что Романофф стояла так близко, существо сперва никак не реагировало. Девушка было решила, что оно слепое, как вдруг то повернуло голову и опустило свой взгляд на Наташу. По зубам на сухую землю стекла слюна. Зрачки фурии расширились, эти действия вызывали у неё немой крик. Вызывая по телу неконтролируемый мандраж. Существо осторожно провело ужасно длинными пальцами по её щеке. Возможно, оно было дружелюбным, несмотря на устрашающий вид. Вероятно, оно было разумно, и с ним, возможно, можно было бы договориться. Романофф не противилась, агентесса послушно стояла, еле дыша, боясь сделать лишний вздох. Ванда, кажется, напугала его своим прибытием, создание всполошилось. Довольно резко оно оттолкнуло шпионку, оставляя на её щеке тонкий, небрежный порез. Тварь была настроена крайне враждебно к магии, а его основной целью стала теперь Ванда. Откинув Наташу, оно стремительным бегом направилось к девушке. Та, используя магию, откинула его на несколько десятков миль. Ломая своим телом стволы деревьев, существо зарычало, а после издало жалобный писк. Но, похоже, что удар ведьмы не нанёс ему особых повреждений. Тот встал на четвереньки, словно наблюдая за дальнейшими действиями этих двоих. Как окажется после, в подобном положении оно ещё более неуловимо и не предсказуемо. Вытирая алую сгустки кровь со своей щеки, шпионка достала пистолет, ради которого и направлялась ранее в дом. Она сделала несколько выстрелов в грудь твари. Создание быстро вновь встало на ноги и сложило руки вокруг собственной головы, закрывая ее, используя руки в роли щита. То очень незаметно получило урон, который был практически незначительным. Оно несколько секунд стояло в этом положении неподвижно, словно прислушиваясь. — Наташа, убирайся от сюда! Сейчас же! — крикнула Ванда перед падением коленями в снег от бессилия. Тварь смекнула, что для Ванды шпионка очень важна, поэтому, вновь встала четвереньки и, ненадолго открыв голову, кинулось на Романофф. Та стреляла, пока в обойме не начали заканчиваться патроны. Впервые в жизни у Наташи дрожали руки. Последние пули отлетали от чешуи, как будто та была несокрушимой бронёй. Казалось, из последних сил Максимофф откинула Романофф в сугроб на пару метров отсюда. А существо вступилось рогами в дерево, словно баран, это его замедлило. После чего, вырывая с корневой системой дерево и обтачивая его своей магией, Максимофф предала ему форму кола и за считанные секунды проткнуло им насквозь существо. То лишь кричало, заставляя барабанные перепонки закладываться. Ванда упала с колен на спину. Выгибая спину, с нечеловеческим криком она разорвала эту тварь две части. Наташа, поднявшись на ноги, кинулась к чародейке. Было очевидно, что Ванда откинула её из лучших побуждений, но кто сказал, что это было не больно? — Я в порядке, — поднимаясь на ноги, ответила ведьма. Но это не помешало шпионке осмотреть Максимофф на наличие каких-либо повреждение. Прощупав ребра и грудную клетку, агентесса выдохнула с облегчением. — Зачем ты полезла на него с одним пистолетом?! Из ума выжила?! — Я лишь хотела помочь тебе, поскольку не хотела видеть тебя мёртвой! Ты уж прости, но по званию, да и по возрасту, я тебя старше, а значит, могу делать то, что посчитаю нужным! — после своего краткого монолога Наташа уже не слушала Ванду, направляясь к более целой половине монстра. Шпионка принялась осматривать его. Из него неторопливо вытекала тёмно-синяя, скорее даже черная, жидкость. Что интересно, органов у него не было совсем. — Ты ведь знаешь, что я чувствую себя живой только когда ты рядом, и я не хочу, чтобы ты пополнила список дорогих мне, но мёртвых людей?! — Нат нервно выдохнула. — Порез на щеке глубокий? — Романофф вновь оглядела уже дохлую тварь. — Черт, у этого существа синяя кровь... — И что? — повторила ведьма. — Мне, честно говоря, побоку, какая у него там кровь, — ведьма скрестила на груди руки. — Погоди, ты меня всё это время не слушала? Для кого я это всё говорила?! — Романофф подошла к любимой и слегка приобняла её за талию. — Я тебя слушала, но послушай… Эта тварь, кажется, не с этой планеты. И да, порез неглубокий. Наложу пластырь и всё, — их семейную беседу прервал выстрел. Девушки переглянулись между собой и направились в дом. Дом Элизабет был так близко, но у девушек путь до него отнял столько времени. Входная дверь была открыта, это не предвещало ничего хорошего. По телам девушки прошлась легкая дрожь то ли от холода, то ли от чувства неизвестности. Зайдя в дом, они увидели практически у самого порога, чуть правее, тело Арчи. Оно было обглоданным до костей в некоторых местах, а вокруг небольшая лужица алой, ещё совсем горячей крови. Наташа села перед ним на колени, закрывая ему глаза. — Покойся с миром, друг мой. Ты был хорошим мальчиком, — шпионка сняла с него ошейник с именным жетоном и в последний раз погладила его за ушком. За столь краткое время она успела привязаться к нему. А ведь Арчи был ещё щенком, вероятно, он умер, защищая свою же хозяйку. — Ванда... Наташа... это вы? — послышался хриплый голос со стороны лестницы. За диваном они нашли тело ещё одного существа. Не сказать, что между этим существом и тем, которое убили девушки, были сильные отличия. Огромные ярко-красные глаза, как у куколок из детства. Рост около метра. Вероятно, это был ещё ребёнок из этого вида. Романофф села перед ним, с интересом разглядывая его клыки. Третьего глаза не было. Возможно потому, что два остальных покрывали большую часть его морды. Но из видимого была рана в области груди. Из неё тоже сочилась вязкая, черная, как смола, субстанция. Область груди была вся в противной слизи, где-то образовывались комки от нее. Позвоночник был вогнут внутрь. Ребра всё также располагались сверху. Чешуи не было, а кожа была светло-сиреневого цвета с небольшими бугорками вроде высыпаний. На некоторых участках его тела была все та же вязкая жидкость. — Возможно, это их кровь, — пронеслось в голове у Наташи. Рога, кстати, не были закручены в бублик, а имели прямую форму. Пальцы этого создания были толстыми и короткими, а из них торчали гнилые обрубки ногтей. На некоторых участках тела располагался волосяной покров. Зубы были ещё белыми. Разбросанные по всей челюсти, длинные, острые, они хотели вцепиться в чью-то плоть. С длинных клыков стекала вязкая слюна и тянулась паутиной по всей челюсти. Несмотря на маленький рост у него, кажется, также были проблемы с осанкой. Запах был не таким отвратительным, как от взрослой особи, но по-прежнему напоминал рыбьи отходы. Вся эта ситуация напоминала Романофф дебильный фильм ужасов из детства, но, когда та тварь зарычала, все надежды рухнули. Если Наташа подошла к уже мёртвой твари, то Ванда бросилась к лежащий на земле Элизабет. — Как хорошо, что вы живы... Эта гнида Арчи... прям...мг, — черноволосая женщина прикусила язык, судорожно сводя зубы. Лиза сидела на одной из лестничных ступенек. В одной руке она держала пистолет. Наташа удовлетворила своё любопытство, а поэтому, как и Ванда, окинула на женщину взгляд. Романофф тут же заметила, что в руке у Лизы был кольт 45-го калибра 1985-года с именной гравировкой президента. Раньше подобными награждали офицеров за многолетний стаж работы. Серебряные, разящие на повал, патроны приводили шпионку в восторг. Но проблема в том, что другой рукой женщина прижимала рану в области живота. Горячая, алая кровь медленно стекала по её ладоням. Лиза откинула голову на соседнюю ступеньку. Сидя на коленях, по щекам ведьмы начали течь слезы. — Я помогу вам, я могу! — ведьма понесла руки к ранению пожилой дамы, но та, отпустив рану, отвела вандовские руки от себя. — Не нужно. Ты ведь устала, — Лиза сжала руку Максимофф. — Тебе ведь самой больно. Не нужно, — женщина подняла взгляд на Наташу. — Ты очень красиво танцуешь. Я бы хотела посмотреть вживую. Но на записи это было невероятно, ты бы могла стать олимпийской чемпионкой, если бы не отдалась работе! Но прошу, не шали больше в концертных залах и театрах. А ты, — переведя взгляд на Ванду и сделав краткую паузу, женщина продолжила, дав себе чуть отдышаться. — Ты просто постарайся жить дальше. Цени жизнь, каждый ее момент... а Наташа тебе в этом поможет, — Максимофф убрала собственные руки. Они были в крови, но кровь не её, поэтому и страшно. Чародейка прижала рану женщины в попытках остановить кровотечение. — Вас ранили когтями, но вы отплатили ответным ударом вашим наградным пистолетом, — Наташа поняла, почему она не смогла ранить тварь! Пули у Элизабет, в отличии от нее, были серебряными. Пистолет шпионки мог выдавать лишь залпы свинцовых пуль в оболочке из стали. Стало это везением или продуманным ходом не было ясно. — Если не хотите, чтобы помогла я, то давайте мы отвезёт вас в больницу! — жалобно кляня, ответила Максимофф. Она все еще прижимала рану и чувствовала горячую кровь на своих руках. — Нет... не нужно... — хоть черноволосая женщина и скулила от боли, она продолжала улыбаться. — Пожалуйста...я не хочу — Ванда не хотела лишиться новой знакомой. Было дивно, но так чародейка и представляла их с мамой посиделки. — Вы слышите? — глаза пенсионерки сияли огнём надежды. Она улыбалась, показывая белые, идеальные, словно с глянца, зубки. Возлюбленные переглянулись между собой. — Что слышим, Лиз? — Наташа также села на колени перед ней. Даже Романофф не скрывала своего беспокойства. Девушка коснулась лба женщины. — У неё белая горячка, — еле слышно произнесла шпионка. Хотя, если вспомнить, то повышенная температура была и у Ванды. А вдруг Наташа просто спала? А вдруг это очередной кошмар? А вдруг, если сейчас она откроет глаза, то увидит рядом Ванду в кровати? А может, у самой Романофф горячка? А эти все твари лишь побочный эффект от болезни её рассудка. — Ну как что? Музыку, — Элизабет отпустила пистолет и начала взмахивать рукой, словно была дирижёром. — Мг, мг, мг, — пробовала напеть мотив знакомой песни. — Красиво, правда? Марк всегда красиво играл на гитаре. У него был истинный талант. Помню, как мы вечером собирались у камина с его друзьями. Он играл мотив, я пела. Второй пилот, с которым он летал, разливал по бокалам домашнее вино. Стюардессы и стюарды с его рейса восхищенно хлопали, а в камине потрескивали дрова, — женщина кашляла, прикрывая кашель локтем. Ванда была не в силах сдерживать свою истерику, поэтому крепко обняла женщину за шею, впиваясь лицом в дряхлую старческую грудь. — Ванда... — она прижала её к себе. — Ты чего плачешь? — она гладила девушку по волосам. — Ты так похожа на мою дочь... Видимо, мне осталось недолго... — Мы можем исправить, можем всё изменить! — Наташа улыбалась, прижимая рану рукой. — Нет, не нужно. Я уже отжила своё. Прожила может и не лучшую, но хорошую жизнь. И хочу встретиться с Марком. Хочу снова слушать его песни, я так давно его не видела... — женщина полезла рукой в задний карман своих брюк, она достала старое фото. То было цветным, хоть и пожелтело от пройденных вместе лет. Но, к несчастью, фото было не целым, а половина была оторвана. — Я прошу лишь о нескольких вещах… Постарайтесь их выполнять, ладно? — Романофф кивнула, среди слез и всхлипываний Ванды послышалось согласие. — Хорошо, девочка моя, — она взглянула на Максимофф. — Ты знаешь, как выглядит моя дочь и знаешь её данные. Мы ведь вместе писали ей... Прошу, при возможности отдай ей это фото. На этом снимке моя семья, дочке тут пятнадцать… Это последнее фото моего мужа, последний снимок, на котором мы вместе. Когда мы с ней поссорились, фото разорвали на две части. Хочу, чтобы оно вновь было целым. Хочу, чтобы она помнила меня хотя бы после смерти, ведь при жизни она клялась забыть моё имя, — Элизабет улыбалась, хоть ей было очень больно во всех смыслах этого слова. — И, пожалуйста, будете счастливы! Вы ведь созданы, чтобы любить друг друга... — голос женщины затих. Ванда прижала её тело к себе, не сдерживая болезненный крик. Наташа закрыла женщине глаза, после чего шпионка оттащила возлюбленную от тела Лизы. Хоть Максимофф и бросилась в истерику, но Наташа только и могла говорить одни и те же слова, словно мантру: — Ей не больно. Ей уже не больно...