Честнейший владыка пика Цинцзин-1. Чистая правда

Торжественно клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды!

      Водная тюрьма дворца Хуаньхуа была по-своему впечатляющей. Тёмные, будто поглощающие любой отблеск света, воды вокруг небольшой платформы; резкие тени каменных уступов и сглаженные линии там, где стен касались брызги кислотного водопада; неумолчный шелест и плеск падающих с потолка струй. Если постараться, можно было даже найти в этом некое мрачное очарование — как в фото облетевшего, туманного леса глубокой осенью или антураже хорошего дарк-фэнтези. В целом, такой сценой для расправы над своими врагами не погнушался бы даже классический тёмный властелин…              В такой ситуации в голову невольно закрадываются мысли о вечном — но вряд ли создатели Водной тюрьмы рассчитывали на то, чтобы погрузить её пленников в философские размышления о смысле жизни. Скорее уж, заключение должно было сломить дух пленника. Темнота, холод, одиночество, постоянный звук капели и невозможность толком расслабиться на крохотном каменном островке посреди кислотного озера — даже этого было бы вполне достаточно. Если же добавить к этому всему оплетающее тело вервие бессмертных и определённо вызывающие жжение в горле кислотные испарения, месяц заключения в Водной тюрьме мог стать более чем суровым испытанием.              Дзззык, скррррр, дзззииссс. Сккрррыыкк.              Правда, пока что терпение Шэнь Цинцю подвергалось испытанию по несколько… другим причинам.              В данный момент он имел сомнительное удовольствие наблюдать, как Лю Цингэ показательно игнорирует сяо Гунчжу, проходясь по Чэнлуаню точильным камнем с максимально мерзкими звуками. Не то чтобы она была первой, кто столкнулся с непрошибаемым упрямством шиди Лю. Шэнь Юань даже был несколько обескуражен своей внезапной популярностью. Хорошо, попытки Бинхэ поговорить с ним он мог хотя бы ожидать. Но Гуньи Сяо? Цинь Ваньюэ? Настоятель Учэнь?              Лю Цингэ, в конце концов?!              Великий бог переработанных сюжетных линий замысловато вывернул исходную историю. Ло Бинхэ действительно вернулся из Бездны и успешно скрывал своё демоническое происхождение — но через три года, а не через пять. Обвинения в адрес Шэнь Цинцю всё же прозвучали и Цю Хайтан появилась — но основной силой за её спиной внезапно оказался лао Гунчжу, а не главный герой. О причинении владыкой Цинцзина вреда своим ученикам так и не было сказано прямо. Цанцюн выступил в его защиту единым фронтом.              Юэ Циньюань был готов обнажить Сюаньсу и довести ситуацию до прямого конфликта.              Шэнь Юань предложил добровольную сдачу, потому что был уверен, что заключения в Водную тюрьму ему не избежать. Но сейчас его уверенность в неизменности основных сюжетных событий несколько… поколебалась.              Потому что да, Лю Цингэ. Если предыдущие события с некоторой натяжкой укладывались в известные ему рамки: Гуньи Сяо был сослан Ло Бинхэ на границу, Юэ Циньюань погиб, заманенный в ловушку письмом и оторванными ногами Шэнь Цинцю — то Бог войны пика Байчжань в последующих событиях участвовать просто не мог. Его действий и их последствий в написанной истории не существовало.              Живой Лю Цингэ… после прямого запрета Юэ Циньюаня он не пытался устроить бой прям на площади. Он просто заявил, что отправляется в Хуаньхуа вместе с Шэнь Цинцю.              О, лао Гунчжу пытался возразить. Но упёршийся насмерть Лю Цингэ с полным попустительством и даже поддержкой Юэ Циньюаня оказался слишком крепким орешком даже для него. Все намёки на нарушение приличий, ущерб репутации и тому подобные моменты политического и околополитического общения владыка Байчжань просто проигнорировал. От «беспокойства» о делах его пика небрежно отмахнулся. А напрямую запретить ему войти во дворец лао Гунчжу не мог.              Шэнь Цинцю добровольно отдал меч и согласился на заключение. Обвинять его после этого в намерении сбежать было как-то странно. Не пускать известного своей прямолинейностью и честностью Бога войны пика Байчжань означало прямо расписаться в недостойных намерениях относительно Шэнь Цинцю. Настолько недостойных, что это ни в коем случае не должно было достигнуть глаз его боевых собратьев.              Или в том, что Хуаньхуа есть что скрывать от прочих заклинателей, как с привычно вежливой и доброжелательной улыбкой прокомментировал Юэ Циньюань.              Так что дворец Хуаньхуа был вынужден смириться с присутствием Лю Цингэ. Правда, вряд ли кто-то ожидал, что владыка Байчжаня может быть настолько… невыносимым. Казалось бы, Бог войны молча согласился и с платформой посреди кислотного озера, и с вервием бессмертных, не позволяющим Шэнь Юаню даже позу сменить, не говоря уж об инедии. Что он и в самом деле собирается быть только наблюдателем, а то и получить некоторое удовольствие от унижения того самого господина пика Цинцзин, о ссорах с которым болтали даже за пределами Цанцюн.              А потом Лю Цингэ просто отказался уходить в выделенные для него гостевые покои, устроившись практически на пороге камеры Шэнь Цинцю. Медитировал. Гонял на пинках адептов Хуаньхуа — досталось и тем, кто зачем-то забрёл в Водную тюрьму, и тем, кто даже не думал о таком, просто подвернувшись под руку разозлённому владыке Байчжаня. Тренировался, игнорируя всех недовольных этим — да, прямо над кислотным озером, нет, этого Бога войны ничего не смущало.              Отказывался оставлять кого бы то ни было наедине с Шэнь Цинцю, требуя либо говорить в его присутствии, либо убираться. Что характерно, говорить в присутствии Лю Цингэ рискнули только Гуньи Сяо и мастер Учень. Остальных такой свидетель почему-то не вдохновил.              Сначала Шэнь Цинцю несколько… недоумевал. Временами — раздражался. Потому что серьёзно, он не мог не то что медитировать, а даже делать вид, что медитирует. Невозможно медитировать под звуки отбойного молотка, скрещённого с перфоратором! К исходу недели Юань начал откровенно веселиться. И комментировать.              — А вы думали, почему владыка Байчжань бывает на своём пике только раз в месяц? Чаще его просто не выдерживают!              — Ну, разве это разрушения. Всего-то небольшая выбоина в скале, пик Аньдин вас засмеял бы.              — О, то есть Хуаньхуа всё же удалось допросить сеятелей? Как интересно! Может ли этот мастер рассчитывать, что ему позволят ознакомиться с запретными техниками, позволяющими получить ответы от мёртвых и сожжённых демонов?              В общем, Юань даже не удивился, когда срок «предварительного сбора доказательств» стремительно сократился с заявленного месяца до десяти дней. Попытайся дворец Хуаньхуа выдержать этот месяц, они могли бы и недосчитаться Водной тюрьмы. В разрушительных способностях скучающего шиди Лю Шэнь Юань ничуть не сомневался.              Хотя теперь ему было очень интересно, как именно Хуаньхуа собирается тащить его на плаху. Лю Цингэ в числе прочего требовал отчёта о том, как продвигается расследование — а скучающий Юань, которому, вообще-то, тоже было нечем заняться, развлекался тем, что разбивал чужие аргументы в труху. Так что он был процентов на восемьдесят уверен, что неопровержимых доказательств его вины у Хуаньхуа нет.              Собственно, даже в каноне их не было: заключение Шэнь Цинцю произошло наполовину под влиянием харизмы главного героя, наполовину из-за дурацкой гордости злодея и его нежелания оправдываться. Единственной же виной, которую Шэнь Юань готов был признать, являлся толчок Ло Бинхэ в Бесконечную бездну.              Вот только заточить его пытались по другим основаниям. И если Шэнь Цинцю — Шэнь Цзю — считал ниже своего достоинства оправдываться и опровергать обвинения, то Шэнь Юань был намерен максимально усложнить попытки выставить его одномерным злодеем с IQ 40. Даже если ему придётся превратить суд в полный балаган.              В конце концов, Цанцюн с последствиями этих обвинений и, возможно, казни одного из владык пиков ещё жить. Он-то сможет воспользоваться запасным телом, выращенным из цветка росы луны и солнца, уйти из мира совершенствующихся и наблюдать за триумфальным шествием Ло Бинхэ по миру как простой человек — а его боевым братьям и сёстрам придётся разгребать последствия. Шэнь Юаню хотелось верить, что даже если главный герой твёрдо намерен отомстить ему самому, то у него уже нет желания и не будет причин атаковать и уничтожать Цанцюн.              Но балаган из таких топорных обвинений он всё-таки устроит! Харизма — харизмой, ореол главного героя ореолом — но и опыт интернет-срачей под угрозой бана многого стоит. Непревзойдённый огурец гордился своей способностью довести противника в дискуссии до белого каления, когда его хотели откровенно придушить, но возразить по факту или хотя бы забанить было откровенно нечего и не за что.              Нет уж, если Ло Бинхэ хочет поговорить с этим наставником именно в антураже Водной тюрьмы, пусть старается лучше! Оригинальный Шэнь Цинцю умудрялся портить удовольствие от своих пыток даже без языка, одним только взглядом. Чем Шэнь Юань хуже?!              Опять же, в будущем Ло Бинхэ захватит власть над дворцом Хуаньхуа и превратит его в рассадник демонов. Так что можно было сказать, что Юань собирался оказать услугу всему миру совершенствования, заранее заставив их относиться к золотому дворцу более насторожено.              И было очень интересно, на чём именно Ло Бинхэ и Хуаньхуа собираются строить обвинения. В конце концов, они уже должны были убедиться, что предыдущие «аргументы» Шэнь Цинцю растерзает в клочья.              Как оказалось, поиском свидетелей или более серьёзных доказательств никто и не заморачивался. Вместо этого дворец Хуаньхуа торжественно внёс в зал суда изукрашенный ларец и с не меньшим пафосом откинул резную крышку, демонстрируя… Шэнь Юань впился взглядом в сияющие нежным голубым светом наручи, слишком большие для запястий обычного человека. Да ладно. Оковы правды. Тот самый детектор лжи в стиле сянься, за который он нещадно высмеял Самолёта в своё время.              Если его не подводит память, эта штука не могла принудить его к ответам — только зафиксировать правдивость.              Видимо, Хуаньхуа рассчитывал отрезать ему таким образом путь недомолвок и полуправды… ну, и наглого вранья в глаза. Собирайся Юань строить свою тактику на защите, будь он и в самом деле владыкой пика стратегии, привыкшим никогда не говорить прямо и презирающим попытки объяснить или оправдаться, могло бы даже и сработать: в конце концов, молчание под артефактом правды тоже может быть довольно говорящим.              Но… он не намеревался сидеть и ждать, пока его окончательно загонят в угол. Не после того, как Цанцюн выступил в его защиту настолько единым фронтом.              И на такую удачу он даже не рассчитывал.              — Мастер Шэнь соблаговолит? — Цинь Ваньюэ с чуть заметной насмешкой протянула ему ларец.              Юань с тихим хмыканьем вложил руки в Оковы правды, подождал, пока наручи плотно обхватят его запястья.              — Этот Шэнь как никто заинтересован в том, чтобы очистить своё имя от напрасных обвинений.              Сияние наручей не дрогнуло. Правда.              — Что ж, этот глава дворца должен следовать протоколу, чтобы подтвердить подлинность артефакта, — старик удовлетворенно погладил бороду. — Вы хозяин пика Цинцзин, Шэнь Цинцю, рождённый под именем Шэнь Цзю?              Шэнь Юань усмехнулся.              — Я Шэнь Цинцю, глава Тихого пика и один из двенадцати владык Цанцюншань. Но я не Шэнь Цзю.              Зал замер. На площади Цзиньланя Шэнь Цинцю так и не подтвердил ни своё знакомство с Цю Хайтан, ни её обвинения. Выходило слово против слова — и теперь, когда знаменитый артефакт бесстрастно подтверждал правдивость его слов, обвинения Цю Хайтан становились не более чем горсткой пыли.              — И раз уж мои собратья на пути совершенствования оказались столь любезны, что предоставили этому мастеру легендарное сокровище… Этот Шэнь впервые увидел женщину, назвавшуюся Цю Хайтан, десять дней назад на площади Цзиньланя, — Цю Хайтан дёрнулась было, но сияние наручей не померкло. Правда, причём не просто правда, а без попыток что-то умолчать. — У Янцзы не был моим наставником на пути совершенствования. Этот мастер никак не связан с сеятелями и не представляет, откуда они могли узнать его имя. Этот наставник всегда стремился только защитить Цанцюншань, своих собратьев и учеников.              — Ты лжёшь! — сяо Гунчжу вскочила на ноги, сжимая кулаки. — Ты обращался с Ло-гэгэ, как с животным!              — Я заботился лишь о том, чтобы Ло Бинхэ мог с радостью вспомнить свои годы на пике Цинцзин, даже если в будущем судьба вознесёт его на вершины мира, — мгновенно парировал Юань. — И этот мастер крайне огорчен, что его ученик счёл более приемлемым для себя облачиться в мантии Хуаньхуа, а не вернуться на Цанцюн.              Бинхэ вздрогнул, не отрывая глаз от нежных перламутровых переливов наручей. Правда.              — На вершины мира? Ты даже не считаешь его своим учеником! — сяо Гунчжу сжала кулаки.              — Этот мастер полагает, что в данном случае его мнение более весомо, чем решения молодой госпожи. Ло Бинхэ никто не лишал статуса ученика Цинцзин, — отрезал Шэнь Юань.              Юноша снова вздрогнул и всё-таки поднял глаза на лицо Шэнь Цинцю. Главный герой выглядел… растерянным?              — Ты… ты просто не хочешь отпускать Ло-гэ! — внезапно вступила в спор Цинь Ваньюэ. — Охотишься на него, как хищник!              Юань гневно прищурился. Бросаться такими обвинениями…              — Этот наставник никогда не охотился на своих учеников, — отчеканил он. — И ему отвратительна сама мысль о подобных действиях. Как и о принуждении кого бы то ни было к нежеланной близости.              — Сказал завсегдатай борделей, — фыркнул кто-то из толпы.              Шэнь Юань усмехнулся так ядовито, что ещё немного — и можно было бы использовать как запретную технику.              — Этот Шэнь никогда не возлежал с девушками из ивовых беседок, — с отчётливым удовольствием сообщил он.              Сторонники Хуаньхуа в замешательстве притихли. Ровный строй адептов Цанцюн, напротив, лучился воинственной гордостью. Хотя Лю Цингэ казался несколько смущённым… ах, да, он же постоянно ссорился с Шэнь Цинцю из-за визитов в бордели.              Ну, не то чтобы Юаню было так уж стыдно, что он вводит шиди в заблуждение. В конце концов, он действительно не переступал порога борделя, не говоря уж о том, чтобы заниматься па-па-па с их работницами.              Впрочем, балаган стоило заканчивать. Пока что ему удалось отбить все атаки, но дело могло дойти и до более неудобных вопросов.              — Этому мастеру было предъявлено несколько обвинений, — заговорил он, пока никто не успел вмешаться. — Этот глава пика ответил на каждое из них. Полагаю, более претензий к этому Шэню нет… если, конечно, настоящей причиной для Оков правды не было желание узнать от этого хозяина пика секреты Цанцюншань.              — Шэнь Цинцю! — возмущённо вскинулся лао Гунчжу.              Юань ухмыльнулся. Сейчас он имел право бросаться такими словами — ведь ученицы Хуаньхуа первыми напали на него. С мерзкими обвинениями, оказавшимися ложью.              — Или этого хозяина дворца больше интересует этот Шэнь? — невинно поинтересовался он. — Как недостойно праведного заклинателя использовать такую ситуацию, чтобы больше узнать о личном… Впрочем, этот мастер не намерен более отвечать на чужие вопросы. Разве что… Ло Бинхэ!              Полудемон дёрнулся, уставился на Юаня откровенно щенячьими глазами, едва не сбив ему весь настрой.              — Этот учитель никогда не хотел причинить тебе боль или вред. И этот наставник горд, что ты был его учеником.              Ло Бинхэ закусил губу, будто решаясь на что-то.              — Разве… шицзунь не сказал, что этот Ло всё ещё не лишён этого статуса?              Шэнь Юань моргнул. Он собирался заставить главного героя засомневаться — и, может быть, предотвратить атаку на Цанцюн. Он не ожидал, что Бинхэ будет смотреть на него так, будто готов расплакаться прямо здесь.              — Если Бинхэ желает вернуться, этот наставник с радостью его примет, — заверил он, кажется, всё ещё своего ученика.              — Ши… шицзунь! — Бинхэ качнулся вперёд, почти утыкаясь лицом в его мантию.              — Ну, ну, Бинхэ. Ты уже слишком взрослый, чтобы этот учитель утешал тебя, — Юань всё же не удержался и привычно потрепал свою белую овечку по волосам.              Макушка оказалась сильно выше, чем ему помнилось, но пряди под ладонями были всё такими же мягкими.              — Шицзу-у-у-у-унь! — Бинхэ всё-таки разрыдался, пуская целый водопад слёз.              Шэнь Юань закатил глаза, вытащил из рукава платок и протянул его Ло Бинхэ таким привычным жестом, что невозможно было усомниться: этот ученик и раньше удостаивался подобной заботы. И подобных упрёков.              — Больше этому мастеру нечего сказать, — Шэнь Цинцю высокомерно обернулся к «стороне обвинения». — Он намерен вернуться на свой пик со своим учеником. Шиди Лю… этот мастер будет благодарен, если ты заберёшь для него Сюя.              Бог войны пика Байчжань молча кивнул и шагнул к адептам Хуаньхуа, вытягивая руку в требовательном жесте. Прочая делегация Цанцюн так же молча развернулась, охватывая Шэнь Цинцю защитным полукругом, и покинула зал прежде, чем кто-либо успел этому возмутиться.              Задерживаться никто не хотел. Выпускать из виду Шэнь Цинцю — тоже. Поэтому Бинхэ пришлось смириться с тем, что разговора наедине снова не выйдет: в повозку кроме него втиснулись Ци Цинци и Юэ Циньюань, а Лю Цингэ уверенно держал свою лошадь рядом с окном экипажа.              Шэнь Юань едва заметно улыбался уголками губ и старательно прятал руки в складках мантии.              — С шиди всё в порядке? — обеспокоился Юэ Циньюань.              — Насколько это возможно после Водной тюрьмы и вервия бессмертных, — заверил его Шэнь Цинцю. — Но этот шиди хотел бы задать Чжанмэнь-шисюну один вопрос.              — Да, шиди?              — Будет ли для дворца Хуаньхуа приемлемым в ближайшее время снова выдвинуть обвинения в адрес этого мастера?              Юэ Циньюань озадаченно моргнул. Ци Цинци фыркнула что-то очень похожее «ну, если они хотят выставить себя на посмешище…».              — Этот глава ордена полагает, что после выступления шиди любые обвинения будут разрушительны скорее для репутации Хуаньхуа. Но почему шиди спрашивает?              — Ну-у-у…              Шэнь Юань застенчиво отвёл взгляд в сторону и высвободил руки из складок мантии. Из-под рукавов всё ещё выглядывали алые шнуры вервия бессмертных. А поверх них мерцали нежно-голубыми бликами зачарованные наручи.              — Ты… — Ци Цинци подавилась вдохом. — Ты унёс Оковы правды? НА СЕБЕ?!              — И вервия, — пожал плечами Цинцю. — Я решил, что мне нужна компенсация за все эти обвинения.              Ло Бинхэ почти непристойно хрюкнул в рукав. Лю Цингэ удивительно вовремя поднял глаза к небу. Лицо у него приняло почти мечтательное выражение. Шэнь Юань невинно улыбнулся.              — И в конце концов, мы оставляем за собой целую и невредимую Водную тюрьму! Одно это показывает выдержку, терпение, скромность и смирение горных лордов Цанцюшань!              — И готовность понести заслуженное наказание, — закатила глаза Ци Цинци.              Шэнь Цинцю распахнул веер, пряча за ним уже совершенно неприличную ухмылку. Лю Цингэ продолжал с преувеличенным вниманием разглядывать облака.              Где-то в Водной тюрьме примерно в этот момент от последнего иероглифа изящной любовной лирики незаметно поползла новая, не толще волоса, трещина в сторону вентиляции...              — Так как глава ордена считает, дворец Хуаньхуа рискнёт выдвинуть нам какие-нибудь обвинения?