Охота на охотника

      Поначалу Сергей был слишком слаб, чтобы реагировать или хотя бы чувствовать. Затем по обонянию прошелся спиртовой душок антисептика. Стон. Вдруг Сергей уловил отблески света на прозрачном мешке с раствором, который нависал сверху. Сергей не мог вспомнить, когда именно поднялись веки. Тем временем зрение постепенно прояснялось. Появились ещё детали.       Конечности лежали на постели слишком чистой, чтобы быть реальной. На неё лился не по-больничному мягкий свет. Наверное, это на редкость спокойный сон. Видящий его вполне мог вновь очнуться в каземате. В таком случае из потускневших глаз не пролилось бы ни одной слезы. Обезвоживание их иссушило.       Теперь Сергей знал, что всё это время никакой терзающей его мир потусторонней сущности не было. Было лишь расстройство мозга и психики. Оно давно копилось, нарастало, как гнойник. Но теперь это неважно.       В момент высвобождения из пут Сергей поверил, что видел стены Чумного форта в последний раз. Следовало добавить: «в последний раз при Рубинштейне». Это не было комментарием, так как он не учитывался при исполнении программы. Это было частью её сущности — после выполнения действий цикла она вернется к началу и повторится. Кто в ней задействован не особо важно. Ограничения останутся те же. Опция выхода доступна для управляющих программой, а не задействованных в ней.       Слева слишком привычное ощущение инородного тела в вене. На него накладывались звуки, как в реанимации.       Но с противоположной стороны было кое-что ещё. Нечто до странности теплое и… Сергей не сразу вспомнил второе слово. Слишком долго всё вокруг было его противоположностью. И всё же оно пробилось. «Живое» — окутало сознание подобно не по-больничному мягкому свету. Его сразу сдавило, как конечности вязками. Этому слову нет места в сознании Сергея Разумовского. Он психически больной убийца. Скрежет закрывающейся решетчатой двери почти заглушил всё то, что могло быть теплым и живым. Воображение успело нарисовать, как вслед за этой неизбежно захлопывается вторая, полностью из железа. Сергей никак не помешает — он слишком слаб, чтобы остановить её. Теплый свет снаружи обречен исчезнуть.       Сергей не понимал сколько времени прошло. Возможность засечь его — это нечто из мира, который потерян навсегда. Свет извне по-прежнему лился. Живительное тепло справа не покидало. Хотелось соприкасаться с ним как можно дольше. Однако глубоко укоренившийся страх удерживал от веры, как сетки и решетки Чумного форта.       Именно сейчас Сергей осознал насколько же он расколот. Если отбросить придавливающее к постели истощение, то обнаружатся обломки предыдущих столпов его личности: «Я должен быть образцом», «Я должен контролировать себя», «Я должен преодолевать». Под ними основа — «Я уязвим». Порожденные ею скверные мысли закручивались над Сергеем, словно падальщики. Однако отупляющий коктейль в крови делал свое дело, не позволяя сосредоточиться на них.       Между тем реальность продолжила обретать очертания. Сергей чуть не вздрогнул, когда заметил рядом с кроватью две фигуры — сидящую и стоящую. Но сил не было, так что лежащий не выдал реакцию.       Сергей не без оснований сомневался в своей способности воспринимать и запоминать правильно. Может быть воспринятое в скором времени станет топливом для приступов сковывающей всё тело паники либо галлюцинаций. Так или иначе информация уже вливалась в мозг.       Рядом с кроватью стояла молодая женщина. Не Софья Леонидовна с прилизанным каре и жаждой причинять боль находящемуся в её власти. Не Олександра. И не Лиля, которую он подвел.       Черты мягкие, не как у худой мучительницы. Распущенные волосы длиннее её каре. Вдобавок они темнее, чем у Олександры и Лили.       Ещё и очки на лице. Они цвета… Сергей затруднялся назвать его. Он отвык от всех цветов, кроме черного, серого, затертого белого. Ещё и память барахлила, как перегруженный ноутбук. Точно, яркие очки на её лице похожи по цвету на ягоду. Клубнику? Нет, на что-то другое. Более кислое, но точно не как баланда кислое. Отдающее морозцем холодильника малиновое мороженое с… Точно! Сергей уже забыл, когда он наслаждался пищей и тем более ел один из любимых десертов. Очки незнакомой женщины были малинового цвета.       Низ одежды светло-серый, а верх белый. Футболка этого цвета — не халат врача, но в груди возник неприятный холод. Воображение рисовало, как низ футболки удлинялся, превращаясь в полу халата. Следом изменится лицо носившей его… Сергей боялся моргнуть — вдруг откроет глаза и окажется в очередном кошмаре?       Оцепенение стало расползаться по телу. Однако живительное тепло справа не позволило холоду одержать верх. Оно не отдалялось от Сергея.       Он до последнего старался не смотреть на источник. Тот всё-таки невольно попал в поле зрения. К краю отекшей истерзанной кисти Сергея прижаты крепкие мозолистые пальцы. Выше них на загорелой коже белели неровные шрамы, будто от мелких осколков. Эта рука… Как настоящая!       Сердце забилось быстрее, дышать стало сложнее, тепло превращалось в жар. — Мы больше не в Чумном форте… Сереж.       Слишком тихо, слишком терпеливо сказано. В Чумном форте действительно не могло так быть. И тогда Сергей не сдержался.       Пальцы слушались не без труда, но обхватили ладонь сказавшего сакральную фразу. Кожа сухая, как у пробывшего долгие месяцы под палящим солнцем. Такой не могло быть у главы службы безопасности крупной корпорации, выбирающегося из офиса на светские рауты. Или рафинированной фальшивки.       Что-то давно забытое образовалось в уголках глаз Сергея. Он попытался приподняться на локтях. Инородное тело в вене неприятно обозначило свое наличие, суставы разнылись и пришлось лечь обратно.       Сергей нечаянно зажмурился. После соприкосновения чернота не пугала так сильно, как раньше. На замену пришел другой страх. Что если переживший потерю близкого выдавал желаемое за действительное? Что если Олег не выбрался и Сергей принимал за него другого человека, пусть и не настроенного сразу упрятывать Разумовского за решетку?       Сергей решился. Он медленно открыл глаза. Оба человека на месте. На первый взгляд в них и в комнате ничего не изменилось. Сергей дерзнул заглянуть в лицо вернувшегося из мертвых.       Оно ни капли не походило на зверские морды тюремщиков. Память сопоставляла его черты с сохранившимися в неотравленных воспоминаниях. Все совпадали, кроме выражения лица и давней небритости. В мирной жизни Олег её не допускал. Раньше от него исходила спокойная уверенность. Нечто потеснило её, а усталость давила на сильные плечи. И тем не менее, этот человек держался.       Неужели Олег Волков действительно выбрался из Сирии, чтобы спасти пропащую душу? Санитар или мент не дал бы психу так долго удерживать свою конечность. — Олег, поговори со мной, — шепнула женщина в малиновых очках, — как живой человек.       Это она ему, Сергею? Он знал, что больше не выглядел как тот миллиардер и гений высоких технологий. К заключенному таким добрым тоном не обращались. Было единственное исключение, но от него избавились. Сергей запоздало осознал, что вообще-то в самом начале шепнувшая назвала не его имя.       Мысль, что перед ним самый настоящий Олег, укоренялась в мозгу пережившего Чумной форт. Он медленно отодвинул свою руку, разрывая тактильный контакт. Неповиновение? Определенно, ведь инициатива исходила от Сергея. Он зашел ещё дальше.       Сергей повернул голову налево. В кисть руки действительно воткнуто нечто для введения препаратов. Оно закреплено слишком свежими чистыми белыми пластырями. Сергей постарался как можно быстрее упереть взгляд в пол, чтобы не видеть инородное тело в себе. Не особо помогло, потому что в поле зрения попали тянувшиеся к явно медицинскому оборудованию провода.       Простынь сдвинулась и показался кругляш электрода. В ожидании жгучей боли мышцы напряглись, дышать стало труднее. Страх затуманивал все возможные доводы против: и то, что пугавшие электроды крепились на голове, а не на груди, и то, что в Чумном форте уже бы сорвались за отказ смотреть на персонал. Звук оборудования врезался в уши.       Женщина в малиновых очках подошла к нему. Она точно заметила нервную реакцию Сергея. Будет плохо, как всегда. — Я тебе всё объясню, когда распечатаю лист с меню в соседней комнате и вернусь. Олег посидит с тобой, — неожиданно спокойно высказалась женщина.       Тиски напряжения не отпускали Сергея. Что с ним сделают?       Зашуршала обувь на плоском ходу. Сергей с опаской прислушался. Стремительного стука подошв, с которым к нему несся мучитель, или выверенного каблуков, как у его прислужницы, не различил. Обвинения в неповиновении и требования послушания и благодарности до сих пор не прозвучали.       Сергей мог только гадать, что сказал бы настоящий Олег теперь. Знал ли он насколько Разумовский омерзителен в действительности? Углубиться в эту бездну не получилось. Более поверхностные тревоги перекрыли путь.       Ушедшая вернулась. В руках лист бумаги с печатным текстом. Среди больничных запахов, казалось, витал тот, который поднимается над горячими после принтера листами с только что нанесенными на них чернилами. Может, действительно ходила печатать, а не подготавливать пытку вроде электрошока. Впрочем, прикованный к медицинскому оборудованию не доверял своему обонянию. Оно тоже могло выдавать желаемое за действительное.       Олег поднялся и забрал лист. Нарастающая тревога парализовала. Что там написано? Меню? Заключенного методично отучивали верить людям. И себе. Вполне возможно, что вместо списка блюд окажется согласие биться в припадке. Передавшая лист подошла к Сергею. — Сейчас я не буду тебя трогать.       Она подняла руки. Зрение говорило, что в них ничего нет. Но разве можно ему доверять? О своих галлюцинациях Сергей не забыл.       Она демонстрировала, что в её руках ничего нет? Это не могло гарантировать, что не придет кто-то третий и не вобьет шприц в мышцу. — Ты достаточно стабилен.       «Стабильный лежит пластом. С ним можно делать что угодно. Он ничем не ответит». — Я объясню зачем нам все эти провода и когда мы их уберем.       «Никогда» — сразу же отозвалось сознание Сергея. — Они нужны, чтобы уберечь, а не навредить.       Уберечь кого угодно, но не его. — Ты уже видел ту фиолетовую штучку на кисти своей левой руки?       Объяснявшая подняла свою левую руку. Сергей инстинктивно закрыл глаза, ведь обычно за таким жестом следовал удар. Вместо этого прикованный к постели услышал постукивание кожи о кожу. Он нерешительно приоткрыл глаза. Женщина постукивала подушечками пальцев по кисти своей руки в том же самом месте, в котором Сергей чувствовал инородное тело. — Мне кажется, что видел. Если нет, скажи.       Напряженные страхом мышцы и голосовые связки не в состоянии облачить мысль в слова. Лучше вообще не говорить ничего тем, в чьей он власти. — Продолжим?       Тон говорившей с маньяком до сих пор спокойный. Он такой слишком долго. В Чумном форте санитары и палачи в белых халатах уже бы отвернулись, сорвались или потребовали на коленях благодарить их за спасение жизни и рассудка недостойного. Сергей по-прежнему не слышал ничего такого. Странное дело. — Эта штучка нужна нам где-то на три недели. Через неё в твой организм поступает нужная жидкость. Поэтому никто никакие уколы тебе делать не будет.       «Никто, никакие» — слова не клеились друг с другом и с опытом. — Штучку удерживают пластыри, так что она никуда не уплывает и не навредит тебе. Тебе полегчает.       Сергей опасался верить кому-либо, особенно в то, что может стать лучше. — А вот на пальце мы закрепили…       Он расслышал шорох шагов и то, как открылась дверь наружу. Наедине с изувером выяснялось, что всегда может стать хуже. «Олег, прошу, останься» — трепыхалась мысль, но приученный молчать, чтобы избежать наказания, не сказал ни слова. Наоборот, его шея напрягалась так, что стало трудно дышать. Дверь закрылась и Олег исчез из поля зрения. Сергей прослушал всё, что говорилось в эти тягостные моменты. — Прослушал, да? — вдруг заметила имевшая познания в медицине.       Сергей застыл. Она накажет. Точно накажет. Иначе быть не может. — Испугался, что Олег уйдет? Он вернется.       Сергей вздрогнул. Когда-то ему обещали то же самое… — Я не знаю сколько времени ему понадобится, чтобы приготовить еду, но точно не более получаса. То есть тридцати минут, — зачем-то уточнила, — Больше я просто не выдержу, потому что сама голодная.       Последняя фраза внесла сумятицу. Рубинштейн ни за что бы не подчеркнул наличие настолько человеческой потребности у себя. Порой у заключенного в Чумном форте создавалось ощущение, что нет таких нужд у имевших власть над ним.       Затем отличавшаяся от них терпеливо начала объяснения с самого начала. Про инородное тело в вене Сергей уже знал. Но когда в памяти всплыло его название — катетер… Лежачий больной сжался. Тогда же ощутил окутывавшее промежность — сборник для пота и грязи с аммиачным душком. Это дополнительный способ унизить прикованного к постели. Он же даже с собственными физиологическими потребностями сам справиться не может, так что пусть лежит и терпит. Он хуже маленького ребенка. Маленькие дети вырастают и приносят пользу, а этот может только деградировать.       Объяснявшая сделала паузу. Заметила. Обсмеет, точно обсмеет. — Никаких катетеров добавлять не будем. Никуда, — пообещала она без намека на смех.       Сергей не позволил себе выдохнуть, потому что объяснение явно не закончилось. Оно продолжилось. Выходило, что рядом с катетером на пальце датчик. Он измеряет сколько в крови кислорода и как быстро бьется сердце. Манжета над сгибом локтя подсчитывала сердечное давление. Закрепленный подмышкой кругляш замерял температуру тела. Благодаря этому оборудованию Сергею вовремя помогут.       И вновь тело напряглось. Вот-вот задрожит. — Не беспокойся об электродах. Они на груди, это раз. Они собирают именно твой ток, который ты выделяешь как любой нормальный живой человек. Никакого другого тока они не добавят.       Слова не могли стереть то, что столько раз случалось в реальности. Неприятно представлять, что ещё могут показать и сделать приборы, к которым подсоединен Сергей. Хотя сами по себе они не зло. Зависело от того, в чьих они руках.       Кто эта женщина? Она определенно смыслила в медицине, но не торопилась обкалывать опасного психа до состояния овоща. Ещё утверждала, что Олег самый настоящий и предпринимала действия для подтверждения его реальности. Что с ней не так? — Ух. Я забыла представиться. Прошу прощения, закрутилась, — тон серьезный.       Чтобы у Разумовского, психа и маньяка, прощения просили? Сергей был настолько ошарашен этим, что фразу «Меня зовут Алиса Баринова, я врач-терапевт, а с ординатурой у меня не вышло по материальным причинам» слышал, как сквозь толщу воды. Как сквозь толщу воды… При мысли о полной ванне горло сжалось. Захлюпала вода. На сердце стало тяжело. Вспомнилось, как она пробиралась в организм. Её не остановить. Дышать труднее. Монитор пискнул отчаяннее обычного.       Щелчок пальцами под самым носом разорвал нить тягостных воспоминаний. Сергей с шумом втянул в себя воздух. Полегчало. Отчаянный писк стал затихать. Врач посмотрела на него. Ни одного слова критики за дополнительную возню: — Испугался чего-то? Надоел монотонный шум? Монитор его издает, потому что ты живой и состояние стабильное. Меня он не раздражает вообще. Олега тоже. Но если он тебя напрягает, то мы что-нибудь придумаем. Ты только скажи.       Лучше шум монитора, глушащий воспоминания, чем тишина, открывающая им путь наружу. — Ещё кое-что. Никаких эпилептических припадков и судорог у тебя нет. Во время них не может быть таких хороших показателей на мониторе. Побудешь в безопасности ещё немного, и они совсем наладятся.       Сергей опасался верить. Слишком уж часто дальнейшие события растаптывали то, на что он надеялся. — Какие-то манипуляции могут быть неприятными, но мы постараемся делать так, чтобы не было больно.       Подталкиваемый тревожным ожиданием, Сергей попытался оглядеть комнату. Он лежал на медицинской кровати, которая была слишком современной для Чумного форта. Постельное белье приятно пахло чистотой. Оно чуть ли не похрустывало от свежести. Вдобавок белье насыщенного голубого цвета. Он бы попросту не уцелел в Чумном форте. Несмотря на редкую смену, там белье застирывали чуть ли не до дыр. Полоскали его плохо, экономя на воде, и душок отбеливателя примешивался к прочим. Сергей долго не мог с ним свыкнуться — накатывала тошнота. Потом заключенному показали, что в Чумном форте были вещи гораздо хуже.       Слева от кровати, где лежал Сергей, находилось оборудование и высился штатив с капельницей. Справа — стул. Дальше в углу раскладушка с таким же чистым постельным бельем. Странно, опасный псих удостоился того же блага, что и наблюдающий за ним.       У стены аккуратно сложены толстое шерстяное одеяло, нечто напоминающее огромный кусок фольги и поверх него платок. Рядом с ними завязанный мусорный пакет. Сергей не стал гадать что в нем, чтобы не вызывать приступ тревоги.       Инструментальный столик полнился препаратами во всевозможных упаковках. Там точно не только витамины. Вспомнились разносимые больным серые пластиковые коробки, пронумерованные черным маркером. Почему-то эта деталь вызывала ассоциацию с пронумерованными робами узников концлагерей. Только они были невиновные, а Сергей Разумовский — нет.       Когда врач направилась к инструментальному столику, всё стало понятно. Тело привычно обмякло. Донесшиеся до него пояснения о необходимости выпить кое-какие таблетки лишние. Врач не требовала, но Сергей понимал, что они неизбежно окажутся в нем.       Он не сопротивлялся. Сколько таблеток не считал. В любом случае будет или плохо, или никак. — Я знаю, что тебе очень тяжело поверить мне. Обещаю, что после этих таблеток ты не навредишь ни себе, ни другим.       Проводившая медицинские процедуры сообщила названия и эффекты, но они не задерживались в памяти. Она была занята другим.       Сергей извернулся и санитар вколол самому себе лекарство с поставившей на грань выживания аллергической реакцией. Он такого не заслуживал. Память и другое открывала. Например, как накаченный психотропными блевал людям под ноги или выкрикивал оскорбления. — Ты вспоминаешь больницу?       Как она поняла? Рубинштейн тоже создавал впечатление, что он знает каждый шаг больного. И как превратить его в нечто адское. — Я так подумала, потому что там тоже таблетки давали, — обосновала она.       В Чумном форте обосновывали исключительно жестокость. Милосердию в нем не было места. — Во всем что там происходило ты не виноват, — уверенно произнесла дававшая таблетки.       Сказанное никак не стыковалось с её ролью. — Когда вместо витаминов колют возбуждающее галлюцинации, контролировать себя невозможно.       Как-то Рубинштейн изображал сочувствие и допускал невиновность Разумовского лишь для того, чтобы Сергей оговорил близких. Он отказался идти на поводу. В наказание пытки вывели на новый уровень, впервые применив электрошок.       Если бы Сергей Разумовский был нормальным человеком, всего этого бы не произошло. — Сейчас таблетки такого эффекта давать не должны. А если дадут, то сразу говори мне или Олегу. Мы обязательно что-нибудь придумаем.       Врач показывала коробки с лекарствами и их содержимое. Подносила Сергею инструкции, будто верила в способность его больных мозгов прочитать и понять текст. — Молодец. Пока с таблетками всё. После обеда придется выпить ещё одну порцию. Это не навсегда. Ты не всегда будешь пить таблетки до, во время еды и после неё.       Ложь для психически больного. Он неизлечим. Сергей почти погрузился в мысли о безысходности, но в памяти мелькнула фраза «Не стоит воспринимать жизнь как цепочку ремиссий и рецидивов». Он почувствовал себя так, словно его ударили под дых.