Кленовый сироп

      Казуха никогда намеренно не пропускал пары. Никогда ему не приходило в голову их прогуливать, пока в его жизнь, спотыкаясь, не ворвалось голубоглазое лохматое чудо, на руках из родинок которого он складывал созвездия вместо того, чтобы слушать преподавателя. А если буквально, то Горо, чертыхаясь, ввалился в кофейню, в которой Казуха отрабатывал ночную смену. Ввалился под смешок своего старшего брата, Сабуро, имя которого Казуха тогда конечно, не знал, да и видел впервые. В отличие от младшего — они учились вместе, на одном курсе, и уже не раз алый задумчивый взгляд встречался с озорным взглядом беспокойного моря, только вот заговорить никак не получалось. Хотя обоим, непременно, хотелось. Горо привлекал юноша, что вечно прятался в конце аудитории и тихонько выводил своим аккуратным почерком строки, им же и придуманные, в такие же до невозможности аккуратные и красиво оформленные тетради, в отличие от конспектов. Те только каллиграфическим почерком похвастаться и могли. А Казуху привлекал он. Может "привлекал" и громкое слово, одергивал себя Каэдэхара, но как минимум, интересовал. И в ту ночь этот объект интереса, запомнившийся ему громким, уверенным в себе и тем, вокруг кого всегда суетились люди, стоял перед ним, робел и краснея, то и дело вздрагивал ушками, пытаясь не то правильно диалог начать, не то все таки заказать хоть что-то. — Хей, Казуха...прости, прости, что отвлекаю тебя от работы, гм, но может ты не откажешься провести со мной немного времени на неделе? Улыбка по неловкому милая. Опущенные глаза, руки, что не находят себе место, и беспокойно цепляются друг за друга. Кратким взглядом Казуха уже подмечает искусанные ноготки, царапины и многочисленные лейкопластыри. Некоторые были взаправду забавными, разрисованными. А ведь в колледже они перебрасывались всего несколькими фразами, и лишь однажды по случайности, оказались в паре, работая над одним проектом по очень неприятному друг для друга предмету. Тогда-то, пожалуй, эта неловкость и выросла. Не от того, что они совсем незнакомы, а пожалуй, из желания это исправить. И на щеках поселилось тепло: просто потому что. Просто оттого, что с ним заговорил тот, к кому мысли невольно возвращались, какие бы строки он не пытался написать, какое бы настроение не описать. И ладно бы алеющие щеки, но заговорить, чего не случалось почти никогда, оказалось сложнее обычного. Словно слова растерялись, померкли и потеряли необходимые ценность и значения, поблекли. Если бы тогда он, несмотря на жуткую усталость и желание отоспаться, что конкурировало с желанием провести все возможное время рядом с этим юношей, не согласился, то сейчас... То сейчас, вместо того чтобы греться в чужой куртке под осенним солнцем и бежать подальше от колледжа, он сидел бы в нем на отвратительно нудной паре по философии, да ещё и в полном одиночестве. — И куда мы? — спрашивает Казуха почти шепотом, но так, чтобы его услышали. — Ну-у-у...— Горо стремительного шага не замедлял, и только взял чужую руку в свою. — Я об этом особо не задумывался, но мне очень хотелось украсть тебя с пар. — Ты и сам их прогуливаешь. — Не суть! Казуха смеётся. Тихо, по привычке. Но Горо этого хватает: он смотрит на него пристально несколько секунд, и чувствуя, как на душе теплело ровно также, как и на щеках, а движения хвоста из стороны в сторону было уже не остановить, он отворачивается, а вернее — только старается глаза отвести, заставить себя смотреть вперед. И становится только труднее, когда тонкие пальцы переплетаются с чужими крепче, оглаживая тыльную сторону ладони, задевая недавно нацепленный лейкопластырь. Сердце у обоих опадало также, как листья с засыпающих деревьев, лишь иногда подхватываемые ветром. И уносятся дальше, как Горо и сказал, выхватывая его из коридора на лестницу, вниз —"куда глаза глядят", по оставленным деревьями клёна следам.

***

      Наушники одни на двоих, и тихо играющая музыка в них тоже. Карман, в котором сцеплены самую малость замерзшие руки, тоже, один на двоих. И в ночном вагоне метро они совсем одни. В полусне Горо жмется ближе, ближе к теплу. А Казуха, кивающий слабо в такт мелодии, совсем и не против. Ещё стоя на станции, Каэдэхара чуть не укутал Горо обратно в его же куртку, ведь стемнело, стало совсем прохладно, но за эту выходку его чуть серьезно не покусали, и кроме как сдаться, выбора не оставалось. Ну, хоть так, собою, он чуть его согреет. Пешком они прошли чуть ли не полгорода. А сейчас направлялись к нему домой, к Казухе. Точнее, он сам к себе позвал, ведь было довольно холодно и поздно, да и дома он в этот вечер все равно совсем один. Как и в любой другой теперь, пожалуй. Хоть и не получалось свыкнуться с этой мыслью до сих пор. Казуха оглядывается, смотрит на Горо, что сопел над ухом, и ловит себя на странном спокойствии, что эйфорией протекало по телу и мыслям. Стало тепло. Как же давно он это не испытывал. Даже дыхание задерживает, надеясь что время приостановится, даст ему возможность насытится этим моментом хоть немного, но нет. Им скоро выходить, и с надеждой на то, что это чувство не растворится так просто, по дуновению ветра, Каэдэхара по волосам цвета карамели проводит, задевая дрогнувшие в ту же секунду ушки, отчего Горо наверное только тогда и проснулся. — Просыпайся, соня. Наша станция скоро. И улыбка с голосом такие сладкие, что у Горо приторное послевкусие оседает на языке вместе с румянцем на скулах. — Кажется, сегодня я сильно устал, ха-ха. Извини. — Прячет голубые глаза вниз, вынимая наушник, на что Каэдэхара поступает также, отдавая другу. — Ничего, мы оба устали сегодня. Я тоже задремал… — Врет, и не краснеет. Вместо этого под тревожные мысли он внимателен был к чужому дыханию, и сна после целого дня на ногах не было ни в одном глазу. Но отнюдь, не оттого, что силы у него ещё были, нет. Скорее от привычки доводить себя до полного изнеможения и вырубаться в кровати даже этого не замечая. Главное до обморока не довести. На нужной станции они выбежали из вагона вместе. И сами совсем не заметили, что держались в это время за руки. Тоже, возможно, по возникшей днём привычке. Уже на улице из их рта повалил пар. — Отсюда недалеко, — шепчет Казуха, и холод оседает на его губах, пока он в подаренную на вечер куртку теплее кутается. Краем глаз он следил за сонным юношей, и от его одного вида ему становилось холоднее. — Может, все таки… Горо мотнул головой. — Неа. — И улыбнулся. А улыбка такая, что эту ночь освещала лучше, чем луна над ними. — Ну, пешком? — Замерзнешь же. — Вовсе нет. — … Ну, получается, пешком. В темноте это запросто могло уйти от чужих глаз, но забавное виляние хвостом Казуха все же замечает, как и яркую искру в глазах напротив, словно буйство прошло по мирному побережью только что. Улыбку со смешком Каэдэхара прячет в разогретой ладони. — Учти, если заболеешь… — Такого не будет! — Я с тобой нянчиться не буду. Тяжелый, но полный смирения вздох. И два невысоких силуэта, неспешно, направились по улице в сторону домов и мерцающих фонарей с вот-вот перегоревшими лампочками.