И не рай, и не ад.

— Если бы, Дазай… Если бы ты помог, — пепельноволосая красавица, что была с Фёдором, сейчас протягивала мне руку, всю испещренную порезами. Я хотел спросить её, задать вопрос… Я не помнил, какой вопрос. И не мог говорить. Чувствуя, как жжёт будто склеенные губы, я протянул девушке руку, за которую она тут же ухватилась. — Дазай! — неожиданно громко выкрикнула девушка, а зрачки её заалели. — Помоги мне! Я резко поднялся на кровати, тяжело дыша. Нет, Господи, я же знаю, что сны жнецам не снятся. Но что тогда я видел? Чуть сдавив переносицу большим и указательным пальцами левой руки, я потом этой же рукой провел вниз по лицу, до рта. Почувствовав дискомфорт на ладони руки, я машинально пробежал по ней взглядом и остолбенел. По всей ладони и чуть на тыльной её стороне — ровно там, где девушка держала меня за руку, была обожжена кожа. — Блять, что это… — Рассматривая свою руку, тихо спросил я у комнаты. Понимая, что ждать ответа глупо, я встал и начал уже собираться, понимая, что сегодня перед первыми людьми я смогу свалить в своё время и понаблюдать за милой девушкой, что приснилась мне. Выйдя из комнаты и спустившись в холл, я уже собирался выйти, как меня окликнул Уильям-сан. — Осаму! Ты чего так рано? — Спускаясь со второго этажа, спросил он. — Мне… — Я оглянулся, понимая, что вряд ли меня услышит так уж много жнецов, но всё же сбавил звук и почти прошептал. — Мне кошмар приснился. А это, — Махнул я обожженной рукой. — Последствия. За секунды на лице Ти Спирса отобразились удивление, рассеянность, страх, но после всё это скрылось под маской спокойствия, и вот уже как и прежде невозмутимый жнец прошёл мимо меня к выходу, кивнув перед собой. — Пойдём в кафе, там поговорим.

***

POV: Виктория Вествуд. С того момента, как Фёдор Михайлович говорил со жнецами, прошёл едва ли месяц. Как я поняла, что это жнецы? Хах, всего лишь вспомнила рассказы брата о них. Джонатан… Боже, как же я скучаю, братец. Вздохнув, я перевернулась на другой бок и посмотрела на мирно спящего Достоевского. Вообще, он здесь лежит, как грелка, но я не причём. Просто после получения ранения в тот день, когда мы встретились со жнецами, меня часто начало морозить. Особенно ночами. Особенно в своей комнате. А Фёдор сам вызвался меня греть. Зато и счастье — он стал чаще спать, хоть я и хочу разбудить его и сказать, что снова поднялась температура. Чëрт… А всё-таки моё здоровье и раньше было таким себе, а сейчас и вовсе пошатнулось. Сев на кровати, я сразу же схватилась за закружившуюся голову, а через несколько мгновений меня дёрнули обратно на подушки. Прижавшись к тёплому Фёдору, я улыбнулась. Да, с этим человеком мне очень спокойно. — Доброе утро, Фёдор Михайлович. — Утро доброе, Виктория. Как себя чувствуете? — Обнимая меня крепче, поинтересовался парень. — Более-менее. — Мм. — Приподнявшись, он нашёл мои губы и аккуратно поцеловал. — У тебя температура? Губы огнём горят. — Возможно. Фёдор со вздохом поднялся. Бросив еле слышное «Заварю чай», надел и начал застегивать рубашку. Я наблюдала за ним из-под одеяла, пока он не вышел из комнаты. Тогда я закрыла глаза и незаметно для себя погрузилась в тревожный сон. Ослепительно белое помещение. Пол, стены, потолок — всё было ослепительным, но в тоже время будто и бесконечным. Вокруг меня словно расстилался туман, таящий в себе опасность. Я не могла объяснить своих чувств, но страх и паника были отчётливы. Оглянувшись, я побежала, но будто всё так же оставалась на месте. Наконец, я увидела перед собой Джонатана. Он улыбался, протягивая мне руки, но потом, будто что-то вспомнив, резко одёрнул руки и нахмурился. Я продолжала бежать, но брат оставался всё на том же расстоянии, что и изначально. Слёзы начали душить меня, мне становилось всё труднее и труднее дышать. Глаза слезились, как от дыма, и силуэт Джона становился всё хуже и хуже, пока не исчез совсем. Я осталась совсем одна. Внезапно возле меня образовалась трещина в полу, которая вскоре окружила меня полностью. Из расщелины хлынул жар, и какие-то низкие, до метра в высоту, существа начали вылезать оттуда. Они с дикими визгами и хохотом бегали вокруг меня, не приближаясь, но и не отдаляясь. В глазах мельтешило, а в ушах стоял сумасшедший звон. Я плотно закрыла глаза, молясь о пробуждении, и существа внезапно завизжали, полные ужаса от чего-то необъяснимого. Когда я уже открыла глаза, я отшатнулась в ужасе: передо мной стояла я сама, но глаза мои были чёрными, а по щекам текли кровавые слёзы. Она — или я? — протянула руки и попыталась обнять меня, но я снова отошла назад. Девушка всячески мычала и мотала головой, что-то отрицая, и я поняла, почему она не говорит — её рот был попросту зашит, и кровь на местах швов уже давно засохла и потемнела. Она будто пыталась что-то сказать, и только я это осознала, как опора под ногами пропала, и я провалилась в тёмную Бездну. Вокруг мельтешили души, которые о чём-то пели, но понять их пение было невозможно — их хор был невнятен и сбит. Я летела долго, и осознание, что так будет бесконечно, вводило меня в отчаяние. Наконец внизу послышался какой-то грубый бас; мужчина о чём-то с кем-то спорил. Когда я наконец уже будто приблизилась к источнику звука, я резко перестала вообще что-либо чувствовать, видеть и слышать. Резкий толчок, на секунду лишивший меня кислорода. Я подскочила на кровати, ловя ртом воздух. Он был свеж, и я почти заплакала, понимая, что это был всего лишь сон… — «Всего лишь сон»? — Переспросил знакомый голос за моей спиной. Я резко обернулась и увидела жнеца. Дазая Осаму. Мост между мирами и временами, жизнью и смертью. Быть может, он может мне помочь… — Это не просто сон. Виктория Вествуд, у меня к Вам лишь один вопрос… Кто Вы и Ваш брат?