Гиперестезия

Жужжание люминесцентных ламп. Точно такой же, как в офисе, звук, давящий на мозг и пагубно влияющий на способность нормально мыслить. Яркий ослепительный свет, вгрызающийся в глаза и отдающий фантомными пятнами в самые неподходящие моменты. Всё это давит на плечи, вызывает абсолютное нежелание что-либо делать. Обычно этот противный шум слышится, лишь когда ты в офисе совсем один и некому его заглушать разговорами, клацаньем клавиш и телефонными звонками. Голова болит, словно её с силой сдавили в тисках. Дрим чуть приоткрывает слипающиеся глаза, в которых всё плывёт, сливаясь в единое размытое пятно. В ушах нарастает режущий писк, из-за которого блондин морщится. Видимо, он просто не заметил, как уснул за работой. Ещё и сон такой странный снился, будто настоящий… Наружу всплывают обрывистые воспоминания, которые какими-то особенными событиями похвастаться не могли: вот он с кем-то беседует, заполняет бланки, идёт по тёмной улице и всё резко обрывается. И они не складываются в единую картину, нет. Лишь идут друг за другом странными обрывками, перескакивая от события к событию без четкой последовательности, чтобы потом забыться, как и не бывало. Поэтому Дрим сны и не любит, особенно те, что как-то затрагивают его быт. Неприятно осознавать, что тебе только приснились сделанные отчёты и тебе придётся заново всё заполнять, параллельно с навалившейся сверху работой. Зато поспал. Парень жмурится от яркого освещения и только сейчас до него доходит гробовая тишина вокруг. Никто никому не звонит, не общается, не возится с принтером, что яростно зажевывает бумагу, не желая отдавать документ… Будто весь персонал дружно ушёл и не выключил за собой свет, оставив после себя напряженное гудение ламп. Сердце пропускает взволнованный удар от проснувшегося ощущения брошенности. Лёгкие сдавливает резкий запах каких-то моющих средств, не дающий нормально вдохнуть. Словно уборщик за раз решил вылить несколько бутылей хлора, посчитав обычное средство для мойки полов не эффективным. Наряду с ним в нос врезался и ещё один запах, происхождение которого Дрим уже объяснить не мог: странный, слегка едкий и чем-то похожий на металлический. От него к горлу подкатывает ощутимая тошнота, комом застревая в глотке. Ярко-зелёные глаза распахиваются, расфокусировано смотря на серый потолок, выложенный плиткой. Свет тут же бьёт по глазам, заставляя сощуриться и раздраженно прошипев отвернуться в сторону. Взгляду предстают всё такие же стены в плитке, шкафы с прозрачными дверцами, стол, заваленный всякими бумагами, непонятное оборудование совсем рядом… Дрим поднимает взгляд выше, замечая висящие над ним хирургические лампы. Тейкен просыпается как по щелчку пальцев, дергается вперёд, но не может встать из-за тугих ремней, которыми он крепко привязан к столу. Сердце в не свойственном ему положении с грохотом падает куда-то вниз, а лёгкие сжимаются до боли в попытке вдохнуть. Взгляд в панике бегает по помещению, чем-то напоминающему больничное. Просторное, ярко-белое и чистое настолько, что и пылинки не заметишь. Оно вроде и пустое, не имеет ничего лишнего, но при этом загружено кучей вещей, за которые цепляется взгляд, не в силах удержаться на чём-то одном. Мысли сбиваются, превращаясь во встревоженный пчелиный рой, а по телу проходит оцепеняющий холод. Блондин словно окаменел, не в силах пошевелить и пальцем. Он с трудом проглатывает подкативший к горлу ком и сдавленно вздыхает в попытке восстановить дыхание. На лбу выступает испарина от внезапного звука чьих-то неторопливых шагов в коридоре. Спокойных, глухим эхом из коридора пробирающихся в операционную. Они приближаются угрожающе медленно, понимая, что торопиться некуда. Дрим вжимается в стол, не чувствуя собственного сердцебиения. Он не решается повернуть голову или хотя бы боковым зрением посмотреть на пришедшего; лишь слушает, как тот проходит в помещение, закрывает за собой дверь и останавливается, не проходя дальше. Стоит и молча смотрит, не издавая ни малейшего звука. Может, даже не дышит. По телу пробегает дрожь от длительной паузы, тянущейся, словно резина, готовая в любую секунду сорваться и ударить по пальцам. Чужой взгляд давит на плечи, от чего хочется провалиться сквозь землю, лишь бы не чувствовать, как внутри прожигают дыру. Дрим с опаской решается повернуть голову в сторону двери, посмотреть в глаза опасности, как вдруг вновь ударяет ослепляющий свет хирургической лампы, которую приблизили чуть ли не к лицу. Парень еле приоткрывает болящие от напряжения глаза, замечая рядом долговязую фигуру в белоснежном медицинском халате. Мужчина… Ну или скорее парень кажется странно знакомым. Тейкен не может распознать его размытые черты лица, которые плюс ко всему стали нечитаемыми из-за очков. Такие круглые, с ярко-красными линзами, угрожающе блестящими на свету. — Проснулся! — с издевательской ухмылкой в голосе восклицает он и поднимает лампу обратно, где она висела до этого. Дрим резко распахивает глаза, испуганно уставившись на знакомое лицо. — Уилбур! — вырывается из пересохшего горла хриплый крик. Парень дёргается вперёд, чтобы встать, освободиться, но вновь упирается в тугие кожаные ремни. Взгляд истерично бегает по комнате в попытке за что-то зацепиться, но снова и снова возвращается к коллеге напротив. Шатен смотрит на него тем самым внимательным и пустым, словно неживым, взглядом: глаза с тёмной радужкой широко раскрыты, смотрят не отрываясь и почти не моргают, словно боясь что-то упустить. На его лице быстро расплывается широкая, неестественная для человека улыбка при виде испуганных метаний узника в отчаянных попытках освободиться. — Ну что ж ты так бьёшься? Не выберешься же. — произносит Уилл полушёпотом, хихикая. Словно перед ним не человек, а глупая зверушка, которую он поместил в стальную клетку. Дрим замирает, беспомощно глядя на парня, улавливая в его глазах странные искры. Сердце отдаётся болезненными ударами о ребра, когда он понимает — в чужом выражении лица нет и намёка на желание помочь. Лишь садистское удовольствие от чужого страха, которого он и не скрывает. Брови разочарованно складываются домиком, а на душе противно что-то скребётся от осознания. Осознания того, что доверие сыграло с парнем крайне злую шутку. — Что тебе от меня нужно? — цедит блондин, стиснув зубы, еле выдавливая из себя слова. Он был прав, знал, что это не приведёт ни к чему хорошему и ему не стоит доверять. И где он теперь? Правильно, по вине коллеги привязан к операционному столу, в совсем неизвестном ему месте. — Прошу, я сделаю всё, что угодно, заплачу, сколько хочешь, просто отпусти меня. Я ничего никому не расскажу! — не дожидаясь ответа отчаянно затараторил Дрим первое, что пришло ему в голову. То, что вроде обычно говорят все, попадая в плен и умоляя о пощаде либо оттягивая момент своей гибели. Так было во всех фильмах и историях, так бы говорили его знакомые и так правильно. Он сам не знает, как реагировать. Сут отрицательно качает головой и слегка наклоняется к блондину, продолжая пристально смотреть в глаза. — Ты послужишь науке, Дрим. Прости, но мне не нужны твои деньги или молчание; сейчас меня интересует лишь твоё тело. Твоё неидеальное тело, способное многое вынести. Я лишь хочу исправить тебя, сделать лучше того, что есть сейчас… Просто представь, каким прекрасным ты станешь! Новый Дрим, без изъянов и слабостей, способный изменить мир к лучшему, — говорит Уилбур с извращенным восторгом, довольно смакуя каждую фразу. Он хватает чужую щеку, слегка оттягивая, и чуть ли не смеётся, смотря, как начинают дрожать чужие губы, а лицо искажается в гримасе неподдельного ужаса. Парень пытается укусить руку, но Сут вовремя её убирает, не дав и шанса. Тейкен слегка выглядывает из-за чужой спины, замечая на стене странные, нисколько не понятные ему схемы. Они еле умещаются на пробковой доске, иногда заходя на плитку, разрастаясь по стене бумажной паутиной. Понять кривой почерк, да и ещё с такого большого расстояния, невозможно, но зато среди всех этих рукописей отчётливо видны фотографии самых разных людей, среди которых Дрим с ужасом замечает своё лицо. — Я не хочу! — кричит блондин как в пустоту, ведь сталкивается лишь с безразличным молчанием. Его никто не спрашивал. — Меня всё и так устраивает! И к науке я отношения не имею никакого! Я могу привести, кого угодно, кому будет это интересно, просто отпусти меня домой. — продолжает кричать он, запинаясь, срывая голос, лишь бы донести до собеседника мысль. Дрим уже и не думает, что говорит, а делает всё, чтобы просто убедить. Выбраться на волю, вернуться на работу и продолжать жить, как ни в чём ни бывало. Если надо — молчать, словно ничего не было, или сразу вызвать полицию, но жить. Видимо, этих слов было недостаточно: Уилбур лишь качает головой, наигранно сочувственно улыбнувшись, словно Тейкен маленький ребёнок, который, не понимая устройства мира, несёт полнейший бред. Не понимает что-то, что с ним происходит — должно таким быть. Заслуженно. Видимо, Дрим звучал не искренне, вот шатен ему и не поверил, не воспринял всерьёз. Он следовал не тому примеру, сделал что-то неправильно… Может, стоит заплакать? Может, это поможет? Уилбур ничего не слышит и не хочет слышать. Он только разворачивается и уходит к другому столу, словно чужой крик для него такой же бессмысленный шум, как и гудение ламп под потолком. То, что можно просто игнорировать, ведь само пройдёт и сольётся с фоном. — Не бойся, ты привыкнешь ещё, примиришься. Не выйдешь же отсюда и сдохнешь — не выйдешь. Зато благодарен потом будешь, никто другой, кроме меня, тебе не поможет. Я ведь задаром, по доброте душевной помогу тебе стать совершенством. Тебе придётся самую малость потерпеть, но цель оправдывает средства. — вдруг говорит Уилбур более спокойно, совсем будничным тоном. Словно рассказывает о погоде или планах на вечер. И Дрим искренне не хочет знать, что он имеет ввиду под «идеальностью», которой так желает добиться, и что ради неё придётся перенести. Да и он говорить не торопится, лишь бросается странными намёками, оставляя свои планы под устрашающей завесой тайны. Но Дрим на подсознательном уровне знает — он вряд ли узнает себя в зеркале после процедур и вряд ли сможет с этим смириться. Звучит, как сюжет классического фильма ужасов, который почему-то происходит по-настоящему и из которого не видно выхода. И скорее всего, Дрим, как и множество главных героев подобных кинолент, превратится лишь в кучу кривых костей и гниющей плоти без разума, что лишь отдалённо напоминает человека. И ладно, если бы парень попал к кому-то незнакомому, о личности которого и задумываться не хочется. Дрима ведь похитил его коллега, которому он только-только начал доверять, посчитав, что в нём нет совсем ничего плохого. Которого мог с натяжкой, но начать считать своим другом. Ведь так говорили Никки и Джордж, которые не стали бы лгать. Ведь Уилбур сам хорошо к нему относился. И его друзья ужасно ошиблись, как и Дрим, посчитавший, что лучше думать так же, не проверяя самому. В чужих руках, облаченных в перчатки, блестит длинная игла заправленного каким-то веществом шприца. Дрим медленно переводит взгляд на потолок, чувствуя тяжёлую слабость, накрывшую всё тело. С дрожащих губ срывается тихий всхлип. Сдавленный и короткий, за которым не идут слёзы, а лишь их солёный привкус на кончике языка. — Пожалуйста… — хриплым полушёпотом произносит он, но так и не получает ответа. И видимо, не получит вовсе, ведь воспринимается Уилбуром не более, чем как подопытный кролик. Веки вновь тяжелеют, опускаясь ровно на пару минут. Сонливости нет, только тяжёлая, как свинец, усталость, медленно тянущая на дно. Дрим был бы не против сейчас упасть в обморок, отключиться, чтобы ничего не видеть и не чувствовать, но встревоженный организм совсем другого мнения на этот счёт. Приходится терпеть. Блондин тяжело вздыхает, нехотя открывая глаза. Он может попытаться поговорить с Уилбуром ещё раз, но прискорбно понимает, что это бесполезно. Как и пытаться встать со стола, сбросив ремни, что с каждой минутой лишь сильнее давили, отпечатываясь на коже красными полосами. Он просто вынужден бесконечно долго ждать чего-то, понимая, что никак не выберется. Внутри с громким треском перегорают лампочки: Дрим решает перестать бороться, оценив свою беспомощность. По крайней мере, так, как он пытался до этого. Терять всё равно нечего. Смерть в подвальной операционной кажется уже не такой плохой. Скорее, она — само собой разумеющееся, что рано или поздно должно было прийти. Дрим просто смирился с ней, хоть и не уверен, что она заберёт его прямо сейчас. И уж лучше его убьют в эту же секунду, чем будут мучать дальше. — Ладно — коротко и ясно говорит Дрим, пожимая плечами и не собираясь продолжать мысль. Просто так сказал, для себя. Страх выдаёт ощутимая дрожь в голосе, которую он всеми силами старается скрыть, сделав вид, что ему всё равно. Может, это поможет и хотя бы интерес у маньяка к нему пропадёт. — Что «ладно»? — наконец отвечает шатен, поворачиваясь к подопытному, вопросительного подняв одну бровь. Во взгляде читается секундное замешательство, вновь сменяющееся холодным безразличием. Очевидно же, что Уилбур ожидал продолжения нытья с мольбами, которое Дрим прекратил как-то слишком резко. — Ну… Делай, что ты там хотел — растерянно пожимает плечами он, не менее вопросительно вскинув бровями. Охватывающая организм тревога никуда не делась, а лишь отзывалась собственным сердцебиением в ушах, которое, по ощущениям, не он один слышал. — Не ты ли секундой назад чуть не плакал? — Уилбур усмехается, возвращаясь к соседнему столу, всё ещё не понимая, как же так быстро настроение заключённого полностью сменилось, а тот лишь поджимает губы, недовольно нахмурившись от того, что его опять проигнорировали. — Так ты собираешься меня там резать, потрошить и все в этом духе? — вываливает Дрим резко, не думая. — Прям так сразу? — Уилбур откладывает бумаги в сторону, полностью разворачиваясь к Дриму, наконец обращая на него внимание. В голосе слышится замешательство и тихий смешок, скорее вынужденный, но всё же хоть какой-то. — Ну, а чего ты ещё хотел? Валяй, че вылупился, — Дрим закатывает глаза со вздохом, явно подталкивая ничего не понимающего учёного к действиям. А тот всё стоит, уставившись на Тейкена, как на полного идиота, и что-то не торопится вколоть ему какой-то медикамент. Дрим не совсем понимает, шутит ли, но лучше бы его грохнули прямо сейчас, не растягивая время. — Идиот, — шипит Уилбур, уходя от разговора, — То ты слёзно молишь о пощаде, то просишь себя убить. — Сут уже было хочет вернуться к столу с медицинским оборудованием, как Дрим решает, что от разговора он сегодня не отвертится. Раз начал — пусть до конца идёт. В какой-то инструкции с правилами безопасности говорили не провоцировать и не бесить похитителя, если вы оказались в плену. Но Дрим, видимо, ни разу эти правила не читал, а на уроках ОБЖ не присутствовал, поэтому решил, что устраивать театр одного актёра с собой в главной роли — прекрасная идея. — А чем ты занимаешься? — Работаю, — сухо и без подробностей, отмахиваясь, как от назойливой мухи, произносит Уилбур, желая прекратить этот бессмысленный разговор как можно быстрее. — Классно! А я вот тут лежу, как видишь… Удобно. — Тейкен вновь ёрзает, пытаясь принять хоть немного более удобное положение, если это вообще возможно. Спина, и так испытывая на себе жесткую поверхность стола, беспощадно взвыла, лишь бы Дрим перестал двигаться хоть на секунду и дал наконец отдохнуть. Парень сдавленно шипит от колющей боли и замирает, чувствуя, как та пробивает позвоночник. Он не хочет знать, что будет, когда он поднимется с места и как его пополам от этого сломает. Взгляд снова возвращается к Уилбуру, азарт которого довольно сильно стих по сравнению с тем, что было пару минут назад. Видимо, Дрим обломал всё представление, решив необъяснимым для себя образом успокоиться и начать говорить вообще не о том, что надо. Зелёные глаза оглядывают похитителя с ног до головы, заостряя внимание на белом халате, под которым виднелись красный свитер с рубашкой. А спина болит ещё, между прочим. — Ты же типа врач? Вылечи мне спину, — скулит Дрим после длительного молчания, специально опустив уголки губ и состроив страдальческую гримасу. Внимание Сута переходит на него нехотя, со строгостью во взгляде, но блондин всё равно его добивается. — Как? — Да как хочешь! Я сейчас умру, а тебе ненаком опыты будет ставить. Что делать-то тогда будешь? — неугомонно, словно жалуясь на плохое обслуживание в отеле, жалуется Дрим, чем, видимо, только выбешивает похитителя. Конечно, в идеале его сейчас развяжут, но к сожалению, такой сценарий был крайне маловероятен. Уилбур пару мгновений молчит, а затем хмурит брови, явно сдерживая то, что хотел бы сейчас сказать. А слова эти были точно не ласковые, скорее отборная брань, от которой уши бы завяли и у самого бескультурного сапожника. — Нового найду. Дрим тяжело, оскорблённо вздыхает и показательно отворачивается, задирая нос. — Я обиделся. Тишина. Сут с какой-то неприязнью на лице закатывает глаза и отворачивается, ничего не говоря. Словно Дрим сказал что-то, что можно по праву осудить за неприличие. Он проглатывает подкативший к горлу ком, чувствуя, как тело пробирает дрожь. Просыпается чувство из далёкого детства, будто ты задел кого-то из взрослых и теперь он не хочет тебя даже видеть. И принимать извинения и говорить ему с тобой тоже не надо, он просто даёт тебе понять, что тебе лучше было бы промолчать и не открывать свой рот вовсе. Дрим переводит взгляд обратно на потолок. Жужжание лампочек снова режет слух. Он ведь не перегибал палку, просто пошутил, но на душе стало как-то гадко. — Слушай, а может, ты… — парень не успевает договорить, как вновь слышит топот шагов в свою сторону. Уилбур подходит к столу и резкими рывками отцепляет ремни, удерживающие подопытного на столе. Дрим беспомощно впивается в стол и не успевает ничего сделать, как его хватают за воротник рубашки и дёргают, поднимая со стола и ставя на пол. Тейкен болтается, как тряпичная кукла, в тот момент, когда его тащат в сторону к дверям и заталкивают внутрь совершенно незнакомой ему комнаты. — Сиди тут, — грубо произносит Уилбур и захлопывает дверь прямо у блондина перед носом. Он растерянно смотрит на неё пару мгновений и с опаской дёргает ручку. Заперто. Уилбур каким-то чудом успел запереть её за пару секунд и испариться, ведь снаружи ни единого звука не слышно. Дрим неловко переминается с ноги на ногу, не силясь понять, что произошло пару мгновений назад. — Ла-а-адно… — неуверенно тянет он и оборачивается, наконец решая осмотреться. Хоть узнает, куда его притащили. Парень вздрагивает и хватается за сердце, чуть не вскрикнув, когда неожиданно для себя встречает напротив внимательный взгляд: на краю кровати сидит парень… нет, мальчишка, на вид лет шестнадцати, и абсолютно пустыми глазами взирает на Дрима. Тейкен дважды моргает, а затем нервно смеётся, уводя взгляд в сторону. — Прости! Ты просто так тихо сидел, — оправдывает свой испуг он, а мальчишка лишь понимающие кивает. — Я знаю. Садись, соседями будем, — совсем безразлично, словно давно заученными фразами, говорит он и кивает на вторую кровать, предлагая перестать стоять в дверях как столб. Дрим послушно проходит и приземляется на край кровати, пружины которой сразу громко скрипят. Он проводит ладонью по холодной белой простыне и слегка кривится, вспоминая те самые больничные койки в областной больнице, в которой ему однажды пришлось лежать. Эта комната, вернее, палата намного меньше предыдущей: всё та же белоснежная плитка, две кровати и тумбочки, а так же другая дверь, ведущая неизвестно куда. Над головой две лампы, свет которых немного тусклее, чем в операционной. — Вот там, — мальчик указывает пальцем на дверь, — туалет и ванная. Ещё у тебя есть своя тумбочка, в которой есть пара полотенец. В десять вечера у нас отбой: свет выключают и лучше до утра не шуметь. Делать ты тут можешь, что угодно, только не смей покидать палату или перечить врачу. За послушание могут какие-то вещи вернуть, если что, — объясняет он и вздыхает, нисколько не радуясь тому, что у него наконец появились соседи. — Большое спасибо! А ты… — Ранбу. Рад знакомству. — не дожидаясь вопроса отвечает он и протягивает руку для рукопожатия. — Сам кто? — Дрим. Тоже рад знакомству, — парень аккуратно сжимает чужую ладонь в рукопожатии и наконец присматривается к соседу лучше: перед ним сидит худощавый и замотанный пацан, с растрёпанными русыми волосами и большими кругами под глазами. Он точно подросток, но какой-то слишком неактивный для своих лет. Говорит монотонно и явно нехотя, а по взгляду словно три войны прошёл. Обычно дети другие. — Слушай, Ранбу, прости сейчас бестактный вопрос, но как ты сюда попал? — аккуратно спрашивает Дрим, стараясь таким образом завязать разговор. Собеседник уводит взгляд в сторону, направляя его куда-то сквозь парня. Чужие серые глаза пусты и не имеют никакой искры или намёка на мысль, от чего кровь стынет в жилах. Ранбу просто молчит и не шевелится, можно сказать, завис в попытке обработать сложную программу. Дрим неловко пожимает плечами, пытаясь сбросить напряжение, оглядывается по сторонам, пытаясь понять, куда мальчик смотрит, а тот лишь виновато опускает взгляд в пол. — С секции возвращался поздно вечером. А потом… со спины подошли и за угол утащили, — говорит он тихо, будто боясь, что услышат. Голос самую малость дрожит и хрипит, будто Ранбу сейчас заплачет, но на его лице ни грусти, ни страха, ничего… — Ох, — коротко вздыхает Дрим, чувствуя укор совести за свой вопрос. — А я это… Тоже возвращался. С работы. Меня просто со спины вырубили и вот я тут очнулся, — пытается подбодрить он, на что Ранбу лишь дёргает уголком губ в полуулыбке. — Давай дружить, раз на то пошло. Глядишь и выберемся вместе! — продолжает Дрим стараться сохранять оптимистичный настрой, чтобы сосед и вовсе не скис. — Давай. Но выбраться и не надейся, — спокойно произносит Бу и меняет положение, садясь на кровать по-турецки. Его совсем не волнует этот факт, словно он уже не раз пытался. И от этого на душе тяжело становится. Дрим уводит взгляд в пол, а в голове ни одной конкретной мысли не складывается. Они скорее были похожи на спутанный клубок, что всё не выходит привести в порядок из-за крепких узлов, в которые завязалась «пряжа». И проще оставить всё, как есть, не мучаясь. Хотя бы не сейчас. Свет в палате резко гаснет, погружая комнату в кромешную темноту. Лишь свет из операционной пробивается в комнату сквозь небольшое окошко в двери. — О, отбой, — говорит Ранбу на удивление воодушевлённо, словно весь день ждал этого момента, — Доктор тут почти всю ночь будет, а с утра разбудит и уедет куда-то. Так что лучше быть готовым к тому, что в шесть утра будешь на ногах стоять. — вновь поясняет местные правила он и ложится, укрываясь одеялом. Слух как-то особо цепляется за эти слова, но не может понять, что с ними не так. Дрим задумчиво сводит на переносице брови, переводит взгляд с соседа на дверь и с осознанием выдыхает: за всё время Ранбу ни разу не назвал Уилбура по имени, что и показалось странным. Быть может, он его не знает или причина не упоминать «доктора» совсем другая. Дрим ещё пару мгновений смотрит в окошко, пытаясь разглядеть за матовым стеклом знакомый силуэт, перед тем, как неуверенно лечь на кровать. В операционной вроде никого, хоть и слышится странная возня, от которой по телу вновь холодок пробегает. Тейкен кожей чувствует безжизненный взгляд, пробирающий до самых костей и, хватая одеяло, рывком укрывается им с головой, прячась. — Спокойной ночи. — полушёпотом произносит Ранбу и отворачивается лицом к стене, переставая на что-либо реагировать. — И тебе тоже. — кивает Дрим и закрывает глаза, стараясь лечь поудобнее, чувствуя, как в спину неприятно упираются пружины матраса. А сна ни в едином глазу. Лишь тихое жужжание ламп из операционной да незначительный шорох, ставший намного громче. Всё внутри словно застыло, ожидая чего-то плохого: уж если сегодня его не тронули, то завтрашний день спокойным не будет… Особенно на работе.