"Их история"

Впервые за многие годы дворец Ушань казался Императору наступающему на бессмертных таким чужим и далёким. То и дело пёстрые красные цвета в коридоре напоминали ему внутренности чудовища, а чёрные узоры на стенах щупальца, которые могут разорвать его в любой момент. Проклятое сердце стремилось обратить самый светлый момент его жизни вспять заставить забыть его о дочке, которую он потерял, которую самолично решил возможности родится. И чем больше он об этом думал, тем сильнее его проклятие пыталась затуманить его разум заставить ненавидеть кого угодно но только не себя. И в этот момент помутнения Мо Вейюю показалось что ещё немного и чёрные узоры на стенах оживут и затянут его во тьму. Однако он должен был сейчас идти вперёд, ведь он хотел повидаться со своей прекрасной, но такой ненавистной наложницы. И тут разум затуманенный горем и проклятием внезапно нашел идеальный объект для ненависти. И ненависть и злость снова охватило сердце императора заставив его выть от горя. Чу. Это она виновата. Это она должна была постараться сохранить жизнь наследнице. Это она убила её. Как когда-то убила Ши Мея. И пусть душа Мо Вейюя стремилась всеми силами подсказать разуму, что это не так, что он один виноват в смерти дочери, всё же сердце и разум сплелись заодно и уже не важно было что делал император важно, что ОНА не сберегла ребёнка и позволила ему умереть. И явно охваченный теперь уже не жалостью, а праведным гневом. Император со всех ног беглым шагом поспешил в покои своей ненавистной наставнице, чтобы избить её до полу смерти, пока она не признает свою ошибку и пока она не примет вину за смерть их дочери на себя. Однако придя в покои своей наложницы и отворив дверь, он замер. Бледная словно призрак Чу Ваньянь сидела неподвижно, держа в руках драгоценную шкатулку с золотыми узорами и прекрасным цветком. Тасянь-цзюнь знал эту шкатулку ведь он сам её подарил ей, чтобы она могла собирать свои украшения, которые он то и дело ей дарил, чтобы подчеркнуть её холодную и жестокую красоту. Однако сейчас эти украшения валялись на полу вместе с оборванной мантией у которого был порван белый рукав. Вернувшись в свои покои рано утром Чу Ваньянь первым делом снова взглянула на своё окровавленное ханьфу, где лежало окровавленное мёртвое почти что тело её нерождённого ребёнка, её мёртвой дочери и погруженная в свои мысли о том какой бы эта малышка могла быть если бы родилась она ещё подолгу держала ханьфу в своих руках сидя на кровати. Однако когда утреннее солнце наконец-то поднялось над горизонтом и озарила своим светом всё покои, Чу Ваньянь вспомнила то о чем не хотела думать. Её дочь уже никогда не станет живой. От этом мысли сердце старейшины дрогнуло и она осознала, что как бы она не хотела оставить то что должно было стать телом для её дочки, оно должно было быть погребено в земле. Со слезами на глазах она поцеловала крошечное тельце и положив его на кровать принялась искать в своём столе подходящую вещицу, которая может послужить гробом. И её выбор пал на драгоценную шкатулку. Да Чу Ваньянь отлично знала что Император придет в бешенство и снова начнёт избивать её до полусмерти за потерю такой дорогой шкатулки, но ей было всё равно, ведь разве их с Мо Вейюем дочь не дороже этих всех украшений? Разве ее фиолетовые глаза могли сравниться с сапфиром или жемчугом из этой шкатулки? Чу Ваньянь для себя решила, что нет. Её бедная девочка, что не знала жизни была дороже всей этой роскоши и с этими мыслями она выкинула все украшения из коробки. После чего посмотрев на пустое бархатное дно коробки бывшая наставница не задумываясь порвала от своего окровавленного белого ханьфу рукав, чтобы сделать обивку наподобие ритуального савана. После чего переложила в него "тело" своей дочери. И когда "тело" оказалось в импровизированном "гробу" она сев на жёсткую кровать сдерживая свои слезы смотрела на шкатулку. Именно в этот момент её покои и посетил Император наступающий на бессмертных, в чьих глазах поначалу горела сильная ярость будто он готов был разорвать свою наложницу пополам, однако сейчас увидев подобную картину как его вторая супруга бледная и уязвимая сидит неподвижно на шкатулкой, его ярость в глазах стихла, а сами глаза из лилового оттенка обрели тот самый сверкающий фиолетовый взгляд в котором читалась боль. Горе от потери ребёнка оказалось в этот раз сильнее проклятия и Мо Вэйюй просто сел рядом со своей второй супругой в надежде хоть как-то облегчить её боль. Ведь впервые за долгое время это было и его болью. В этот момент они будто бы понимали друг друга без слов, но зная, что наставница не поверит его словам о сне, немного осторожно Тасянь-цзюнь спросил: - Это... Однако вместо ответа в глазах его вечно холодной наставницы он впервые увидел слезы. - Прости... Я не смогла сберечь её... - только тихо, чуть дрожащим голосом явно не в силах стерпеть эту боль произнесла Ваньянь. И если бы раньше она ни за что бы не проявила слабость, то сейчас когда она потеряла ребёнка, она не могла себя сдерживать. Император в свою очередь ошеломлённый такими словами просто недоуменно кивнул, ведь он никак не ожидал, что ледяная маска его наставницы так просто слетит с неё. И когда проклятие стремилось словно хищный зверь воспользоваться этим сиюминутным замешательством владельца и заставить его снова и снова уничтожать всё что ему дорого без остатка. Однако только Тасянь-цзюнь замахнулся чтобы ударить свою супругу Чу, рассмеяться ей в лицо и уничтожить шкатулку, как тут же его действия остановил голос его наставницы которая также чуть дрожа произнесла: - Делай что хочешь, но позволь мне похоронить её. Не дожидаясь ответа наложница накинула на своё лицо белую вуаль и завязала в волосы белую ленту, но когда она собиралась уйти она услышала неожиданное. - Я пойду с тобой - это был Мо Вейюй. И тут как только он увидел недоумение на лице наставницы он колко подметил: - Негоже рабыне покидать свои покои без хозяина. Добравшись до павильона алого Лотоса вместе, родители предали земле тело их не жившей дочери и впервые для обоих из них Алые лотосы павильона были подобно крови, крови их драгоценного ребёнка которого они потеряли.