Служебный роман

- Индис! Ты меня вообще слушаешь? Она вздрагивает, отрываясь взглядом от окна – за окном начинают густеть сумерки позднего августа, сероватые, но тёплые: ветки мягко скребутся о стекло окна на третьем этаже. Дом залит закатным радостным солнцем, и хочется встать с места, вскинуть руки ему навстречу, хоть немного ещё напиться сладостью и спелостью уходящего лета… Ингвэ щурится – очень светлые глаза смотрят серьёзно и выразительно. Она переводит взгляд на массивное пресс-папье у него на столе – в рабочем кабинете Ингвэ, как всегда, ничего лишнего, всё сделано со вкусом: светло-серые обои, серебристая мебель, картины в строгих рамках… Ковёр чуть пружинит под ногами. - Конечно… слушаю… - Не особенно-то заметно, - Ингвэ чуть хмурится. – О чём мы говорили? - Извини, - улыбается Индис, заправляя за ухо непокорную золотистую прядь, выбившуюся из причёски. Пальцы её – закалённые с детства музыкальной школой – выбивают дробь на столе, задевая бумаги Ингвэ. – Прослушала. Ингвэ наклоняется вперёд и говорит тихо: - Фамилия Нолдор тебе о чём-нибудь говорит? - Ты упоминал её только что, но я не помню – к чему это было… - Начнём с того, что тебе всё-таки придётся покинуть место заместителя главного бухгалтера в моей фирме, - чеканит он, и Индис на мгновение чувствует резкое отвращение к чеканному профилю брата, к его холодным, плотно сжатым губам, к мягким светлым волосам, аккуратно лежащим на плечах… Выпрямляет плечи: - Почему? - Дверь закрыта? – вместо ответа шипит он, и оба синхронно оглядываются. Индис поднимается с места и надавливает на дверь плечом. - Теперь всё? - Один из моих знакомых, Финвэ Нолдор, недавно потерял жену, - начинает Ингвэ, сверля спокойным и пристальным взглядом сестру. – Самоубийство или что-то вроде того… впрочем, я не знаю… После этого дела его фирмы резко пошли под откос – он потерял хватку, его клиенты разбрелись, и рано или поздно – если, конечно же, никто не поможет ему – наступит окончательный крах его карьеры. - Жаль… - выдавливает из себя Индис, убирая руки со стола. Солнце оставляет узкие полосы на столе, покрывает яркими пятнами бумаги – а скоро наступит осень, скоро серая дымка закроет город, и будет холодно, и станет так не хватать оранжевого, желтого, мандаринового… «Пришить пуговицу к осеннему черному пальто» - автоматически вспоминает она и отводит взгляд от лица Ингвэ. Должно быть, сложно хоть немного не завидовать тому, у кого есть собственная фирма, хорошо обставленная квартира, любящая жена и очаровательный сын – даже если это твой брат… Должно быть, невозможно не завидовать, если у тебя всего этого нет. - Мне тоже жаль, - губы Ингвэ сжимаются. – Но знаешь поговорку – «Хочешь жить – умей вертеться»? Она подходит. - Я не понима… - Поймёшь. Если бы кто-то – допустим, умная молодая женщина – смогла попасть в самое сердце гибнущей фирмы, войти там в доверие, а затем суметь повернуть всё в пользу нашего с тобой предприятия – понимаешь, к чему я клоню? «Нашего с тобой предприятия». Индис тихо усмехается – разве она здесь когда-нибудь что-то значила? - И поэтому ты собираешься выгнать меня из «нашего с тобой предприятия» - так, кажется, ты выразился, Ингвэ? - Что ты цепляешься к словам?! – на скулах Ингвэ проступают красные пятна, руки сжимаются. – Разве речь идёт о том, чтобы тебя выгнать? - Хорошо. – Индис поднимается, подходит к окну, тоскливо смотрит на опадающие листья – хоть бы вырваться отсюда, хоть на день, на час! – Как, ты говоришь, фамилия этого неудачника-предпринимателя? - Нолдор. - Приду я к нему, значит и скажу: «Знаете, господин Нолдор, возьмите меня к себе, меня тут брат выгнал из фирмы…» - Он ищет секретаря, причём опытного. Ты подходишь. - Ну, спасибо, братец – я помню твоё презрительное отношение к секретарям, особенно женского пола… - Но у Нолдора-то этого отношения нет, - возражает Ингвэ, и лицо его кажется гипсовой маской – застывшее, непоколебимое. – Пойми, Индис – ко мне ты вернуться можешь всегда, у нас с этим проблем нет – а вот прибрать к рукам фирму Нолдора… такой шанс выпадает не каждый год! - А давно его жена умерла? – рассеянно спрашивает Индис, следя за крупным желтым листом, рвущимся в полёт. Лодочкой лист упал в лужу – как маленький корабль, охваченный огнём… - Кажется, почти год назад. У него сын остался… или дочь… что-то вроде того, в общем. Неважно. – Ингвэ тоже встаёт, властно обнимает сестру за плечи, разворачивает к себе лицом. – Ты можешь смотреть на меня, а не вбок, когда мы разговариваем? - Извини. Взгляд Ингвэ – тяжелый, стальной – долго выдерживать не умел никто: сразу хотелось спрятать глаза и подчиниться безоговорочно во всём, что он требовал… Индис поднимает умоляющий взгляд на брата, нехотя проговаривает: - Дай мне время подумать. - Нет. - Хорошо, - выдыхает она, отворачиваясь. – Если у меня не удастся устроиться туда, ты возьмёшь меня назад. Это не просьба, это приказ – Ингвэ осознает серьезность тона Индис сразу: опускаясь в кресло, кивает: - Обещаю тебе. - Я могу идти? – её рука уже на пуговке замка – тонкая, изящная, с двумя серебряными браслетами на запястье – плечи легко подняты… «Не забыть пришить пуговицу к пальто… купить молока… и наконец выбраться куда-нибудь в субботу, давно пора…» - Удачи. Когда она выходит в коридор, внимание её приковано к сообщению, пришедшему на мобильный телефон – кажется, это что-то связанное с делом её последней клиентки, которой она посоветовала продать акции одной компании. Только поэтому она не замечает крупную массивную фигуру рыжеволосого мужчины, спешно посторонившегося, чтобы дать ей пройти. Сумерки плавно переходят в вечер – парк шуршит под её шагами опавшей листвой, зеленовато-золотистой, ещё свежей и мягкой – верхушки елей тянутся к облакам, прошивая воздух. На скамейках сидят парочки, а вот какие-то две бабушки кормят голубей – и все смеются, все счастливы, все в тепле и спокойствии… Ей же – прийти, открыть ключом опостылевшую дверь, ступить за порог одинокой холодной квартиры, чрезмерно большой для неё – и снова долго смотреть в экран ноутбука, думая о том, что когда-нибудь всё будет иначе. Когда она в последний раз была в гостях у Ингвэ, его жена – очень красивая, холёная молодая женщина - сказала ей за чаем, поблёскивая кошачьими зелеными глазами: - Индис, милая, у тебя до сих пор нет никого на примете? Послушай, хорошая моя, я понимаю – ты вся в карьере, времени на знакомства у тебя нет, но двадцать семь – это уже слишком много для такой красивой девушки, как ты… Она, помнится, смутилась тогда, забормотала что-то о том, что ещё ищет, ещё не нашла, а , может быть, ей это пока не нужно – но всё из сказанного было ложью: одиночество уже не было счастьем, как прежде. Оно становилось пыткой. А как ей раньше хотелось жить одной! Поливать кактусы на узком подоконнике, самой готовить себе завтрак, смотреть в окно подолгу – и чтоб больше никого, никого! После того, как они с Ингвэ потеряли родителей, старая их квартира была продана, и оба нашли себе жильё в одном из лучших кварталов города: Ингвэ вскоре обзавелся семьей, а она, младшая, получила квартиру, настолько не подходящую ей, что видеть было тошно. Уютным её дом так и не стал за эти восемь лет одиночества. - Простите, - слышится вдруг совсем близко, и Индис понимает, что случайно столкнулась с кем-то. Пролепетав извинение, идёт дальше, как и тот, на кого случайно налетела – высокий темноволосый человек с усталым выражением лица и коробкой детского конструктора в руке – и больше уже ни о чём не думает. Кот с радостным мурлыканием бежит ей навстречу. Индис подхватывает его на руки и идёт ставить чайник. «Зеркало, зачем ты так откровенно лжёшь? Нет, не похожа эта молодая женщина в строгом деловом костюме на то, чем действительно является Индис Ваниар…» - Индис, - говорит Ингвэ в трубку. Индис сидит на столе рядом с ноутбуком – стол слишком широкий, а окно слишком высоко. Пальто с пришитой пуговицей лежит рядом. – Знаешь, у меня сегодня уволился один очень ценный работник, его фамилия Руско – и понимаешь, если бы я сегодня не звонил Нолдору и не рекомендовал ему тебя, я бы попросил тебя остаться… - Поздно ты, - усмехается она. Меняя тон на более теплый, завершает, прижимаясь лбом к стеклу. – Передавай привет жене и сыну – он здоров? - У нас всё хорошо. - Спокойной ночи, - говорит она, и, рассеянно поглаживая кота, представляет себе, как сейчас её надменно-холодный и красивый брат ложится в постель со своей не менее красивой и надменной женой – и как он целует её, и как она обнимает его после… Эру! – или кто ты, создавший этот мир – не знаю твоего имени! – почему всё так, как есть, а не иначе?