The King's Dancer | Танцор Короля

Обратный путь во дворец был весьма насыщенным. Се Лянь не испытывал никаких проблем с ребенком на руках, а вот Хуа Чэну пришлось изрядно повозиться с сопляками, хотя собаки оставались невероятно послушными. Мальчишки пинались, выкрикивали оскорбления и угрозы, и Се Лянь был поражен тем, что Хуа Чэну удавалось сохранять спокойствие. Как только они оказались в поле зрения стражников, которых смутили, уходя недавно, те бросились к ним, несомненно, чтобы помочь королю с его «багажом». Однако мальчики, похоже, совершенно не оценили ситуацию. — Стража! Слава Богу, есть стража! Помогите нам! Этот сумасшедший похищает нас! Он сказал, что хочет нас съесть! — кричал один из них во всю мощь своих легких. Охранники проигнорировали его и поклонились Хуа Чэну. — Ваше Величество, чем мы можем Вам помочь? — спросил один из них. — Возьмите этих сопляков, свяжите их и попросите Му Цина поговорить с ними. Я хочу, чтобы он доложил мне в тронном зале, когда закончит. Не торопитесь, — приказал Хуа Чэн, и стражники тут же послушались: каждый из них вышел вперед и схватил по одному ребенку. Мальчик, который громко кричал раньше, выглядел совершенно ошарашенным таким поворотом событий. — А что с теми собаками, Ваше Величество? — Пусть Лан Цяньцю оценит, насколько они опасны, и могут ли быть полезны. Если опасны, убейте их, если бесполезны — выбросьте обратно на улицу, — решил он и передал другому охраннику поводки. Се Лянь всегда любил животных и надеялся, что, по крайней мере, собак не придется убивать. В конце концов, они не виноваты в том, что их хозяева выдрессировали их до такой степени. Чувствуя себя немного подавленным, он не мог не вздохнуть. Это привлекло внимание охранников, а также Хуа Чэна, и все они посмотрели на него. — С… Гон… Ваше Высочество, может нам забрать и этого ребенка? — обратился к нему один из охранников, и хотя Се Лянь нашел довольно забавным, как тот споткнулся на первоначальном обращении, он был удивлен, что «Ваше Высочество» — это то, на чем мужчина остановился. — Все в порядке, я сам отнесу его в лазарет, — ответил Се Лянь. Хуа Чэн повёл его туда, и Се Лянь воспользовался случаем, чтобы спросить. — Почему я «Ваше Высочество»? Разве можно ко мне так обращаться, пока мы не пож… поженились? — омега, спросив, не смог сдержать румянец, распространившийся по шее. — На самом деле я очень рад, что он выбрал именно это обращение. В конце концов, свадьба — это всего лишь вопрос времени, не так ли? Я, конечно, не планирую найти другую пару после тебя. Потому что для меня не будет никого другого, кроме тебя. Так что я не возражаю, если они немного поспешно будут называть тебя так. По крайней мере, они проявляют к тебе уважение, которого ты заслуживаешь. Се Лянь был слишком взволнован, чтобы ответить на это должным образом. — Д-давай поговорим об этом позже. Смотри, мы почти пришли, — пробормотал Се Лянь и ускорил шаг, чтобы Хуа Чэн не увидел, как он краснеет. Его альфа рассмеялся, но в этом смехе была только нежность. Когда они вошли в лазарет, Ши Цинсюань разговаривал с кем-то на входе, и как только он увидел ребенка на руках у Се Ляня, в его глазах появилось веселье. — Се Лянь, разве я тебе еще не говорил? Тебе не нужно постоянно находить раненых детей, если ты хочешь меня увидеть, — рассмеялся он. — Сейчас не время, — сказал Хуа Чэн, прозвучав довольно резко, и положил руку на спину Се Ляня, мягко подталкивая его, чтобы он продолжал идти. — В-ваше Величество?! Святые канноли, я Вас совсем не узнал! Отлично выглядите! Так или иначе, с таким выражением лица, я полагаю, ситуация серьезнее, чем обычно? Пойдемте со мной, — сказал Цинсюань, и к тому времени, как замолчал, он уже был на полпути в коридоре. Хуа Чэн и Се Лянь, не теряя времени, последовали за ним. Как только Се Лянь положил Гу Цзы на кровать, Ши Цинсюань получил более четкое представление о степени ранения ребёнка, и его лицо сразу же потемнело. — Понятно. Боюсь, это займет намного больше времени. Попробуйте вернуться на закате, — отпустил их Ши Цинсюань и сразу же принялся за работу. Гу Цзы, к счастью, уже отключился, поэтому они не стали мешать доктору работать. Однако Се Лянь не хотел отходить далеко от лазарета, поэтому Хуа Чэн повел его в красивый сад, который находился прямо за медчастью. — Жаль, что наше пребывание в городе оборвалось, — прокомментировал Хуа Чэн, найдя скамейку, чтобы присесть. — Но мы ведь можем вернуться в другой день, не так ли? — ответил Се Лянь, не чувствуя особого беспокойства по этому поводу. — Конечно, можем. Не присядешь ли ты… Дянься? — озорно улыбнулся альфа. На мгновение Се Лянь почувствовал себя невероятно смущенным от того, что Хуа Чэн назвал его так, да еще и таким серьезным тоном, несмотря на его озорство. Но ему удалось быстро взять себя в руки, и он решил отплатить своему альфе за то, что тот постоянно заставлял его волноваться. Поэтому, с небольшим трудом, омега сел на своего альфу. — О? — спросил Хуа Чэн, одновременно хватая Се Ляня за бедра. — Раз уж называешь меня «Ваше Высочество», то, конечно, не ожидай, что я буду сидеть на такой жесткой скамье. В конце концов, на коленях Сань Лана гораздо удобнее, — поддразнил он. Глаза альфы расширились, а затем он разразился смехом. — Конечно. Дянься совершенно прав. Как глупо с моей стороны было предполагать, что твоя королевская попа когда-нибудь коснется такого ничтожного куска камня. Я с радостью стану подушкой для Дянься, — поддразнил Хуа Чэн в ответ, и это заставило Се Лянь трястись от сдавленного смеха. — Все шутки в сторону, гэгэ. Что ты собираешься делать с этим ребенком, когда он выздоровеет? На вопрос Хуа Чэна, Се Лянь сразу же протрезвел. — Не знаю. Не думал так далеко вперед, но, думаю, нам стоит вывесить какое-нибудь объявление, чтобы его родители пришли и забрали его? — размышлял вслух Се Лянь. — Этот парень — уличная крыса, гэгэ, и я очень сомневаюсь, что у него есть родители, — довольно пессимистично сказал Хуа Чэн. — Почему Сань Лан так думает? — с любопытством спросил Се Лянь. Хуа Чэн знал, кто этот ребенок? — Опыт. Я тоже был уличной крысой, поэтому знаю, на какие знаки нужно обращать внимание. Не знаю, заметил ли гэгэ, но когда мы пришли, на земле лежал маленький кусочек хлеба. Я ставлю половину своего состояния на то, что этот ребенок украл его, а хозяин хлеба послал других детей и собак выследить вора. Се Лянь подумал, что в этом сценарии есть большой смысл. И он действительно заметил кусок хлеба, но не счел его настолько значительным, чтобы задуматься об этом. Однако… — Но почему ты думаешь, что у мальчика нет родителей? — Если бы у него были родители, разве они не пошли бы пытаться украсть что-нибудь, вместо того чтобы посылать своего ребенка? Даже если бы родители существовали, но у них была какая-то болезнь или что-то еще, что помешало бы им пытаться обеспечить своего ребенка, какой родитель не понюхает своего отпрыска? Особенно перед тем, как отправить его на такое задание? Поскольку этот мальчик пахнет только как бета, и на нем нет никаких следов других запахов, должно быть, прошло не меньше месяца с тех пор, как его в последний раз помечали. Не нюхать своего ребенка так долго — это противоречит всем родительским инстинктам, не так ли? Это было правдой. Его собственные родители изрядно досаждали ему постоянным желанием понюхать его, когда он был примерно в возрасте этого мальчика. И, если подумать, даже бездомные дети всегда имели на себе хотя бы следы запаха родителей. Се Лянь не мог утверждать, что за свою жизнь много общался с бездомными, поэтому он мог опираться только на очень ограниченный опыт, и решил довериться Хуа Чэну в этом вопросе. — Понятно. В этом есть смысл. Тогда… что ты собираешься делать с этими тремя детьми? — Му Цин выяснит, кто их родители, и навестит их. И хотя я уже догадываюсь, кто послал их выследить того мальчика, я не думаю, что это их отец. — Кто? — Есть один очень дерьмовый пекарь на окраине города. В прошлом году я запретил ему появляться на главном рынке, потому что он мешал другим торговцам. Его зовут Ци Жун, и он любит угрожать людям, говоря, что съест их. Один ребенок обвинил меня, сказав похожее раньше, поэтому, поскольку это было первое, что пришло ему в голову, я предполагаю, что он часто слышал эту фразу. Не могу представить, чтобы кто-то еще регулярно произносил подобную отвратительную чушь. — Если это так, не думаешь ли, что эти дети так или иначе вернутся к нему? — спросил Се Лянь, теперь уже немного беспокоясь за них. — Сначала я посмотрю, что сообщит Му Цин, а потом решу, что с этим делать, когда придет время. Но, гэгэ… ты уже долгое время сидишь у меня на коленях, но так и не поцеловал меня. Мне очень грустно, — надулся Хуа Чэн. Се Лянь только покачал головой и, наклонившись вперед, нежно прижался губами к губам Хуа Чэна. Поцелуй был совсем не похож на тот, который они разделили в подворотне, он был очень мягким, нежным и медленным, и в нем совсем не было языка. Это было потому, что Хуа Чэн позволил Се Ляню взять инициативу в свои руки, а тот все еще не чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы повторить такой поцелуй. Се Лянь прервал поцелуй со скрипом, когда почувствовал, как руки Хуа Чэна скользнули по его заднице, а затем обхватили ее. Он тут же покраснел и был так взволнован, что даже не знал, куда смотреть. — С-с-с-сань Лан! — закричал он в ужасе, но его альфа только усмехнулся и сжал его задницу! Этот маленький…! — Ч-ч-ч-что ты делаешь?! — попытался строго сказать он, но вышло довольно жалко. — Просто ценю своего омегу, — безапелляционно заявил он и прижался к шее Се Ляня, урча в груди. — Н-но мы же снаружи! Сань Лан! А что, если кто-нибудь увидит…? — спросил он с хныканьем, все еще чувствуя себя довольно неловко. — И что? Они нас отчитают? Хотел бы я посмотреть, как они посмеют, — мрачно усмехнулся его альфа, и по какой-то причине по позвоночнику Се Ляня пробежали мурашки. — Это… это не делает действие более приличным, Сань Лан! — продолжал спорить Се Лянь, и только тогда Хуа Чэн убрал руки с задницы омеги и положил их на верхнюю часть его бедер. — Если гэгэ что-то не нравится, он должен сказать об этом прямо, а не искать другие оправдания, — сказал Хуа Чэн, и теперь в его голосе звучали нотки извинения. Он прав, — подумал Се Лянь и поклялся себе улучшить свое поведение. Разве не он читал Хуа Чэну лекцию о доверии? Как альфа должен был доверять ему, если Се Лянь не сказал ему прямо, что именно его беспокоит в той или иной ситуации? Как лицемерно с его стороны. Се Лянь покачал головой и извинился. — Прости, Сань Лан… ты прав. Хуа Чэн поцеловал его в губы и вздохнул. — Как бы я не хотел, но мне нужно идти в тронный зал. Я вернусь домой, как только разберусь с этими детьми, — решительно сказал Хуа Чэн и легонько похлопал Се Ляня по ноге, велев ему отойти, что тот послушно и сделал. Однако Се Лянь почувствовал себя немного озорным, и прежде чем слезть с колен Хуа Чэна, он наклонился вперед, чтобы прошептать ему на ухо. — Тогда я буду ждать своего альфу в постели. Взгляд Хуа Чэна, брошенный на него в ответ, определенно стоил того смущения, которое возникло после произнесения такой фразы. После того, как Хуа Чэн ушел, пообещав не заставлять его ждать слишком долго, Се Лянь медленно направился обратно в лазарет. Ши Цинсюань действительно закончил лечить ребенка, но выражение его лица было довольно мрачным. — Боюсь, я не смогу предотвратить образование шрамов на его лице. Думаю, даже после полного исцеления он будет выглядеть немного страшновато. По крайней мере, ему больше не грозит смерть от потери крови, — вздохнул он и вытер свой и без того сухой лоб. — Я все равно собираюсь оставить его здесь еще на несколько дней, чтобы убедиться, что его раны не откроются вновь. Бедняжка. В любом случае, Его Величество ждет моего вердикта о здоровье мальчика, так что мне пора идти. Увидимся позже. С этими словами Ши Цинсюань удалился. Се Лянь заглянул в палату Гу Цзы, желая проведать его, но мальчик крепко спал, поэтому омеге оставалось только вздохнуть и вернуться в покои Хуа Чэна. Придя туда, он решил принять хорошую долгую ванну, однако в ней было довольно одиноко, поэтому Се Лянь не стал задерживаться там так долго, как планировал. Закончив принимать ванну, омега решил надеть один из халатов, подаренных Хуа Чэном. Но, надев его, он сделал то, чего никогда раньше не делал. В конце концов, Се Лянь не мог отрицать того факта, что обниматься с альфой обнаженным было невероятно приятно, и хотя он не хотел заводить привычку спать в таком виде, он чувствовал, что не помешает обнажить в постели больше кожи, чем это было прилично. Именно поэтому омега ослабил воротник халата, пока не стала видна большая часть груди и живота. Он чувствовал себя довольно неловко, представляя как предстаёт в таком виде перед Хуа Чэном, но, с другой стороны, в этом не было ничего предосудительного. В конце концов, он был уверен, что его альфа тоже оценит это.