desert rose

Провинция Кунар, Афганистан

— Стой, стой! Дай мне винтовку! — Оставайся тут! «Я вам лично гарантирую, парни, враг никогда не выползет из своей пещеры». Взрыв. Парень, пытавшийся его защитить, теперь мертв. Во рту пересохло, а вокруг, несмотря на стрекот автоматных очередей, ему слышались лишь тяжелые удары сердца на барабанной перепонке. Бум. Бум. Бум. Видимо, так будет звучать его похоронный набат. Еще минуту назад казалось, что все это — нерушимо. Его личность, его положение, его безопасность. Бум. Вооруженный военный кортеж, бронежилеты и автоматы солдат, даже стакан с плещущимся в нем виски со льдом. Бум. Образ жизни, образ мысли — все, что строилось им годами: с рождения, со смерти отца, с каждым заработанным пенни. Бум. Все, что сейчас привело к неизбежному. Бум. Минуту назад он — король положения, сейчас — беспомощный человек, в страхе замерший на сиденье изрешеченной шрапнелью машины. Тони соображал быстро, иногда быстрее, чем мог сам это осознать. Еще секунда-другая для одного верного сейчас решения и ноги несли его прочь в наивной попытке спастись от смерти. Тони соображал быстро, но играло ли это ему на руку теперь? Неверной рукой он набирал номер, едва попадая пальцами по кнопкам. Он как никогда рассчитывал на судьбу — досталось бы ему всего лишь немного времени и тогда появился бы шанс на спасение, пришла помощь и все решилось бы само собой как и всегда: оно, его положение, никогда не оставляло его одного. Впрочем, когда взгляд пал на воткнувшийся в песок снаряд неподалеку, Тони в миг осознал тщетность своих надежд. Он вышел из-под его руки всего пару лет назад, охотно встреченный поначалу Обадайей, а затем и определенного рода публикой, возжелавшей закупить новую технологию раньше прочих. Тогда они произвели фурор на оружейном рынке, кажется, разбогатев на неопределенное число нулей в цифре, обозначавшей объем рыночной капитализации Старк Индастриз. В тот момент меньше всего он, разумеется, думал о том, в чьи руки оно может попасть. Но, постойте, его ли это дело? Оружие не убивает, убивают люди. Кто же это сказал, позволил себе признать горькую истину? Тони бы махнул рукой, заметив, что раз высказывание принадлежит не его персоне, значит, это и вовсе не имеет значения, но, вообще-то, он готов под ним подписаться. Смешно ли? Возможно, но, кажется, совсем не ему: круг замкнулся. Сегодняшним днем он погибнет от своего собственного изобретения, какая шутка судьбы над баловнем судьбы вроде него, не так ли? Взрывная волна отбросила его тело назад. Спина встретилась с песком, а глаза — с ярким, до того ясным, небом. Его бледная, холодная в противовес жару пустыни голубизна смешалась с копчеными прожилками клубов черного дыма и красными опаляющими языками пламени пожаров вокруг. Грудь обожгло. Рубашка, бронежилет под ней стали влажными, липкими, теплыми. В ушах звенело, но боли не было. Сознание все еще оставалось чистым, словно белые пески, в которых он лежал. После такого не живут: он умирал, если еще не умер. Мысль о том, что это конец, который был далек от того, каким бы только Тони мог его представить, не вызвала острых сожалений. Впервые вместо упрямства ему пришло смирение и покой. Белое солнце пустыни ослепило его и все вокруг растворилось в белой дымке, оставив за собой ничто.