Алиса старее мира

В маленькое окошко под потолком камеры пробивается солнечный свет; насыщенно-красный. Значит, закат. Сё пытался подсчитать, сколько времени он уже здесь сидит. Из камеры слышится приглушённое тиканье часов, но как бы он не старался — часов всё равно не видит. Вероятно, они за стеной, а она, к сожалению, находится вне поля зрения парня. В камере всё однотипно. Вот — светло, утро, потом день, начинает темнеть — вечер, а когда в темноте Сё не может различить свои пальцы на вытянутой руке, наступает ночь. В это время он обычно ложится на койку и смотрит в потолок, хоть и понимает, что надо бы спать. Но заснуть не получается. Сё слишком много думает о том, куда он попал, почему он сюда попал, но самое главное — что ему делать дальше. Хоть и не кажется, что его вообще выпустят из этой клетки. Спустя три таких дня, поздним вечером, Сё услышал шаги и глухой разговор за стеной, приближающийся к его камере. Последние несколько ночей он упрямо изнуряет себя мыслями, сил не осталось — ни на то, чтобы забраться в постель, ни на то, чтобы разобрать разговор, хотя бы его обрывки. Сё закрывает глаза. Тело отключается, ничего не слушается; кажется, он так и заснёт, сидя на холодном полу. Однако через пару минут он подскакивает от громкого звука. Двери камеры открылись, и в глаза парню ударил яркий свет чьего-то фонаря. — Просим прощения за столь позднее беспокойство, — к Сё обращается молодой офицер. Его форма белоснежно чиста — белый мундир, такие же белые брюки, фуражка и чёрные сапоги по колено. Также офицер владеет мечом, чьи ножны закреплены на чёрном ремне. Однако синие волосы выделяются из этого образа. С одного внимательного взгляда Сё узнаёт говорящего, и имя ему — Хиджирикава Масато. Курусу смотрит на офицера, не мигая. Так и быть, по имени он его звать не стал — это действительно выглядело бы странно. Он голову вбок склоняет, усталый взгляд едва концентрирует на человеке. — Вы должны пройти на допрос, — голос Масато звучит как никогда уверенно. — Прямо сейчас? — Это дело срочное, сэр. — Сейчас третий час ночи, если мне не изменяет интуиция, — Сё позволяет себе грубость. Он устал как физически, так и морально, ведь он до сих пор не понимает, что происходит, да и в камеру попал без причины, — и штаб полиции давно должен перестать работать. Я сижу здесь третьи сутки, так какого чёрта это «срочное дело» откладывалось уже двое из них?! Взгляд у Масато такой же серьёзный, однако и он тушуется; да, его вина, что расследование задержалось, однако у него есть причины. Не в его правилах оправдываться, конечно, но… — Приношу свои искренние извинения, — начинает он, кладя правую ладонь на грудь, и наклоняется вперёд корпусом. — Допрос действительно должен был пройти раньше. К сожалению, так сложились обстоятельства. Последние три дня я был в столице, однако после доклада о случившемся, вырвался обратно как только смог. «В столице, значит… — думает Сё, опуская голову. Он до сих пор в гневе, и, показывая это, он складывает руки на груди. — Значит, здесь есть столица. И это не единственный город. Значит, есть шишки крупнее… Может, там я смогу разобраться с происходящим?» Сё успокаивается, меняясь в лице с шумным выдохом. Он фырчит, кося недовольный взгляд на Масато, нехотя поднимается с места и следует за офицером, как только тот выходит из камеры. Комната допроса отличается от камеры, хотя подразумевает собой такое же заточение преступника. Никаких решёток, только стол и пара стульев. Однако всё не так мирно, как казалось на первый взгляд: у выхода с двух сторон стоят полицейские с мечами на поясе, готовые в любой момент пресечь любое движение заключённого. Как только Сё вышел из камеры, на его запястья навесили тяжёлые наручники. Бренча цепями, он тяжело опускается на стул. Как он будет отвечать на вопросы? Если бы он знал. Мозг отказывается работать, язык еле движется — ему бы внятно говорить, не то, что оправдывать себя… На своё собственное удивление, Сё отвечает вполне чётко. Ему даже не приходится приукрашивать: просто вместо «Я увидел своих друзей из другого мира и решил поздороваться» стоило лишь сказать «Я просто обознался, а имя, видимо, совпало». Масато долго молчит. Сложив руки на груди, он внимательно выслушивает Сё. Понимает, что ошибка была сто процентная: этот парень точно не может быть тем, чьё имя на него, как оковы, навесил Рен. Он краем глаза смотрит на стражников у двери, практически неотрывно, будто подавая какие-то знаки, а когда рассказ Сё, как и вопросы Масато, заканчивается, упирается руками в стол и встаёт. — Благодарим за содействие, — отвечает он своим обыкновенным, донельзя спокойным голосом. — Я внимательно изучил ваши ответы и пришёл к выводу, что произошло недоразумение. Приношу извинения за то, что держал вас здесь почём зря. Расследование окончено, вы свободны. «Ха-а?! И это всё твоё расследование?! Ты просто поверил мне наслово, я же и наврать мог! Хоть я и не знаю, что именно обо мне наговорил Рен…» — думает Сё, но на деле лишь недовольно ведёт бровью. Не ему сейчас возмущаться; всё же, сидеть в той камере — не самое приятное времяпрепровождение. В это время Масато вытягивает руку вбок. К нему, находу шарясь в карманах, подходит один из стражников и протягивает ключ. Сё поднимается с места и вытягивает руки; Масато расстёгивает наручники и забирает их, с поклоном извиняясь вновь. После этого стражники выпровождают Сё из отделения полиции, и он снова оказывается там — на площади. Посреди ночи. Совсем один. И никто не знает, какой уровень преступности в этом городе, с такими-то шерифами. Но самое главное — Сё не знает, куда идти. Ему и некуда, по сути. Дома нет, а в кармане ни гроша, даже на гостиницу не хватит. Сё стоит на улице несколько минут. В голове одна мысль — чтобы не ночевать на улице, придётся стучаться во все дома со светом, авось кто-то пустит. Затем он начинает идти — бесцельно берсти, наблюдая, как в каждом доме свет либо выключается, либо вовсе не горит. Последняя надежда у него оставалась, да и та улетела. Сё смотрит себе под ноги, а идёт туда, куда они его ведут. Вдруг какое-то ощущение, пробежавшее вверх от поясницы до шеи, заставило его поднять голову. Перед глазами какое-то кафе, двери закрыты, а на них висит табличка «Будем рады видеть Вас завтра утром!». «Ну да, конечно… — думает Сё, подпинывая ногами камни с дороги. — Какие вообще были шансы, что оно открыто?» Курусу решает его обойти. Вдруг задние двери открыты? … И на деле так и оказывается. В окошке позади кафе, являющемся, судя по всему, подсобкой, горит свет, служебная дверь приоткрыта. Да, так делать неправильно, но выбора нет — стараясь не шуметь, Сё открывает дверь слегка шире, протискивается в образовавшуюся щёлку и осматривается. Кажется, он на кухне. Кухня выглядит вовсе не так, как должна выглядеть на производственном цеху. Обычный, даже домашний кухонный гарнитур, небольшой потрёпанный холодильник, замазанная печка. Сё заметил рядом с печкой мыло и тряпки — видимо, кто-то был в процессе очистки плиты, но решил всё бросить. Сё смотрит также на деревянные полы. Возможно, если он двинется, они начнут скрипеть, так что он стоит истуканом: даже дышит тихо. Дверь за ним всё ещё открыта. Между тем на улице поднимается ветер. Сё очень не вовремя вспоминает про дверь, и когда он поворачивается, чтобы дёрнуть её за ручку на себя, дверь с грохотом закрывается сама от сквозняка. Несколько минут висит тишина. Сё не движется, вроде и в доме (судя по обстановке назвать это место «просто кафе» было уже невозможно) никаких звуков. Он выдыхает и встаёт ровно, повернувшись лицом к лестнице. Лестницу он, к слову, заметил далеко не сразу. И именно тогда, когда он обратил на неё внимание, со второго этажа начаются звуки. Сё не двигается. На лестнице кто-то начинает семенить мелкими и быстрыми шагами. В голове у Курусу яркая мысль — был бы это какой-нибудь бугай, шаги были бы громче, тяжелее и реже. Один страх ушёл, можно выдохнуть. Осталось ещё два. Первый: этот самый бугай сейчас спит, на разведку пошёл мальчишка или девчушка, и после нахождения чужого человека на территории бугай проснётся. Второй: у разведчика может быть оружие. Руки сами поднимаются, когда Сё видит, как разведчик спускается. На его одновременно и удивление, и облегчение это оказалась миловидная девушка, вооружённая лишь сковородкой. И то не казалось, что она не боится ею воспользоваться. На ней повседневная одежда, значит, спать она не собиралась. Яркие жёлтые глаза, рыжие короткие волосы. Да это же… «Нанами? А она что здесь делает…» — мысль всплывает сама собой. Сё выгибает бровь и опускает руки. Он окончательно запутался в том, кто здесь есть кто. Нанами воспринимает это как знак того, что незнакомец её не боится, и крепче держится за ручку сковороды. Когда Сё начинает медленно идти к ней, Харука начинается пятиться; это происходит до тех пор, пока, девушка не сталкивается спиной со стенкой, но Сё ближе не идёт. Встаёт на приличном расстоянии и думает, что ему сказать. — Я… Прошу прощения за вторжение! — начинает он громким, но слегка подрагивающим от волнения голосом. — Мне некуда было идти, и я искренне надеялся на ваше сочувствие! Но если вы меня погоните, противиться не буду! Руки по швам, прямая осанка — как перед охранником в общежитии отчитывается, ей богу. Глаза зажмурены, он не видит ничего. Нанами опускает взгляд, а вместе с ним и сковородку в руках. Если бы об этом узнал хозяин кафе, ей бы ой как не поздоровилось, но милосердие девушки играет с ней злую шутку. Она откладывает сковородку совсем и делает несколько шагов вперёд. — Я не знала, что вам негде остановиться… — у Нанами голос тихий; она ручки складывает у живота и голову опускает. — Вы можете остаться, я всё улажу с управляющим… Щёки покрываются лёгким румянцем; ей бы точно влетело, если бы она не знала о доброте своего начальника. «Так держать, Нанами! Я знал, что ты меня выручишь», — думает Сё, но на деле лишь кланяется, тихо отвечая: «Спасибо». Они представляются друг другу. Нанами предлагает Сё выпить чашку чая и, когда тот соглашается, решает завести разговор в процессе заваривания чая. — Эм, Сё, верно? А как вышло, что вы оказались на улице? — Харука заливает душистые чайные листы в миниатюрном чайничке кипятком. В то же время она подготавливает чашки, наполняя их нужным количеством сахара, и вновь ставит котелок с водой на печку. — Ах, это долгая история… Почему-то Сё думает, что он может довериться Нанами. Может рассказать ей свою историю. Хоть и не во всех деталях, но вполне может. Помощь и поддержка — единственное, что ему сейчас необходимо. — В общем… — начиная говорить, Сё делает глубокий вздох. — Я впервые оказался в этом городе. Мне изначально некуда было идти, так ещё и без гроша в кармане. Попал в передрягу — на несколько дней отправился в темницу. Незаслуженно! — на этом моменте Сё делает особый акцент. — Ночью, вот, выпустили, даже до утра не дали досидеть. А куда идти? Я даже не знаю, где нахожусь. Это страна? Королевство? Какие тут законы?.. У Нанами больше вопросов, чем ответов. Она бы поспрашивала, но поняла, что это бесполезно — всё равно ничего не поймёт. От разговора девушку отвлекли шаги на лестнице со второго этажа. Нанами тут же дёргается; поднимается с места и разворачивается, чтобы побежать к лестнице. Однако было поздно — Нацуки уже стоит за её спиной. Стоп. Нацуки? Сё замирает. Глаза — больше, чем диск луны, подглядывающей краем глаза в окошко. Сердце ускоряется, дыхание сбилось, кажется, на лице даже лёгкий румянец выступает. Однако… — Хару-чан… Можешь объяснить, что этот человек делает у нас в кафе, ещё и в части для персонала? — Нацуки серьёзен. Лишь стёкла очков слегка поблёскивают от света лампы. Это ведь не тот Нацуки, которого Сё знает, как облупленного. Это не его Нацуки. И от этого где-то в сердце больно ёкает. Сё сразу подметил, что, видимо, в силу обстоятельств характеры у его друзей в этом мире сильно изменились. У Рена появилась излишняя подозрительность, Масато развил холодность и некую жестокость — Сё пару раз слышал, как он пытал серьёзных заключённых. Нанами не такая стеснительная, как обычно; он уверен, Нанами его реальности скорее разбудила бы Нацуки, чем вышла бы сама. Значит, и Нацуки изменился… Далее Сё уже не слушает. Он пустым взглядом смотрит в пол, уходит в свои мысли и, в первую очередь, в воспоминания. Они пролетают кусками, отрывками; половины он не различает, не слышит диалогов, не видит картинок. Единственные отрывки, которые он видит необычайно чётко: академия, его прошлое и… Нацуки. — Кхм, мистер Курусу, — как раз его голос выводит Сё из мыслей. Он поднимает на Нацуки уже полупустой взгляд — непривычно слышать какое-либо обращение от него, кроме «Сё-чан». — Я понял вашу ситуацию, но, к сожалению, оставить вас просто так не могу. Я могу предложить вам определённые условия. — Какие? Я готов на всё. — Вы будете работать в моём кафе, и ваша зарплата будет уходить в аренду комнаты. Ну, часть, не полностью, конечно… Сначала Сё замирает, обдумывает услышанное, но затем на его лице расцветает улыбка. Всё же, у его Нацуки в любом мире такое же доброе сердце. — Я согласен делать любую работу, — заявляет Сё и подходит ближе к уже, если так можно сказать, своему работодателю, — и благодарен вам за помощь. Нацуки коротко улыбается. Всё же, ему нравится помогать людям. Он уводит Сё в его комнату, которую к тому моменту подготовила Нанами (Сё даже не заметил, как она убежала наверх), попутно объясняя его обязанности. Они оказались не такими сложными, как боялся Сё: готовкой его не напрягали, он должен был помогать Нанами с уборкой и работать официантом вместе с ней и Нацуки. Сё удивился, что Нацуки тоже работает, но ответ был прост: одна Нанами не вытянет. Прежде, чем лечь спать, Сё выглядывает и просит Нацуки подойти к нему. — Спасибо вам ещё раз, что согласились помочь, — говорит он негромко; непривычно общаться с Нацуки в такой манере. — Пустяки. Думаю, мы можем перейти на «ты», — Нацуки улыбается, оперевшись плечом о дверной косяк. — Нацуки. — Хорошо, тогда… Сё, — Сё протягивает Нацуки руку для рукопожатия. Было сложно не сказать «Сё-чан», но надо держать себя в руках. — Буду рад поработать с тобой, Нацуки. — Взаимно, Сё-кун. Нацуки жмёт ему руку, вовсе не замечая, как у Сё пробегают мурашки по всему телу от этого. Они стоят так некоторое время, наслаждаясь тишиной и знакомством, затем Нацуки желает Сё спокойной ночи и уходит. Курусу заходит в комнату и тут же падает на кровать. Нет сил даже думать. Хочется, конечно, проанализировать всё происходящее, понять, нравится ли ему, но глаза закрываются, мозг отключается… Сё проспит до утра, ни разу не проснувшись и не увидив никакого сна. Он слишком устал, и непонятно, как он держался до сих пор. Но он определённо счастлив. Счастлив, что здешний Нацуки несильно отличается от его родного. Это единственное, что его сейчас радует.