Твой и ваш

Тобирама называл Данзо ребенком ни раз и ни два, все повторял и повторял, но то ли погорячился, то ли Шимура за год с небольшим умудрился так повзрослеть. Он оставался и справа, и слева все таким же, но теперь едва ли казался угловатым подростком, а все больше походил на взрослого. Невысокого и не очень крупного, прям как Сенджу нравилось. Детский азарт и щемящая искренность в его глазах потухнуть не успели, а кричащая улыбка еще не скрылась за маской серьезности. Тобирама оглядывался на его звонкий смех раз за разом, а взгляд цеплялся за полуголого паренька сам снова и снова. Тобирама был готов признать, что им движет нездоровое любопытство и банальная нехватка человеческого тепла, но все больше убеждался: Данзо действительно был привлекательным и симпатичным. Сопровождение его было мерой вынужденной и ненужной, но сделанной от того, что так было принято, а с братом спорить — себе дороже. Хаширама настоял, а Тобирама сдался, возникать не стал, даже если и счёл троих перебором. Ему бы хватило одного Учихи, но ребята дружили хорошо и команда из них выходила слаженная и надежная. Самым незаменимым членом команды все равно оставался Кагами: он обладал двумя незаменимыми техниками — всевидящими шаринганами и удивительно благоговейным действием на Тобираму. В начале мальчишки функции эскорта выполняли настороженно и старательно, как не пытался Тобирама их пыл осадить. На обратной дороге они наконец-то выдохнули спокойно, подустав, да и вид расслабленного и беспечного командира их в конце концов убедил: напрягаться чересчур — бессмысленно. Сарутоби с Шимурой носились неразлучной парой, ребячились. Кагами был постарше и поспокойнее характером, от того и льнул к Тобираме, утягивал его в место потише, чтобы говорить и разговаривать. Тобираме его компания нравилась, потому он позволял ему субординацию соблюдать через раз, внимания на это не обращал, а Учиха тащил его за предплечье подальше от шумных выкриков друзей. Кагами обещался дорассказать о книге, которую читал, но глаза его загорелись блеском шаловливым рядом с невысоким, крепким деревцем. — Хотите яблок? Тобирама ответить не успел, а парень уже сиганул на ветку, которая под его весом прогнулась и затрещала нехорошо. Тобираме под ноги упала пара яблок, и вспомнилось, как в саду в доме брата носилась девчушка и также ловко взбиралась по толстому стволу наверх. Взрослые смотрели издалека — дядя и отец — рассуждали, посмеиваясь, что ребенку необходимо двигаться и развиваться, а везде солому не постелешь. Занятие пусть и не девчачье, но главное, что дочке нравится, да и есть в кого такой непоседой быть. Сами они в ее возрасте вещами занимались куда более опасными, с позволения отца к тому же и молчаливого одобрения матери. И все было как нужно, пока детская ручка не сорвалась, а ножки не запутались в длинной одежде. Йосано упала с тихим писком, а они кинулись мигом успокаивать ее в четыре руки, наскоро проверяя, все ли в норме. Йосано тогда ушибла предплечье, а Хаширама запретил ей бегать в ряженой, красивой одежде: девочка была неугомонная, а в полах вечно путалась. Вторую пораненную руку дочери Хаширама бы не пережил. Тобирама тяжело сглотнул и подошел ближе, задрав голову. Но Кагами за ветки цеплялся ловко, хоть те продолжали трещать, а вскоре легко спрыгнул, держа в руках несколько ярко-красных плодов. У Тобирамы отлегло, и Кагами протянул ему пару яблок, довольно усмехаясь. Он махнул рукой, указывая на деревце поодаль, где трава была почище. Яблоки были сладкие, несмотря на то, что дикие, переспевшие явно, и, усевшись, Кагами принялся рассказывать. Он говорил хорошо и слаженно, иногда ругал сюжет, местами восторгался, все спрашивал, точно ли рассказывать все-все, и часто шутил. Кагами скрашивал нудный путь и собеседником был отличным. — Я твои шаринганы спиной чувствую! — крикнул Тобирама, подтягивая штаны, — хочешь украсть какую-нибудь тайную технику моего клана? — Извините, — Кагами зажмурился, пару раз хлопнул глазами, и радужки поменяли цвет с кровавых на совершенно обычный серый, — ваша техника мочеиспускания без рук, конечно, впечатляет, но красть ее мне смысла нет: в нашем клане имеется техника, ей не уступающая. К тому же едва ли я смогу ее повторить, на такое способен только единственный и неповторимый мастер Суйтона. Тобирама загоготал согласно и вернулся на место. Учиха все держал серьезную мину и вот уж явно какая-то секретная техника — Тобирама не понимал, как он может с серьезным лицом нести такую несусветицу и бред. Сам он улыбался широко. — Тем более, — продолжил Кагами, глядя прямо в глаза, — все ваши техники я наглейшим образом уже похитил, — закончил он и наконец-то улыбнулся. На мелкоте, у самого берега, где вода достает лишь до колена, плескались Хирузен с Данзо. Они носились туда-сюда, громко кричали и пытались хлестнуть друг друга мокрыми водолазками посильнее да пообиднее. Данзо удирал от Сарутоби с высоким визгом, поднимал сильные брызги, но безуспешно: Хирузен нагонял, ловко за ним следовал, готовый вот-вот — бах! — сырая тряпка угодила по спине накось, оставляя яркий след. Данзо обернулся и побежал было за ним, но из схватки вышел проигравшим: шлепнулся от толчка посильнее прямо в воду, расплескав вокруг все до самой макушки. Звонкий смех Хирузена долетел до Тобирамы и Кагами, а Сенджу вздохнул: нянька он, а не командир, детский сад это, а не эскорт. — Вы сделаете что-нибудь? — тихо спросил Кагами. Тобирама на него оглянулся. Тот пялился на друзей тоже безотрывно и улыбался, хоть голос его отдавал сочувствием. Тобирама улыбку прятал и сам: зрелище было уморительным, это правда, но Учиха был прав. Ребят надо было бы разнять, и Сенджу поднялся. — А ты почему не с ними? — Холодно, — Кагами для большей убедительности съежился и растер плечи, словно и правда околел. Тобирама усмехнулся и поворошил его волосы. Быстрыми шагами он спустился к реке, подоспеть стараясь, пока те снова не умчались вдаль. — Закругляйтесь! — крикнул на подходе, — не май месяц! По воде он прошелся легко, а Хирузен, завидев его, вытянулся по струнке, едва не стойку принял, кивнул кратко и быстро смылся, только разве пятками не сверкая. Данзо, брошенный, вслед ему смотрел обиженно, так и сидя в воде по пояс. Обидно ему стало до жути. Все знали не понаслышке, что Тобираму лучше не злить, а Данзо очень не хотел снова впадать в немилость. Ему было стыдно до сих пор, и он никак не хотел с ним наедине оставаться, а сейчас: все равно что в клетке с дикими зверем заперли. Тобирама, видя его смущенное лицо, подошел ближе и протянул руку, чуть улыбнувшись: — Поднимайся. Данзо поднял на него удивленный взгляд, хлопнул губами, но поднялся молча, крепко схватившись за ладонь. Его, замёрзшей, чужая казалась приятно теплой, и была очень к месту. Подняться оказалось трудновато, штаны потяжелели весомо и ощутимо, и обдало неприятным холодом. Он заковылял к берегу, потирая ушибленный копчик: приземлился несладко. — И в сухое переоденься! — вдогонку крикнул Тобирама. Данзо угукнул себе под нос, не обернувшись, и за заботу не поблагодарил. Он поплелся к костерку разведенному Хирузеном, тот отодвинулся в сторону, освобождая место поближе к теплу. Пусть бы он и решил о нем позаботиться, Данзо все равно злился. Бросил его, оставил на растерзание, и ко всему прочему у него болел зад. Хирузен поглядывал с немым торжеством и каплей сочувствия: понимал-таки, что поступил подло, зараза. И за подлость получил неожиданно мокрой тряпкой со спины. Испуганно вздрогнул, и на том сошлись, рассевшись уже мирно. Вечер кончался, уже подступала ночь. Данзо от Сарутоби отстал: того Тобирама уполномочил проверить перед сном снаряжение, чтобы с утра время не тратить. Данзо тогда спросил неуверенно, чем заняться ему, а Тобирама улыбнулся, смотрел на него секунду-другую и сказал отдыхать. Шимура обиделся, хлюпнул досадно и ушел поодаль ото всех. Сидел у берега, камешки кидая один за другим в темноту. В ответ ему из темноты раздавалось характерное бульканье. Данзо было скучно. Тобирама на своих подчиненных оглядывался взволнованно, как цыплят пересчитывал, и Данзо искал недовольно. Кагами лениво ткнул пальцем в сгорбленную спину парня. Тобирама выдохнул облегченно, махнул парням, и, укутавшись в одеяло, спустился к нему. Сел на траву без обычного аристократизма. Данзо заметил его сразу, но обернуться не поспешил, затрусил с ним взглядом пересекаться, и кинул только в темноту еще один камушек. — Шимура, — негромко позвал он, — как твои дела? — Нормально, — буркнули в ответ. Данзо отвечал без какого-либо энтузиазма. Его обижало, когда к нему обращались вот так. Когда он слышал свою фамилию голосом Тобирамы, под ложечкой сосало. — Поздно уже. Надо бы выспаться. — Вы идите, — почти прошептал он, — а мне что-то не хочется. Встать Сенджу не поспешил, спать он тоже не хотел, поэтому лишь вздохнул, натягивая одеяло посильнее. Данзо молчал и молчание начало походить на напряженное. Он теперь редко заговаривал первым, почти никогда не смотрел в глаза и, кажется, искренне сожалел о произошедшем. Тобирама его понимал и злиться в себе сил не находил: он тоже был молодым и тоже не блистал умом. Со стороны послышалась возня, заставившая Тобираму чуть повернуться. Данзо растирал плечи, потом попытался рукава оттянуть сильнее и, судя по всему, стучал зубами совсем не в шутку. После заката холодало резко, осень была промозглой. Тобирама поднялся, шагнул с съежившейся фигурке ближе. — Мерзнешь, — сказал он, и на плечи заботливо опустилось нагретое чужим теплом одеяло. — А как же вы? — Данзо попытался возразить, но он взаправду мерз, потому натянул покрывало посильнее, накрываясь, — спасибо. Тобирама улыбнулся, опускаясь рядом. Данзо стало неловко и приятно. Заботу он не желал принимать, а тем более отнимать, но возвращаться в лагерь ему не хотелось, а околеть не хотелось еще сильнее. Тобирама откинулся назад, подкладывая руки под голову. — Ты нашел себе кого-то? — Я? — Данзо встрепенулся, облизнул губы, — нет, не нашел, — он умолк сперва, но решил ответить честно, отчего-то ему захотелось быть с ним честным, быть может потому что больше не с кем, — да я и не искал по правде говоря, — голос притих до шепота, — не хочу никого, кроме вас. — Я же старый, — вдруг приглушенно засмеялся он, — зачем я тебе нужен? — Вы не старый, — возмутился Данзо, сильнее кутаясь, — вы опытный, взрослый. Мудрый, если хотите, но не старый. — Значит, так ты считаешь? Вопрос ответа не требовал, но Данзо все равно кивнул, хоть в темноте движения мелкие различались плохо. Тобирама был взрослым, опытным, а еще очень красивым, но этого Данзо не договорил. Тобирама был красивым и расторопным, собранным и таким, вызывающим тихий вздох восхищения всегда, когда оказывался поблизости. Тобирама лежал рядом, настолько, что вырывался не вздох восхищения, а мелкая дрожь пробегала по спине, и уже не от холода, а губы растягивались в мечтательной улыбке. — Хочешь переспать? — неожиданно спросил Тобирама серьезным тоном. — С вами? — пискнул Данзо в ответ. — Со мной, — раздался знакомый, по-доброму снисходительный смешок. — Хочу. Данзо ответил сразу же и без сомнения, потому что отказывать от таких предложений не был научен. Тобирама молчал, долго, а Данзо уже начало казаться, что то, что он счел за предложение, было лишь любопытством, злой шуткой. Он неловко поерзал, чувствуя себя не на своем месте, и уже думал, что неплохо было бы вовсе уйти и снова стараться не попадаться Сенджу на глаза. Но тот заговорил негромко и неспеша, расслабленно: — Мы вернемся в деревню буквально завтра. Если не передумаешь, если захочешь, можешь зайти ко мне в гости. — Вы имеете в виду, — Данзо ушам своим не верил, — что вы и я, мы… — Тише, — Тобирама заулыбался, — посмотрим. Для начала было бы неплохо пообщаться поближе, верно? Данзо резво закивал, согласно, а с языка почти слетел вопрос, почему же все-таки он вдруг передумал. Но Данзо язык решил прикусить от греха подальше, чтобы Сенджу и не подумал усомниться, чтобы он не передумал и захотел. Спросил только, осмелев, решив, что терять ему нечего: — Скажите, раз уже вы не против, то может я вас и поцеловать могу? — Ты теперь даже разрешения спрашиваешь? — рассмеявшись, съязвил он, но приподнялся, — попробуй. Данзо хлопнул глазами, а его лицо было уже непозволительно близко. Приблизиться стоило сильнее, чтобы губами встретиться, но Данзо напугано помедлил. Он никогда не целовал сам. И целовал сначала аккуратно, почти дрожал, сильнее, чем в тот, первый раз. Теперь поцелуй не был откупом, не был из жалости, Данзо чувствовал, что в этот раз все по-настоящему. И целовал более отрывисто, страстно, чувствуя на языке привкус яблок. Данзо был готов вот-вот перейти черту, и, когда из груди почти вырвался скулеж, чужие руки мягко его отстранили. — Хорошего понемногу, да? Тобирама улыбался блестящими при лунном свете влажными губами, а Данзо растерянно кивнул. Уснуть он не мог полночи, а завтра путь предстоял долгий, последний рывок. Но все никак не удавалось, а в штанах от поцелуя неумолимо тянуло, и тело не собиралось брать в расчет обстоятельства какие-либо. Не величайшее ли унижение, лежать со стояком рядом с Хирузеном? Руку протяни — вот он, пожалуйста. Данзо со вздохом перевернулся на спину, даже не думая, что станет легче. В голову лезла предательская мысль: хоть в ближайшие кусты беги, плевать бы на все, лишь бы уснуть по-человечески. Он снова поерзал и сжал себя через штаны без задней мысли. Каменный. Сдержал стон, не удовольствия, а разочарования, и попытался уснуть, перебирая по кругу печати в голове. Свинья, тигр, змея… Интересно было, как там Тобирама-сама. Он, наверное, давно спит, уж точно не мучаясь, подобно ему. Данзо готов был решить, что это не больше, чем сон, но на губах так и чувствовался яблочный привкус, живой и настоящий, хоть Данзо яблоки не любил и не помнил, когда вообще последний раз их ел. Тобирама не смотрел на него по-другому, а он очень хотел увидеть изменившийся взгляд, чтобы тот глянул с теплом, чтобы улыбнулся многозначительно и пробежался цепким взглядом снизу вверх. Но Тобирама был обычно спокоен, подходил к нему также, как и пару дней назад. Не изменилось ничего. Данзо сомневался, что нужно придти, но никак не сомневался, что хочет. Потому и стоял на пороге, мялся, и воображал, что Сенджу стоит ровно там же, но с другой стороны, ждёт, осмелится он или убежит, поджав хвост, посмеивается и веселится. Данзо стучал неуверенно, через секунду промедления думал, что дома никого нет, но дверь открылась и на него уставилась пара удивлённых глаз. — Здрасьте, — он неловко потупил взгляд о косяк, сжимая кулаки, — я вот пришёл. Мы договаривались. Вроде. — Проходи. Он махнул рукой, отходя в сторону, а Данзо сделал шаг неуверенный. Заходить в чужой дом было неловко, но лицо Тобирамы, на которое он-таки нашёл силы взглянуть, было расслабленным и спокойным. Данзо постарался тоже улыбнуться, но улыбка вышла глуповатая поневоле. Тобирама был домашним, а комната уютной. Глаз цеплялся сам, хоть Данзо и подумал, что пялиться не очень-то и прилично. Комната была темноватой, тёплой и пахло приятно, Данзо попытался принюхаться, чтобы понять, чем. Ему отчего-то казалось, что запах знакомый и пахнет не иначе, как Тобирамой. — Итак, — Сенджу прошёлся туда-сюда и облокотился на балку, подняв внимательный взгляд, — ты хочешь заняться со мной сексом? Данзо от его прямоты съежился, но кивнул, а глупая улыбка пристала к губам, никак не желая униматься. Тобирама зажмурился, покачал головой задумчиво. — Ты уверен, что хочешь этого? Если это лишь уловка, чтобы побыть со мной, так прямо и скажи, — Тобирама умолк, сказанная фраза самому же показалась угрозой, и он сменил тон на помягче и подобрее, — я не буду ругаться. И даже разрешу остаться. — Я хочу, — заверил Данзо чуть громче нужного, — правда хочу. — Ладно, — Сенджу покивал, прикусывая губу, и поднял голову, — может хочешь выпить? — Нет, спасибо, — Данзо взволнованно вздохнул, — я… — Иди сюда, — Тобирама поманил его рукой, Данзо пришлось послушно шагнуть к нему, — расслабься. Данзо хотел возразить, что он не напряжен ни капельки, пусть бы и солгал, но не успел. Чужие руки на плечи легли мягко, подтолкнули, заставляя развернуться, и он поддался. Ладони на плечах чуть сжались, опустились к лопаткам, ненавязчиво разминая. — Ты ведь меня не боишься? — негромко спросил он. — Нет. Тобирама цокнул и продолжил легко разминать спину и плечи, а под пальцами чувствовал напряжённые мышцы. Ему хотелось пацана к своим касаниям приучить, приручить и дать понять, что здесь его точно не обидят. Тобирама ответственность ощущал и был готов взять ее на себя, тем более, что мальчик чуть расслабился, голову откинул назад, а Тобирама довольно заулыбался. — Чем бы ты хотел заняться? — чарующе прошептал он. — Чем скажете, — честно ответил он, понизив голос в тон его, — я на все согласен. — Опрометчиво такое заявлять, малыш, — Тобирама посмеялся и продолжил серьезно, — я бы все равно хотел это обсудить. — Я сделаю все, что скажете, — Данзо говорил уверенно, хоть и вся уверенность, которая была в нем ушла именно на эту фразу, — я вряд ли могу предложить вам что-то кроме своего согласия. Тобирама обдумал услышанное с минуту и наконец-то согласился. Ладони сползли ниже, легли на талию, крепко сжимая, и лицом уткнулся в шею, выдохнул горячо. Данзо вздрогнул от неожиданности, но сразу же подался назад, вжимаясь сильнее, чтобы Сенджу не подумал, что ему не понравилось. Данзо понравилось, и он хотел еще, хотел его руки накрыть своими, чтобы тот трогал, продолжал, сильнее и жёстче и не подумал остановиться, но и рыпнуться не осмелился. — Если что-то не так, не молчи, — прошептал он, а Данзо смысла совсем не уловил, слух уловил только низкий, бархатистый голос, от которого в штанах стало теснее, — ты меня слышишь? Данзо кивнул, угукнул, откидывая голову назад, с удовольствием вытягиваясь. Тобирама голову чуть подтолкнул рукой, ладонью обвел челюсть и поцеловал, сразу глубоко, и поцелуй отдавал чем-то интимным, собственническим и похотью, от которых у Данзо перехватывало дыхание. Он поскуливал и отвечал рвано, дышал и все думал, как-то мельком находил на задворках сознания мысль, что неужели прямо тут, на полу или стоя. Данзо хотел в кровать, хоть и согласен был на что угодно. Тобирама оторвался и внимательно посмотрел в пьяные глаза, скользнул пальцами по зарумянившимся щекам, отнимая руку. Он был так близко, что Данзо ощущал кожей невесомые потоки воздуха при выдохе. Тобирама смотрел оценивающе, а Данзо хотелось выглядеть получше, он облизал губы и потянулся снова за поцелуем. — Пойдём, — прервал его Сенджу. Он отошёл, и Данзо ощутил вдруг холод и поплёлся за ним, уже не желая оглядываться по сторонам. Шёл, не всматриваясь, как слепой, видел лишь спину, маячащую перед собой. Спальню он оглядывал восхищённо, внимание привлекла огромная кровать, но сесть на неё он не решился. Глянул на Сенджу так, словно собирался что-то спросить, но не мог снова приблизиться, хоть и хотел этого сильно. — Все еще уверен, что хочешь этого? — с расстановкой спросил Тобирама. Данзо отчего-то показалось, что вопрос он задал из напускного приличия, и хотел бы спросить, хочет ли этого Тобирама сам. Нет он услышать побоялся, потому промолчал, вгляделся внимательно в него, ожидая увидеть ответ. И закивал резво, найдя то, чего хотел. Тобирама был сдержаннее, но тоже возбуждён. Стояк его отозвался приятно разлившимся внутри удовольствием и удовлетворением. — Вы очень… — Данзо сглотнул словно своё же восхищение, — очень мне нравитесь. Сенджу усмехнулся и подошел ближе, схватил за талию и дёрнул к себе, чтобы снова поцеловать. Данзо пожалел, что Тобирама не рассказал, чего же все-таки хочет, а с другой стороны эта неизвестность отдавала сладким, томительным ожиданием. Тобирама целовал, терзал губы, пока руки обводили, сжимали талию, бока и иногда невесомо спускались к бёдрам. Он в завершение подцепил край форменной водолазки, пролезая под. Тёплые руки прямо обожгли, встряхнули, а свои руки Данзо поднять побаивался, стеснялся и не знал, куда пристроить. Тобирама огладил быстро, поднимая одежду все выше и выше, чтобы в завершении отдалиться и стянуть. Получилось скомкано, Данзо двигался дёргано и смутился наготы малость, чуть закрываясь бездумно. Тобирама его водолазку откинул на стул, та упала слишком ровно, будто ее положили любовно, разгладив складки, а с себя стянул верх слитным движением, ровным, отходя к кровати. Данзо о смущении своём забыл мгновенно, уставился на его голый торс, а Тобирама хитро заулыбался, присаживаясь на край, кинул водолазку с себя рядом и похлопал по коленям, подзывая. Данзо прильнул сразу же, а Тобирама его неловкость заприметил, охватил ладони своими, укладывая руки по бокам. Горячий вздох удержать не вышло, и Данзо чуть сжал пальцы. — Расслабься, — шепнул Тобирама и уткнулся в шею. Тобирама не ожидал такой скованности, от неопытного смущения он давно отвык, но пожалеть не успел: наивная неловкость его слегка будоражила, слегка возбуждала, да и так никогда рядом с ним не трепетал. Льстило, возбуждало, а паренёк и правда был собой хорош. Он трогал неровно, то пытался побольше охватить, размашисто гладил, то одними кончиками щекотал, и в поцелуй поскуливал, на коленях ёрзал нетерпеливо. Тобирама обхватил его покрепче и вывернулся, укладывая на кровать. Данзо от неожиданности охнул, а Тобирама навис сверху, вглядываясь в грязно-зеленые глаза. — Скажи, — прохрипел он, опускаясь губами к щеке, — у тебя ведь не было никого еще? — Не было, — смущённо пискнул Данзо. Тобирама про себя ругнулся. Это и так было ясно, с самого начала понятно и другого ответа он не ожидал, хоть в глубине души надеялся. Прежде чем спуститься ниже он не устоял от соблазна стояком потереться о чужой, чуть простонал, прикрывая глаза. Данзо, осмелев, обхватил его руками, потянув на себя, и извернулся, чтобы уткнуться лицом в покатое плечо. Касания шеи чужих губ ему нравились, а потому он был уверен, что Сенджу тоже должен оценить. Тобирама его смелости был рад, а инициатива и правда пришлась по душе, касания губ были нежные, а огрубевшая от вечных обкусываний кожа чуть поцарапывала. Данзо целовал торопливо, как не пытался замедлиться, все срывался, мелькнул пару раз кончик языка, а облизнуть широко он не решился. Хотел посильнее втянуть кожу, припасть, и шире раскрыл губы, прислонился, довольный. Руки вдруг легли на плечи, отстраняя. Раздался характерный хлопок, ударивший по ушам во вдруг возникшей тишине, а Данзо снизу смотрел оторопело, с ноткой испуга. — Давай без этого, — сказал Тобирама, его голос отдался разгоревшимся стыдом. Данзо хлопнул губами, готовый начать слёзно извиняться за вольность, лишь бы за оплошность его не выставили за дверь. Тобирама ответа не дождался и не ждал, наклонился, поцеловал плечо, лизнул дрожащий кадык, и на смену испугу пришла уже привычная волна жара. Тобирама осторожно водил руками и настойчиво выцеловывал торс влажными губами, оставляя то отрывистые касания, то позволяя языку пройтись по коже. Данзо крупно вздрогнул, когда зубы царапнули сосок, когда Тобирама обхватил второй, пальцы сами вплелись в серебристые волосы, чтобы прикосновение длилось больше, дольше, сильнее, и Данзо зажато просипел. Ощущение мягких прядей под ладонью отдалось осознанием, он быстро отнял руки, цепляясь за покрывало, словно там они и были, чтобы себя уверить, что ничего недозволительного сейчас не произошло. Тобирама поднял хитрый взгляд: — Не стесняйся, — он улыбнулся, — и не молчи, мне нравится твой голос. — А я? — тихо проскулил Данзо, — я вам нравлюсь? Он приподнялся чуть выше, поцеловал подбородок, обвёл губами изгиб челюсти, двигаясь к уху, чтобы обхватить мочку, заставив сжаться, и прошептать: — Можешь потрогать, чтобы узнать, насколько ты мне нравишься. Рука взметнулась сама, осторожно проползла по бедру от колена и остановилась почти рядом, неуверенно. Чужая ладонь легла сверху, подталкивая, и сжалась, заставляя обхватить твёрдую плоть. Тобирама выдохнул на ухо шумно, а Данзо от стона, от ощущения под ладонью, тихонько простонал, чувствуя еще незнакомое, но приятное тёплое течение в груди, словно мед разлили. Данзо ёрзал под ним, пока Тобирама, нависая сверху, целовал и трогал, спускаясь ниже. Он оглядывался, часто поднимал взгляд, внимательно всматриваясь, целовал низ живота. Пальцы ненавязчиво обвели выступающий член через штаны, рука легла, чуть сжимая, а Данзо застонал, бездумно вскинул бёдра, чтобы больше, ближе, сильнее ощутить такое нужное в моменте касание. Тобирама довольно улыбнулся и подхватил резинку, стягивая свободные штаны рывком почти до щиколоток. Данзо задёргал ногами, не то стараясь помочь, не то поторапливая, но на деле лишь сильнее путался. Тобирама обхватил лодыжку крепко, раздел аккуратно, прижавшись губами чуть ниже колена прежде чем опустить аккуратно ногу. Его взгляд скользнул снизу вверх, и Данзо засмущался не то от этого взгляда, не то от того, что забыл: придётся быть совсем раздетым. Тобирама лёг, погладил бедро, внимательно смотря вверх, а Данзо зажмурился, откидываясь назад. Рука обхватила член, пару раз не спеша провела вверх-вниз, и Данзо ощутил лёгкое дыхание головкой и следом лёгкое касание. Он встрепенулся, поднял голову, широко раскрыв глаза: — Что… что вы делаете? Тобирама не отдалялся, только взгляд его вдруг стал серьёзным. Он, невесомо касаясь губами и обволакивая тёплым дыханием, спросил: — Не хочешь? — Данзо замялся, забегав взглядом, не сумев выдавить и слова, его этот вид из колеи выбивал, — мне перестать? Данзо отчаянно завертел головой и рад был, что хоть это оказалось ему по силу. Он бы не простил себе отказа. Сейчас — особенно, ныло, крутило так, что скорее бы, а о Тобираме он мог только мечтать. Не обращая внимания на своё стеснение, не думая, что это, наверное, невежливо, он уставился вниз. Тобирама внимания не обратил, расслабленно прикрыл глаза, словно безразлично, и сразу же взял, впустил член в горячий, влажный рот. У Данзо не осталось сил, он глазам не верил, и думать не получалось — откинулся назад, протяжно застонав. Ему не хотелось, чтобы хоть что-то было в голове, хотелось сосредоточиться только на ощущения, но на задворках где-то мелькнула мысль, что кому расскажешь — не поверят, да и сам он верил едва-едва. Но ощущения были яркие, Сенджу то впускал свободно, то рукой охватывал крепко у основания, то втягивал, от чего Данзо особенно громко вскрикивал. Данзо не стеснялся, тем более, что Тобираме нравился его голос, а руки, неприкаянные, в кулаки сжимались, ползли с одеяла на живот и снова замирали неуверенно. Тобирама ладонь нащупала, обхватил, накладывая себе на голову. Данзо дрогнул, а снова трогать его волосы понравилось, он надавил несильно и Тобирама поддался, от чего он ощутил восторг, почти сорвался на крик. Данзо сильнее вертелся, выгибался и шептал пугливо, что сейчас-сейчас, руки отнял, а Тобирама ускорился, усердно обводил член языком, насаживаясь до самого конца. Данзо думал, что надо бы предупредить, но язык путался, он не смог и слова выдавить, только постарался потянуть Тобираму выше. Тот лишь тряхнул головой, отмахиваясь. Данзо почти кричал, изливаясь в чужой рот, и обмяк наконец-то, ощущая приятную тяжесть. Тобирама лицо обтер рукой, прилёг рядом, пробежав кончиками пальцев от живота до шеи. Данзо сжался не от того, что неприятно, а от того, что приятно, сильно, слишком, и услышал тихий смешок над ухом, заставивший глаза распахнуться. Тобирама смотрел на него почти вплотную. — Как ты, мальчик мой? — вкрадчиво спросил он. Данзо это «мой» заставило улыбнуться, смутило и отдалось чем-то тёплым, приятным. Он замечательно, это было великолепно, это было так, как он и не мог представить, это было так, что он не мог словами выразить, только глупо улыбаться, чтобы в конце концов выдавить восхищённое: — Хорошо. Тобирама прикусил губу, а Данзо встрепенулся вдруг, поднялся, присаживаясь и замешкал, засеменил взглядом, стараясь убедиться, что все идёт как нужно. Он потянулся рукой к его паху, но тут же отнял, поднимая взгляд. — Тобирама-сама, — он восторженно захлопал глазами, — могу я… тоже? Лицо его исказилось смущением, смешанным с задумчивостью. Тобирама глотнул, опустив взгляд на изогнутое плечо: — Давай не сейчас, — сказал он, — ты ведь ничего не умеешь. Тобирама не хотел обижать и укора не подразумевал. Он не хотел заставлять и принуждать, а еще больше не хотел, чтобы сейчас зубы цепляли чувствительную кожу. Данзо ощутил вину и стыд, от которых хотелось уйти, от Тобирамы хотелось спрятаться, от того, что он был прав. А Данзо готов был расплакаться. — А что, — робко спросил он, почти прошептав, — я могу сделать? Тобирама вздохнул, потому что так далеко он не думал. Ему тоже хотелось, но казалось, что легче с этим разобраться самому. Данзо смотрел умоляюще и Тобирама решил, что с этим-то он справится точно. Ему очень не хотелось его снова обидеть. — Дай руку. Он протянул ладонь, и Данзо свою подал послушно. Тобирама приспустил штаны, а Данзо взгляд отвел, не в силах взглянуть. Он ощутил горячую, бархатную кожу ладонью и еще одну сверху. Она сжалась. Данзо восторженно выдохнул, поддался движению, провёл туда-сюда. — Вот так, — выдохнул Тобирама, откидываясь. Первое, что пришло Данзо в голову: больше. Второе, что он захотел, так это прижаться к губам. Тобирама отвечал неспеша, а Данзо рассматривал светлые, подрагивающие ресницы. Его рука поначалу руководила, потом подсказывала и следом расслабленно упала. Данзо не знал, что следует делать, как лучше будет, поэтому вслепую бродил губами по груди, а Тобирама постанывал глухо. Ему насмотреться и наслушаться, запомнить каждую мелочь, но он водил губами, а рука двигалась уже сама, он совершенно не обращал внимания. Тобирама не был таким неусидчивым, но Данзо хотелось верить, что ему нравится не меньше. Он замечал каждую мелочь, потому отдалился вовремя, чтобы разглядеть, как Тобираму сломало судорогой, и ощутил горячие капли, задевшие пальцы. Тобирама растянулся расслабленно, пока Данзо рассматривал свою руку. Он замешкал, бегая взглядом по голому тросу. — Вытрись, — подсказал Сенджу, не открывая глаз и махнул неопределенно в сторону рукой лениво, припоминая, куда кинул свою водолазку. — Тобирама-сама, — уверенно позвал Данзо, размазывая лужицу на его животе. Он заинтересованно открыл глаза, а Данзо глядел прямо в них, облизывая пальцы, не засомневавшись ни на миг. Он постарался не сморщиться от горьковатого привкуса, а Тобирама усмехнулся. Данзо был уверен, что ему понравилось. Он натянул штаны и откинулся. Данзо подумал, что ему было бы тоже неплохо одеться, и тихонько потянулся к штанам, осторожно вытягивая их из-под чужих ног. Тобирама услужливо привстал. Данзо быстро накинул их и лёг рядом. Ему очень хотелось к Сенджу прижаться, но он только смотрел. Его не выгоняли, а самому уходить не хотелось. Идти было некуда. — Тебе понравилось? — Сенджу привстал, внимательно глядя на него. — Вы сделали меня самым счастливым человеком на свете, — улыбнулся Данзо. — Если тебя так легко осчастливить, — засмеялся он, — рад стараться. Данзо не осмелился спросить, понравилось ли ему. Но выглядел он несколько сонным и довольным. Данзо облизал губы и промямлил неуверенно: — Могу я остаться? — Лучше тебе уйти, — честно ответил Сенджу. Данзо раздосадовано кивнул, но Тобираму понимал. Встал не спеша, но сразу, оделся и готов был уйти, только спросил, уставившись в дверь: — В следущий раз, могу я все же попробовать, как вы? — В следующий раз? — скептично послышалось сзади. — Да, — уверенно ответил он, — когда-нибудь. — Посмотрим. Хорошего вечера, Шимура. Сенджу не встал его проводить, а Данзо не стал ему отвечать. Ему казалось, что тот хочет отделаться побыстрее, поэтому уходил торопливо, но сторонам не оглядываясь. Он не особенно понимал, что чувствует, всего было слишком много, настолько, голова соображала туго, но отчётливо теплилась радость: Тобирама не сказал ему, что никакого следующего раза не будет.