Твой и ваш

Данзо клонило в сон от усталости благоговейной, но он все лежал, улыбался и вспоминал, прокручивал по кругу, каждое слово, надеясь, что это не забудет никогда. Через день все метался, светился от счастья и очень хотел все рассказать и пересказать, похвастаться. Данзо всегда был хвастунишкой, а своим желаниям, даже самым низким (особенно им), любил потакать. Особенно ему хотелось перед Хирузеном похвастаться, выдать, что было все-все-все. Хирузен после первой подружки на уши присел крепко и униматься не хотел, рассказывал небылицы и весь его вид кричал: я взрослый-взрослый! После к тому же он нескромно Данзо дразнил и не скрывал, что чувствует себя лучше него. Данзо и без этого знал, что Хирузен всегда на шаг впереди, даже если это касается какой-то незначительной мелочи, а он сам лишь поддакивает вслед. Данзо с людьми не сходился, общаться с ними не умел, а девушкам не нравился никогда. Хирузен говорил, что он парень симпатичный, но взгляд у него глупый, а шрам его не красит. Данзо чувствовал, что наконец-то его нагнал и даже перегнал, потому что едва ли у него было также. Но Данзо смолчал, не наврал ни о какой девушке, потому что Хирузен подробностей потребует, а он совсем не умеет врать. Данзо знал, что о правде не стоит трепать, хоть Тобирама об этом не заикнулся. Он сам догадывался ясно, что в таком случае Тобирама не то что не захочет его видеть, он его скорее всего прибьет, глазом не моргнув. А Данзо очень обещал себе, что теперь будет думать сначала хорошенько, а только потом делать. Данзо учился делать выводы и не быть дураком. Поэтому скрывал, оставив личное личным, только улыбаться мечтательно не переставал и витал в облаках, припоминая каждое мгновение того вечера, а друзья толкали под бок — Данзо забывал им отвечать. С Тобирамой он больше не виделся, тот его не звал, а Данзо встречи избегал. Ему не было страшно, не было стыдно, он бы счастлив. Год назад его мечта казалась несбыточной, а теперь вполне ощутимой, только ощущалась она так, словно готова была вот-вот ускользнуть, как песок сквозь пальцы посыпаться. Данзо не хотел навязываться, очень не хотел, чтобы вышло как тогда. Он готов был без зазрения признать, что Тобирама был прав, а он слишком глуп и самонадеян. И полученный шанс никак не хотел упустить: ему было интересно, что будет дальше, он хотел еще и еще, и, ко всему прочему, Тобирама был слишком хорош. Данзо заскучал вскоре, до ломоты в руках скучал. Он еще раз хотел, хотел не один, а вместе с ним. Смущенный, несколько раз он пытался подобраться и заговорить, но Тобирама то стоял с братом, весело смеялся и явно не хотел, чтобы его тревожили; либо раздал громогласные приказы неопытным, вверенным ему шиноби, и Данзо под горячую руку попадать не очень хотел. И так каждый раз он мигом разворачивался, семенил, почти убегая, а подойти так и не сумел. Жалел каждый раз, лежал ночами, мучаясь от желания, проговаривал заученные фразы и обещал себе, что завтра точно осмелится подойти, точно поговорит и точно все скажет. Данзо поджидал Сенджу в штабе Хокаге. Он надеялся выловить его именно там, но в кабинет — прямо — зайти не решился. Ждал в коридоре, оглядывал его то и дело — всегда ни души — и от скуки ковырял кожицу вокруг ногтей, в рот тянул, обкусывая, и порывался уйти всего раз. Он не передумал и не разуверился — прошло слишком много времени, но ровно тогда хлопнула в конце где-то негромко дверь, а от стен эхом отдались торопливые шаги. Звук Данзо различил совершенно точно, развернулся и шагнул неловко навстречу, а сердце волнительно защемило. Тобирама шел занятой, погруженный в работу, лицом уткнулся в кучу листов, что нес перед собой, и с Данзо почти столкнулся. — Здравствуйте, — он сделал полшага назад, опустив взгляд, — извините. — Привет, — Тобирама оторвался от документов, и губы изогнулись в задумчивой улыбке, — как твои дела? — Я… — Данзо вцепился ладонью в бедро, и припомнить все, что он выбрал, не выходило совсем, — не хотел вас беспокоить, но очень хотел узнать. Может быть вы хотите встретиться еще раз? — он осмелился поднять голову, а взгляд уперся прямо в чужие губы, смотреть на которые было невыносимо: сразу вспоминалось, как те смыкались вокруг его члена, — если я верно понял, вы были не против. Простите, если я не вовремя или что-то себе придумал, но я только… — Тише, — послышался негромкий смешок, — не торопись так, я тебя понял, — он задумчиво обвел пустой коридор, прикусив губу, — хочешь, значит, еще? — Данзо чуть заметно кивнул, — пройди ко мне. Он махнул головой наглухо прикрытую дверь. Данзо развернулся и ладони сжал в кулаки. Ему не захотелось заходить первым, он больше хотел быстренько убежать. У него создалось четкое ощущение, что ждать ничего хорошего не стоит. Сзади послышался шорох и он сам делал широкий шаг, ухватился за ручку сильнее нужного и вошел в кабинет. Сенджу вошел следом, прикрыв за собой и сразу отошел ко столу, откладывая бумаги. Данзо неловко огляделся. Его тут давно не было, но ничего совсем не изменилось. — Тобирама-сама, — Данзо пялился на его спину и думал, что еще не поздно, извинившись, уйти, — простите… — Подожди секунду, — не оборачиваясь, ответил он, — присядь пока. Он сесть не захотел, ему вообще казалось, что ноги его гнуться не умеют, словно деревянные. Данзо, убрав руки за спину, облокотился на стену, стараясь чуть успокоиться. Ему всегда нравился кабинет Тобирамы и он в глубине души надеялся, что когда-нибудь у него будет хотя бы похожий. Здесь было по-домашнему уютно, тепло и окно выходило на узенькую тропинку, которая вела к самому входу в здание. Над ней нависали высокие деревья, и Данзо вообразил, что теплыми майскими днями, когда окна от духоты распахнуты, ветер шелестит молодыми листочками, а внутри становится еще прелестнее. Тобирама все нависал над столом, шуршали бумаги, а за окном было пасмурно и, кажется, намечался дождь. — Шимура, — голос его не был злым, он заставил Данзо чуть расслабиться, оставался серьезным, но он чувствовал в нем тепло, — выслушай меня… — Пожалуйста, — проскулили Данзо, — не зовите меня так. Тобирама кивнул, обернувшись. Он присел привычно на край стола, опираясь на него ладонями. — Данзо, — исправился он, — послушай внимательно сейчас. То, что между нами было, — Данзо зажмурился, а в голове уже звучало ошибка-ошибка, — всего лишь близость. Не думай, что у нас что-то есть или может быть. Это не отношения, не любовь. Данзо удивленно поднял на него взгляд. Он не думал, что у них отношения, он по правде об этом не думал вообще. Тобирама выглядел расслабленным и внимательно вглядывался в него. — Если тебя это устраивает, — продолжил он, — можно, пожалуй, завтра встретиться. — Завтра? — Данзо уставился восторженными глазами на него. — Вечером, часов в девять? Как тебе? Не поздно? — К вам придти можно? — Приходи. Буду ждать, — он заулыбался, — ты же меня услышал? Данзо закивал, улыбаясь. — Подойди, — он кивнул, — ближе. Данзо сделал пару неуверенных шагов и встал почти вплотную. Было неловко, хоть и волнительно приятно. Тобирама чуть склонился и быстро коснулся изгиба губ, словно затравку оставил. — Теперь иди. Данзо кинул отрывисто и сразу же развернулся, словно ему отдали приказ. Он вышел из здания быстро, почти пробежал подальше и, остановившись, вздохнул. Он почувствовал облегчение и радость, заулыбался и хотел бы, чтобы завтра наступило поскорее. Его распирало любопытство и он согласен был на любые условия, лишь бы с Тобирамой быть. Он не лукавил, отвечая, но не отказался бы от отношений и любви, но ведь занимаются они тоже любовью и ему было достаточно. Данзо очень хотел, чтобы это завтра наступило скорее, но упрямое солнце никак не садилось. Видно его не было, моросил дождь, а Данзо сидел у окна и вздыхал часто и тяжело. Он откровенно скучал, сколько не пытался занять себя уборкой — не выходило. Гравюры, разложенные по полу небольшой комнаты, лишь удручающе напоминали, что закончить уборку придется, не то до двери не пройти. Данзо лениво чиркал в небольшом блокноте о том, что мыслей совсем нет, а произошло так много всего, что рассказать — нужно, а не выходит. Он схлопнул книжечку, откладывая ее и откинулся на раму. Когда Хирузен нужен — его не дождешься, а Данзо представлял, пытался угадать, чем же они займутся завтра. Тобирама был нежным, был расторопным и Данзо казалось, что тому на него не плевать. Он беспокоился о его чувствах больше, чем родная мать когда-то. И Данзо нравилось, льстило, потому что обычно с его мнением не считался никто. Его считали то ребенком, то не очень сообразительным, а Данзо хотелось признания. Он не ошибся в Тобираме. Ему всегда казалось, что за всей его строгостью прячется очень чуткий человек. Тобираме Данзо понравился. Он был забавным мальчиком, который смешно смущается и искренне смотрит в глаза. Тобирама не хотел ему отказывать: для него парень был глотком свежего воздуха, которого так не хватало. Тобирама предпочитал холодный расчет и никаких эмоций, а потому свои опасения он прибрал и попытался забыть. Он имел право на глупость и готов был за нее поплатиться. А еще считал, что хорошее времяпрепровождение никому не повредит. Данзо пришел к нему в ровно обозначенное время, ни минутой позже, а Тобирама по правде говоря часы назвал наобум. Ради смеха он хотел проверить, еще полчаса назад, не маячит ли чакра Шимуры где-то на горизонте, но счел это поступком низким: Данзо относится к нему серьезнее, чем стоило бы. А обидеть невзрослое сердце слишком легко. Тобирама улыбнулся ему приветливо, пропуская внутрь, а Данзо в ответ улыбался широко и нетерпеливо. — У тебя был хороший день? — поинтересовался он, утягивая парня за рукав в спальню. — Очень, — выдохнул Данзо. По правде Данзо полдня провалялся в кровати, предвкушая, как наконец-то стемнеет и он окольными путями, чтоб растянуть время, поплетется к домам Сенджу. К обеду заглянул Хирузен, довольный, кинул Данзо увесистый мешочек и сообщил радостную весь: отдали наконец-то задержанную плату за миссию. Данзо был поистине счастлив, потому что нерадивого заказчика уже устал поминать на чем свет стоит, а со своими денежками успел распрощаться еще неделю назад. Он и не думал, что Хирузен свою угрозу с Хокаге поговорить выполнит. Он сам бы не в жизнь не пошел: Хаширама добрыми глазами смотрел и очень понимающим был, а Данзо все равно его побаивался. Хирузену страшиться было нечего, он-то всегда был на особом счету. Хирузен так его весь день и промотал, а Данзо думал: хорошо он деньги не взял с собой. К вечеру от друга приходилось отнекиваться и сумбурно пытаться объяснить, куда он так торопится. Время было шесть, а он оправдывался перед всей семьей Сарутоби. Они очень хотели, чтобы Данзо остался на ужин. Он остался, а после бежал домой впопыхах: очень хотелось переодеться и очень не хотелось опоздать. Тобираму очень хотелось скорее поцеловать, но мялся, не знал, с какой стороны подступиться, обходил его и тут, и там, пока тот, наконец, не выдержав, не поймал, охватив крепко, и не прижал к себе. У Данзо подкосились колени: Тобирама выцеловывал его нежно, медленно, придерживал осторожно за талию и не спеша, полушажками налегал, подталкивая к кровати, пока бортик не подсек колени. Данзо готов был упасть, но под спину его придерживали крепко чужие руки, укладывали аккуратно. Сенджу поцелуй разорвал, лицо оглядел, и чмокнул кончик носа. Данзо заулыбался прежде чем потянуться за новым. Он хотел нацеловаться с ним, потому что неизвестно, когда снова они встретятся. Тобирама его настроение чувствовал, подстегивал своим: ему хотелось телячьих нежностей, юношеского пыла, чтобы губы болели, чтобы ныло и тянуло. Данзо неуверенно оттягивал шелковый краешек одежки, ждал одобрительного кивка, а лучше бы Тобирама все понял и разделся сам. Тот упрямо игнорировал, а Данзо нагло пробрался под, забыв о стеснении. Тобираме нравилось, он улыбался в поцелуй и под лёгкие касание подставлялся, выгибался, и сам рукой блуждал по груди, обводил ключицы, гладил щеки, оставлял ладонь на лице, чуть поддерживая. Данзо плавился и растекался, ластился о ладонь сам и выдыхал протяжно. Тобирама хотел нежностей и мучал его долго. Себя мучал не меньше, целовал медленно, налегал всем телом, иногда постанывал и с удовольствие наблюдал, как Шимура дрожит с каждой секундой все сильнее и сильнее. Тобирама себе в цель поставил добиться жалобной просьбы о большем, проверял, у кого выдержка быстрее кончится. Данзо под ним вился, то приподнимался, обтираясь, то в кровать впечатывается и скулил, всхлипывал, стоило соприкоснуться через штаны. — Пожалуйста, — протянул Данзо, смотря пьяными глазами, — я уже не могу. Тобирама довольно усмехнулся, прижался губами к оголенной шее, чуть втягивая и штаны потянул вниз. Данзо от нетерпения дрожал, вырывался и очень хотел раздеться. Стаскивал с себя верх наскоро, чуть не задев рукой чужое лицо. Тобирама на него смотрел почти вплотную, рассматривал, и Данзо уже было плевать на смущение: он хотел прижаться телом к телу. Тобирама разделся сам, снова навис, и Данзо обхватил его крепко руками, сжал спину и ахнул от тяжести и жара над собой. Тобирама сам двигался рвано, стягивал штаны поочерёдно то с себя, то с парня, а Данзо помогать и не думал, не отвлекаясь, облизывал шею, никак не хотел его отпускать. Данзо простонал, когда мельком соприкоснулись члены, то показалось интимной случайностью, но Тобирама обхватил оба, крепко сжимая и охнул, выгнулся и толкнулся бездумно. Он провел рукой вверх-вниз, рвано выдохнул, и приник ниже, поцеловал подбородок мелко. — Не хочешь помочь? — он улыбнулся. Данзо слабо его понял, но чуть кивнул и наугад потянул ладонью, укладывая поверх. Подумалось, что он хотел бы подержаться с ним за руку, потому что руки у Тобирамы были красивые, с длинными пальцами. Сейчас он чувствовал эти пальцы ладонью, а Тобирама руку сжал сильнее. Данзо повторил, а Тобирама рукой двинул. — Умница, — прохрипел Тобирама. Данзо собой за догадливость погордился всего пару мгновений, а сразу после не было ни одной мысли, ни лишней, ни нужной. Тобирама целовал, стонал в губы, а Данзо думал, что лучше, чем в прошлый раз уже не будет. Но так было близко, вместе, только вдвоём, очень лично и слишком хорошо. Тобирама двигал рукой нестройно, себя контролировал еле-еле, он руководил, а Данзо лишь плыл по течению, и ему все нравилось боле чем. Он дрожал, стонал громче и навалился целиком, тяжело дыша на самое ухо. Данзо сам отдышаться старался, а тяжесть была почти приятной. Он счел такую. Близость максимально доверительной и расслабленно уронил руку. Тобирама сполз молча, поднялся и оправился, оставив Данзо так и валяться поперек кровати. Он хозяйничал, вытерся сам и заботливо вытер Данзо живот. Руку тоже обтер, аккуратно обхватывая ладонь, на что Данзо расслабленно заулыбался. Тобирама залез на кровать, и Данзо приподнялся, пополз к нему. Он не спрашивал разрешения, помялся недолго и, уверяя себя, что все как нужно, прилег осторожно на чужую грудь. Тобирама глянул на него лениво, чуть удивленно, но решил, что ничего плохого не случится, если он позволит еще немного нежности. Он чуть приобнял его за плечо и коснулся губами мельком лба. Данзо не ожидал, что ему пойдут навстречу, растянулся довольно, укладывая руку на живот. Тобирама размеренно дышал и молчал, а Данзо, облизнув губы, тихонько сказал: — Я подумал над тем, что вы мне сказали. У вас есть кто-то еще? — он очень постарался, чтобы фраза звучала, как всего-то невинное любопытство. — Пока нет, — легко ответил Тобирама. — Пока? Значит, может появиться? — Вполне вероятно, — честно ответил он. — А я? Я могу? — До твоих партнеров мне дела нет, — он чуть потянулся, зевая, — только не спи с кем попало. Данзо чувствовал, что необходимо сказать что-то вроде комплимента. Ему очень хотелось поговорить. Тобирама поглаживал его плечо и говорить совсем не стремился. Он хорошо провел время и готов был поваляться минут с десяток, раз Данзо так хочется, чтобы потом намекнуть, что время поздноватое и нужно кому-то отправляться домой. Данзо расстроился лишь слегка, но совсем не обиделся. Он вскочил с готовностью, накинул быстренько верх и долго мялся у двери, глядя на Тобираму умоляющим взглядом. — Чего тебе? — Тобирама чуть вздернул бровь. — Может вы меня поцелуете? — он опустил взгляд, — на прощание? Тобирама цокнул, поднялся нехотя, но подошел и просьбу выполнил, чуть улыбнувшись. Данзо, больше не оттягивая, брякнул несуразное до свидания и выбежал из дома. Дорогу до двери он и сам находил без проблем. Он был рад, счастлив и почти смеялся, описывая круги вокруг всей деревни. Он хотел прогуляться, надышаться прохладным воздухом и не собирался идти домой, пока всерьез не прозябнет. Тобирама разрешил ему побыть рядом, а Данзо был окрылен, он облизывал губы, чувствуя последний поцелуй и жалел лишь о том, что некому рассказать. Дома он хаотично, не пытаясь удерживать одну мысль, исписывал страницы дневника, наплевав, что начало этой истории он так и не вписал. Слова путались, выливаясь в невнятные словосочетания, которые были лишь отблеском настоящих эмоций. Данзо был рад выговориться хотя бы так. Данзо решил, что в следующий раз заговорить должен Тобирама. В его голове выходило складно — сначала Сенджу, потом он, а теперь снова очередь Тобирамы. Данзо очень не хотел ему надоесть своей детской нетерпеливостью, поэтому выжидал. Пару дней, неделю и был уверен, что через месяц-то Тобирама о себе напомнит. Снова ждать его в пустом коридоре, пытаясь выловить, и надеяться, что тот появится как можно скорее, Данзо было попросту стыдно. Тобирама его долго морозил, здоровался обыкновенно нехотя, почти игнорировал, а Данзо, прикусив губу, надеялся на заветные слова. У него вполне выходило не думать о нем каждый день, косо посматривая издалека, по крайней мере спустя неделю точно. Жизнь вошла в обычное русло, пара миссий, отдых, прогулки с Хирузеном, записки от скуки в дневничке. Данзо хотелось бы, чтобы Сенджу стал неотъемлемой частью его жизни. Хокаге не было на месте. Хирузен дернул ручку уверенно, но дверь лишь шумно затрещала и не открылась. Значило это всегда одно, без записок и пояснений, — по всем вопросам зайти стоит к брату. Хирузен замялся, дернул дверь еще раз раздраженно, словно надеясь, что так все-таки откроется и Хокаге окажется там магическим образом. Он не горел желанием идти к младшему Сенджу: его Хирузен побаивался, трепетал в разы сильнее, чем перед Хаширамой и в его присутствии мог лишь кивать. На Данзо он перевел взгляд умоляющий, сминая листы. Данзо вырвал листы решительно, довольный его унизительной миной, и бесстрашно шагнул другую сторону. Он слегка оправился, зашел без сомнений, но стоило Тобираме поднять на него ленивый взгляд оторванного от работы человека, как тут же он стушевался. — Доклад, — пояснил он, делая шаг к столу, — миссия. Сенджу понимающе покивал, забирая бумаги, и отложил их в сторонку. Он выглядел занятым, но не напряженным. Работа, судя по всему, была рутинной, но не настолько, чтобы навевать скуку. Данзо подумал, что Хирузен его малодушно забоялся, потому что страшного в Тобираме не было ничего совершенно. Парень внимательно оглядывал его кабинет, переминая то и дело губы, и чувствовал, что нужно сказать что-то, чтобы тишину заполнить. Уходить он не хотел и выдавил, чуть улыбаясь: — Как ваши дела? Только вылетевшая фраза сразу же показалась чересчур личной и глупой, несуразной и крайне невежливой. Данзо облизнул губы и взгляд с мужчины перевел чуть выше, чтобы глаз его не видеть. — Дела наши просто отлично, — снисходительно вздохнул он, уставившись на мнущегося паренька, помолчал и все-таки добавил, — хочешь увидеться со мной? Его губы украсила тонкая улыбка: Тобирама все понял по глупому взгляду. Данзо отрывисто кивнул: хочу-хочу-хочу, стараясь не обращать внимания на то, что вопрос был риторическим и не походил ни капли на предложение. На лице у него было все и так написано, а Тобирама лишь озвучил это вслух. Но Данзо было даже этого достаточно, чтобы не чувствовать себя попрошайкой. — Я тоже, — он поерзал на стуле, опуская взгляд на стол, перо, зажатое в пальцах, постучало по бумаге, — заходи на днях. Когда будет удобно. Данзо очень хотелось кокетливо возразить, дескать, давайте, быть может, вы ко мне придете, но приглашать его было по большому счету некуда. Он лишь снова, искренне улыбнувшись, кивнул, и вынырнул наружу. Хирузен схватил его за плечо сразу же, нетерпеливо задергав, улыбался широко и канючил: — Почему так долго? Он читал? — Хирузен тащил его к выходу, не переставая трепать, — что-то сказал? О чем вы говорили? Что-то важное? Ну чего ты молчишь, как в плену? Кричал опять? Данзо отмахивался лениво, повторяя свое увилистое «ничего». Хирузен явно хотел услышать, что обругали не его, а Данзо, за вторжение, или похвалу хотел слышать за успешно выполненное задание. Данзо он не раздражал — смущал больше своим чрезмерным вниманием и напористостью. Он к горячности и открытости друга не мог привыкнуть даже годы спустя. С Тобирамой было по-разному. Он мог быть нежным, мог быть настойчивым, но с ним всегда было неизменно хорошо. Тобирама был отзывчив и добр настолько, что Данзо казалось — чересчур, настолько, что недалеко было и влюбиться. Он не требовал многого, готов был объяснять и показывать, усмехаясь лишь по-доброму. Он не налегал слишком, не насаждал и не просил ничего лишнего. Данзо казалось, что и им Сенджу наслаждается целиком и искренне, не меньше него самого. Он выдыхал в губы, шептал нежности и горячности, а Данзо очень желал отвечать ему тем же. Он мог говорить о Тобираме много, но в эти моменты в голову не лезло ничего путного, только одни глупости вроде «у вас такая упругая грудь и красивые пальцы, и лицо милое, особенно, когда вы рот раскрываете чуть шире, содрогаясь». Тобирама, конечно, знал это сам прекрасно, а Данзо приходилось молчать, вздыхать благодарно, утягивая его в долгий поцелуй. Данзо никогда не мог думать, надеяться, что его дурацкое увлечение мужчинами приведет к чему-то серьезному, а сейчас не верил, что он, пожалуй, обладает лучшим из них. Хотя «обладает» сам находил словом неподходящим, но лучшего найти смог. Обладает, конечно, с поправкой, что только пару раз в месяц.